Гримасы навязанной молодости. Вторая книга трилогии «Неприкаянная душа»

Лариса Малмыгина

Приключения прекрасной Алисы продолжаются. Волею судеб она оказывается в гареме султана Марокко Мулаи Исмаила, встречается с Лаврентием Берией и Иосифом Сталиным, за которого решает выйти маркиза, прибывшая из прошлого в Советский Союз тридцатых годов, спорит на религиозные темы с самим Сатаной. Необычайная красота героини очаровывает и демона Астарота, мечтающего во что бы то ни стало сделать возлюбленную своей женой…

Глава 9. Арест

— Почему ты скрыла от маршала, что я аристократка? — спросила меня новоявленная Анастасия Минасьян, оставшись без мужского общества. — И что такое — армянка?

Ничего себе! Она не знает о такой древней национальности!

— Дворянское звание, то же самое, что и маркиза, — усмехнулась я, напяливая на себя платье, сшитое по выкройкам первой половины двадцатого века.

— Разве армянка может быть комедианткой? Какое уродство! — брезгливо сморщила носик Атенаиса, с ужасом оглядывая в зеркале суровый костюм бесполой комсомолки на своем соблазнительном теле.

Молчаливая горничная надзирала за нами и кривила губы в ядовитой ухмылке.

— В этой стране быть актрисой очень почетно, дорогая. Были времена, и во французском государстве сам Людовик не брезговал дружбой с Мольером, — передергиваясь от клейкого взгляда шпионки, назидательно изрекла я.

— Жан Батист не простой комедиант. Он — великий сочинитель и директор труппы герцога Орлеанского, — обиделась непродвинутая монархистка.

«Господь дал людям пару ушей и один рот, а из этого следует, что человек разумный должен в два раза больше слушать, чем болтать», — замечая, как озабоченная прислуга внезапно засуетилась и схватила швабру, чтобы самозабвенно поводить ею по чистейшему полу, подумала я.

«Ну и ладно, — самонадеянно отмахнулась я от назойливости советской служанки, — главное, социалистические власти помогли путешествующим маркизам приобрести современную одежду, сдав ювелиру маленькое золотое колечко мадемуазель Ламарт. А в этих платьях мы сможем благополучно избежать нежелательных интиндентов, когда смоемся из лап органов».

— Его Величество Товарищ Сталин приедет на бал к министру? — заталкивая снятые драгоценности за лиф и стараясь придать кокетливый вид суровому пролетарскому одеянию, томно поинтересовалась Монтеспан. — У почти короля есть жена?

— Наверное, уже умерла, — наблюдая недоумение, вспыхнувшее в глазах вероломной поломойки, сообщила я. — Не вынесла бремени славы.

— Глупая женщина! — неожиданно оживилась Атенаиса. — А Товарищ красивый?

— В общем-то, да, — облизала пересохшие губы я. — Может быть, полетим домой?

— Что ты, что ты! — энергично затрясла роскошной гривой предприимчивая маркиза. — У меня снова появился шанс стать королевой!

Ужин подали в большой неуютной гостиной. Прелестная супруга Берии Нина Теймуразовна с истинно грузинским гостеприимством старалась угодить незнакомым «актрисам», хотя и не имела чести лицезреть их ни в одном театре Москвы.

Лаврентий Павлович не поддерживал разговора и о чем-то напряженно думал, искоса поглядывая на странных, свалившихся ему на голову, экзотических теток.

Вдруг запыхавшийся военнослужащий влетел в комнату и истошно заорал, прикладывая рабоче-крестьянскую руку к козырьку мрачной фуражки:

— Приехал сам товарищ Сталин!

«Мадам крупно повезло», — обозревая мгновенно покрасневшую парижанку, с тоской подумала я.

Никогда и не мечтала увидеть отца всех народов рядом с собой за одним столом. Он вошел в жилище Председателя Совета Министров, словно в родной дом, уселся на почетное место и, весело взглянув на незнакомок, поднял тост:

— За прекрасных дам!

— Благодарю. Ваше Величество Товарищ очень любезен, — грациозно поправляя буржуазные локоны, жеманно улыбнулась Атенаиса.

— Кто вы? — уточнил Сталин, прищуривая хитрые глаза на дерзкую женщину с золотыми волосами.

— Армянка, — принимая соблазнительную позу, проворковала она. — Армянка Атенаиса де Монтеспан.

— Кто? — бросая подозрительный взгляд на Героя Социалистического Труда, переспросил доблестный вождь.

— Нина, подай мне воды, — отчаянно икая, простонал член Политбюро.

— Настенька вошла в роль, — решительно вмешалась я, толкая под столом распоясавшуюся фаворитку ногой, обутой в туфлю, по сравнению с которой обувь фабрики «Скороход» показалась бы потребителю самим совершенством.

— Анастасия Минасьян, сир, — покрываясь нежным румянцем, запоздало поправилась сатанистка.

— А как зовут тебя? — усмехнулся «сир», тыкая пальцем в мою голову.

— Алиса Смирнова, — призналась я, искренне надеясь, что не успею угодить в тюрьму как неблагонадежная, так как сумею вовремя улететь из сороковых годов. Но куда деть излишне инициативную француженку? Взвалить на шею и тащить в семнадцатый век, чтобы вкупе с мерзким стариком убивала чьих-то детей?

— Тоже комедийная артистка? Или только учишься? — продолжал допытываться Сталин.

— Она — армянка! — с великосветскими ужимками возмутилась гостья из средневековья.

— Луиза де Лавальер? — рассмеялся Иосиф Виссарионович, показывая неплохое знание истории французского королевства.

— Государь знаком с ней? — бледнея, ахнула завистница. — Ему нравятся хромые женщины?

— А как же, — уже вовсю хохотал вождь народов.

— Извините, мы устали и пойдем домой, — вскакивая с кожаного стула, пролепетала я.

— На улице темно, ночуйте у нас, — предложила сердобольная хозяйка.

— Спасибо, — принимая решение не бросать маркизу на произвол судьбы, поклонилась я Нине Теймуразовне.

Знакомая прислуга засеменила впереди, показывая гостьям дорогу в их комнату.

Аскетическая обстановка двухместной спальни привела Атенаису в ужас, и она наотрез отказалась ложиться на узкую железную кровать.

— Ну и сиди в кресле, — проворчала я, расправляя постель, чтобы упасть в нее и забыться тяжелым сном.

Впрочем, можно было бы полететь домой. Но куда унесет нас лихой ветер в столь поздний час? По крайней мере, этой ночью у нас есть крыша над головой!

«Что сейчас делают мои детки»? — успела подумать я и мгновенно заснула.

— Встать! — прогремел над ухом мощный рокочущий бас.

Возле кресла с почивающей фавориткой французского короля стоял русский простолюдин и настырно дергал ее за руку.

— И ты тоже! — прогундосил он, сбрасывая с меня тонкое, повидавшее виды, шерстяное одеяло.

Включили электрический свет, на который непродвинутая жительница средневековья прореагировала исступленным визгом, разбудившим, наверное, всю округу.

— Что это? — орала она, показывая на сияющую лампочку Ильича.

— Гражданка — ненормальная? — покрутил корявым указательным пальцем возле виска один из страдающих бессонницей фанатов классовой борьбы.

— Признавайтесь, вы — французские шпионки? — настаивал душераздирающий бас.

— Я подам прошение Его Величеству Товарищу, — гордо выпрямившись, презрительно сообщила Монтеспан, неосмотрительно отправляя любопытные для окружающих сокровища под кружевной буржуазный лифчик.

— Какому? — провожая загоревшимися глазами нервное движение врага народа, съехидничал усатый солдафон.

— Подождите, — прозвучал знакомый голос, и заместитель Председателя Совета Министров СССР материализовался среди бесстыдно глазеющих на нас мужиков.

— Сударь, спасите бедную маркизу, — хватаясь за кисть Берии, внезапно зарыдала «Минасьян». — Людовик щедро отблагодарит вас. Помните, я — его фаворитка!

— Пишите, — повелительно бросил Лаврентий Павлович плюгавенькому солдатику, подавая ему блокнот и чернила с перьевой ручкой.

— Так чья вы любовница? — присаживаясь на стул и подкладывая под бумагу толстую книгу в сиреневом переплете, заинтересовался грамотный революционер.

— И. Сталин. Институт Маркса, Энгельса, Ленина. Том 3, — невольно прочитала я на обложке.

— Людовика Четырнадцатого, — пытаясь придать расстроенному лицу высокомерное выражение, хлюпнула носом аристократка.

— Имя — англицкое, а вот фамилие у ейного ухажера еврейское, — пролепетал молоденький пацанчик в военной одежде.

— Ясно, троцкистка, — поддержал товарища крепкий мужик, держащий в перчатках самый настоящий револьвер.

— Имена, явки? — заговорчески подмигивая маркизе, ласково прошептал писарь.

— Чьи? — недоуменно оглядываясь по сторонам, опешила Атенаиса.

— Отстаньте от бедной девушки, — неожиданно для самой себя разозлилась я и бросилась отталкивать от нее стадо любопытных баранов.

— Тащите теток в машину, — внезапно приказал Берия, — на Лубянку их.

Четыре кровати в крохотной сырой каморке. Рыдающая маркиза, обхватившая голову ладонями. Капающая вода в параше. По моим сведениям, грязный, пожелтевший от времени унитаз в темнице называется именно так.

Пора улетать! Но куда занесет нас лукавый ветер?

— Нам отрубят головы? — громко стонет Атенаиса. — Когда нам отрубят головы? И за что? Старый король Товарищ — очень жестокий монарх. А этот, его министр, просто чудовище! Помоги мне, Сюзанна, ведь ты же ведьма!

— Иди ко мне, — забывая про детоубийство, ласково подозвала я бедняжку, — обними свою подругу покрепче.

Де Монтеспан стремительно вскочила с ложа и судорожно задушила меня в объятиях. Я взмахнула руками, но тело не желало становиться легче от отчаянных взмахов отяжелевших кистей.

— Ты что, курица, взлететь собралась? — открылась железная дверь, и, гадко ухмыляясь, маленький солдатик ввалился в наши владения, так не похожие на величественные покои фамильных замков. — На допрос!

Покорно заложив руки за спину, я нехотя поплелась впереди плюгавенького мужичка, словно настоящая заключенная или актриса, играющая роль матерой преступницы.

В плохо освещенной комнатке за старым столом сидел худощавый офицер и что-то писал. Услышав приближающиеся шаги, он поднял голову, и я вскрикнула от неожиданности. Передо мной собственной персоной сидел отец моего папы. Огромные голубые глаза, красивое лицо и тело я унаследовала именно от него.

— Как вас зовут? — спросил дедушка, бросая усталый взгляд на очумевшую от сюрприза внучку.

— Алиса Лазарева, — превозмогая желание броситься ему на шею, пролепетала я.

Он вздрогнул и склонился над листами бумаги.

— Дадите показания о вашей контрреволюционной деятельности? — хватая картонную папку, привычно отчеканил близкий родственник.

— Нет. Никогда не делала никому зла, — невольно любуясь внешностью очаровательного тюремщика, с гордостью объявила я.

— Вы дружите с самозванкой, еврейкой, гражданкой враждебного молодой советской республике капиталистического государства? — взмахнув пышными девчоночьими ресницами, уточнил любимый дедуля.

— Она — француженка, то есть, армянка, — подсчитывая, сколько же лет сейчас моему малолетнему папочке, невнятно промямлила я.

— Так француженка или армянка? Алиса или Сюзанна? Смирнова или Лазарева? — пламенея революционным цветом, поморщился недоверчивый чекист.

— Ее мама до переворота проживала во Франции, а папа в Армении, — вранье начинало меня забавлять.

— А в настоящее время где живут родители Минасьян? — игнорируя блаженную улыбку арестантки, прищурился мой бравый пращур.

— В Томской области, — зачем-то вякнула я.

— Вы — шпионки коварного империализма? — поднял шикарные брови не в меру подозрительный предок.

— Упаси Боже! — выразительно пожала плечами я.

— Верите в бога? — прищурился товарищ следователь.

— Как же можно в Него не верить? — вздохнула я и вспомнила древнюю Иудею.

— Партийная?

Нет бы лучше спросил о своих правнуках!

— Ни в коем случае.

Утомившись, дедуля глубоко вздохнул, записал что-то в блокноте и махнул рукой. Конвоир поднял ружье и кивком пригласил меня на выход.

— Андрей Иванович, — задержавшись на минуту, попросила я гражданина начальника, — не допрашивайте мою подругу, она не в себе.

— Тебе знакомо мое имя? — стрельнув быстрыми глазами в солдатика, удивился предок.

— Наслышана о вашей смелости и отваге, — льстиво защебетала я. — И о жене тоже. И о сыне Мишеньке.

— Что ты знаешь о моих близких? — перепугался Лазарев.

— Многое, — неосмотрительно игнорируя застывшего тюремщика, интригующе усмехнулась я.

— Говоришь, подруга не в себе? — зачем-то понизил голос папин папа.

— Ее недавно выписали из психбольницы, — подражая товарищу следователю, заговорчески зашептала я.

Он взметнул брови и закашлялся. Крохотный мужичок чем-то твердым толкнул меня в спину, и, сгорая от унижения, я поплелась в сырую, глубоко равнодушную к судьбам заключенных, камеру.

Атенаиса ждала меня с нетерпением.

— Нас отпустят? — тихо молвила она чересчур бледными губами, давно потерявшими краски молодости.

— Вряд ли, — потрясенная до глубины души тем, что в карающей организации работает мой родной дед, я без сил упала на жесткое ложе.