Поцелуй врага

Лана Морриган, 2022

В отличие от своих собратьев Илья не горит желанием обрести истинную пару. Товарно-денежные отношения – это лучшее, что может быть между мужчиной и женщиной. Яна ненавидит его все душой, ведь ОН – убийца ее отца. Один из предателей! Тот, кто лишил нормальной жизни, отобрав все: дом, детство и родительскую любовь. А теперь враг ищет ее! Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Яна

***

— Вик, мы же за прошлый заход собрали приличную сумму, — произношу я.

— Янчик, ну что там было? — Перехватив непослушные кудри, подруга собирает кулю, присаживаясь на край старого дивана.

— Семьдесят три тысячи. Семьдесят три. — Сон как рукой сняло, как только я узнаю, что денег не хватает даже на квартплату, не говоря о продуктах. — Прошло только две недели, я же просила умерить расходы.

— Две недели. — Сдув прядь со лба, подруга загибает пальчики. — Семьдесят три на два — тридцать шесть пятьсот. Сама подумай, мы имеем на двоих в неделю тридцать шесть тысяч. А на одну — восемнадцать двести пятьдесят. И ты еще спрашиваешь, куда делись деньги?! Их просто нет, — разводит пустые ладошки перед моим лицом. — Пф-ф-ф, и кончились.

— Вика. — Я собираю одеяло гармошкой, впиваясь пальцами. Одеяло и постельное белье — единственное, что было новым в этой комнате. У меня нет возможности купить свой угол, нет возможности поменять старую мебель, пропитанную запахом гари, сигарет и одеколона «Красная Москва», или сменить пожелтевшие обои на низких стенах, но спать на чужом застиранном белье, мучаясь вопросом, что могло на нем происходить, никогда не буду. — Где деньги? — задаю прямой вопрос.

— Они…

— Где деньги, Вика!?

— Их нет, — виновато улыбается подруга.

— Только не говори, что приходил Стасик-разик и рассказал, как в очередной раз вляпался по самые уши. А ты поверила и отдала ему наши, — выделяю я и повторяю с нажимом: — Наши деньги. Мои! Вик! Я рискую!

— Да-да, — отмахивается подруга, — а вдруг волчица не откликнется… И бла-бла-бла… Мне иногда кажется, что ты сумасшедшая. Сама-то в это веришь? Оборотень, — смеется она. — И не давала я денег Стасу! Внесла первый взнос на маммопластику. — Вскочив на ноги, Вика упирает кулаки в бедра и склоняется надо мной. — Не нужно меня отговаривать! Я уже и обследование прошла!

— Ты дура, Вик! Мы есть твою новую грудь будем? Или оплатим ею аренду? — спрашиваю я.

— Нет, заработаем. Сегодня очумительная вечеринка в «Прайде», богатеньких лошков будет — м-м-м, — протягивает она.

— Я не пойду в «Прайд», клиенты этого клуба вполне могут свернуть нам шеи только за попытку их обдурить. — Я шарю ногами в поисках тапок.

— Утрем нос закоренелым шовинистам! — Вика вдохновенно жестикулирует. — Ударим по кошельку мерзких кобелей, что в командировках снимают девчат вместо того, чтобы купить жене и деткам подарки! Отомстим за все слезы, пролитые в браке!

— Вик, ты что несешь? Ты и замужем не была, — я приглаживаю волосы.

— А не нужно воспринимать мои слова буквально. Не была, а кто-то другой был.

— Я не собираюсь оплачивать твою грудь. — Я поворачиваюсь спиной к подруге, снимая футболку и надевая плотный топ. — Попроси Стаса. — Открыв со скрипом дверцу старого шкафа, достаю теплый спортивный костюм.

— Яночка, я обещаю, что одного вечера хватит на пару месяцев, плюс оплата остатка моей операции. Найду самых богатых и самых тупых. Яночка. — Она подходит ближе и помогает расправить завернувшийся край кофты. — И ты сможешь до января отдохнуть. Ты отдохнешь, а я восстановлюсь, как раз к новогодним праздникам. Только вспомни, какой заработок зимой, — кричит мне в спину.

— Нет. — Я с чувством гремлю эмалированным чайником по чугунной решетке двухкомфорочной плиты. — Хорошо, что у меня было отложено. — Достаю большую глубокую тарелку и высыпаю в нее половину пачки овсяных хлопьев быстрого приготовления. — Хватит на квартплату, аренду и сможем купить продуктов на неделю. Но в «Прайд» не пойду.

Я всегда тщательно выбираю бары или клубы, где мы работаем. Вечер или два наблюдаю за посетителями, и в «Прайде» частыми гостями были волки. Не нужно слышать их запах, достаточно быть внимательной: высокие, сильные, громкие, наглые, собой занимают все пространство — их всегда много. А встречаться лицом к лицу с волками нашего города — такого пункта в списке моих желаний нет. Пока нет. Я не готова.

— Это та двадцатка, что лежала в кармане твоей толстовки? — уточняет Вика.

— Да, — отвечаю я и застываю с ложкой в руках. — Вика, что значит «лежала»?!

— Это значит, что больше там не лежит. Молочка достать? — Вика беззаботно открывает дверку холодильника и наклоняется к нижним полкам. — Нужно было оплатить хотя бы треть, чтобы за мной забронировали дату в клинике.

Казалось, что пар из моих ушей валит ничем не хуже, чем из носика старого чайника, что, кипя, подпрыгивал.

Лицо обдает горячей волной, так давно забытой — жаром обращения, но, к моему разочарованию, жар сразу же исчезает. Пальцы слабо потрясывает и больше ничто не напоминает, что еще лет пять назад я спокойно перекидывалась в волчицу. Злость и секундное проявление зверя отобрало много сил, словно и не было десятичасового сна.

— Яночка, — в ход идет лесть, — обещаю, один-единственный раз. И мы даже сможем сменить город.

— Нет, — я заливаю кипятком свой завтрак, а на поверхности плывут одинокие жиринки сливочного масла. Соскребаю остатки с бумажной упаковки и аккуратно снимаю о край тарелки.

Я сменю город лишь в одном случае, когда узнаю о судьбе своего отца, мне нужно знать точно, что произошло. Но с каждым днем силы уходят: волчица отзывается неохотно, слух, зрение, обоняние и физическая сила покидают, уходят по капле.

— Все же у тебя глисты, — констатирует Вика в очередной раз. — Разве девушка твоего телосложения может столько съесть?

— Не меняй тему. — Рядом с тарелкой каши ставлю кружку сладкого-сладкого чая. — В «Прайд» я ни ногой. Остальную сумму на операцию найди сама. Возьми кредит, попроси у Стаса, выкручивайся. Сегодня можешь остаться на ночь, а завтра ищи жилье. Да, и я буду искать, — произношу, не отрываясь от тарелки.

— Можно продать твою «Хонду».

— Вик, ты охренела? — Смотрю на нее, не веря своим ушах. — Ты потратила наши деньги, стащила мою заначку, фактически оставила нас без жилья и средств к существованию, а теперь просишь, чтобы я продала мотоцикл, и все это ради твоего каприза?!

В глазах собеседницы мелькает озабоченность, но лишь на мгновение, и Вика идет в нападение.

— Да где бы ты сейчас была?! В колонии для малолетних, нет — в психушке. Кто бы еще стал терпеть твои ночные бормотания и крики да слушать басни о самом лучшем отце, что ушел и не вернулся, о свихнувшейся матери, что тебя выгнала, узнав, что ты оборотень?! Признайся уже, что ты брошенный ребенок, у которого, как и многих из нас, кто вырос на улице, родители беспробудные забулдыги или торчки, плюющие на своих детей. Выдумала сказочку… И кто еще из нас дура? А, Ян?

— Да иди ты, — я зло бросаю. — Я достаточно тебе отплатила за свое спасение. Пять лет ты живешь за мой счет, сколько ты получала? Десять процентов от заказа, двадцать? И скольких тебе нужно развести за вечер, чтобы хватило на новые сиськи? Правильно, хорошенько поработать три-четыре месяца.

— Два, — выплюнула подруга зло.

— Ну, конечно, а есть ты не собираешься эти два месяца или где-то жить? А? Конечно, Яночка-дурочка будет содержать. Так нет. Не будет. Это будет наш последний раз, мне деньги со стола, а тебе — ставки. Или так, или никак.

— Согласна.

***

Неприятное предчувствие не оставляет меня до самого клуба, Вика заходит первой, а я продолжаю наблюдать. Очередь ожидающих возможности войти с каждой минутой становится длиннее. Десятки девушек обольстительно улыбаются, вглядываясь, словно бездомные щенки, в лица мужчин, надеясь, что именно их выберет один из состоятельных, успешных, в дорогой одежде, пропитанный нишевой парфюмерией и с ленцой во взгляде. Идиотки. Всех как одну ждет только потребительское отношение, и в лучшем случае тысяч-другая с утра в лицо.

Поправляю взметнувшиеся в воздух волосы, а внутри гложет червячок сомнения.

Еще не поздно отказаться.

«Нельзя», — отрезаю.

Завтра к десяти придет хозяин дома, а остаться без жилья в середине осени категорически не хочется.

Холодный ветер скользит по голой пояснице и пробирается вверх по позвоночнику. В прошлом году мне было комфортно в топе и при нуле. Почему волчица погибает?! Я ее почти не чувствую, не слышу ее голоса. Ее эмоции стираются, теряясь в моих ощущениях.

И почему отец никогда не рассказывал об этом? Не знал или не успел?

В руках вибрирует смартфон:

«Жду у бара!!!»

«Иду», — отправляю в ответ.

До самого входа меня сопровождают недовольные шепотки пришедших раньше. Затылок жжет от пристальных взглядов. Останавливаюсь в шаге от охраны. Двое широкоплечих мужчин закрывают собой вход, один проходится по мне обманчиво отрешенным взглядом.

— Меня ожидают, — нетерпеливо постукиваю ноготком по циферблату часов — самой дорогой части моего гардероба, не так давно выигранной у одного парня. Меня не смущает массивность аксессуара и явно мужская модель, главное — бренд, название, блеснувшее серебристыми буквами, — пропуск в мир золотых столовых приборов и унитазов.

— Хорошего вечера. — Кивок, и передо мной распахивается мир всего, что я ненавижу и презираю.

Вру… я ненавижу и презираю себя в этом мире.

— Ты что так долго?! — фыркает Вика.

— Дышала свежим воздухом.

Вика протягивает мне коктейль:

— Угостили, — предотвращает мои расспросы о деньгах. — Вадюня оказался такой душка. Бармен. Мы с ним договорились на двадцать процентов, — замолкает. — Хорошо, — закатывает глаза, — двадцать пять с каждого заказа.

— Ты забыла, что не умеешь врать? — Сердцебиение Вики в таком грохоте басов я не слышу, спрашиваю на удачу и оказываюсь права.

— Тридцать! — выкрикивает она, скривив лицо, не дожидаясь моей реакции, зовет бармена: — Вадик! Вадик! Поможешь? С кем можно поработать?

— У нас все клиенты платят за общение. — Парень активно натирает столешницу. — А там уже дело техники, что вам закажут. Деньги отдаем сразу же после смены.

— Вадим, а покажи постоянных клиентов. — Склоняюсь так, чтобы можно было рассмотреть тех, о ком речь.

— Все балконы с первого по пятый. Третий не советую брать, если не захотите продолжения.

— Не захотим, — вмешалась Вика.

— Это стол хозяина. — Бармен переключается на бокал и натирает белоснежным полотенцем. — Эти двое тоже бывают практически каждые выходные. За твоей спиной щедрые ребята, но они уже с девочкой.

— Подвинем, да, Ян? — Поблагодарив, Вика медленно разворачивается, блуждая взглядом по залу. — Однозначно берем их.

— Нет, не берем. — Сердце пускается вскачь при взгляде на «щедрых ребят».

— Да ладно, ты что, пампушки на коленях блондинчика испугалась? И не таких вытравливали. Брюнет так вообще божий одуванчик, глянь, у него на лице написано «Люблю, когда меня разводят».

— Вик, считай это моим внутренним чутьем, но с ними я работать не буду. — Блондин раскатисто хохочет, запрокинув голову, и гладит пышное женское бедро. Ловит мой взгляд, что-то шепчет своей девице на ухо, отчего та смущенно улыбается.

— Идем. — Вика пытается взять меня за руку и поднять.

— Нет, Вика, — я стряхиваю руку, не разрывая взгляда с блондином.

«Удачи», — произносит он одними губами и возвращается к своей подружке, зарываясь лицом в волосы и целуя шею.

— Я интересовалась постоянными, чтобы исключить, — я повернулась спиной к залу. — Второй стол от колонны. Видишь, где четверо?

— Вижу. Ян, можно хоть раз выберу я? — капризничает Вика

— Можно, но без меня.

Вика чуть наклоняется, поправляет грудь, разглаживает складки платья:

— Помада не размазалась? — уточняет она.

— Все отлично, — заверяю я.