То, что ждало в темноте

Лариса Печенежская

В жизни главного героя граница между видениями и реальностью стирается, а тени прошлого начинают терзать его разум. Заброшенный дом из его детства, хранящий мрачные тайны, является к нему в снах и наяву, превращая жизнь в кошмар и вынуждая вернуться туда, где он однажды потерял друга… и самого себя. Но чем ближе он подходит к разгадке секретов, тем сильнее дом затягивает его в опасную игру. Сумеет ли он сохранить рассудок и выжить, когда то, что ждало его в темноте, раскроет страшную правду?

Глава 1. Письмо из прошлого

«Иногда прошлое не отпускает.

Оно ждёт момента, чтобы вернуть тебя туда, где всё началось…».

Гаррет пытался вести нормальную жизнь, стараясь держаться подальше от снов и всего, что могло напомнить ему о прошлом, но всё больше погружался в бездну отчаяния. Сны проникали в его реальную жизнь, стирая границы между ночными видениями и бодрствованием. Он часто ловил себя на том, что слышит шёпот, исходивший от стен собственной квартиры, когда сидел в одиночестве, погруженный в свои мысли.

Иногда ему казалось, что в дверях спальни кто-то стоит или чья-то фигура мелькала в его периферийном зрении, но, когда оборачивался, — там никого не было. На работе, сидя за столом, он однажды ясно увидел перед собой образ старого дома, будто кто-то спроецировал его в виде голограммы. Порой он ощущал на себе прикосновения, как те, что чувствовал во сне, ледяные и чуждые, и в такие моменты его охватывал страх, а сердце начинало бешено колотиться.

Мир вокруг него терял чёткость, словно становясь отражением его ночных кошмаров, а звуки и образы из снов проникали в каждый аспект его реальности, заполняя её тревогой и смутными предчувствиями. Но было нечто даже более пугающее, чем эти сны. Он начал замечать, как реальность и видения смешиваются в его сознании, как тонкие линии между ними постепенно стираются.

Иногда, гуляя в выходные дни по парку, он ловил себя на том, что видит тени, скользящие между деревьями и приближающиеся к нему, те самые, от которых он не мог избавиться в снах, находясь в старом доме. Однажды он остановился у светофора и ясно ощутил, как кто-то невидимый сжал его руку. Гаррет в эту минуту подумал, что это ему просто показалось, но красные следы от чужих пальцев, оставшиеся на запястье, свидетельствовали об обратном.

Звуки, которые он слышал во сне — шёпоты, стонущие голоса, чей-то настойчивый зов — начали вторгаться в его повседневную жизнь, проявляясь в самых неожиданных моментах. Он слышал, как кто-то зовёт его по имени в полной тишине, и, вскакивая, оборачивался. Но поскольку никого в квартире не было, он возвращался на место, убеждаясь, что он находится не во сне.

Сначала он предполагал, что так проявляет себя усталость, но с каждым днём эти явления становились всё более реальными, и Гаррет понял, что его разум начинает предавать его. Окружающий мир стал терял чёткость, словно становясь отражением его ночных кошмаров. Это ощущение безумия и понимание того, что он больше не контролирует свою жизнь, становилось всё сильнее.

На работе со временем все заметили его подавленное состояние. Коллеги пытались подбодрить его, выяснить причину, но Гаррет отвечал отвлеченно. Его мысли постоянно были далеко, в коридорах старого дома, порождая рассеянность, которая вызывала у них недоумение.

Странности, которые преследовали его дома, начали проявляться и на работе. Порой ему казалось, что стены офиса покрывались той же пылью и паутиной, что и в его ночных кошмарах. Он слышал приглушенные голоса, хотя офис был пуст. Однажды, во время совещания, он увидел, как расплывающийся силуэт темной фигуры из старого дома промелькнул перед ним, посмотрев на него с осуждением, и внезапный холод пробрал до костей. Казалось, что заброшенный дом преследует его даже здесь, среди яркого света и людей.

Документы, лежавшие на его столе, вдруг начинали казаться ему старыми, покрытыми жёлтыми пятнами, словно они пролежали в том зловещем доме многие годы. Это чувство нереальности, проникшей в реальность, не покидало его ни на минуту.

Даже привычные разговоры с приятелями стали для него тяжёлым бременем — он не мог поддерживать беседу, не мог сосредоточиться. Всё, что раньше приносило радость, теперь выглядело чужим и бессмысленным.

Каждую ночь Гаррет ложился спать с надеждой, что в этот раз кошмар не вернётся, что он сможет отдохнуть и проснуться свежим и полным сил. Но сны становились всё более реальными, всё более насыщенными, а пробуждение было сродни возвращению из другого мира — мира, который не давал покоя, проникая в явь.

Тревога захватила его разум, наполняя каждый уголок его жизни. Он начал избегать людей, замыкаться в себе. В зеркале он видел уставшее, изможденное лицо и глаза с темными кругами, в которых был лишь страх, непонимание происходящего и обреченность. Казалось, заброшенный дом из его детства проник в его сознание, забрал всю энергию и силы, оставив только пустоту и отчаяние.

Гаррет стал терять вес, истощаясь внешне и внутренне. Он всё чаще замечал, что не помнит, как проводит целые часы — время уходило в пустоту, а он просто сидел и смотрел в одну точку, не имея ни энергии, ни желания что-либо делать. Иногда он слышал голос, говорящий вслух какие-то бессвязные фразы, и лишь спустя несколько мгновений осознавал, что это он сам. Мысли путались, и ему стало трудно фокусироваться даже на простых действиях. Он чувствовал, как всё больше утрачивает контроль над своим разумом, и понимал, что с ним происходит нечто разрушительное и необратимое.

Ситуация неотвратимо ухудшалась. Простейшие задачи на работе уже вызывали у него затруднения, а постоянная усталость делала каждый день нескончаемым. Он забывал важные поручения, терял документы и не мог сосредоточиться даже на самых элементарных вопросах, не мог выносить свет офисных ламп, которые вызывали у него головную боль, а общение коллег друг с другом, превращавшееся в один надоедливый гул, раздражало его до крайности. Письма, отчёты, разговоры — всё это становилось невыносимо трудным, как будто каждый его день был борьбой с непомерной тяжестью, которая давила на его плечи и вытягивала из него последние силы. Начальство начало замечать его постоянные ошибки и странное поведение, и Гаррет понял, что вскоре потеряет работу.

Но, как ни странно, это не огорчило его. Наверное, потому, что жизнь для него утратила смысл, став лишь чередой бессонных ночей и бесконечного внутреннего напряжения. Он чувствовал, как медленно теряет себя за пределом реальности, и это пугало его ещё больше, чем ночные кошмары.

Его жизнь превратилась в серую рутину — без сюрпризов, эмоций и лишних воспоминаний, а безрадостные, тягостные будни стали похожи один на другой: он просыпался от тревожного сигнала будильника, делал себе крепкий кофе и сидел в тишине на кухне, пытаясь поладить с непроснувшимися мыслями, которые все еще оставались там, во сне. На столе перед ним стояла старая с небольшой выщерблиной керамическая кружка, которой он пользовался уже много лет. Пар от кофе поднимался к потолку, а он смотрел на него, пытаясь сосредоточиться, лишь бы не думать о том, что только что пережил в очередном сновидении.

Затем, не спеша одевшись, выходил на улицу, садился в машину и ехал на работу. В свободное время ходил по одним и тем же улицам, видел одни и те же лица — соседа, выгуливавшего собаку, пожилую женщину, которая постоянно сидела на лавочке и кормила голубей, малышей на детской площадке и их мам, которые собирались в кружок и о чем-то весело рассказывали друг другу, Мейсона Лонга и Уильяма Кейси, игравших в шахматы…

Он замечал, как кто-то из них машет ему рукой, но его ответное движение было таким же вялым, как и всё остальное — его выражение лица, походка, улыбка. Все окружающие его картины, казалось, были лишены естественного цвета и больше не вызывали у него никаких чувств. Он смотрел на мир через мутное стекло внутренней депрессии, каждый звук которого воспринимался приглушённым, а краски — изо дня в день все более тускнеющими.

Гаррет предпочитал обедать в одиночестве, сидя в маленьком кафе неподалёку, где персонал уже привык к его молчаливому присутствию. Официантка, видя его, без лишних слов приносила заказ — чашку чёрного кофе и двойной гамбургер, который Гаррет ел, уставившись в окно, где жизнь кипела, не касаясь его.

После работы он возвращался в свою пустую квартиру, встречавшую его тишиной, от которой ему становилось не по себе. Он медленно разувался, ставил ботинки ровно у порога, как будто это имело какое-то значение, и проходил на кухню, где включал телевизор, который работал почти без звука, создавая видимость чьего-то присутствия.

Даже любимые когда-то фильмы больше не приносили утешения. Гаррет готовил себе на ужин простую еду — макароны, яичницу, сэндвичи, словом, то, что не требовало усилий и времени, а затем ел, глядя в одну точку. Он даже не задумывался о вкусе еды, воспринимая ее как часть привычки, как жизненную необходимость организма, который нужно поддерживать.

Вечерами он смотрел с балкона на свет чужих окон, наблюдая, как люди общаются, смеются и занимаются своими делами, чувствуя, что находится за невидимой стеклянной стеной, отрезанный от этого мира. Иногда ему казалось, что он видит в толпе знакомые лица, но, приглядевшись, убеждался, что это просто прохожие, чья жизнь никогда не пересекалась с его.

Возвратившись в гостиную, Гаррет садился на диван, брал книгу, но не мог сосредоточиться на чтении. Он переворачивал прочитанные страницы, не помня их содержания, и в конце концов просто откладывал книгу в сторону. Внутри росло ощущение бесполезности этих попыток, поскольку он потерял способность находить радость или даже просто интерес в вещах, которые когда-то приносили ему удовольствие.

У него появилось стойкое ощущение, что он больше не принадлежит этому миру и не способен найти общий язык даже с теми, кто когда-то был ему близок. Его телефон теперь звонил редко, но Гаррету это было абсолютно безразлично, поскольку он не нуждался в разговорах. Тишина стала настолько привычной, что любое отклонение от неё вызывало тревогу.

Да и его отношение к жизни изменилось — всё, что раньше казалось значимым, теперь было лишено смысла. Гаррет не строил планов, не мечтал о будущем. Он жил, поместив себя в кокон, который отгородил его от всего, что было привычным и значимым в недалеком прошлом. Иногда он пытался вспомнить, каким он был раньше: что его вдохновляло, что заставляло улыбаться… Но эти воспоминания казались чужими, происходившими не с ним, а с кем-то другим. И это чувство отчуждения заполняло его всё сильнее, превращая каждый день в однообразное существование, лишённое цели и смысла. Он чувствовал, как пустота и тишина его существования заполняются чем-то тёмным, чем-то, что медленно подбирается всё ближе, заставляя его ощущать неконтролируемый страх даже в самые обычные моменты.

Гаррет замечал, как его руки иногда начинают дрожать без видимой причины, а сердце — биться быстрее при каждом резком звуке, словно его тело знало о чём-то, недоступном разуму. Это чувство не оставляло его ни днём, ни ночью, делая его жизнь бесконечной чередой тревожных ожиданий, от которых он не мог избавиться.

Понимая, что дальше так жить нельзя, Гаррет несколько раз думал о том, чтобы обратиться к психоаналитику, но что-то внутри него неизменно останавливало. К тому же он боялся, что, если расскажет о своих ночных видениях и искаженном восприятии реальности, его примут за безумца и, возможно, даже отправят в психиатрическую лечебницу. Эта мысль пугала больше всего.

Помимо этого, в глубине души он чувствовал, что никакой врач не сможет помочь ему справиться с тем, что происходит с ним и его жизнью. Это было нечто за гранью обычного психического расстройства — что-то древнее и темное, что невозможно объяснить логикой и наукой. Поэтому он продолжал страдать в одиночку, боясь довериться кому-то и оказаться непонятым.

Сны проникали в его жизнь настолько глубоко, что он уже не знал, где заканчивается реальность и начинается наваждение. Он осознавал, что если не разберётся с этим домом, если не вернётся туда и не откроет ту проклятую дверь, он окончательно свихнется. Это чувство, что его жизнь управляется чем-то неведомым, вытесняло все остальные эмоции, оставляя лишь тлеющий в душе ужас.

Гаррет с каждым днем убеждался в том, что должен, наконец, встретиться лицом к лицу с тем, что преследовало его во снах. Он должен узнать, что скрывает этот дом и какие хранит секреты, несмотря на страх, который всегда парализовал его, как только он начинал думать об этом. Депрессия и отчаяние, от которых он уже не мог избавиться, вынуждали его принять решение — вернуться в дом, где всё началось, и разобраться с тем, что держало его на грани безумия.

Тем не менее, Гаррет боялся столкнуться с реальностью тех далеких дней, которые преследовали его образами, связанными с заброшенным домом. Неуверенность в правильности витавшего в его сознании решения и ужас перед неизбежностью правды, которая может открыться ему, заставляли тянуть с поездкой, искать оправдания и оставаться в пределах своей разрушенной реальности, даже если это означало продолжать страдать. Он боялся, что, вернувшись в то злополучное место, он не сможет выбраться из кошмара, ожидавшего его там, — не только в переносном, но и в буквальном смысле.

Однако то, что должно произойти, обязательно произойдет. Таков один из законов судьбы. И в этом Гаррет убедился, когда в один из дней, придя с работы, достал из почтового ящика конверт без обратного адреса. Он выглядел старым, пожелтевшим, будто хранился в тёмном месте годами. Гаррет поднес его к носу и сморщился: бумага пахла застарелой сыростью. Но где-то на краешке сознания он уловил другой запах, показавшийся ему чем-то неуловимо знакомым и пробудившим обрывки воспоминаний, которые вызвали тревогу.

Гаррет долго рассматривал конверт, пытаясь понять, кто мог его прислать. Адрес и его имя были написаны незнакомым почерком, чернила казались полустёртыми, словно письмо долгие годы искало своего адресата и лишь теперь обрело его.

Его пальцы ощутили шероховатость бумаги, и по коже пробежали мурашки — письмо словно несло в себе часть прошлого, которое не стоило ворошить. Когда он наконец решился вскрыть конверт, его сердце билось так громко, что, казалось, звук этого биения заполнил комнату. Внутри находился сложенный вдвое лист,

Он развернул его, и взгляд сразу же упал на первое слово — его собственное имя, написанное небрежно, как будто автор спешил или был слишком взволнован. Слова на бумаге складывались в странные, непонятные фразы, полные намёков:

«Гаррет, я знаю, что ты не хочешь вспоминать прошлое, но тебе придётся. Время пришло, и то, что было скрыто, больше не может оставаться в забытьи. Итан знал больше, чем тебе казалось. Он пытался рассказать тебе, но что-то или кто-то остановил его. Ты должен вспомнить всё. Старый дом, место, где вы когда-то играли. Найди там то, что потерял, и поймёшь, что случилось на самом деле. Твоё прошлое — ключ к тайне, которую ты вытеснил из своей памяти, и, возможно, к твоему будущему».

Эти строки заставили Гаррета ощутить легкое головокружение. «Ты должен вспомнить», — требовала одна из строчек, и Гаррет почувствовал, как в груди пробуждается ледяной страх. Содержание короткого письма было полно загадок. Оно еще обещало раскрыть нечто важное, но не открывая правды. Почерк был неровным, иногда буквы словно сливались друг с другом, как будто рука, что их выводила, дрожала от сильного волнения. Внизу письма стояла подпись — таинственный инициал, который ни о чём не говорил Гаррету.

Он перечитал письмо несколько раз, пытаясь уловить скрытый смысл, но с каждым прочтением ощущение тревоги только нарастало. Слова были полны намёков на события, каким-то образом оставленные им, по всей видимости, в прошлом, о котором по доброй воле старался не вспоминать. И связаны они с Итаном, его другом детства. «Он знал больше, чем тебе казалось», — вспомнил он одну из строк.

Гаррет почувствовал, как от этих слов что-то внутри сжалось. Воспоминания о детстве и о том, что в один из дней Итан непонятно и бесследно исчез, стали всплывать в его сознании, принося с собой тяжесть и чувство утраты, которое он пытался забыть все эти годы после того, как покинул родной дом.

Бумага дрожала в его руке, а он всё смотрел на строчки, расплывавшиеся у него перед глазами, стараясь понять, зачем это письмо пришло именно сейчас и что от него хотят? Но главное — кто? Вопросы впились в его сознание, словно колючки, вызывая беспокойство и напряжение, от которых он не мог избавиться, а письмо, игнорируя его состояние, настойчиво тянуло в прошлое.

Гаррет закрыл глаза и на мгновение позволил воспоминаниям нахлынуть, словно поток, уносящий его в те беззаботные дни, когда их главными приключениями были исследования потерявшегося во времени старого дома, хранившего в себе загадочное прошлое.

Этот дом на холме, находившемся на окраине небольшого городка Криксайд, когда-то принадлежал предкам Итана, но в нем уже давно никто не жил. Обветшалые стены, потрескавшаяся штукатурка, заколоченные досками окна, покосившиеся двери и скрипевшие полы, на которых валялись обломки мебели, осколки стекла и обрывки пожелтевших бумаг, делали его атмосферу одновременно завораживающей и пугающей.

Этот заброшенный дом, привлекая своими скрытыми тайнами, стал местом для их игр. Он давал им простор для воображения, предоставлял чувство свободы и риска, вселял в их души нечто необъяснимое и манящее. К тому же здесь можно было бросить вызов своим страхам.

С каждым шагом по его темным и узким коридорам их сердца начинали биться быстрее, и в эти мгновения они чувствовали себя настоящими героями, готовыми столкнуться с любыми угрозами и призраками, которые могли скрываться за их углами. Словом, дом был для них местом, где можно было испытать себя и определить свой предел смелости.

Иногда, когда он и Итан приближались к дому в сумерках, ему казалось, что из широких щелей досок, которыми были заколочены окна, за ними кто-то наблюдает, невидимый и опасный. Крыша, местами покрывшаяся мхом, вросшие в землю садовые качели во дворе, которые скрипели при малейшем порыве ветра, перекосившееся крыльцо с провалившимися досками, в проеме которых, как ему чудилось, затаилось зло, — всё нагнетало страх.

Внутри дом был пропитан запахом затхлости, пыли и грибка, который поразил побеленные стены своими грязно-серыми наростами. Полусгнившая лестница, ведущая на второй этаж, длинные коридоры с дверями на сломанных ржавых петлях, обвалившаяся на потолке штукатурка придавали дому мистическую ауру. Поэтому для него и Итана дом был полон загадок и приключений. Пробираясь в него, они представляли, что дом населён привидениями прошлого, и придумывали разные истории о тех, кто здесь когда-то жил.

Они были неразлучны, будто братья, всегда поддерживающие друг друга и готовые делиться всем, в том числе и самым сокровенным. Итан был смелым и решительным мальчишкой, который, казалось, не знал страха, поэтому первым бросался навстречу любым вызовам. Его азарт был таким заразительным, что даже самые пугающие моменты превращались в захватывающее приключение. Уверенность и широкая улыбка бесстрашного и отзывчивого друга всегда давали ему уверенность, что они смогут справиться с любыми трудностями.

Гаррет, словно наяву, увидел блестящие глаза Итана и, погрузившись в глубины прошлого, услышал его искренний смех. Казалось, он никогда не знал, что такое уныние. Его друг был тем мальчишкой, который первым бросается в воду, залезает на самую высокую ветку и смеётся от всей души, если срывается вниз и пачкается в пыли.

— Ты не понимаешь, Гарри, — говорил Итан, размахивая руками, когда они в один из дней сидели на склоне высокого холма и смотрели, как медленно солнце опускается за лес, — главное, не думай, что что-то может произойти, и тогда ничего не произойдет. Понимаешь?

Тогда он просто покивал головой, усмехаясь, поскольку знал, что рядом с Итаном действительно возможно всё. Лёгкость, с которой тот смотрел на мир, вдохновляла и его. Казалось, эта смелость могла справиться с любой угрозой, даже с той, что пряталась в том заброшенном доме.

Гаррет вновь погрузился в прошлое, и память вернула его в один из вечеров, когда они поздно возвращались домой, проходя мимо пугающего его дома. Густые сумерки уже окутали дом и окружавшие его деревья, отчего он выглядел более зловещим, чем обычно.

Они остановились возле распахнутой входной двери, заглядывая в темноту коридора, стены которого, казалось, шепчутся друг с другом. От него исходило нечто, полное угрожающего предчувствия.

Он, помнится, тогда остановился у порога, не решаясь войти, но Итан, не дрогнув, двинулся вперед и махнул ему рукой:

— Ты чего встал? Это же просто заброшенный дом! — прошептал друг и, схватив его за руку, потащил за собой. — Пошли, я буду рядом.

Гаррет до сих пор помнил, как тогда после этих слов рассеялся его страх, и он, не дрейфя, шагнул вслед за Итаном. Когда темень показалась им особенно пугающей, Итан сжал его руку, вселяя уверенность, и начал беспечно о чем-то болтать, отчего мрачный коридор вдруг стал не таким зловещим.

— Ты меня всегда выручишь, если вдруг, ну, знаешь… если вдруг мне станет страшно? — как-то спросил он, обратившись к другу.

— А то! Конечно, выручу. Я же Итан, — ответил тот, ухмыляясь. — Даже если вокруг будет темно и страшно, я не брошу тебя.

Эти слова звучали в ушах Гаррета, как будто друг, не взирая на прошедшие годы, произносил их из далекого детства прямо сейчас.

— А что, если дом полон опасных загадок? — самопроизвольно возник в сознании Гаррета давно забытый разговор.

— Конечно, я уверен, что так и есть, — кивнул Итан, и глаза его загорелись от нетерпения и любопытства. — Ты ведь и сам чувствуешь, Гарри, что этот дом не просто забытая всеми старая развалина. Он хочет, чтобы мы узнали его секреты. Может, это просто преданные забвению истории, или вещи, спрятанные от чужих глаз, или что-то ужасное, о чем никто не должен знать… Словом, я чувствую, что старый дом полон тайн, которые мы должны раскрыть.

— Но иногда мне кажется, что он не хочет, чтобы мы в него возвращались, — возразил он тогда другу, слегка поежившись. — В нём есть что-то… зловещее.

— Так и должно быть, Гарри! — рассмеялся ему в ответ Итан. — Именно в этом вся суть. Страх делает всё намного интереснее. Если бы не было страшно, то этот дом не вызывал бы у нас никакого интереса. Эти стены, которые словно готовы раздавить нас, тени на них, кажущиеся живыми и злобными, пугающий скрип ржавых петель на дверях, жалобные завывания ветра в щелях досок на окнах — это всё часть игры, а мы с тобой — герои настоящей книги об опасных приключениях.

— А если вдруг то, что хранит в себе этот дом, окажется не просто игрой?

Гаррет улыбнулся про себя, вспомнив, как пристально тогда смотрел на друга, пытаясь понять, действительно ли он не боится или просто притворяется.

— Не бойся, Гарри. Мы со всем справимся, как всегда, — серьёзно ответил Итан, а затем снисходительно улыбнулся. — Ведь я никогда тебя не подведу и в любой миг приду на помощь.

В эту минуту Гаррет, сидя в тишине своей гостиной, вдруг подумал о том, насколько сильно он зависел в те годы от Итана. Наверное, потому, что друг всегда помогал ему справляться с внутренними страхами и тревогами, давал силы быть смелее и открывал дверь в неизвестность, в которую он никогда бы сам по доброй воле не решился войти. Иногда эта зависимость пугала его, но мысль о том, что однажды он останется без этой поддержки, была просто невыносимой. Лишь сейчас Гаррет понял, что его врожденная неуверенность была сродни невидимой цепи, не позволявшей ему хотя бы немного быть похожим на смелого, уверенного в себе и решительного Итана. Но в те далекие времена только рядом с другом он ощущал, что мог хотя бы частично освободиться от неё, поэтому, наверное, и заводил с ним разговоры, чтобы найти ответы на мучившие его вопросы.

— Каково это — быть настолько уверенным в себе, что тебе не страшно? — спрашивал он у Итана.

Тот, услышав его вопрос, чуть нахмурился, затем после недолгого раздумья понимающе усмехнулся.

— Знаешь, Гарри, иногда мне тоже бывает страшно. Но я просто не даю этому страху взять верх над собой, — признался друг, глядя на него. — Я думаю, что страх — это то, что мы порождаем в себе сами. Вот я игнорирую его и иду вперед, не оглядываясь на то, что меня пугает, — и страх, как поверженный враг, убегает. Ты тоже можешь так поступать, Гарри. И уже не раз доказывал это.

Эти слова тогда прозвучали для него как откровение, как ключ к разгадке его собственных страхов, но… все же решил уточнить, стараясь скрыть своё беспокойство:

— Ты и правду не боишься этого дома?

— А чего его бояться? — улыбнулся Итан, продолжая идти вперёд. — Это просто строение, Гарри. Стены, крыша, немного тёмных углов. Всё, что делает его страшным, только у нас в голове.

— Но что, если не только у нас в голове? — сглотнув от внутреннего напряжения, спросил он тогда, не в силах побороть тревожность, охватившую его. — Иногда мне кажется, что дом живёт своей жизнью.

— И что из этого? Пусть себе живёт, — отмахнулся Итан спокойно. — Если этот дом живой, значит, он нас знает и принимает, раз позволяет, чтобы мы играли в нем.

— У тебя все так просто, — тяжело вздохнув, ответил он Итану, осмысливая услышанное. — Мне бы такую уверенность.

— Она у тебя есть, Гарри. Ты просто ещё не знаешь этого, — ответил тот, подмигнув. — Главное — идти вперёд, не оглядываясь. Страх — что-то наподобие тени: если на неё не смотришь, то кажется, что ее и вовсе нет.

Итан улыбнулся, разгоняя беспокойные мысли друга. Его улыбка, которую до сих пор помнил Гаррет, была как свет, пробивающийся сквозь тьму, и ему стало немного легче. Хотя, если быть до конца честным перед самим собой, в глубине души все же оставалось ощущение, что дом испытывает их на прочность.

— Ну что войдем? — спросил Итан, кивнув на открытую входную дверь дома, погруженного в темень, которую он, Гаррет, воспринимал как открытую пасть хищника, готового сомкнуть свои челюсти, лишь только они переступят ее порог.

Он колебался, оцепенев и не в состоянии сделать ни одного шага, но тепло руки Итана, крепко взявшего его за руку, и решительный взгляд друга придали ему смелости. С каждым шагом по скрипучему полу его сердце билось всё чаще и сильнее, а тени в углах, казалось, становились всё более плотными и подвижными. Он обостренно чувствовал запах старого дерева и пыли и, сжимаясь от страха, слышал шаги тех, кто жил здесь раньше, их голоса и недовольные шёпоты, исходившие от стен.

Итан же насвистывал какую-то мелодию, всем своим видом подчеркивая, что ничего не боится. Этот тихий свист действовал и на него самого, помогая не думать о холоде, медленно пробирающемся в его сердце. Без друга он чувствовал бы себя потерянным в этом мрачном лабиринте коридоров и комнат, жутких в своем запустении, и только присутствие Итана помогало ему справляться с внутренними страхами.

Гаррет с высоты своего возраста прекрасно понимал, что в те годы он не смог бы сделать в этих коридорах и комнатах ни одного шага сам, но рядом с другом страх удивительным образом растворялся, как дым, уступая место чувству уверенности, что вместе они смогут справиться с любыми тёмными силами, скрывающимися в этом доме, полном плохих предчувствий.

— Ничего не бойся, Гарри, когда я рядом…

В этих словах, звучавших сейчас, словно наяву, заключались настоящая дружба и поддержка Итана. И прослеживались они во всем: от зимних походов к замёрзшему озеру до ночных историй, рассказанных шёпотом.

Гаррет понимал, что без Итана его детство было бы совсем другим. С позиции приобретенного жизненного опыта он нашел в себе силу воли признать, что смелость Итана объяснялась не отсутствием страха, а способностью решительно идти вперёд, не обращая на него внимания. Может быть, и он, Гаррет, тоже мог бы однажды сделать шаг самостоятельно, без поддержки. Но пока рядом был Итан, ему не нужно было быть героем. Ему достаточно было быть тем, кем он был, и знать, что его друг всегда рядом, что вместе они могут преодолеть любую тьму. Осознание этого приносило одновременно утешение и тревогу, но он крепко держался за эту веру, словно за якорь в бушующем море. И пустота, которую он в настоящий момент ощущал, была не просто утратой друга, а утратой части самого себя.

То тёплое летнее утро, которое разделило его жизнь на «до» и «после», Гаррет помнил очень четко, словно и не было двадцати пяти лет. Солнце уже поднялось достаточно высоко, озаряя всё вокруг мягким золотым светом, когда он направился по знакомой тропинке к дому Итана, наслаждаясь свежестью раннего дня и запахом цветов, который витал в воздухе.

Они снова собирались пойти к старому дому, чтобы попытаться отыскать что-то новое, что раньше оставалось для них незамеченным. Гаррет улыбался, представляя, как они с Итаном будут придумывать разные страшные истории, связанные с этим таинственным местом. Он не чувствовал никакой тревоги, лишь предвкушение хорошего дня и радость от встречи с другом.

На пороге его встретила встревоженная София Уилсон. Её глаза были покрасневшими, лицо бледным, а руки слегка дрожали. Казалось, что мать Итана не спала этой ночью, её взгляд был рассеянным. Она попыталась выдавить слабую улыбку, но её губы только дрогнули, не справившись с эмоциями.

— Гарри, Итан пропал, — сказала она исказившимся от переживаний голосом. — Ты сегодня утром с ним не встречался?

— Что? — Гаррет почувствовал, как земля уходит из-под ног. — Нет… Я только что пришел. Вчера мы с ним расстались возле парка, и он пошёл домой. Больше я его не видел.

— Вчера…, — задумчиво повторила миссис София, а потом посмотрела на него недоверчивым взглядом.

— Ты ничего не скрываешь? Итана ничего не тревожило?

— Нет, я ничего такого не заметил, — тихо произнес он, глядя на носки своих кроссовок.

— Ты уверен, что Итан был в порядке? — настойчиво вопрошала она, хватаясь за любую возможность понять, что произошло. — Он не говорил тебе ничего странного? Ничего, что бы его беспокоило?

— Да нет же, — возразил он, пытаясь воедино собрать испуганно разбежавшиеся мысли. — Итан был в полном порядке. Мы говорили о старом доме, шутили, смеялись… Словом, ничего необычного. Просто привычно болтали.

Мать Итана покачала головой, слёзы снова наполнили её глаза.

— Вот и у нас в доме вчера вечером всё было как обычно, — начала она, пытаясь унять дрожь в голосе. — Мы ужинали всей семьёй. Итан был в хорошем настроении, даже съел почти две порции ужина. Ничто не предвещало, что что-то может случиться. И мое материнское сердце тоже не почувствовало беды. После ужина он пошёл к себе в комнату, сказав, что устал и собирается лечь в постель. Когда я заглянула к нему ночью, он спал, повернувшись лицом к стене и укрывшись с головой простыней. Но утром, когда я зашла, чтобы разбудить его на завтрак, Итана уже в комнате не было. Окно было открыто, но никаких признаков того, что он ушел через него. Просто исчез… без следа.

— А почему вы решили, что Итан не воспользовался окном? — поинтересовался он.

— Если бы сын выпрыгнул из окна, цветы на клумбе были бы примяты или сломаны, но ничего такого ни я, ни полицейский не заметили.

Гаррет, вспомнив этот разговор, почувствовал, как холод разлился по его телу, проникая в каждую клеточку. Ноги стали ватными. Он вновь мысленно проанализировал мельчайшие детали вечера накануне исчезновения Итана, но всё казалось обычным. Они смеялись, обсуждали планы на оставшиеся каникулы, и ничто не указывало на то, что это будет их последняя встреча. Гаррет закрыл глаза, вспоминая, как Итан, широко улыбаясь, махнул ему на прощание рукой, как он смотрел вслед другу, завидуя его уверенной походке. В тот момент, не испытывая ни малейшей тревоги, он не заметил никаких признаков того, что Итан собирался куда-то уйти. Навсегда. А ведь он обещал ему, что всегда будет рядом… От этой мысли горечь разлилась по сердцу, заставив его сжаться.

Гаррет погрузился в те далекие минуты, пытаясь с позиции приобретенного жизненного опыта определить, не было ли в его улыбке чего-то скрытого? Не был ли его голос напряжённым? Не скрывал ли Итан какую-то тайну в прощальном взгляде?

Он почувствовал, как эти вопросы грызли его изнутри, оставляя ощущение, будто он упустил нечто важное, что теперь навсегда утрачено. Перед глазами всплыли моменты, когда Итан смотрел в сторону, пытаясь что-то скрыть от него, но в тот последний вечер он ничего подобного в его поведении не заметил. А может, просто не обратил внимания? Появившееся сомнение усилило тревожность воспоминаний.

Гаррет знал Итана слишком хорошо, чтобы поверить в то, что он исчез вот так, без причины. Внутри всё кричало, что она должна быть, но ни одна зацепка не приходила в голову.

Он закрыл лицо руками и, словно наяву, услышал всхлипы миссис Софии, которая умоляла его:

— Гарри, если ты вспомнишь что-то… что угодно, пожалуйста, скажи нам, — она посмотрела на него с надеждой. — Может, что-то, о чём он говорил… или что делал… Полицейские уже здесь, они пытаются понять, что случилось. Но…

Он взглянул на мать Итана, её глаза были полны слёз и отчаяния. Он хотел что-то сказать, найти слова утешения, но не мог. Каждое слово застревало в горле, превращаясь в ком, который невозможно проглотить. Он чувствовал, что его беспомощность зеркально отражает её боль, и это только усиливало его внутренний кризис. Весь этот хаос эмоций и страха за Итана сплёлся в один тяжёлый клубок, который давил на его грудь.

Мать Итана, сдерживая рыдания, жестом пригласила его войти в дом. Внутри царила напряжённая атмосфера — полицейские ходили по комнатам, осматривая каждый уголок, спрашивали членов семьи о том, что могло произойти. Он чувствовал себя скованно среди этих людей в форме, но понимал, что должен быть здесь, должен попытаться помочь найти друга.

Один из полицейских подошёл к нему. Это был высокий мужчина с серьёзным лицом, его глаза выражали усталость, но в то же время сочувствие.

— Ты, наверное, Гаррет Феллгейт, друг Итана? — спросил он мягким голосом.

— Да, сэр, — кивнул он, пытаясь говорить уверенно, хотя его голос слегка дрожал.

Полицейский сделал шаг ближе, глядя прямо ему в глаза.

— Мы знаем, что вчера весь день ты и Итан провели вместе. Можешь рассказать о нём? Может, ты заметил что-то странное, что-то, что могло бы помочь понять, где он?

Гаррет вспомнил, что говорил полицейскому, но в его рассказе не было ничего, что помогло бы определить, что случилось с Итаном. Тот слушал внимательно, иногда кивая, иногда задавая вопросы:

— А старый дом, о котором ты упомянул, — это место, куда вы часто ходили? Мог ли он направиться туда один?

В ответ он тогда уверенно покачал головой.

— Мы всегда ходили туда вместе… Итан никогда не бывал в доме один. Но… — он в ту минуту замялся, а потом решил, что нужно быть честным до конца. — Итан в последнее время несколько раз сказал, что чувствует, будто в доме есть что-то важное, что ждёт нас. Но я, воспринимал его слова как игру, поэтому не думал, что он говорил об этом всерьёз.

Полицейский нахмурился, записывая что-то в свой блокнот.

— Это может быть важно, Гаррет. Мы проверим место, о котором ты рассказал. А если вспомнишь что-то ещё, обязательно скажи нам. Любая мелочь может помочь в поисках твоего друга.

От этих ярких воспоминаний Гаррет почувствовал, как внутри него разрастается чувство беспомощности, будто он находится в водовороте, который затягивает его всё глубже, а он не мог воспрепятствовать этому. Как его лучший друг мог исчезнуть так просто? Как можно объяснить невероятное, когда всё в их жизни тогда казалось таким обыденным?

Он ощутил, как мир вокруг него начал терять чёткость, будто реальность расплывалась, оставляя его в одиночестве среди зыбкого тумана. Его сердце, сжимаясь, казалось, вытягивало из души последние нити надежды. Чувство вины нарастало с каждой секундой, отметая все попытки найти логическое объяснение случившемуся. Он должен был быть рядом, должен был защитить Итана, но не сделал этого. Эти мысли прокручивались в его голове, как заезженная пластинка, не давая облегченно вздохнуть.

И всё же, несмотря на страх и отчаяние, в Гаррете просыпалось ощущение, что он не может просто так оставить всё как есть. В эту минуту он понял, что должен сделать всё возможное, чтобы выяснить, что случилось с Итаном, даже если для этого ему придётся вернуться в таинственный дом, где, возможно, и скрывается разгадка его исчезновения. Недаром же в последние месяцы он пытается ему о чём-то сказать. Он настойчиво требует его возвращения и проигнорировать этот зов Гаррет не мог, так как чувствовал, что только там сможет найти или освобождение, или окончательно впасть в безумие.

И вдруг в памяти ярко всплыл давний разговор с Итаном:

— Ты веришь в то, что некоторые вещи можно исправить, даже если кажется, что уже поздно? — спросил тогда друг, неожиданно серьёзно посмотрев на него.

Гаррет тогда лишь пожал плечами:

— Зачем исправлять то, что уже прошло? Проще забыть.

Итан только усмехнулся в ответ, но в его глазах мелькнуло что-то странное, чего Гаррет тогда не понял. Теперь же он не сомневался в том, что друг, по всей видимости, искал у него поддержки или понимания, а он просто отмахнулся.

Но теперь Гаррет точно знал, что должен во всём разобраться, даже если результаты окажутся пугающими. Эта решимость, смешанная с чувством вины, стала для него некой искрой — чем-то, что наполнило его душу смыслом, несмотря на психическую тьму, в которой он пребывал сейчас. Он чувствовал, что теперь это его долг — найти ответы на все вопросы, каким бы страшным не оказался путь к правде. И он пройдет его в память о своем единственном друге. Час истины наступил.