Приди за мной

Константин Михайлович Ганин

В «расколотом» мире только Избранные могут выбирать где им жить. Они играют в древнюю игру, манипулируя судьбами простых людей. Те же живут в одной из двух крайностей: кто-то родовым укладом в далёких сёлах; кто-то – в чреве совершенной машины, похожей на кошку. В Шеллах единственного Города.Но не ждите сказа о техногенном чуде. Этот роман о любви. Он о том, что если ты стремишься сменить реальность, то будь готов пройти сквозь сказку. И попробуй не заплутать в ней.

Глава 2. На нитях власти

В Городе оставленном,

Во дворце заброшенном

Жизнь пошла по правилам,

Для Кощеев сложенным.

Словно мухи к сладости,

Стягивались демоны.

Гадости и шалости

В них с рожденья вделаны.

Людям рабство продали

В оболочке лаковой.

Из небЫти создали

Мир фальшивый, мраковый.

Если бы не Девица

(На войне неправедной

Взятая невольницей)

Пал бы город каменный.

Она весом золота

Мир людей не мерила.

Взмахом крыльев ангельских

В души веру сеяла.

Сердце её доброе

Жарче сотни факелов,

Но ночами плакалось

Ей о мире ангелов.

— Четыреста шестьдесят три дня до НК. Кабир —

Одинокий лист, нарушая все представления о сезонах, вдруг оторвался от взрастившей его ветки и, подхваченный восходящим потоком, взлетел, закрутился над широким ущельем. Если бы он мог чувствовать, он взвыл бы от мстительного жара Светила. Солнце отыгрывалось на нём за то, что он прятался в тени своих братьев, по крупицам приворовывая тепло и свет. Если бы этот лист мог видеть, то он наверняка испугался бы той высоты, на которую взлетел. Если бы мог восхищаться — остался бы наверху ради зрелища, которое ему открылось. Ущелье выползало из сизой гряды заснеженных гор. Оно змеилось, распадалось на рукава. Здесь, в верхней своей точке, оно упиралось в полукруглую стену водопада. На самом его краю, окружённый чашей бурлящей воды, чернел гранитный утёс. А если бы наш лист мог слышать… Ах, какую симфонию он пропустил в своей неразумной бесчувственности.

На осклизлом плато, как на каменной сцене, спиной к единственному настоящему зрителю стоял дирижёр. Экстравагантность его была безусловной. Длинный чёрный плащ с поднятым воротником, босые ноги, бритая голова и еловая ветка вместо палочки.

Оркестр, которым дирижировал маэстро, был ему под стать. Это был водопад, состоящий изо льда, воды и пара. Он был настолько большим, что рядом с ним даже бесконечно высокие пихты воспринимались хилой порослью. Вся эта громада отзывалась на малейшее движение рук маэстро. Может быть, она и жила-то только благодаря им. Стена воды ниспадала и кипела вокруг дирижёрской площадки. Под взмахами еловой ветки водопад распадался на белесо-зелёные струйки, хрустальные струи, вспененные потоки. Всё это двигалось вопреки законам тяготения, единовластно подчиняясь руке маэстро. Когда он делал паузу — водопад замирал какой-то своей частью, вывешивал свои пряди, скручивал в узлы струи, зависал в воздухе. Стоило человеку двинуть рукой от себя, и струи подбирались, словно подол пышной юбки под кокетливыми ручками средневековой красавицы.

Воздух на этой огромной сцене был тоже осязаемо живым. Он не уступал воде в экспрессии. Клубы пара, поднимающиеся с той стороны, где вода кипела, вились вокруг рук творца, словно ленты хвоста воздушного змея. Но совсем другое чудо свершалось, стоило маэстро рвануть на себя воздух с другой стороны потока. Оттуда, где в лучах солнца искрился лёд. В такие секунды на граните слышался звон льдинок. Они падали и разбивались, тоже паря, но уже иначе, по природе своей.

Дирижёр, чуя власть в своих движениях, не просто играл, он бесновался. Иначе и не скажешь. Подолы его плаща развивались, хлестали по ногам, накручивались на руки. Человек бил по пространству всем телом, создавая музыку. Скручивал солнечные лучи, струи пара и сияние льда. Мелодия, рождаемая в его движениях, была звонкой, была грандиозной, была шипящей и струящейся.

Зритель, стоящий в паре десятков шагов за спиной маэстро, громко зааплодировал.

— Тебе бы и вправду в артисты пойти, а не миром править, Профессор, — прокричал он, поймав тихую ноту.

Его ор взрезал водную симфонию и, казалось, тут же растворился в финальных аккордах. Дирижёр на секунду замер. Он отыграл паузу, а потом взорвался всем телом. Удерживаясь на граните только кончиками пальцев ног, он взлетел над площадкой и закрыл увертюру феерической концовкой. Под грохот падающей воды маэстро застыл, задрав лицо и раскинув руки. Затем он театрально повернулся к зрителю и поклонился, ломаясь каждой частью своего тела. Впрочем, поклон он не закончил, застыв где-то в середине движения. Изящным броском кисти мастер откинул ветку, служившую ему палочкой, выпрямился и встал в первой позиции.

— Музыка удалась. Ноги зябнут, — отчеканил он, не заботясь о том, слышно его или нет.

Его зрителем был жутковатый человек в бесформенном и блеклом одеянии. Скорее сером, нежели зелёном. Человек был очень большим и чем-то походил на дирижёра. Но если лысый череп и гранёное лицо маэстро казались элегантными, то аналогичные показатели слушателя выглядели явно грубыми. Шишкастая голова несла на себе слишком тяжёлые надбровья, слишком резкие крылья слишком массивного носа, слишком тонкие губы и слишком мало передних зубов. В нём была непонятная и жутковатая красота, которая плохо видится мужчинами, но отмечается слабым полом.

Страшный красавец лениво качнул своё тело и двинулся в сторону маэстро. Подойдя, он встал рядом, в шаге от края камня, нависающего над чашей воды. Гигант посмотрел вниз на пену, на перекатывающиеся и перевивающиеся струи потока.

Водопад, предоставленный самому себе, падал с ровным шумом, как велела природа. Откуда-то сверху он увлекал за собой потоки воздуха. Перемешав их с водой, выстудив, он со страшной силой вгонял их в чашу. Став ветром и переломившись в своём течении, воздух бил снизу-вверх с такой силой, что даже говорить было сложно. Места на площадке хватало, чтобы отойти, но двое мужчин оставались у края. Холодный шквал был приятнее, чем палящее солнце.

— Зачем ты вернулся, Кабир? — прокричал маэстро и повернулся вполоборота к гостю. — Ты же скучный. Зачем тебе этот Город? У тебя другая роль, другая жизнь.

— Тебе так нравится определять каждому его роль? — отозвался гигант. Его губы изломились, нос сморщился и, кажется, стал ещё шире. Водопад набивал его редкую бородёнку брызгами. Вода ручьями стекала на сукно груботканной рубахи. — Не устал за этим занятием?

— Как дерзко, — улыбнулся маэстро. — Уж не потеснить ли меня ты явился?

— Ну что ты, разве можно? — ответил Кабир с лёгким поклоном. Почтения в его тоне не было слышно. — Я соскучился.

— Это по чему? Если не секрет.

— По тебе, — ответил здоровяк. В ухмылке он показал дыру в череде крупных, ровных и белых зубов. — Я люблю этот Город. И люблю его больше того места, в которое ты меня выпроводил.

— Если бы это было так, — чуть слышно произнёс дирижёр.

— Так оно и есть, — в тон ему сказал Кабир. Его лицо поползло ехидной ухмылкой. — Что это за глупая декорация с водопадом, Олег? Всё никак не наломаешься? Очередная отрыжка твоей бредовой фантазии?

— Не твоя вина, что ты не видишь прекрасного, — улыбнулся его собеседник. — Будем считать всё это, — он обвёл рукой вокруг, — моим подарком тебе. Напоминанием о том, кто ты есть.

— То есть? Пояснить сможешь? Или бредни не требуют пояснений?

Олег повернулся всем телом к гиганту и притворно улыбнулся.

— Отчего же не пояснить? Мы же с тобой знаем, что людям из Шеллов нельзя давать много пространства, — сказал он. — На свободе вы пугаетесь. Приходится для вас создавать что-то с видом на противоположную стенку. Или как сейчас — сунуть носом в водопад. Просто для того, чтобы ты мог думать и говорить.

— «Людям из Шеллов…», — сказал Кабир. Он улыбнулся и сделал движение бровями. — Тебе не показалось, о великий Профессор, что я отличаюсь от людей из Шеллов?

— Не сильно, — перебил его тот, — и это не твоя вина. Вы половину жизни смотрите на мир с высоты второго этажа. Оказавшись на своих ножках, вы делаетесь ма-аленькими, — Олег показал пальцами тот размер, который счёл достаточным для своего собеседника, — униженными.

— Все и всегда?

— Ага, — улыбнулся Профессор. — Первое время я ждал от вас восторга или наоборот — бунта. Нет, каждый раз одно и то же — выходит из Шелла, головёнку втягивает, послушно берёт свой мешочек и идёт, куда скажут, — по лицу дирижёра скользнула едва уловимая тень презрения. — Ты тоже тогда не отличился смелостью, — сказал он очень тихо.

— Я не слышу тебя.

— Ты уже давно никого не слышишь, — также тихо сказал Олег, а потом, уже в полный голос, произнёс. — Город снова выпьет тебя, Кабир. Уйди назад. Там твоё место.

— Вот так? Взял и распорядился? — прорычал тот. — Ты думаешь, я не знаю, почему ты людей из Города выпроваживаешь? Думаешь, что про электронных двойников никто не знает? — крик мужчины взметнулся и тут же растаял в шуме воды.

На площадке повисла тишина.

— Пора чистить ряды приспешников, — сказал Олег спустя некоторое время. — И насколько далеко ты продвинулся в своих догадках?

— Не очень сильно, — признался Кабир. — Пристрой меня на какое-нибудь хорошее место. Я тебе ряды почищу, а ты мне знаний добавишь.

— Усиленный знаниями, ты займёшь место ещё лучше, и жизнь наладится, — с улыбкой продолжил Профессор. — Иллюзия деревенского жлоба.

— Это почему же?

— Во-первых, потому что ты хамишь тем, у кого просишь, — ответил Олег. — Во-вторых, вот в этом водопаде больше последовательности, чем в любом твоём действии. С тобой даже разговаривать утомительно. А в-третьих, знания без тупой уверенности в том, что ты умнее других, мало что решают. Поверь мне, они чаще мешают. Плодят сомнения.

— То есть, — сказал Кабир, — ты мне не поможешь?

— Почему бы и нет? — улыбнулся его собеседник. — Это будет забавно. Так что же тебе известно про устройство Города?

— Я же говорю — немного. Знаю, что для каждого Горожанина ты создал электронного двойника. Из характера, привычек, поступков.

— И зачем я это сделал? — спросил Олег, и на его лице проступило весёлое любопытство.

— Это же так удобно, прогнозировать поведение людей, поведение толпы. Или скажешь, что причина изгнания таких, как я, не в этом? — спросил Кабир и зацепился взглядом за лицо собеседника.

— Ну, конечно же, в этом, — ответил маэстро.

Кабир вглядывался в его лицо, но не мог разобрать, издевается тот или говорит правду.

— Олег, я не такой уж и дурак. Ты можешь со мной говорить нормально?

— Вот скажи мне, Кабир, — сказал Профессор, словно и не слышал его последних слов, — как вам удаётся всё так раздувать? Ты и половина толпы там, — он сделал движение рукой куда-то в сторону, — вы что, каким-то особенным образом думаете? Или каждая одинокая мысль, попавшая в вашу голову, в пустоте обретает особый статус? — Олег помолчал некоторое время в ожидании ответа. — Никогда не думал, что старой аналитической системе можно придать столько значимости.

— Вот не надо принижать, — губы Кабира сложились в презрительной улыбке. — Но ты не переживай, я никому про это не скажу. Я же говорю, я даже работать на тебя буду. Если позволишь.

Олег не отвечал. Падающая со скалы вода перекатывалась где-то внизу сизыми бурунами и уносилась по каменистым порогам. Мужчины смотрели друг на друга, их одежда синхронно двигалась под порывами мокрого ветра.

— Кабир, Город умирает, — сказал Профессор серьёзно. Он отвернулся к водопаду. — Я думал, что ты понял это. Не ждал я тебя.

— Я такой. Прихожу, когда не ждут.

— Ты сам себя переплюнул.

— Вот только я не пойму, — воскликнул гигант, — почему ты врёшь всё время? «Город умирает». Город передумал умирать. В нём стало интересно жить. И вообще, хоть раз скажи правду — он собирался умирать?

— Как же вам нравится бегать по одному и тому же кругу, — равнодушно отозвался дирижёр, — Неужели ты так и не научился видеть? Да, ты не дурак. Ты распух от поглощений, но понимать очевидное до сих пор не можешь. Даже навскидку, я и сейчас вижу в тебе другую судьбу.

— Ты видишь? — засмеялся Кабир, — Прекрати врать! Я знаю, что ты не провидец. Может, ты и умеешь играть с прошлым, но игры с предстоящим невозможны. Это даже я понял.

— Я и не пытаюсь предсказать будущее. Я вижу, кем ты стал.

— И что же ты видишь?

— Ты стал сильным. Стал таким не в Городе, а там, где жил. Таким можно стать только среди людей, которых ты любишь, которые любят тебя. Ты же ведь способен любить? Так, Кабир? — спросил Профессор и бросил взгляд на своего собеседника.

— Я-то способен. А вот тебе, наверное, тяжеловато, — огрызнулся тот. — Как оно, Олег? Говорят, что твоя жена молодая и красивая? В твоём-то возрасте получается хоть что-нибудь чувствовать?

— Если доживёшь — узнаешь, — произнёс Профессор. Показалось, что его и без того холодное лицо превратилось в кусок гранита. — Ладно, пускай так, — сказал он и замолчал. Потом продолжил. — Ты стал занятным. То, что я в тебе вижу, ты бы не смог взрастить в Городе.

— Тот этап пройден. Там тесно. Я могу сделать больше, а большее может дать только Город.

— Ты не понимаешь, о чём сейчас говоришь.

— А мне кажется, что ты не хочешь видеть того, как я вырос, — прокричал Кабир в лицо маэстро.

Его рука метнулась вперёд неожиданно быстро и ловко. Он схватил собеседника за отворот плаща и рванул ткань на себя. Ни человек, ни кусок материи в руке Кабира даже не шелохнулись. Наглец словно ухватился за фрагмент одеяния чугунной статуи. Он на секунду замер, а потом отдёрнул руку и сделал полшага назад.

— Прости, — сказал он тихо. — Прости и поговори со мной. Олег, я правда не в себе, — снова повысил он голос. — Я не для того шёл в этот Город, чтобы упереться в твоё телячье беспокойство о какой-то бабе. Здесь столько возможностей, а ты…, — он не договорил. — Что это за идиотский спектакль? Я не поверю, что ты просто так доверил своё детище неразумной девке.

— Заткнись, дурак, — сказал Профессор совершенно спокойно и безмятежно. — Если ты скажешь ещё одно слово о моей жене, то ты перестанешь существовать прямо здесь и сейчас.

— Хорошо, — согласился Кабир. — Пускай так. Клянусь тебе, я буду её чтить как тебя. Только открой мне большее. Я стану служить ей, молиться на неё буду. Вырежу каждого, кто криво на неё взглянет. Расскажи мне про Город. Возьми меня к избранным, — говорил Кабир, быстро перебирая слова. — Я же ещё тогда понял, что остальные Горожане — марионетки. Просто красиво обманутые рабы. Упаковщики ресурсов для отправки куда-то дальше. Кто там дальше, Олег? Я всю Землю по метру обшарил и ничего не нашёл. Как ты это делаешь? Кто эти люди, которые живут за счёт твоего мира?

На площадке снова повисла тишина. Мужчины уже не смотрели друг на друга. Профессор скрыл руки в широких рукавах и бездвижно скользил взглядом сверху вниз, провожая быстрые потоки воды.

— В твоей голове какие-то нелепые обрывки не твоих мыслей, Кабир, — произнёс он. — Мне нечего тебе больше сказать. Это из поглощений? — спросил Олег. Он посмотрел на Кабира и утвердительно кивнул головой, отвечая на свой же вопрос. — Запомни, чужие мысли ведут к чужой судьбе.

— Какой же ты скучный, когда перестаёшь кривляться, — начал Кабир, но собеседник не дал ему договорить.

— Каждый видит в другом свои недостатки. Ты заносчив, я это и раньше знал. Но будь осторожен, в тебе ещё не прижилось то, с чем ты породнился, — Профессор на какое-то время задумался. — Хорошо. Я поставлю тебя в городскую игру чуть выше простого служаки. Я дам тебе две возможности. Только две, — сказал маэстро и показал два пальца. Его лицо вдруг обрело цвет, и он даже улыбнулся. Снисходительно и мягко.

— Что значит «две возможности»? — спросил Кабир.

— К твоей бы силе да каплю терпения, — произнёс Олег. — Ты станешь служить моей жене. Долго и терпеливо. Это твой урок и твоя оплата. А там посмотрим. И не дерзи мне больше. Моё терпение может лопнуть.

Последние слова прозвучали уже в тишине. Несколькими мгновениями раньше водопад стих. Сброшенные со скалы струи опали, а новые, набегающие на пропасть, зависли. Словно упёрлись в невидимую стену. Слушая тишину, мужчины подняли лица вверх и смотрели на то, как высоко над их головами начал свиваться вал тугих и прозрачных потоков. Он разрастался, накручивая на себя всё новые и новые струи воды. Длинный, изогнутый пузырь рос и переливался. Достигнув размеров изогнутого дирижабля, он начал обрастать ледяной коркой. Солнце отражалось от её поверхности и резало глаза. Ярко, невыносимо ярко. Кабир зажмурился. В то же мгновение ледяной пузырь лопнул. Лавина льда вперемешку с водой и паром рухнула на каменные плиты, снося и раскалывая на части всё то, что только что создавало картинку жизни. Словно с холста с невысохшими красками, поток рвал на части и вымывал всё, что создавало это пространство, — всё: и людей, и площадку, и солнечный свет. Сотканная Профессором иллюзия растеклась чернильным пятном, выбрасывая души в реальность.

— Четыреста пятьдесят дней до НК. Боты —

Высокие потолки и просторные помещения хорошо подходят для мест публичных. Для человека, который привык к уюту деревянного дома, этого пространства оказывается слишком много. В кремлёвских хоромах Ксандра выбрала под спальню некогда проходную комнату. Выбор этот производился по критериям понятным только ей, а, может быть, она и не выбирала. Поглощённая заботами о Городе, заняла ту, которая первой подвернулась.

В комнате было две двери. Одну из них удалось закрыть большим шифоньером, другая же использовалась по назначению. Дверь была слишком большая, пугала своими размерами каждый раз, когда на неё падал взгляд. Из предметов интерьера, помимо шкафа, о котором уже было сказано, можно было выделить только скромную кровать да пару глубоких кресел, стоящих друг против друга. Да, здесь были ещё кованный светильник под розовым абажуром и картина с морским пейзажем. Вот и всё.

Впрочем, обстановка комнаты мало заботила хозяйку. Её добрая помощница Катюша первое время донимала Ксандру вариантами переезда, но нужной настойчивости в ней не было, а Княгиню устраивало и так.

Вернувшись к себе далеко за полночь, Ксандра сидела на краю кровати. Усталость накопилась в каждой частице её тела, и потому выглядела женщина неважно. Казалось, что стоит ей освободить волосы от заколки, как и сама она, вслед за волной отпущенных прядей, опадёт на подушку. И не проснётся ни завтра, ни послезавтра.

Катюша каждый день рассказывала ей о том, как женщине в её положении необходим отдых. Да, необходим. Ксандра погладила округлившийся живот и улыбнулась только ей ведомым приятным мыслям.

Она не позаботилась о том, чтобы переодеться. Разворошив постель, она сидела так, как пришла. Сидела и задумчиво перебирала в руках кисти покрывала. Заколка в волосах была не единственным препятствием на пути ко сну. В кресле в дальнем углу комнаты разместился её муж. Как обычно, весь в чёрном, сливающийся с тёмной тканью кресла. Шифоньер, стоящий между светильником и креслом, создавал в том углу глубокую тень. Ксандре приходилось вглядываться, чтобы различать очертания лица супруга.

— Устала? — раздался из темноты голос Олега.

— Очень. Я бы с удовольствием отложила наш разговор на потом, — ответила Ксандра. Она говорила очень тихо, почти не двигая губами.

— Сашенька, «на потом» мы его уже откладывали.

— Давай ещё раз, — попросила она.

— Если мы не поговорим, ты так и будешь себя изматывать работой, — ответил Олег. — Если бы не это, я бы не стал тебя тревожить. Я переживаю.

— Спасибо.

— Милая, так работать нельзя. Особенно сейчас. Завтра я запру тебя в комнате. Не отопру, пока не выспишься, — в голосе мужа слышалась неподдельная тревога. — Давай сделаем паузу. Ничего не случится, поверь мне.

— Дел много, — ответила Саша. — Я не могу бросить Город теперь.

— Ты разгоняешь ситуацию во вред себе, — сказал Олег. — Нельзя этого делать. Нельзя, не подготовив людей, которые смогли бы её подхватить. Всё это свалится на тебя в самый неподходящий момент.

— Олег, я должна.

— Саша, ничего не случится, если ты сделаешь это чуть позже.

— Они живут в клетке, Олег.

— Ты очень торопишься. Ты уверена, что хочешь заботиться о Городе именно так? Может быть, стоит подождать, разобраться? — спросил Олег. Он вёл себя тревожно. Это было непривычно и потому настораживало.

— Ну да. А потом и совсем забросить эту глупую затею? — спросила Саша. — Ты же к этому ведёшь?

— Нет, совсем нет. Я не против того, что ты хочешь жить Городом. Но…

— Всё самое интересное, как всегда, начинается после «но», — заметила Ксандра.

— Это старая и неоригинальная мысль, — ответил Олег. В его голосе послышалось почти неуловимое огорчение. — Мне кажется, что не надо с ходу ломать все существующие правила.

— Ну зачем же «все»? Просто я хочу выпустить людей из машин, — ответила она.

— И всего-то? — улыбнулся Олег.

— Да.

— Ты окажешься разочарованной.

Олег приподнялся с кресла, поправляя ткань на брюках. Он на несколько секунд проявился в свете лампы, но потом снова сел. Задвинулся ещё глубже, устраиваясь в кресле.

Муж был редким гостем в её дворцовых покоях. Золото стен ему не шло, но в этой комнате он выглядел гармонично. Усиливал своим видом аскетизм обстановки.

— Если ты мне позволишь, — продолжил он, — я расскажу тебе, на чём держится существующий порядок. Просто для информации.

— Расскажи, — устало согласилась Саша.

Поняв, что разговор грозит затянуться, она скинула с натруженных ног ботиночки и пересела чуть ближе к Олегу, во второе кресло. Ксандра потянула к себе плед и зябко укуталась в него.

— Ты голодный? — спросила она.

— Нет, не беспокойся, — ответил муж и почему-то сглотнул. Она сделала вид, что не заметила. Едва ли кто-то оставался на кухне так поздно, а самой суетиться не хотелось. — Так я начну? — спросил Олег. Саша молча пожала плечами. — Что ты знаешь про манипулирование? Про инструменты управления что-нибудь знаешь?

— Более-менее, — поморщившись ответила Саша.

— «Более-менее» для Княгини будет недостаточно, — ответил Олег и улыбнулся, глядя, как Саша устраивается слушать.

— Будет лекция? — спросила она.

— Будет лекция, — подтвердил он.

— Тогда начинай без предисловия, — попросила Саша.

— Уже не жена, уже Княгиня, — улыбнулся муж.

— Терпеть не могу твои лекции, — поморщилась Ксандра. — Такое ощущение, что с машиной разговариваешь.

— Я не умею перед тобой кривляться, извини. Но ты должна знать про некоторые полезные инструменты. Если ими грамотно пользоваться, то можно спать чуть дольше.

— Олег, рассказывай уже.

Он на какое-то время задумался, выбирая с чего начать.

— Ты знаешь, Саша, когда власть подошла к решению изолировать каждого внутри Шелла, этот инструмент, механизм манипулирования, был уже раскручен. Его назвали «чужая точка зрения». Инструмент работал на удивление хорошо. Благодаря ему большую часть свободного времени люди тратили на поиски одобрения в виртуальном мире. Но дойти до этого было непросто. Ты мне веришь?

— Допускаю.

— Когда его начали вводить, как раз закончился очередной эксперимент с демократией. Чудесный был период. Лучший в истории этого Города. Но люди не прощают тех, кто им слишком доверяет.

— Записать в цитатник? — улыбнулась Саша.

— Прости, отвлекаюсь, — сказал Олег. — Когда начали подрезать избыточный комфорт, пришлось создать в обществе атмосферу страха и тотальной неуверенности. Люди к тому времени избаловались. Череда кризисов, неплановые увольнения, игра с ценами и инфляцией — мы тогда не брезговали ничем. К слову, потребительский рынок на этой волне переживал необычайный подъём.

— Олег, я тебя никогда не спрашивала, но… сколько же тебе, чёрт возьми, лет? — спросила Саша. Она подалась вперёд и пыталась рассмотреть в потёмках черты лица мужа.

— Давай мы от этом потом поговорим, — попросил он.

— А я хочу сейчас, — ответила она. — Не морочь мне голову. Ты думаешь, что я смогу слушать спокойно, как ты рассказываешь от первого лица историю прошлых столетий? Я же не дурочка, я кое-что читала.

— Саша, я не Кощей бессмертный, — улыбнулся Олег.

— И всё же?

— Если тебе уж очень интересно, — сказал он, выкладывая слова по одному, — в те времена я был немолод. Можно я продолжу? — Олег посмотрел на застывшее лицо своей супруги.

— Насколько немолод?

— Изрядно. Я не сильно изменился. Сашенька, мы живём в разных временных измерениях с этим Городом. И ты, кстати, теперь тоже. Но, милая, ты поймёшь это чуть позже. Так могу я продолжить? — спросил он. Саша растерянно кивнула.

— Так вот, когда малый бизнес стал оттягивать на себя слишком много денег, снова были введены устаревшие понятия «мода» и «определяющий тренд». Формируя стандарты, ожидания и график перемен мы кое-как выровняли ситуацию. Обеспечив монополию корпораций, а значит и почти полную автоматизацию производств, мы получили возможность запустить тему Шеллов. Ты понимаешь, о чём я говорю?

— Олег, я читала политэкономию последних веков. Если тебе интересно моё мнение, то я бы лучше послушала про тебя и твои временные измерения, — ответила Саша. — Или расскажи хотя бы про то, о чём начал.

— Прости, оно всё очень переплетено, — сказал Олег. — Я хочу, чтобы ты понимала, что персональная изоляция — это результат большой работы. Вершина управленческого прогресса. Как минимум — это почти полная победа инфекций. Это социальный и экономический прорыв, — сказал он и замолчал, усиливая сказанное.

— Браво, — сказала Саша и скупо поаплодировала.

— Саша, я тебя не узнаю, — беспокойно произнёс Олег.

— Извини, Олег. Очень устала. И в самом деле, извини. Рассказывай дальше.

— Хорошо. Заселение в новые машины-квартиры планировалось долго, но вышло спонтанным. На стадии планирования мы очень серьёзно опасались паники, связанной с клаустрофобией. Оказалось, что зря. Несколько других проектов пошли не так, как ожидалось…

— Тебе не темно в том углу? — перебила его Саша.

— Нет, — сбился Олег. Он некоторое время помолчал, ожидая, что она ещё что-то скажет, но Саша не продолжила свою мысль. — Ладно, о других проектах пока не стоит. Чтобы предупредить панику, в сеть было введено огромное количество виртуальных личностей — ботов. Ими «населялись» забытые и брошенные города, пустынные острова, целые несуществующие страны. В ботах был прописан сценарий жизни, схожий с человеческим. В социальном мире они тоже знакомились, женились, рожали детей, работали. Только виртуально. От людей их отличало то, что они умели узнавать друг друга, а люди узнавать их не умели. Люди верили, что боты — люди. Впрочем, для особо продвинутых были созданы боты разных уровней: те, кого можно заподозрить, и те, кого выявить невозможно. Даже я прихожу в восторг, когда бот рассказывает о своей жизни.

— Ты хочешь сказать, что кто-то несуществующий получает удовольствие от того, чего он не делает?

— Насчёт удовольствия — едва ли. Но эмоции он создаёт и выражает. Это бесспорно.

— Какая мерзость.

— Не соглашусь, — парировал Олег. — Учитывай, что обязательные свойства большинства ботов — доброжелательность и позитивность. За счёт этих свойств они легко сходятся с людьми. Негативное восприятие — защитный механизм, свойственный только людям. Боты имеют возможность не использовать страхи и сомнения.

— И люди на это купились?

— В то время в списке избранных друзей горожан было более половины подставных роботов. Именно они стали самыми востребованными и отзывчивыми собеседниками. И не забывай про то, что они создавались интересными изначально.

— Это и сейчас так? — ужаснулась Саша.

— Да, — подтвердил Олег. — Совершенно определённо, что любой житель другого города — программа.

— И что, люди об этом не знают?

— Нет. Может быть и подозревают, но к себе не относят. Ожидание одобрения в сети делает людей зависимыми. Одобрения насыщают. Главное, это не дать привыкнуть, чередовать посыл и отстранённость. Боты это обеспечивают. Они могут даже игнорировать своих собеседников, пока в человеке не проснётся жажда участия. Это социальная математика.

— Любопытно.

— Несомненно. Когда у каждого человека количество ботов-друзей перевалило за определённый уровень, была реализована система «усреднённого смайлика».

— Это когда на каждое твоё действие в сети на экране появляется реакция в виде улыбающегося лица или недовольной рожи?

— Да, оно. Гениальное изобретение. Первые же опыты показали, что присутствие на экране негативной эмоции в течение очень короткого времени заставляет человека менять свою точку зрения. Удалять высказывание или оправдываться.

— Но это же психологическое давление?

— Да, но не только. Это же может быть и психологической поддержкой. Когда первую партию людей загрузили в Шеллы, сеть чуть было не взорвалась от восторгов, которые создали роботы. Ты в курсе, что за первые Шеллы надо было платить? Их цена превышала стоимость квартиры в Центре.

— Город далеко шагнул. В наше время каждый имеет право на социальный Шелл. Так, кажется, это звучит? — улыбнулась Саша.

— Иметь право на то, без чего ты не вправе жить — это от лукавого. Но как на этом можно хорошо заработать, — Олег улыбнулся в ответ. — А как звучит — не знаю. Я не часто посещаю сеть. Зато я помню, какие очереди были за новыми Шеллами. Корпорации обеспечили себя заказами на несколько лет. Бесплатные Шеллы появились только тогда, когда состоялось полное изъятие недвижимости. К слову, Шеллы в то время ещё не запирались.

— Так дома в Городе кому-то принадлежат? — Саша не могла скрыть своего удивления.

— Да. Денег не существует. Но мир вокруг не бесплатный.

— Подожди, Олег, — попросила Саша. — Я не всё поняла. Почему же люди не догадались о ботах? Я не поверю, что не нашлось тех, кто смог бы это понять?

— И такие были. Только кто бы их мнение допустил до реальных слушателей? Спорные утверждения — это для ушей ботов. Впрочем, видеосвязь подделать тоже несложно. Ты думаешь, что среди твоих поклонников мало машин?

— Я не думала об этом, — призналась Саша.

— Правильное управление состоит не в том, чтобы подчинить или заставить. Правильное управление — это умение создавать в головах нужные мысли в поддержку нужных эмоций. Роботы уже давно работают с каждым индивидуально.

— Ты же не просто так мне это рассказываешь, Олег?

— Нет. Конечно, нет.

— Тогда скажи главное, — попросила Саша.

— Уже, Княгиня, — повторил Олег, и в его голосе была слышна улыбка. — Тебе надо на пару недель выйти из управления. Отключиться. Совсем.

— Зачем?

— Сегодня мои аналитики записали тебя в друзья к наиболее влиятельным ботам.

— «Влиятельные боты» — это шутка? — спросила Саша. Она даже подалась вперёд, чтобы увидеть в темноте выражение лица мужа.

— Нет. Это реальность, — ответил Олег совершенно серьёзно. — Так вот. Я не хочу, чтобы ты принимала за правду то, что они станут говорить о тебе. Так надо. Нам предстоит создать твой новый образ. Ты должна быть той, за кого каждый Горожанин готов будет руку отдать.

— Мне это не надо. Я могу отказаться от такой твоей поддержки? — спросила Ксандра.

— Нет.

— Почему-то я так и думала. Ты не боишься, что я вскрою всю эту игру перед Городом?

— Не боюсь, — признался Олег. — Ты не совершаешь таких ошибок. У меня было время убедиться в этом.

— И каких действий ты ждёшь от меня?

— Скорее бездействия, — ответил Олег. — Город должен узнать страх того, что ты можешь его оставить. Он должен начать тебя ценить и бояться тебя потерять.

— Как это?

— Мы придумаем, как это сделать лучше всего. Но не сейчас, — ответил Олег, вставая с кресла. — Я тебя и так уже измучил. — Саша двинулась, чтобы встать, но он остановил её движением руки. — Не провожай. Я бы хотел тебя поцеловать, но знаю, что тебе это не доставит удовольствия, — с горечью сказал он. — Спокойной ночи.

— Четыреста дней до НК. Лера и Кабир —

Пока Саша округлялась в предстоящем материнстве, Лера — её помощница — крепла во власти. Быстрая в принятии решений, она оказалась незаменимой в условиях больших перемен.

Резкая в суждениях, Валерия не оспаривала власть Александры, но очень ревностно относилась к принятым ею решениям. Оценки её собственных действий со стороны кого-либо Валерию только раздражали. Однако благодаря прямолинейности Леры в поступках и мыслях между двумя женщинами сохранялось доверие. Даже Олег, привыкший выискивать в событиях и высказываниях сокрытый смысл, через некоторое время смирился с безусловной простотой в их отношениях.

Итак, Сашина помощница перемалывала входящие трудности с безотказной решительностью, и, кажется, без перерывов на сон. Именно ей принадлежала заслуга создания первой дружины. Вместе с боевыми подразделениями она самолично принимала участие в подавлении первых беспорядков. Она отказалась понимать шалости с ботами, но и не пыталась противодействовать этому. Она казалась несокрушимой, но древнее и ненасытное чувство прибрало и её.

Мужчина, роковым образом изменивший её судьбу, пришёл в Кремль не из Города. Этот дикарь явился с востока. Ввалившийся на кремлёвский двор мужлан в непонятном одеянии из кожи и меха. Угрожающе большой и бритый, он от ворот дал понять охране, что лоялен к местным законам только до тех пор, пока закон чтит эту лояльность. Его жутковатое лицо без передних зубов было нехарактерным для рядового Горожанина, поэтому он всеми воспринимался как человек опасный. Спорить с ним не решался никто.

Его первая стычка с Лерой произошла на мшистой брусчатке кремлёвского двора. Услышав шум за окнами, женщина выскочила на помощь своей молодой дружине и едва не врезалась в это дикое чудовище. Она попробовала взять его напором, но он принял её атаку стойко и на удивление миролюбиво. Солдаты, заметив добрые перемены в его поведении, отступили и дали возможность Лере разобраться с ним самостоятельно.

Про ту стычку ещё долго ходили байки и дворцовые сплетни. По различным версиям и результат был разный. Иной раз победа присваивалась дерзости и острому языку Леры, иной же раз — оставалась за дикарём. Как бы там ни было, но на следующий день этот гигант уже ходил по Кремлю рядом с ней. Он двигался чуть позади или возвышался за её спиной, выслушивал её суждения о местных правилах и распорядках.

Его звали Кабир. Мы уже встречались с этим человеком у водопада и слышали его мысли. Но ни Олег, ни сам Кабир не выдавали знакомства друг с другом. Ксандра познакомилась с дикарём только спустя неделю.

Когда она увидела его, входящего в сопровождении Леры и двух солдат, то женским чутьём угадала, что этого человека лучше иметь среди союзников. Из доклада своей помощницы она так и не поняла: был ли Кабир назначен командиром дружины или сам занял этот пост. Когда Ксандра попробовала выяснить это непосредственно у Кабира, то поймала себя на неприятном чувстве. Она осознала в себе страх и готовность подчиниться. Это её напугало. Так и не выяснив деталей назначения, Княгиня замолчала. Ограничила себя тем, что слушала и кивала.

Приняв его службу как данность, но помня свои ощущения, Ксандра стала сторониться нового союзника. Не в силах довериться Кабиру и считая ошибкой отдалять его, она довольствовалась тем, что терпела. При всей его подчёркнутой вежливости от неё не ускользала плохо скрываемая фальшь.

По случаю они несколько раз общались. Но если при их встрече случалась Лера, то Ксандра старалась вести разговор через неё. Да, ей стыдно было признаться себе в этом, но она его боялась.

В день, о котором я хотел бы рассказать, был запланирован выезд на законсервированные предприятия Города. Новые условия требовали новых решений, пересмотра продуктовой линейки.

Коридор был залит солнечным светом, и солнечное настроение ощущалась в каждом встречном. Ксандра шла к выходу и что-то оживлённо обсуждала с главой производственного сектора. Её манера одеваться была строгой и для всех привычной: просторное и длинное чёрное платье, позволяющее скрывать округлость её положения, мягкая обувь без каблука. Никаких украшений, никаких излишеств. Только тяжёлая серебряная заколка в чёрных волосах. Она двигалась не быстро, но так увлеклась беседой, что Кабира заметила слишком поздно, чуть не налетела на него. Он даже не попытался уступить ей дорогу. Отшатнувшись, Княгиня подняла голову и увидела над собой его изуродованное лицо с надменно изломленной губой.

— Здравствуй, Княжиня, — сказал Кабир. Он поклонился и завис над ней, глядя почти в упор.

Запах, звук его голоса, обращение с ударением на первом слоге — всё это привело её в содрогание. Ксандра вспыхнула, опустила голову и не ответила. Она замерла, ожидая, когда он освободит дорогу. Кабир сделал шаг к стене и снова поклонился. Княгиня прошла вперёд, но тут же увидела Леру, стоящую за Кабиром. Мысль о том, что подобная расстановка была ожидаемой, вывела её из себя. Ксандра прошла ещё несколько шагов, остановилась и повернулась в их сторону.

— Лера, — окликнула Княгиня свою помощницу, — а почему наш новый командир не занимается тем, чем должен заниматься новый командир? От кого он здесь нас охраняет, и почему ты от него ни на шаг не отходишь? — Ксандра говорила резко и пронзительно. Боковым зрением она видела, как Кабир развернулся в их сторону и слушает.

— Ксандра, я шла к тебе, чтобы переговорить насчёт Кабира, — ответила Лера. Она жестом подозвала гиганта, но Княгиня выбросила руку в его сторону в запретном движении. — Не требуется. Это твой человек, ты им и распоряжайся. У нас появилось слишком много людей, которые с утра до вечера вытаптывают коридоры.

— Саша, — прошептала Валерия. Она подошла совсем близко, так, чтобы их не слышали вокруг.

— Ксандра, — осекла её Княгиня в полный голос.

— Прости, Ксандра, — поправилась Лера, но говорила по-прежнему шёпотом, — Мне кажется, у тебя о нём сложилось неверное представление. Выслушай его, пожалуйста. У Кабира есть что сказать.

— Что он может сказать? — громко сказала Ксандра, чётко проговаривая каждое слово.

— Ксандра, послушай его.

Знай Ксандра свою помощницу чуть хуже, она бы пропустила мимо ушей лёгкую дрожь в её голосе. Княгиня в упор посмотрела на Леру. По взгляду женщины она поняла, что предстоящую ссору лучше перенести из коридора в кабинет. Она перевела взгляд на Кабира. Дикарь как ни в чём не бывало разглядывал её. Ксандру передёрнуло. Она сделала несколько шагов назад и всем телом отвернулась от него.

— Пойдём, поговорим, — позвала она Леру. Сказав это, Ксандра двинулась обратно в сторону своего кабинета. — Только ты, — пресекла она попытку Леры увлечь за ними Кабира.

Когда они подошли к двери, Княгиня рывком распахнула её и прошла к окну. Лера вошла следом, закрыла дверь и осталась стоять у входа. Ксандра порывисто развернулась и с раздражением посмотрела на Валерию.

— Ну? — спросила Княгиня почти спокойно.

— Ксандра, — начала Лера, но та перебила её.

— Лера, как он здесь оказался?

— Ты же сама знаешь, — сквозь зубы ответила Валерия.

— Ты понимаешь, что этим человеком невозможно управлять?

— Ксандра…

— Ты можешь хотя бы предположить, что у него на уме?

— Ксандра, — в третий раз произнесла Лера, и на этот раз Княгиня дала ей возможность высказаться, — Саша, ты его не знаешь. Я бы хотела, чтобы ты с ним пообщалась. Хоть раз. Ты бы поняла его. Поняла, почему я рассчитываю на него.

— Что с тобой происходит? — возмутилась Княгиня, — Ты с чего вдруг ослепла? Неужели не понятно, что ни я, ни ты, не поняли бы его, даже прожив с ним несколько жизней.

— Ксандра…

— До него я думала, что подобный человек был создан в единственном экземпляре. Видимо, я ошиблась.

— Ты про Олега?

— Да, именно про него, — кивнула Княгиня. Она облокотилась на подоконник и на несколько секунд задержала дыхание. — Только тот, в отличие от этого, вести себя умеет и любить умеет. Не тащит к себе в постель всё, что слабо сопротивляется.

— Может, он просто старый? — огрызнулась Валерия. Она вспыхнула, но тут же взяла себя в руки. — Прости меня, Ксандра. Прости, пожалуйста.

— Да, он, действительно, старый, — ответила Ксандра. Совершенно неожиданно для Леры лицо её разгладилось, а на губах появилась улыбка. — Ты даже не представляешь насколько, — сказала она и надолго замолчала. — Мне кажется, что он вечный.

— Это как? — спросила Лера

— Да вот так, — ответила Ксандра. — Надо очень постараться, чтобы оказаться его последней женой, — произнесла она, словно разговаривая сама с собой.

— Ксандра, — позвала её Лера.

— А? Да. Забудь, — смутилась Александра. — Лишнее сказала.

Она снова замкнулась в себе. Подошла к разделяющему их столу, переложила с места на место предметы. Потом несколько раз прошла через комнату. Лера наблюдала за ней, ожидая продолжения разговора. Ксандра молчала.

— Ты знаешь, а ты права. Кажется, я ничего не соображаю, — призналась Лера. Она отошла в сторону и прислонилась к стене под картиной.

— Этого только слепой не видит, — ответила Ксандра, думая о чём-то своём. Она обошла стол и снова остановилась у окна. Долго что-то разглядывала за стеклом. — Как «это» можно любить? Меня трясёт всю, когда я его вижу.

— Ты сейчас о ком? — спросила Лера.

— О Кабире, — ответила Княгиня. — Да, пожалуй, о Кабире, — произнесла она чуть слышно. Ксандра повернулась и посмотрела в лицо подруги. — И ты, неужели ты не видишь, как он себя ведёт с другими женщинами?

— Вижу, не слепая. Только ты не путай, пожалуйста, свою аристократическую любовь с шелловской.

— Да? А какая разница?

— Ты не знаешь? — усмехнулась Лера, — Вопрос «откуда у них берутся дети?» тебя никогда не интересовал?

— Нет, — призналась Александра.

— Зачем это нам? — сказала Лера, передразнивая Ксандру. На этих словах она как-то сложно взмахнула руками. — Ксандра, ревность — это не про тех, кто привык к конкурсам перед овуляцией. Посмотрела бы я на твою любовь, если бы тебя выбирали как музыкальный трек из предлагаемого списка.

— Ты что говоришь? — ужаснулась Ксандра. — Кошмар какой-то.

— Кошмар? Да ты вообще в каком мире жила? — возмутилась Лера. — Кошмар — это когда девочку к такому конкурсу совсем не допускают. А конкурс — это уже большая причина для радости. Есть надежда, что ты не сдохнешь, думая, что твоя машина — единственный мужик во всём мире.

— А ты? Ты участвовала в таком? — спросила Ксандра, вдруг совершенно растерявшись.

— Мне почти повезло, — сказала Лера и закусила губу, видимо задетая неприятным воспоминанием. — Взять бы и рассказать тебе все детали процесса. Чтобы уж совсем иллюзии не мучили.

Ксандра всмотрелась в лицо подруги. Потом опомнилась, смутилась, закрыла глаза и откинула голову назад, переваривая сказанное.

— Ты его плохо знаешь, — сказала Лера, снова возвращаясь к вопросу о своём возлюбленном. — Кабир выглядит дико и говорить не умеет. Просто долго в лесу жил, — говорила она тихо, даже заискивающе.

— Лера, хватит, — сказала Ксандра устало. — Ключик он к тебе нашёл. Вот и весь его секрет. Надо ему так, вот и пользуется тобой.

— Мною? Пользоваться? Ты думаешь, что это возможно? — спросила Лера и грустно улыбнулась. — А, может, и можно, — повторила она про себя, — он совсем не дурак. Ты знаешь, несколько последних перестановок в охране, которые тебе очень понравились, были его идеей, а не моей.

— Ладно, — ответила Ксандра, пропустив мимо последнюю фразу. — Разбирайся сама с ним.

— Ксандра, — тихо спросила Лера, — а ты любишь Олега?

— Нет, — спокойно и без сомнения ответила та.

— А если вдруг полюбишь другого?

— Мне родить бы, — ответила Ксандра. — Зачем мне об этом думать?

— А вдруг?

— В моём случае «вдруг» не случится. Если только одно чудовище другому глотку перегрызёт.

— Почему ты его так не любишь?

— Я не его не люблю. Я бояться не люблю, — ответила Ксандра. — С ним же по-другому не получается. Слушай, а может рыцарские турниры возродить? — оживилась она и улыбнулась Лере. Та, кажется, не поняла шутки. Ксандра снова закрыла глаза и надавила кончиками пальцев на переносицу, снимая напряжение. — Глупости я говорю, — вздохнула она. — Глупости.