Пловец Снов

Лев Наумов, 2021

Казалось бы, мир метафизического Петербурга давно и подробно освоен литературой, но роман Льва Наумова «Пловец Снов», находящийся на стыке магического реализма и русского символизма, показывает, что его пространство всегда ново и незаурядно. В этом произведении можно обнаружить черты остросюжетного детектива, литературоцентричного философского размышления, леденящего кровь хоррора, даже романтической драмы. В любом случае история о том, как модный писатель, автор востребованных книг, решает одну из центральных проблем современной культуры – почему люди перестали читать? – вряд ли кого-то оставит равнодушным или покажется кому-то неактуальной.

5

И на следующее утро настроение оставалось ни к чёрту. Хорошо бы позавтракать, а то вчера пили, но почти не ели. Одной ногой Георгий нащупал тапки на полу, выдвинул их и медленно принял положение сидя. Всё это сопровождалось каким-то непривычным скрипом и скрежетом. Кровать была относительно новой, он купил её специально для этой квартиры, потому вполне могло статься, что звуки рождались в организме. Тревожно.

Похоже, шум донесся до кухни, потому дверь открылась, и показалось озорное Ленино лицо.

— Сом, ты проснулся? Каша на столе.

— Лена, мать твою, ты можешь стучаться?! — Горенов ненавидел эту семейную привычку: все, кроме него входили без стука даже в ванную.

— Да, мама звонила раза три.

— Чего хочет?

— Откуда я знаю? Я не буду с ней разговаривать, — голова исчезла в дверном пройме. — Иди есть.

На полке в коридоре Георгий обнаружил свой телефон. Три непринятых вызова, все от Нади. Наверняка что-то случилось, она давно уже не звонила. Прошлый раз Гореновы разговаривали, когда Лена только приехала. А до того, может, месяца четыре назад. Что ей нужно? Три раза… Не похоже на неё. Впрочем, если что-то и случилось, что с того? Какое это имеет к нему отношение? Не нужно перезванивать! Или нужно?.. Георгий сплюнул кровавую зубную пасту в раковину.

— Сом, каша остынет.

Присутствие Лены до сих пор иногда казалось ему чем-то неожиданным. Потому он и сказал: «Мать твою». Вырвалось. Неожиданным и волнительным. Горенов чувствовал себя, словно на экзамене. Будто дочь приехала для ревизии: «Папа, а как ты живёшь? Вот ты воспитывал меня, а сам чего добился?» Не убрано у тебя здесь… Женщины бывают? Бывают — плохо. Не бывают — ещё хуже. «Папа, ну разве это жизнь?»

Удивительно, как этот человек, который, будучи крошкой, пробуждал в нём такую невообразимую нежность, стал одним из главных «цензоров» его судьбы. Почище, чем Николай Павлович для Пушкина. По крайней мере, сам Георгий воспринимал ситуацию именно так. Вот, папа, гастрит у тебя бушует, как же ты докатился… Мне всё говорил, ешь суп, больше свежих овощей, хорошо жуй, а сам?.. Что ты, собственно, нажил, кроме гастрита?

В Таганроге Горенов мог питаться чем угодно, желудок работал как часы. Часы тоже работали как часы… В Петербурге пищеварение испортилось сразу. Врачи сказали, от слишком кислой воды. Лена тогда его чуть ли не спасла. Надя не успевала, не могла или не хотела готовить диетическое, хотя кухарила хорошо. Дочь же с малых лет научилась и полюбила кормить папу. Это было что-то большее, чем банальные женские навыки. Талант? Пожалуй. Дар заботы.

Георгий сел за стол и начал есть овсянку, запивая её какао. Когда дети вырастают, родители, если им повезло, если они многое сделали правильно, оказываются в детстве. Ненадолго, на считанные мгновения, но как это здорово, овсянка с какао.

Лена сидела рядом, уставившись в телефон. Он чувствовал, что жить при ней сейчас нужно как-то по-особенному, набело. Жевать, будто успешный человек. Уминать, словно подлинная личность.

— Очень вкусно, — сказал Горенов, забыв предварительно проглотить кашу.

— Не разговаривай, пожалуйста, с набитым ртом, — серьёзно ответила Лена, не отрываясь от экрана.

Георгий стыдливо затих. Кто бы мог подумать, что с годами это всё обернётся против него.

— Не пишет? — не выдержал отец и спросил с игривой улыбкой.

— Нет, — ответила дочь спокойно. — Ну его, я считаю.

Она отложила телефон и внимательно посмотрела на Горенова. Тот совершенно не ожидал, что его шуточная реплика приведёт к серьезной реакции. Вообще говоря, ему не очень нравилось это противное ощущение, словно дочь заметно старше него. Тем не менее оно было лучше того, что внушала ему Надежда, будто любая женщина «взрослее» любого мужчины.

«Все бабы — одна банда», — сказал как-то капитан судна, на котором служил Георгий. Тогда это ещё походило на шутку, нарочито неудачную, настолько беспомощно несмешную, что ей оказалось выгоднее стать правдой. Впоследствии Горенов часто вспоминал эту фразу, принимая её уже скорее не за чужое мнение, а едва ли не за собственное житейское наблюдение.

Цели и задачи женщин, их представления о счастье от века сходны, и на этом основании они априорно согласны друг с другом. Разумеется, есть исключения. Бывает конкуренция, зависть и ненависть — эти умеют ненавидеть, как сильному полу и не снилось! — но в целом они действуют слаженно, коалицией. У мужчин же каждый сам за себя. И каждый по-своему не прав. Чего бы он ни хотел — много денег, спортивную машину, огромный дом, построить бизнес, полететь в космос, сделать изобретение, написать роман, погрузиться на дно Марианской впадины, совершить кругосветное путешествие, всё это, очевидно, вторично по сравнению с великой женской миссией продолжения человеческого рода. Особенно хорошо это понимают те дамы, которые зимой, в ущерб красоте, решаются надевать страшноватые комбинезоны.

Так или иначе, в споре о важности целей мужчины обречены на поражение. Они движимы идеями, и у каждого она своя. У женщин же идея общая, одна на всех, причём не ими придуманная, а традиция и вера всегда сильнее мысли. Потому цена не имеет значения, они неудержимы. Оттого для дам так важны салоны красоты, фитнес, йога и тому подобное. Без этих процедур их невозможно было бы различать. Две вещи — внешность и хобби, временное малозначительное увлечение, — лежат в фундаменте женской индивидуальности. Тогда как мужская зиждется на знаниях, комплексах, сомнениях, заблуждениях, навыках, желаниях… Это довольно сложная микстура. И «сложная» в данном случае вовсе не значит, что она хоть чем-то лучше.

Многие находили взгляды Горенова едва ли не сексистскими, но в его гендерной доктрине не было и нотки пренебрежения. Напротив, он являлся убеждённым женообожателем. В каждой своей пассии он любил ещё и эту согласованность действий, порядок, верность общему замыслу. Наряду с внешней грацией ценил несгибаемую стройность мировоззрения. Особое значение имело и то, что подобные пристрастия не требовали от него верности каждой конкретной женщине.

Грядущий визит Бориса обретал дополнительное значение: пусть Лена посмотрит на других писателей и тогда, может, поймёт, каков её отец… Гастрит — не самое страшное!.. Противная, низкая мысль. Будто в сопли вляпался рукой. Тем не менее надо сделать так, чтобы гость не просто забрал деньги в дверях, а прошёл, посидел за столом… Ах да, Мишин день рождения. Вот и повод. Водку покупать ни к чему, дома она имелась в изобилии. Горенов почти никогда не выпивал в одиночестве, а приходили к нему в основном женщины, которые предпочитали другие напитки. Кроме того, стало как-то модно не пить.

Телефонный звонок возник плавно, словно пиратский корабль из тумана. В жизни с джентльменами удачи Георгий никогда не сталкивался, они казались ему таким же мифом, как судороги, но, с другой стороны, у Горенова на руках сейчас было слишком много сокровищ — его книга, его размышления, его проблемы… Писательство — редкое ремесло, в котором проблемы могут оказаться ценным ресурсом и пойти в дело. Неужели Борису это до сих пор невдомёк?

— Сом, ответь ей уже, так ведь и будет трезвонить, — Лена раздражённо положила телефон перед отцом.

Говорить с Надеждой совершенно не хотелось, но дочь сняла трубку.

— Сама ответь.

— Не валяй дурака, она тебе звонит. Вдруг что-то случилось.

«Какие все взрослые!» — подумал он и нехотя приложил аппарат к уху.

— Алё.

— Наконец-то! Боже мой, ты всё-таки приучил её называть тебя рыбным именем? — хихикнула Надя.

— Я не приучал, — Горенов вздохнул, стараясь сохранять спокойствие, — но, ты знаешь, Мой-компас-земной, мне нравится такое обращение.

Он с трудом переносил иронию, но это ничто в сравнении с тем, как Надежда ненавидела, когда Георгий называл её так. Шлягер Пахмутовой и Добронравова она воспринимала чрезвычайно болезненно. Для неё песня была не про разлуку. Уж чего она, жена моряка, могла не знать о расставании?!.. Дело в том, что там шли через запятую: Надежда — компас, Удача — награда, и только «Песни довольно одной»… Все в данной композиции намекало на измену, на то, что она не единственная, а одна из многих…

Не нравилась ей и сладенькая форма собственного имени «Надюша». Муж с таким внимание относился к тому, как его называют, что и жена переняла эту своеобразную навязчивую идею. «Лучше бы чему другому научилась», — думал он.

«Надежда» звучало монументально и величественно, даже судьбоносно. С тех пор как они уехали из Таганрога, она не соглашалась довольствоваться меньшим. Важная черта характера: к Гореновой не прилипали никакие прозвища, не подходили и общие ласковые слова. Называть её «зайкой», «котёнком», «милой», даже «любимой» не хотелось. Все эти обращения словно проскальзывали мимо в поисках какой-то другой женщины. Только по имени.

Григорий Горин как-то приписал Сократу афоризм: «Женись непременно. Попадётся хорошая жена — станешь счастливым. Плохая — станешь философом». Многие находили в этой фразе успокоение и облегчение. Иные специально выбирали плохих супруг, поскольку в литературоцентричной стране соблазн ремесла мыслителя слишком силён. Вот, кстати, фамилия «Горин», в ней полыхает пламя, и нет никакого несчастья. Георгий тоже хотел стать философом. Не в научном, а в литературном смысле. Однако в Таганроге он не сомневался, что женился удачно, а потому потребовалось всей семьёй перебираться в Петербург.

Как счастливы они были тогда, когда она ждала его из рейсов. Горенов задумался: а жаждал ли тот моряк, вчерашний выпускник училища, изменить свою судьбу? О философии ли он грезил, глядя на море с борта корабля? Нет, что-то произошло позже. Может, именно Надежда, именно разлад их отношений подтолкнул его к литературе? Может, он обязан жене ещё и за это? Может, она действительно его компас?

Разрушаться семья начала уже здесь, в Петербурге, когда все основные решения относительно их будущего давно были приняты. Кроме одного: ещё сомневались, как назвать дочь. Долго выбирали имя. Родственники по телефону и в письмах не могли понять и очень волновались, что малышка живёт безымянной… В чём проблема вообще?! В конце концов решили назвать Еленой. Надя настаивала, поскольку так звали её бабушку. Георгий — из-за Троянской войны. Уже тогда они не сразу догадались, что, в сущности, согласны. Быть может, в последний раз.

Горенов не всегда понимал, отчего жена сердилась. Вряд ли из-за самого переезда, таким изменениям в жизни она, безусловно, была рада. А то, что Ленка — «первая в нашем роду петербурженка», стало излюбленным шутливым хвастовством отца и матери. Пусть родилась она не здесь, но имя-то получила на берегах Невы. Не коренная петербурженка, а «молочная»…

Казалось, на новом месте Надежда потеряла связь со словарём. Она то сообщала Горенову, будто не любит его, то утверждала, будто любит, а иногда — что любит, но жить с ним не может. Нужно было выбирать: либо верить всем её словам, в том числе и отрицанию чувств, либо не верить ничему из сказанного. Оба варианта хуже.

Георгий, впрочем, решил иначе, убедив себя, будто у жены помутнение рассудка. Именно потому она говорит то одно, то другое. Вообще, он не понимал, как можно сказать: «Я тебя не люблю» — и спокойно жить дальше, словно ничего не случилось. Такие слова не забываются.

Тогда, кстати, ему открылось удивительное свойство супруги: обычно женщина вдохновляет мужчину своей любовью, нежностью, верой в него, заботой… Надежде всё это не удавалось, но она мастерски вдохновляла причиняемой ею болью.

В то время он писал один из первых своих детективов о серийном убийце. Приходилось много читать про самых известных маньяков мира. Горенов всегда был скрупулёзен и педантичен в работе. Надя видела распечатки с фотографиями расчленённых тел на столе мужа. Георгию казалось, что после этого она стала смотреть на него иначе. Её взгляд был полон страха, будто супруга не сомневалась: рано или поздно он обязательно убьёт их с дочерью. Очень неприятно считать дурой женщину, с которой у тебя ребёнок. И ведь даже не скажешь ничего, обидится.

Она сама объясняла себе расстройство их отношений иначе — из Надежды Клунной он с годами сотворил Надежду Горенову. Этим всё сказано. Никуда не денешься, фамилии тоже передаются половым путём. Многие перемены в жизни ей нравились. То, что она выходила за моряка, а стала женой писателя, представлялось скорее позитивной метаморфозой, но Клунная была лучше… Сколько красоты, изящества изгиба, ночной загадочности и ясного белого света оказалось безвозвратно утраченным вместе в её девичьей фамилией. А теперь она — Горенова, и это навсегда. Развод ничего не исправит, новое замужество не поможет — возраст не тот. Если носила чужое родовое имя больше двадцати лет, то меняй или не меняй, на коже уже проступила печать горя. Именно горя, никакого пламени Надежда здесь не видела.

— Что случилось? — спросил, наконец, Георгий.

— Я так понимаю, этот вопрос не от тебя, — она говорила спокойно, но с тем привычным уже напором, который появился несколько лет назад. — Передай Лене, что ничего не случилось. Всё в порядке. Я звоню узнать, как вы? Какие новости? Новая книга вышла, я слышала. Поздравляю, рада за тебя. Предупреждали, что ночью может быть наводнение, не ходите гулять. За неделю вы могли мне хотя бы смс-ку отправить? Я Ленке звонила раз двадцать…

«Ей мать двадцать раз звонила, а она меня попрекает, что я трижды трубку не взял?!» — Горенов сердито посмотрел на дочь, та листала вчерашнюю книгу по истории живописи.

— У нас всё в порядке, Надюша, не волнуйся. Мы завтракаем, — сказал он, изображая довольное умиротворение.

Вышло убедительно, оттого напористый кураж супруги сошёл на нет. Она продолжила не сразу и неожиданно робко:

–…Я еду к вам… Что-то нужно купить?

— Нет, Надя, ты к нам не едешь, — продолжил Горенов, ощущая возникающий перевес в свою пользу. — У меня сегодня много работы…

Жена, безусловно, опешила, нужно было выждать момент и именно в тот миг, когда она уже соберётся орать, закончить фразу… Рано… Ещё мгновение… Пора!

–…но ты можешь приехать завтра. — Лена, возражая, замахала руками, но отец продолжал: — Днём меня не будет, давай вечером. Кстати, ещё Боря должен зайти, вы давно не виделись.

Георгий представил себе лицо Нади. Совсем не страшно. А уж по сравнению с физиономией Истины, вылезающей из колодца… Дочь как раз открыла ту самую страницу. Фигура у супруги была значительно лучше, чем у женщины на картине, этого не отнять. Разумеется, Горенов не хуже, чем Жан-Леон Жером, понимал, что чистая, неприкрытая Истина должна выглядеть непривлекательно и, пожалуй, в чём-то противоестественно. Художник показал это чрезвычайно удачно и тонко. Поза у дамы вроде обычная, но с какой-то странностью. То ли нефизиологический выворот правой ноги, то ли слишком длинные руки. Так и не скажешь… Но посмотришь, подумаешь, и вскоре возникает вопрос: на чём же она стоит левой конечностью?.. Огромный, необъятный зад, широченный таз, созданный, казалось бы, для того, чтобы рожать, но совсем маленькая грудь. Не женщина, а воплощённый парадокс. Может ли Истина дать потомство? А если даст, то выкормит ли? Удастся ли её плоду выжить? Отталкивающая нагота, хочется отвернуться и перелистнуть страницу не из стыдливости, а потому что противно. Словно боковым зрением заметил собственную бабушку, вылезающую из ванны.

Помимо всего прочего, разгневанное лицо казалось Горенову знакомым. Конечно же! В нём угадывались черты горгоны Медузы с решётки Летнего сада. Всё это Георгий видел и понимал, а Ленке нужно было бы долго растолковывать. Какая тогда, к чёрту, Академия художеств?!

Хоть дочь и не задавала вопросов, сегодня объяснять некогда. Хорошо, что визит Нади перенёсся на завтра. Вдобавок у этого имелось и стратегическое значение: не нужно, чтобы она продолжала думать, будто всё по-старому. Больше она не может делать что хочет! Кроме того, действительно было важно собраться с мыслями и перечитать текст перед завтрашней встречей с Люмой.

— Хорошо, — тихо ответила Надя. — А как там Вадим?

В интонации, с которой прозвучал вопрос, Горенов безошибочно ощутил подвох, но он не успел отреагировать и спросил по инерции:

— Кто?

— Ну, Вадим, — чувство, будто инициатива уходит из рук, усиливалось. Начиналась ответная атака, а Георгий всё ещё праздновал свою маленькую победу.

— Не знаю… Кто это?

Теперь пришлось слушать дальше.

— Это? — жена зазвучала напористо и грозно. — Это мальчик твоей дочери. Возможно, отец твоих будущих внуков, причина слёз и аборта, не дай бог. Ты, может, не заметил, у тебя девочка живёт неделю. Думаешь, она просто так ушла из дома? Нет, дело в том…

Горенов не был намерен давать ей высказаться до конца:

— Во-первых, здесь у неё такой же дом, как у тебя…

Надежда перегруппировалась:

— Только почему-то в твоём «своём доме» она за эти годы меньше месяца прожила.

Это, конечно, было не так, но не стоило опускаться до того же уровня.

— Захочет, может переехать!

— А, то есть ты всё ещё один живёшь? А готовит тебе кто? Как твой гастрит?

Георгий закипал:

— Мой гастрит передаёт тебе большой привет и сердечную благодарность за то, что ты о нём не забываешь. Я всё-таки закончу… А во-вторых, она ушла, поскольку не может более жить с тобой… Или по другой причине. У меня, как ты знаешь, нет привычки лезть людям в душу. Ни посторонним, ни членам моей семьи. Захотела и приехала. Пусть живёт сколько угодно. Всё, Надя, до встречи, мы очень, — он филигранно акцентировал это слово, наполнив его «полицейским уважением», — ждём тебя завтра.

Мастерство «бросать трубку» руками собеседника пришло к Горенову с опытом семейной жизни. Разговор вроде даже не прерван, но другой стороне уже не вставить ни слова. Надя что-то буркнула в ответ и попрощалась.

Вадим… Ну, надо же. Георгий вспомнил, как маленькая Лена приходила к нему, показывала пластмассовую букву «У» на магните и спрашивала: «Папа, а она добрая?» Он отвечал: «Да» — хотя вовсе так не считал. «Тогда поиграй с ней», — повелевала крошка. Может, именно с тех пор у него и возникло желание играть с буквами? Может, это не Надя, а Лена подтолкнула его сюда?

Наверняка! Глубже всего ему в память запала история о том, как в три года дочь сообщила: «Писать я уже умею… Я хорошо пишу… Только буквы у меня получаются непонятные». Всё это прямо про него.

А ещё однажды Лена спросила, кто такой Бог. Какой ты отец, если не можешь объяснить своему ребёнку эти вещи? Горенов не запомнил, что тогда ответил, но дочь кивнула и произнесла: «А, понятно… Это тот, кто вырыл Чёрное море». Почему именно Чёрное? Она не могла помнить Азовского, а других ещё не видела, но откуда-то знала, кто такой Бог лучше, чем её отец.

И вот теперь у неё появился Вадим… Настораживал не сам факт его существования — Лениных мальчиков Георгий видел и прежде, помнил муки, связанные с первой любовью… Серьёзные волнения вызывало то, что Надя назвала его не «Вадиком». Значит, тут действительно что-то большое, не детское. Хотя вряд ли речь идёт уже о внуках, это, конечно, для красного словца…

На кухне он уже давно остался один.

— Лена, пойди сюда.

Ответа не последовала, но Горенов не повторял. У них так не было принято. Дочь придёт.

— Слушай, а кто такой Вадик?

— О боже… — ответила она со злой усталостью в голосе.

— Ты сама захотела, чтобы я поговорил с матерью, — произнёс он самодовольно.

— Но не обо мне же.

— А о ком ещё, ты думаешь, она собиралась разговаривать? Про меня она и не спрашивала, — Георгий сразу признался себе, что несправедлив.

— Папа, — начала Лена серьёзно, — мне так нравится, что в отличие от неё, ты считаешь меня взрослым человеком. Пусть всё так и останется, ладно?

«А может, ей на психолога пойти? Хорошая профессия для девочки», — подумал Горенов.

— Хоть кто он?

— Тренер по йоге.

«Грехи мои тяжкие…»

— Сильно старше тебя?

— Нет.

— Насколько?

— Папа… — ответила она с раздражением, но сразу успокоилась. — Не сильно.

— Сильно младше меня?

— Конечно, — Лена улыбнулась.

— Мужчина-йог? — всё-таки не удержался Георгий и, поморщившись, покачал головой.

— Не йог, а тренер по йоге. Два года назад он весил больше ста килограммов, но смог похудеть и привести себя в форму. Он полностью владеет телом.

«Чьим?» Нет, про дочь так шутить нельзя.

— Ты нас познакомишь?

— Нет.

— Почему?

— Потому что мы с ним больше не вместе, Сом. Но ты можешь сходить к нему на тренировку и отстань от меня, пожалуйста.

А действительно, что он, собственно, прицепился? В Горенове будто начал действовать яд Надежды, её упрёка. Главное, парень примерно ровесник, а значит, Лена умнее, она всё сделает правильно. Тем более, похоже, уже и делать ничего не надо. Молодец! Йог, конечно, не пара.

Однако после всех этих разговоров сосредоточиться на книге G уже не получалось. До вечера Георгий пытался что-то редактировать, но заменил лишь несколько слов и добавил десяток запятых. Все точки остались на своих местах, их количество даже немного приросло, поскольку отдельные восклицательные знаки лишились летящих вверх капель. Это были слёзы наоборот, а лишние эмоции не нужны.

Завтра должно стать ясно, положит ли заветная, торжественно продиктованная ему «чёрная луна» начало чему-то важному или… Думать про «или» было слишком тяжело. Он волновался до самого утра. Заснул с большим трудом, проснулся позже и, уходя, то ли забыл, то ли не успел побриться.