Неудача на даче

Кристина Агатова, 2022

Если бы Олимпиада знала, чем закончится встреча одноклассников, то и в этом году нашла бы причину туда не пойти. Одна из девушек скоропостижно скончалась наутро после вечеринки. Инфаркт в таком молодом возрасте – это страшно, но еще страшнее, когда покойница начинает донимать с того света. Мистика или кого-то мучает совесть? Стоит ли заглядывать в чужой шкаф в поисках скелета? Сколько лет может жить ненависть? Олимпиаде предстоит не только ответить на эти вопросы, но и сделать непростой выбор – спасти или уничтожить кого-то из тех, с кем сидела за одной партой.

Глава 6

Перед залом прощаний собралась целая толпа народу. Я не могла не сравнить эти похороны с печальным мероприятием, на котором была в прошлый раз. Проводить Дашу пришло больше ста человек — очевидно, Скрипачева была активной не только в школе.

Одноклассники стояли бледные и потерянные. Видимо, их мучили те же мысли, что и меня.

— Ты не должна была умереть! Это — трагическая ошибка! — глупо повторяла возле гроба Машка Жукова.

Я тронула за локоть Аню:

— Жукова вон как переживает. Не думала, что они так близко дружили.

Аня повернулась:

— До сих пор не могу поверить. Как так? Ей бы жить да жить!

— И на сердце она никогда не жаловалась, — подхватила я.

— Ладно, бабушка, — продолжила Еремина. — У нее постоянно то в спину стреляет, то ноги отнимаются! Понятно, почему она в больницу попала!

— Твоя бабушка в больнице? — чуть громче, чем позволяли приличия, удивилась я. — Что случилось?

— Да то же самое, — Аня как-то удивленно развела руками. — Инфаркт. Мы все переживаем, конечно. Но она в стабильном состоянии, врачи говорят, что прогноз благоприятный.

— Твоя бабушка — крепкая старушка, — раздалось за спиной. — Если у нее хватает здоровья в таком возрасте сажать розы, то она еще сто лет проживет!

— Маша! Привет, — я кивнула Жуковой. — Рада тебя видеть, если это уместно говорить на поминках.

— Не слишком, — скривилась она. — А где эта ваша Дудкина?

Я молча пожала плечами и отошла. В конце концов, это — не моя война. Занимать какую-то из сторон — опасно и глупо. Но если она начинает разговор в таком тоне, то мне лучше ретироваться.

Скорбная церемония потекла своим чередом. Стыдно признаться, но уже через пару часов меня одолел зверский голод, и я смогла думать только о том, когда же начнется поминальный обед. Горе горем, но желудок сводило судорогой, о чем он уведомлял неприлично громким урчанием.

В кафе я расположилась в самом углу — скорее всего, надо будет говорить речи, а я совершенно не представляю, что сказать. Возможно, если я буду сидеть подальше, до меня просто не дойдет очередь. Аня присела рядом.

Кто-то взял меня под локоть, я повернулась и встретилась взглядом с Дудкиной:

— Не смогла себя заставить поехать на кладбище, — оправдываясь, сказала она без приветствия. — Кажется, если не увижу ее в гробу, то она останется в памяти живой. Страшно мне!

Аня молча обняла ее за плечи.

— Всем страшно. Я все эти дни засыпаю только на таблетках, просыпаюсь, как с похмелья. А без них — еще хуже.

— Ой, — тихо сказала я. К нам быстрым шагом приближалась Жукова.

— Ты! — без предисловий закричала она. — Приперлась! Пожрать на халяву захотела?

— Маша, не начинай, — подняла я руку, пытаясь прикрыть Светку. — Мы же на поминках.

— Да! Потому что эта сучка, — Жукова пальцем ткнула в Дудкину. — Виновата! Ты довольна? Это все из-за тебя!

— Маша, — устало произнесла Света. — Ну, при чем тут я?

Лицо Жуковой пошло неровными пятнами:

— Это ты должна была сдохнуть, мразь! — почти завизжала она. — Ты, а не она! Твое место в гробу! А ты до сих пор землю топчешь! Почему?

— Машенька, успокойся, — Машкин муж появился очень вовремя и обнял ее за плечи. — Ты расстроена и устала, пойдем, тебе надо покушать…

Машка дернулась, почти ударив супруга:

— Отвали! Не лезь не в свое дело!

— Маша, не время и не место…

Муж очень плотно ухватил ее чуть выше локтя и аккуратно развернулся, спиной закрыв Светку.

— Идем, идем, — он наклонился и что-то еще сказал ей на ухо. Жукова еще раз дернула рукой, пытаясь вырваться, но супруг держал ее крепко, поэтому ей пришлось покорно оставить поле боя.

Света повернулась к нам с Аней:

— Почему я совсем не удивлена, что она обвинила во всем меня?

— Не бери в голову, — махнула рукой Аня. — Ей лечиться надо!

— Незакрытый гештальт, — припечатали рядом. Я повернулась и увидела Овсянникову.

— Какой-такой гештальт? — заинтересовалась Света. — Это что-то, связанное с эмблемой рода? С гербами?

— Нет, гербы — это геральдика. Ира говорит про психологию.

Ирина поморщилась и поправила:

— Про гештальт-терапию. Есть психологи, а есть — гештальт-терапевты.

— Таблетками лечат? — решила уточнить я. — Терапевты же.

— Ох и темные вы, — вздохнула Овсянникова. — Я бы просветила, да в двух словах не расскажешь. В общем, Машке надо вот так, а если не так, то никак! Уперлась в свои обиды и нереализованные желания и пестует травму, вместо того, чтобы разобраться и начать получать от жизни кайф.

— Да она, вроде, не жалуется. Муж — красавчик, ребенок подарочный, на работе состоялась. Чего там еще не хватает для полной картины женского счастья? — хмыкнула я. — Вот я — совсем другое дело, каким боком не поверни — со всех сторон неудачница.

— И тебя вылечат, — процитировала Ирка известный фильм. — Всем нужен хороший психолог, с ним жизнь обретает краски. Ну, во всяком случае, помочь человеку проще относиться ко всему происходящему — можно.

— А ты такое умеешь? — широко распахнув глаза, осведомилась Аня. — Ты могла бы помочь Машке?

— Для этого необходимо желание самого человека, — терпеливо разъяснила Овсянникова. — Я не могу заставлять ее лечиться. Во-первых, это не мое дело. Во-вторых, при всем человеколюбии, такая терапия не даст результатов. Она сама должна обратиться, и тогда мы бы с ней пережили все те моменты, где она оказывалась хуже Светки.

— Она не была хуже, — словно извиняясь, пробормотала Дудкина.

— Да ладно! — не поверила Ирка. — А кто поступил на журфак?

— Я не отнимала ее место, — возмутилась Света. — К тому же, она стала первоклассным химиком. А так, была бы посредственным борзописцем.

— Ну, это же гештальт! Ей надо вот так, а не иначе. Надо утереть нос тебе! Ей не нужна журналистика, ей нужна твоя башка на подносе с яблоком в зубах. Ей кажется, что именно этого не хватает для полного счастья. Без этого — остальное не имеет значения! Ни муж, ни ребенок, ни работа не дадут удовлетворения. На самом деле, это, конечно же, полная ерунда. Без Светки ей станет еще хуже — смысл жизни потеряется окончательно.

— То есть, сейчас смысл Машкиной жизни — говорить мне гадости и обвинять в несуществующих грехах?

Овсянникова закатила глаза.

— Нет, это побочный эффект. Смысл — жалеть себя любимую, несправедливо обиженную, и мечтать о возмездии. И постоянно вспоминать, как ты ей насолила.

— Надо же, как глупо, — покачала я головой. — Что за радость — о чем-то постоянно сожалеть?

Овсянникова улыбнулась.

— У меня такое было, не соврать бы — в девяносто втором году. Родители выписывали нам журналы — несколько наименований, что-то про картинки, про природу, про технику. Каждый месяц почтальон приносил бандероль с вожделенной периодикой. Подписка оформлялась на год и оплачивалась сразу — за двенадцать номеров вперед. Это было гарантией того, что получишь все выпуски и не пропустишь ничего интересного, да и по цене выходило дешевле. К тому же, их приносили домой, и не надо было каждый месяц бегать на почту.

Конец ознакомительного фрагмента.