Счастье без имени

Ксения Черриз, 2023

Иван – столяр. У него маленький бизнес в подмосковном городке, и он ведет тихую, одинокую жизнь, пока в нее не врывается девушка, решившая апрельским вечером броситься с пирса в ледяную воду. Она ничего не помнит – даже своего имени. Иван разрешает ей временно пожить у себя, даже не предполагая, что позднее она поселится и в его сердце.

Глава 2

Иван проснулся ночью от суматохи в коридоре. Торопливые шаги резиновых тапочек по полу, крики. Он какое-то время лежал и прислушивался к происходящему, задаваясь вопросом, что случилось. Но вскоре шаги затихли в другой стороне коридора. Иван повернулся на бок и уставился в окно. Свет от фонаря освещал палату на четырёх человек. Сосед слегка похрапывал, накрывшись одеялом. Его ссохшаяся рука чернела поверх белого пододеяльника, и Иван поспешно отвёл взгляд. Ему припомнилась другая рука. Такая же старческая, но бесконечно родная и любимая.

Сон долго не шёл к нему. Едва прикрывая глаза, он то видел бледное лицо женщины, то ему казалось, что он проваливается под лёд, то являлся Олег с медалью «За спасение жизни».

Внезапное прикосновение к руке разбудило его окончательно, и Иван понял, что уже наступило утро. За окном занялся серый рассвет.

— Температурку меряем, — молоденькая медсестра протянула градусник.

Иван уставился в потолок, зажимая градусник. Голова трещала. Ему очень хотелось пить и на свежий воздух. Надо только чуть-чуть продержаться — и свобода.

Во время обхода врач подтвердил, что Ивану можно отправиться домой.

— А как девушка? Ну… та.

— Пострадавшая? Она вчера пришла в себя. Всё ещё в реанимации.

— С ней что-то серьёзное?

— Переохлаждение и отсутствие сознания в течение суток — это всегда серьёзно, Иван Сергеевич. Ну, а вам волноваться не о чем. Можете идти домой.

Врач был уже одной ногой в коридоре, когда Иван окликнул его.

— А можно с ней увидеться?

— Боюсь, что нет, в реанимацию мы посетителей не пускаем.

— Ясно. Спасибо.

— Всего хорошего.

И всё же, собираясь уйти из больницы, Иван подошёл к посту медсестры.

— Девушка, я бы хотел посмотреть на… пострадавшую, которая… — Он замялся. Как тяжело объясняться, когда не знаешь имён и фамилий! — Она в реанимации вроде бы.

— Которую вы спасли? — молоденькая медсестра распахнула глаза. — К ней нельзя. Извините.

— Но когда её переведут в палату, я же могу с ней повидаться?

— Да, разумеется. Приходите в другой день.

По дороге домой Иван пытался избавиться от необъяснимого чувства тревоги. Врач вчера задавал ему странные вопросы. Вдруг его нездоровый интерес к незнакомке вызовет дополнительные подозрения? Неужели кто-то может подумать, что он и правда… хотел убить её? Нет, это бред какой-то. Хорошо, что есть Олег. С капитаном полиции шутки плохи. Зачем врачу понадобилось играть в детектива, Ивану дела нет. Пусть все от него отстанут.

Он пешком вернулся домой и с облегчением залез в горячую ванну, в которой провалялся не меньше получаса, периодически подогревая из крана остывающую воду.

Заварив чай, Иван отправился в свою мастерскую, где его ждала работа. Он выпал из процесса больше, чем на одни сутки, а стулья сами себя не сделают. Плотницким делом Иван занялся ещё в детстве. Смотрел, как работает дед. Отца не знал. Тот бросил их с матерью, когда узнал о беременности. Всему, что знал и умел, Иван был обязан именно деду. Конечно, после школы Ваня поступил в университет и прилежно учился, и даже работал в офисе в Москве какое-то время. Жил в столице. Но потом ему пришлось вернуться в Вяземск — заболела мама. Оставить её одну он не мог, поэтому, уволившись, Иван переоборудовал старую мастерскую деда и принялся изготавливать мебель на заказ.

Перед сном, как обычно, Иван вышел из дома, намотав на шею огромный вязаный шарф. Апрельские вечера были всё ещё холодными, а после приключения в ледяной воде Ивану всё казалось, что он никак не согреется. Проходя привычной дорожкой — по тропинке вдоль озера, — он добрёл до пирса. «Неужели правда утопиться хотела? Или оступилась?» Проход на пирс был замотан красно-белой лентой — здесь была полиция, но ничего не нашла. Табличка «Купаться запрещено!» покачнулась на ветру, противно скрипнув. Иван поёжился и, пригнувшись, пролез под лентой.

Он прошёлся по пирсу. Встал там, где, как ему помнилось, стояла женщина. Чёрное в ночи озеро было пугающим. Он стоял на самом краю, так что носки ботинок свешивались с пирса. Внезапное головокружение заставило его сделать шаг назад. «Она сделала шаг, два… отошла. Точно отошла. Вроде бы запнулась… И точно прыгнула. Зачем она это сделала?» Ответа не было, и Иван отправился домой.

На следующий день Иван в обед зашёл в больницу, задобрил новую медсестру шоколадкой и спросил о встрече с незнакомкой.

— Нельзя к ней, молодой человек, — строго отозвалась медсестра и убрала шоколад в ящик стола.

— Она всё ещё в реанимации?

— Именно.

— Но она ведь очнулась. Как её зовут? Вы нашли родню?

— Нет, молодой человек. — Медсестра приблизилась, поманив его, и заговорила в полголоса. — Тут все знают, что она едва не погибла на озере, а вы её спасли. Вы поступили как герой. Только вот память она потеряла. Лежит и плачет целыми днями. Ничего не помнит. А когда очнулась, это посреди ночи было, истерику закатила. Всех на уши подняла.

— Когда её переведут в палату?

— Завтра. Вы приходите, приходите. Может, ей легче станет, когда она кого знакомого увидит.

Иван промолчал — они не были знакомыми, да и девушка не приходила в себя в ту злополучную ночь, не видела его.

Иван пришёл и на следующий день, прихватив с собой гостинцев — немного фруктов и конфет. Он постучал в дверь палаты и сначала просунул голову, а потом уже протиснулся в дверь. У соседки незнакомки сидела ватага родственников, и девушка рассматривала их, о чём-то задумавшись. Заметив Ивана, который подошёл к её кровати и подвинул стул, она приподняла брови и уставилась на него большими каре-зелёными глазами.

— Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? Я вам тут… принёс кое-что. В больнице кормят не очень.

Он неловко протянул ей пакет, и девушка заглянула туда одним глазком, а потом снова посмотрела на Ивана, так и держа пакет на коленях.

— Может, вам ещё что-то нужно, я постараюсь помочь, — сказал он, присаживаясь на краешек стула возле кровати.

— Нет, спасибо. А вы?..

— Я Иван. Вытащил вас из озера.

— О!.. — вспышка понимания промелькнула на её лице, тут же сменившись сосредоточенным выражением. Она не сводила с Ивана взгляда, как будто силясь припомнить, где она его видела.

Он тоже смотрел на неё, воспользовавшись паузой. Бледное лицо, молодая совсем — моложе, чем ему показалось в ту ночь. Уголки губ были опущены, как у человека, который давно не улыбался. Тёмные круги под глазами говорили о плохом сне. Аккуратно очерченные природой губы были бескровны.

— Мы с вами знакомы?

— Нет. Я увидел вас впервые на пирсе. Вы упали, а я вытащил, — Иван пожал плечами, боясь, что сейчас снова начнутся разговоры о геройстве.

— Не помню… Где этот пирс? Что это за место? Какой город? Какой год? Сколько мне лет? Как меня зовут? Вы знаете?

— Пирс на озере. Город Вяземск. Год две тысячи семнадцатый. Как вас зовут, сколько лет, я не знаю. Мы никогда раньше не встречались. Но вы же наверняка местная? Вяземск? К северо-востоку от Москвы? У нас есть огромный завод «Вяземск-Аэро», и памятник Гагарину. Вспоминаете?

— Нет, — она покачала головой, а потом вцепилась пальцами себе в волосы, сжала голову. — Почему я ничего не помню? Почему? Почему я была на пирсе? Как упала? Как меня зовут? Кто я? Не помню, не помню, не помню!

Иван вдруг испугался, что у неё сейчас случится новая истерика, и он подумывал о том, чтобы позвать медсестру.

Родня соседки покосилась на них.

— Тише, тише, — он невольно погладил её ногу сквозь одеяло и тут же отдёрнул руку. — Простите…

— Что со мной теперь будет? — Она не обратила внимание на его жест. — Я ничего не помню. Ко мне никто не приходит. У меня ничего нет. Я целыми днями сижу тут, пытаясь вспомнить, но ничего не получается. Неужели я никому не нужна? Сколько я здесь?

— Три дня.

— Три дня, и всем плевать! — в её голосе снова послышались визгливые нотки, и гости соседки опять умолкли, повернувшись к ним.

Иван слабо улыбнулся им, как бы извиняясь, а сам уже проклинал себя за то, что вообще сюда пришёл. На что он рассчитывал? Ждал слёз радости и благодарности за спасение жизни? Надеялся, что она расскажет ему, почему прыгнула в воду ночью в конце апреля?

— Нет, что вы, наверняка есть люди, которые вас ищут.

— Правда? — она посмотрела на него с такой надеждой, что он просто не смог ничего с собой поделать и продолжил говорить.

— Конечно, правда. Я уверен, эти люди с ума сходят от волнения. Скоро они найдут вас, и вы будете в окружении любимых…

Губы девушки скривились, и она вдруг заплакала. Тут уж родня соседки совсем не выдержала. Они позабыли про неё, с любопытством глядя на происходящее на другом конце палаты.

— Ну что вы? Не надо так… прошу вас…

Но девушка не слушала его. Тихие всхлипы сменились громкими рыданиями, и Иван окончательно растерялся.

— Бедняжка, — покачала головой дородная дама слева от соседки.

— Может, медсестру позвать? — спросил мужчина рядом с ней. Он смотрел на рыдающую девушку неотрывно, и этот взгляд Ивану не нравился.

Но медсестра и сама уже вбегала в палату со шприцем в руках. Иван поспешно встал.

— Сидите, я быстро, и она успокоится. Не пришла на укол, и вот, пожалуйста.

Иван отвернулся, когда медсестра бесцеремонно сдёрнула одеяло с нижней половины девушки. Он заметил, не без облегчения, что и гости соседки по палате опустили глаза.

— Я боюсь, что вам лучше сейчас уйти, — сказала медсестра Ивану. — Ей нужен отдых.

— Да, конечно, — он поднялся.

— Подождите! — девушка поспешно схватила его за руку. — Вы ведь придёте ещё? Я никого здесь не знаю…

— Обязательно, — ответил Иван, и тут же проклял себя за это обещание. Он жил себе спокойно, никого не трогал, а тут свалилась на его голову… — До свидания.

***

Обещание пришлось сдержать. Он пришёл к ней и на следующий день.

— Вам лучше?

— Не знаю. Руки болят, — она показала исколотые иглами для капельниц вены.

— Это пройдёт, — успокоил он её. — Скоро вы поправитесь, и вас выпишут, поедете домой…

Иван прикусил язык. Куда она пойдёт, если ничего не помнит?

Но девушка не отреагировала. Может, она была под седативными, подумал Иван.

— Можно вас попросить? — вдруг спросила она.

— Конечно.

— Назовите меня.

— В смысле?

— Имя. У меня нет имени. Меня бесит, что меня называют пациенткой. Вы тоже никак ко мне не обращаетесь. Как будто я не существую. Но ведь я есть, правда? Назовите меня.

— Хм… — Иван задумался. — А есть имя, которое вам нравится? Может, у вас есть что-то на примете? Хотите быть Зоей или Снежаной?

— Я похожа на Снежану?

— Нет.

— Тогда придумайте другое имя. Когда я пытаюсь представить, как меня звали, у меня в голове такая каша из имён, я боюсь ошибиться и не угадать. Сделайте это вы. Вы же подарили мне второй шанс.

О, ну вот. Он так старался избежать этих разговоров о его геройстве.

— Хорошо. Так, дайте подумать. — Иван склонил голову набок и внимательно посмотрел на девушку. Сегодня она выглядела чуть лучше, но всё равно была бледна и измождена. Но её глаза… никогда он не видел таких больших и доверчивых глаз. Иван с трудом отвёл взгляд. — Вы знаете, я думаю, вам подошло бы имя… Имя…

Пауза затянулась.

— Ну же! Мне всё равно. Как хотите, так и назовите. Просто быстро скажите, и всё.

— Не давите. Это дело серьёзное. Знаете, как детям имена выбирают? Копаются все девять месяцев…

— А вы откуда знаете? У вас есть дети?

— Нет.

— А у меня нет девяти месяцев. Я хочу, чтобы меня звали по имени. Назовите меня!

— Ну хорошо, хорошо. — Иван прикрыл на миг веки, а когда открыл их, снова наткнулся на взгляд каре-зелёных глаз. Она смотрела на него с мольбой. Впавшие щёки и бледность лица вдруг отозвались строками из «Евгения Онегина», так любимого мамой — «Дика, печальна, молчалива, // Как лань лесная боязлива, // Она в семье своей родной // Казалась девочкой чужой». — Таня.

Ему казалось, что такие огромные глаза не могут быть ещё больше. Но он ошибался.

— Таня… Татьяна. — Девушка пробовала на вкус своё новое имя, и Иван испугался, что ей не понравилось. Может, она сочтёт, что это имя слишком простое. А может, её так и звали? Вдруг она вспомнит сейчас всё, что позабыла? И тогда можно будет связаться с роднёй, которая заберёт её домой? И с него спадёт груз ответственности, который он чувствует. — Мне нравится. — Она улыбнулась широко и искренне. Кажется, что камень упал именно с её плеч, а вовсе не с его.

— Хорошо. Значит, Таня. Приятно познакомиться, — он протянул ей руку. — Я Иван.

— Мне тоже очень приятно.

Улыбка озаряла её лицо, преображая, так что даже бледность и впалые щёки больше не портили его.

— У вас сегодня хорошее настроение, — заметил Иван.

— Да, но я думаю, что дело тут в лекарствах.

— Что говорит врач?

— Врач ничего толком не говорит. Я пробуду здесь ещё несколько дней. И даже не знаю, радоваться этому или огорчаться. Идти мне некуда, я не знаю, что со мной будет, когда меня отпустят. Куда я пойду? Ни денег, ни дома, ни паспорта. Имя и то вымышленное.

Кажется, с выводами о хорошем настроении он поторопился, и, желая приободрить, Иван сказал:

— Я не знаю, что с вами случилось в прошлой жизни, до падения. Но, может, это какой-то знак свыше?

— Вы правда в это верите?

Он уже собирался соврать, но не смог этого сделать, глядя ей в лицо.

— Нет, если честно.

— Вот и я не верю. Не понимаю, что со мной случилось? Зачем я вообще пошла на тот пирс? Я была одна? Или меня кто-то сбросил и убежал? — Иван торопливо замотал головой, ещё не хватало, чтобы у девушки… то есть Тани развилась паранойя. — Почему посреди ночи я гуляла на пирсе? И почему меня никто не ищет? Вы говорили, что меня будут искать. Но всем, кажется, плевать. У меня не было семьи? — Она опустила взгляд на руку и, нахмурившись, потрогала безымянный палец правой руки. — Я была замужем? Нет? Ох… — Таня откинула голову на подушку.

— Послушайте, не надо себя мучить, память вернётся. Давайте я вам лучше чаю принесу?

— Давайте. Спасибо.

Он вышел из палаты, а когда вернулся, то казалось, что говорить больше не о чем, и они молча пили чай из пластиковых стаканчиков. Она задумчиво жевала шоколадную конфету, а потом сказала:

— Интересно, какие конфеты были моими любимыми раньше? А может, я вообще их не ела? Вдруг у меня аллергия на шоколад? Или мне нельзя?

Иван пожал плечами и ответил на первый вопрос, считая его наиболее безопасным:

— Мне кажется, что если конфета вам понравилась, то вы можете назвать её своей любимой.

— Да, наверное. Спасибо.

Она замолчала, внимательно глядя на него, и Иван задумался, относилось ли это «спасибо» к спасению, к конфетам или к его разрешению выбирать любимый вкус.

— Кхм… мне надо идти. Если хотите, я зайду завтра.

— Да, пожалуйста. Мне ужасно скучно…

— Хорошо. Тогда до завтра.

Иван вышел из палаты, ругая себя. Ну зачем он ввязывается всё глубже? Он спас её, теперь она сама по себе, а он может вернуться к своей привычной жизни. Но почему-то он не мог этого сделать. Его волновало, что она потеряла память, и что и правда никому до неё нет никакого дела.

— Иван Сергеевич?

— Да?

В коридоре его остановил Алексей Владимирович.

— Очень хорошо, что вы пришли. Я хотел с вами поговорить. Пройдёмте.

Врач завёл Ивана в пустую ординаторскую и предложил присесть на стул возле стола рядом с окном.

— Иван Сергеевич, здоровью пострадавшей, которую вы спасли, больше ничего не угрожает. Наш психолог провёл с ней беседу, она вменяема и не нуждается в специальном уходе. У пациентки сохраняются головные боли, и ей показаны встречи с психотерапевтом. Но в целом скоро мы сможем её выписать.

— Но куда же она пойдёт? Она ничего не помнит.

— В таком случае мы перенаправим её в специальный интернат, где она будет наблюдаться и жить. Постепенно ей выдадут документы на новое имя.

— Что за интернат?

— Психоневрологический. У нас есть основания полагать, что не только травма вызвала амнезию, но и какие-то сильные потрясения в прошлом или даже заболевание, которое нам не удалось установить, а пострадавшая о нём и не помнит.

При упоминании психоневрологического интерната Ивану стало дурно. Он вспомнил закрытую территорию, решётки на окнах низенькой старой постройки. Мрачные лица медперсонала. Неприятный резкий запах лекарств, старости и болезней. Тёмный коридор, едва освещаемый двумя окнами… Его маму, пока он не смог за ней присматривать, отправили в такой соседи. Так уж вышло. Они вызвали скорую, а те уже перенаправили её в интернат. Ивану потребовался не один месяц, чтобы вытащить её из того ужасного места.

— Нет другого выхода?

— Только если её заберут родственники или друзья. В другом случае, всё, чем мы можем помочь, это предоставить место в интернате.

Иван задумался. Интернат находился минутах в сорока езды от Вяземска. Ехать на двух автобусах с пересадкой или на такси. Своего автомобиля у Ивана не было, потому что отсутствовала нужда в нём. А значит, навещать каждый день он её не сможет. Как будет чувствовать себя молодая женщина, которая окажется среди незнакомых людей, по большей части старых и больных? Разве это пойдёт на пользу её здоровью?

Он вздохнул, закрывая глаза, заранее ненавидя себя за своё неравнодушие.

— Не надо в интернат.

— Не надо? врач приподнял брови и посмотрел поверх очков.

— Я поселю её у себя, пока она не оправится.

— Вы уверены? Мои полномочия закончатся ровно в тот момент, когда она выйдет из этой больницы, и я уже ничем не смогу вам помочь.

Иван махнул рукой, как бы говоря «это неважно, я разберусь».

— Ваш друг ведь служит в полиции? Капитан Хохлов?

— Да.

— Думаю, он поможет вам с документами, и когда пострадавшая…

— Татьяна. Её зовут Татьяна.

— Это она вспомнила?

— Нет, это я… то есть мы придумали.

— Понял. Так вот, когда Татьяна получит паспорт, вы можете считать, что ваш долг выполнен. Да может, она и вспомнит к тому времени, кто она и откуда.

Иван кивнул и вышел из ординаторской. «Ёлки-палки, ну зачем я ввязался?» Смутная запоздалая надежда, что, может, Татьяна ещё и откажется жить у него, слегка приподняла ему настроение, но что-то подсказывало Ивану, что он только что влип. Может, ему забрать свои слова обратно, пока их слышал только врач? Он его не осудит. Поймёт. Но потом Иван вспоминал огромные глаза напуганной лани, то, как девушка держала тонкими пальцами пластиковый стаканчик с чаем, делая маленькие глоточки, чтобы не обжечься, поглаживала безымянный палец, размышляя о возможном муже, — и всё это вместе рождало в нём смутное, но вполне сформировавшееся желание помочь. Не оставить в беде.

Поэтому, собираясь на следующий день в больницу, Иван зашёл в магазин и купил для Татьяны новую кружку. Самую простую, нежно-голубого цвета, без надписей и узоров.

— Это мне? — она смотрела на него, широко распахнув глаза, в очередной раз поражая его, он уже думал, что привык к ним.

— Да. Вам.

— Спасибо! Я даже не знаю, что сказать… вы спасли меня, теперь делаете подарки… это…

— Это совсем не то, что вы подумали! Я просто хотел сделать доброе дело.

— Но вы и так сделали достаточно! Ваня, я не смогу отблагодарить… — уголки её губ поползли вниз, и он поспешил её успокоить:

— Нет-нет! Не надо слёз, пожалуйста. Это же такая мелочь. Всего лишь кружка…

— Хорошо, — Таня быстро поморгала и, хлюпнув носом, села прямо. — Вы хотели о чём-то поговорить?

— Да. Вас скоро выписывают…

— О!

— Они предлагают психинтернат, но я не думаю, что это хорошая идея. Я живу один. Дом небольшой, но места хватит. — Чем больше он говорил, тем больше осознавал, как глупо, должно быть, это звучит, Иван стушевался и умолк окончательно.

— Нет-нет-нет. Я не могу вас так стеснить! Это неправильно. Я что-нибудь придумаю, как-нибудь протяну в интернате.

Она храбрилась, но Иван видел, как она мнёт край одеяла, то кивая самой себе, то нервно сглатывая. И он прекрасно помнил, как тяжело ему было забрать оттуда собственную мать. Что уж говорить о молодой женщине, которая ничего о себе не помнит, у которой никого здесь нет. Да и он ей никто.

— Татьяна. Вам нужна помощь, и я могу её оказать. Не отказывайтесь. Интернат… это такое место, куда вам не надо. Поверьте. Вы не стесните меня, правда, — тут он лукавил. Привык жить один. Уже год как мать умерла. Он с тех пор и один. А о Юльке даже вспоминать не хотелось.

— Ну хорошо. Но только на первое время.

— Конечно.