Приди за мной

Константин Михайлович Ганин

В «расколотом» мире только Избранные могут выбирать где им жить. Они играют в древнюю игру, манипулируя судьбами простых людей. Те же живут в одной из двух крайностей: кто-то родовым укладом в далёких сёлах; кто-то – в чреве совершенной машины, похожей на кошку. В Шеллах единственного Города.Но не ждите сказа о техногенном чуде. Этот роман о любви. Он о том, что если ты стремишься сменить реальность, то будь готов пройти сквозь сказку. И попробуй не заплутать в ней.

Глава 1. Припрятанное чувство

В нашей сказке зёрнышко

Вдаль Судьба закинула.

Словно с птицы пёрышко,

Сбросила, отринула.

Княжич, род не ведая,

Жизнь имел понятную:

Рот крестил, обедая,

Чувство грел невнятное.

Был укрыт от почестей

За горами — реками.

Вёл себя по совести.

Совесть мерил мерками.

Жил, судим супругою.

Дочь любил и баловал.

Выжидал мгновение

Жизнь построить набело.

— Ярина и её жизнь —

Случись тебе, дорогой мой Читатель, оказаться босоногим мальчишкой, смог бы ты устоять, если бы мимо верхом на кабане нёсся известный тебе важный человек? Если бы друзья твои бежали ему вслед, а наездник, пролетая мимо, подмигнул тебе? А если бы, в придачу ко всему, этим человеком была полненькая женщина, перепачканная в грязи? Удержали бы тебя лужи или скользкие доски деревянного тротуара, чтобы не пуститься вслед за ней?

Чудное предположение. В нашем безымянном селе дети не думали над этими вопросами. С визгом и криками они неслись за наездницей, оседлавшей здоровенного кабана. Полубрёвна настила гудели под ударами копыт. Дети орали, забыв про недавний скучный дождь и про дела, назначенные им родителями. Вечернее солнце рябилось по лужам и окнам домов. Усиливало радость в сердцах ребятни.

Не добежав до центра площади, кабан начал забирать лапами, проскальзывать и спотыкаться. Наездница, до сих пор умудрявшаяся держаться на его спине, уловила момент и неожиданно ловко спрыгнула на настил. Впрочем, она не устояла на нём. Женщина поскользнулась, взмахнула руками и съехала одной ногой в лужу. Там она раскорячилась, оберегая неустойчивое равновесие. Кабан остановился и развернулся. Он смотрел на ребятню своими маленькими глазками и покачивался. Видимо, дорога далась ему нелегко. Когда он двинулся на мальчишек, смышлёная детвора брызнула в разные стороны.

— А ну, пошёл отсюда! — гаркнула на него наездница. Зверь тут же встал. Потом широко обогнул её и припустил в лес. — Вот ведь тупое животное, — выругалась женщина.

Тыльной стороной ладони она перекинула за спину тугую косу цвета спелой пшеницы. Попробовала вернуться на тротуар, но правая нога скользнула ещё дальше. Женщина снова замерла, балансируя руками. Нелепая поза не мешала ей выглядеть величественно. Заметив прохожих, она с обычным для неё деловым видом принялась изучать грязь под своими ногами.

Кабанья укротительница была одета в просторные кожаные штаны и потёртую куртку. Цвет одежды определить было сложно. Вероятнее всего, штаны когда-то были рыжими, а куртка синей. Хотя не ручаюсь. Грязи на ней было столько, что мои выводы не имеют описательной ценности. Надо признать, что падение в лужу уже никак не могло ей навредить. Тем не менее, она старательно выкарабкивалась.

Несколько женщин при появлении зверя благоразумно отступили в сторону, на бугорок земли. Теперь они разглядывали вновь явившуюся, весело переговариваясь между собой.

— Ярина, ну и грязи на тебе, — миролюбиво крикнула одна из селянок, обращаясь к наезднице. Это была рослая и сутуловатая женщина средних лет с коротко стриженной головой и приветливым лицом.

— Девчонки, привет, — отозвалась Яра. Она блеснула в сторону зрительниц обезоруживающей улыбкой и помахала рукой.

Окажись наша героиня в подобной ситуации впервые, среди людей, не знакомых с её характером, наверняка уже нашлись бы желающие ей помочь. Но в нашей безымянной деревне таковых точно не нашлось бы. Всякий селянин знал, что, приблизившись, он рискует попасть в какую-то историю с продолжением.

Ярина посмотрела под ноги, подтянула перепачканные штаны чуть выше и обречённо развела руками.

— Когда не надо земля землёй, — проворчала она. — Чуть дождь, бац, и грязь. Вот как это так происходит?

— Что же ты на кабане-то? — спросила её стриженая селянка.

— Что на кабане? — переспросила Яра и ругнулась вполголоса. — Да что под руки попало. А на чём ещё из этой Ильинки добраться? — Она наконец-то выбралась из грязи и переступила на настил. Принялась вытирать испачканную обувь. — Уже который год к ним дорогу пробить не можем. Пока ехала, думала, у меня пальцы больше никогда не разогнутся. Чуть уши не оторвала этому зверюге. Ну совсем неуправляемый. Ведь прёт через кусты и всё тут.

— Это да, — подтвердила долговязая собеседница. Надо сказать, что сама она на кабане никогда не ездила. Поэтому понятия не имела о том, с чем соглашалась. — Только тряско уж очень на кабане-то.

— Не поспоришь, — согласилась Ярина. Закончив пачкать настил, она сделала пару шагов в направлении своего дома. Потом замерла, словно что-то вспомнила. — Сонь, — обратилась она уже к другой селянке, — а Михаил твой канализацию доделал от крайнего ряда?

— Не успел, — отозвалась дородная женщина на сносях. Под Ярин вопрос улыбка с её лица сошла, а нижняя губа поднялась и вздулась, — дождь спугнул.

— Завтра доделать надо, — сказала Яра.

Успокоившись выданным указанием, она развернулась и зашагала к дому, по ходу шоркая ногами и выбирая из волос ветки и комочки грязи.

— Командир, — пробурчала Софья и отвернулась к ожидающим её соседкам, — Михаил ей потребовался. За семьёй бы лучше следила. По деревням носится, а дома не пойми чего, — она сдержалась от продолжения и пронесла своё тело мимо подруг.

— Это да, — вздохнула маленькая и улыбчивая женщина, которая до этого момента молчала. — Неладно у них стало. Игорь как не свой ходит.

— Мужу детей рожать надо, а не по Ильинкам мотаться.

— Зря ты Сонь. Ели бы не Яра, ты до сих пор бы воду из избы на себе таскала. И не только. Она умница. Нам её и день и ночь благодарить надо, — вмешалась рослая, увязываясь следом за Софьей.

— Благодарить, — фыркнула Софья, — если уж тебе неймётся поблагодарить, иди Игоря поблагодари. Он любой её чих до ума доводит, — сказала женщина. Она остановилась и всем телом развернулась к идущей за ней подруге. — У тебя с ним как? Не сладилось?

— А при чём тут я? — чуть слышно ответила та и попыталась пройти мимо.

— Так ты же сохла по нему одно время, — Софья грубовато хмыкнула и попыталась перехватить взгляд женщины.

— Я одна что ли? — ещё тише проговорила та. Обойдя грузную подругу, она поспешила. Пошла не оглядываясь.

— А он бы мог поддаться, — громко добавила ей вслед Софья. — Пока дочка рядом, может и поерипенится, а потом мог бы. Уж я — командир, а Яра мне фору даст. Алька подрастёт да замуж выскочит, и что дальше с ним будет? Ты бы ему нарожала детишек, раз твой не умеет.

Софья увидела, как спина её подруги вздрогнула и ещё больше ссутулилась. Это зрелище, кажется, доставило ей удовольствие. Не пытаясь догнать ушедшую, женщина остановилась. Она с придохом вздохнула и обернулась к оставшейся спутнице. Та замерла в десятке шагов позади. Уже не улыбалась, смотрела на Софью с упрёком. Потом покачала головой, развернулась и пошла в обратную сторону.

Деревня, в которой жили Ярина и Игорь, была расположена на новом, не обжитом в прежние времена месте. Названия своего она ещё не имела. Жители соседних поселений называли её Ярино, но сама Ярина восставала против этого. Каждый раз, когда заходила речь о выборе названия, она призывала своих селян придумать их посёлку другое имя. То не складывалось. Да и поселение постоянно меняло свой статус: кто-то называл его деревней, кто-то — посёлком, а кто-то возвышал до уровня городка.

Лесные пожары и ураганы обходили это место стороной, и потому Ярино строилось не по уму, а по соображениям красоты. Деревня раскинулась на двух высоких утёсах по обеим сторонам реки. Берега мостом не соединялись, а местный флот состоял из единственного плота, курсирующего вдоль каната. Речушка в этом месте была неширокой — на полтора полёта камня. Называлась Стремительная, таковой и была.

Улицы расходились от площадок утёсов полукругом. Гостю, не посвящённому в историю этого края, могло бы показаться, что река здесь возникла уже позже, расколов село надвое, прямо по центру. Селяне нет да нет поговаривали о том, что пора бы сделать два самостоятельных села. И в самом деле, на каждом берегу была своя полукруглая площадь, свой костровый дом. Последние появились недавно и служили местом сходов и совместных праздников.

Вот в таком месте, на самом краю села и обосновались наши герои.

Ещё не подойдя к дому, Ярина увидела, как с их двора один за другим выскользнули два пацана. Рыжий пёс по кличке Лис оставил их уход без внимания. Видимо, эти гости были здесь частыми, сходили за своих. Приход Яры был совсем другим делом. Лис едва не уронил её, путаясь в ногах и запрыгивая на грудь. Ругаясь и грозно пшикая, женщина вошла в дом. Ногой выпроводила пса и притворила за собой дверь.

Дом у них был непохожий на остальные дома в селе. Игорь построил его без сеней, с коридором прямо на кухне. Эта совмещённая комната была просторной и светлой, но Ярине такая архитектура не нравилась — «Вся грязь в доме». Большое окно, обращённое на запад, был занавешено цветастой занавеской, купленной в соседней деревне к какому-то празднику.

Заходящее солнце подкрашивало белые стены и струганую мебель в приятные красноватые тона. Посреди кухни суетилась дочка. У неё были бы все шансы считаться красавицей, если бы не излишняя полнота. Полноты этой было даже чуть больше, чем я здесь написал. Но в четырнадцать-то лет с кем такое не случается? Девочка часто слышала за спиной: «Вот Алька израстётся, эх и жару задаст парням!». Но пока этого не произошло. Впрочем, саму девочку такое положение вещей ни капли не смущало. Уверенности и энергии в ней было на троих. Наверное, от Ярины унаследовала.

Не обращая внимания на приход матери, Алька водружала массивный табурет на крышку стола. Готовилась к мытью полов.

— Подожди убирать, — сказала Яра от порога, — с меня сыпется, напачкаю.

— Привет, — ответила ей Алька. — А я и не слышу, что ты пришла.

— Что так? — усмехнулась Ярина. — Свиль с Никитой слышали, а ты нет?

— Кто? — спросила девочка и словно бы удивилась. Её и без того большие глаза стали огромными. Она ловко, материнским жестом, перекинула за плечо русую косу и тыльной стороной ладони почесала нос.

— Плохо ты друзей своих строишь. Что же они ушли и тебе не сказали?

Алька фыркнула, отвернулась и с шумом забросила на стол очередной табурет.

— А отец-то где? — поинтересовалась мать.

— В лесу. Ещё утром ушёл.

— На Бунаровой избе?

— Быстрей бы уж построили, — деланно проворчала девочка. — Надоело уже убирать за ними.

— Ты тише с такими выступлениями, — одёрнула её Яра. — Отец забор так и не поправил?

— Не знаю.

— Зато я знаю. Вчера же сказала, — отчитала Яра отсутствующего мужа. — Дочь, принеси мне чистое в баню.

— Папа вечером ругался, что ты его не дождалась.

— Мог бы и пораньше явиться, — буркнула Ярина.

Девочка вспыхнула в непонятной обиде за отца. Стала шуметь чуть громче, чем требовалось. При каждом таком разговоре она злилась на мать. Та всегда и во всём была права. Она всегда вела себя так, словно одна знала «как» и «что» нужно делать. И хуже всего было то, что так оно и было. В отличие от неё, дочка с отцом постоянно попадали в ситуацию под названием «Я же вам говорила». Да, мама никогда не совершала ошибок. Сделать что-то под настроение, а потом переживать — было только Алькино и папино. Мама всегда судила и наставляла, а они были другими. Они всё прощали друг другу и ей. Искренне и навсегда, без извинений и долгих объяснений. «Ну и ворчи. Всё равно, папка хороший, — подумала девочка, не слушая, о чём говорит мать. — Только очень уж грустный последнее время».

— Дочь, ты где? — донеслось до неё.

Алька плюхнула тряпку в ведро с водой. На неё вдруг накатило желание обидеться.

— Ты можешь мне объяснить, что с тобой? — поинтересовалась мать. Она подалась вперёд и заглянула в глаза дочери.

Алька не отозвалась. Потребность выразить обиду усилилась в ней. «Ты можешь мне объяснить?» — про себя передразнила она мать. Девочка была совершенно согласна с отцом: «Почему всё и всегда надо кому-то объяснять? Почему мама сама не объясняет им? Ну, например, зачем она приготовила вчера эту дурацкую тыквенную кашу? Ведь знает, что они её не любят. Она липкая и гадкая. А между тем, ни она, ни отец ни разу не сказали: „Ты можешь мне объяснить?“. Наоборот, он даже похвалил её. Сказал, что „это самая вкусная каша в этом году“ и он „готов потерпеть пару лет, но когда она снова её приготовит, чтобы была точно такая же“. А если нет, то лучше вообще никакая».

— Аля, — снова позвала мать.

— Если бы ты его подождала, то он бы лошадь взял и отвёз, — вслух огрызнулась дочка.

— Ты из-за отца что ли вдруг брыкаться стала? Мне некогда было, — ответила Яра мирно. — Я на кабане доехала.

— А грязная, как будто на тебе ехали, — Алька сердито смахнула волосы с лица. — Мам, ну что ты делаешь? Ну, не мусори. Сейчас принесу, — окрикнула она мать, собирающуюся пройти в спальню. — Иди уже в баню. Домою и принесу тебе чистое.

— О том, что за порогом —

Пара, с осени прижившаяся в доме Ярины и Игоря, была не похожей на остальных селян. Мужчину звали Бунар. Был он человеком неопределённого возраста. До прихода в их село жил в деревне старого уклада, поэтому волосы заплетал, а ярко рыжую бороду стриг прямо и коротко. Ростом Бунар не вышел, но нос держал высоко, отчего и казался заносчивым и всезнающим. Он пришёл в их деревню сразу после уборочной. Явился один, если не брать в учёт его кобеля по кличке Лис — лохматой охотничьей псины такой же рыжей масти, как и хозяин. Как выяснилось позже, Бунар пришёл с конкретной целью — сосватать Вареньку.

Варенька — девушка, за которой явился Бунар, была значительно моложе своего суженого. К своим семнадцати годам она сложилась долговязой, была не красивой, но миленькой. Такая же рыжая, как и Бунар, всегда приветливая и светящаяся одной ей понятной радостью, она была любима односельчанами. Однако ровесников сторонилась и интересом у ребят не пользовалась. С приходом чужака Варенька как-то незаметно преобразилась. Молодые селяне запоздало поняли упущенный ими шанс.

Никто не знал, какими путями судьба привела сюда Бунара. Никто не знал, почему он искал именно Варю. Путаясь в сплетнях и шутках о чудачествах рыжих людей, односельчане сходились в одном: в их деревне Бунар впервые появился именно из-за неё. Посватался он к ней сразу, с дороги, едва обмолвившись со своей невестой на глазах у соседей. В дом родителей они вошли уже вместе. Те были настолько обескуражены их обоюдным влечением, что рядили всю ночь.

Родители дали своё согласие ещё до восхода, но с условием, что молодые жить будут в их деревне. Бунар согласился. Им была предложена дальняя комната в родительском доме, но жить у невесты Бунар не захотел. С этими новостями отец Вареньки и вывел их к общему костру на следующий вечер.

Обман в их мире ещё не прижился, поэтому такие дела не принято было откладывать. Судьба молодых решилась прямо у костра между шутками и расспросами нового поселенца о планах на жизнь. Дом Ярины был предложен им как самый просторный и малодетный. Ни гости, ни хозяева не были против такого соседства. Сразу после костра и состоялось переселение, которое незаметно переросло в затяжной праздник. Через неделю, когда гости наконец-то устали от хозяев, быт наладился. Молодые вошли в ритм жизни чужого дома. К удовольствию обеих сторон, обнаружилось, что жить сообща не так уж и сложно. Отношения у мужчин заладились сразу, а Варенька, зная характер Ярины, сдалась под власть хозяйки без боя. Девушка с готовностью подхватывала домашнюю работу, молчала, когда её не спрашивали, и улыбалась, когда не знала, как себя вести. Так они и прожили вместе всю зиму.

По весне молодым заложили большой дом, и в те дни, когда погода не пускала к земле, свободная часть мужского населения была занята стройкой. Как и большинство хороших людей, молодая пара создавала в доме Ярины атмосферу уюта уже только своим присутствием. Слов красивых не говорилось, поступков в адрес хозяев не совершалось, но Игорь начал приходить домой пораньше. Ярина тоже старалась быть дома к ужину. Она находила удовольствие в том, чтобы оказаться за общим столом и смотреть, с каким заразительным аппетитом ест их квартирант. Конечно, порою случались и сцены ревности, и неприкрытые манипуляции. Однако на общей атмосфере всё это отражалось несильно.

В тот вечер, когда Ярина вернулась в деревню на кабане, она привела себя в порядок и занялась готовкой.

Мужчины вернулись уже затемно. Они с порога заполнили дом разговорами о стройке, как всегда не заметили женских дел и приготовлений.

— Бунар, — сказала Яра и с прищуром улыбнулась, — вот ты на меня не обижайся, только я твою псину опять в сарай заперла.

— Хулиганил? — спросил Бунар равнодушно.

— Я не знаю, что делать с его тягой к курям, — сказала хозяйка. Тема была всем известная, и Алька загодя прыснула от смеха. Яра тоже с трудом удержалась, а для того ещё сильнее нахмурилась. — Глазом моргнуть не успела, влетел за мной в сарай и началось: куры разлетаются, перья разлетаются, у твоего пса уши разлетаются. Бунар, ты слышишь? Всё вокруг твоего пса разлетается, — Ярина не глядя махнула рукой и задела кувшин с водой. Вода плюхнула, кувшин завис на углу стола, а потом опрокинулся и гулко ухнул об пол.

— Кувшины разлетаются, — добавил Игорь почти без паузы. Он сказал это так ровно и невозмутимо, что дочка снова засмеялась.

Ярина на какое-то время замерла, разглядывая осколки у своих ног, а потом как ни в чём ни бывало продолжила:

— И вот куры орут, а он сел передо мной — вся морда в перьях, я вся в перьях. Эдакий радостный монстр. Честное слово, такой счастливой морды, как у этого пса, я в жизни не видела, — она наклонилась, стряхнула с юбки брызги воды. Затем присела и стала собирать черепки. — Даже злиться на этого мерзавца не получается, — добавила она снизу.

— Я его обязательно накажу, — пообещал Бунар и подмигнул Альке, та снова захихикала.

— Даже не сомневаюсь, — сказала Яра и взглядом показала дочери на ведро и тряпку у порога. Аля скривилась, но вылезла из-за стола. — Только не обижайся, Бунар, если я как-нибудь не выдержу и отведу твоего пса куда подальше.

— А я его обратно приведу, — вмешалась Аля, сердито бросая тряпку в ведро и направляясь к матери. — Куры тупые, а с Лисом весело.

Ярина нахмурилась, но промолчала. Спор с дочерью мог увести в неизвестном направлении. Она вынесла черепки во двор. Вернулась и дала девочке несколько ценных указаний о том, как правильно вытирать пол. Через пять минут суета улеглась, и все снова разместились за столом.

— Игорь, вот я всё-таки не могу понять, как же вы с Ярой столько времени прожили внутри машины? — спросил Бунар и подмигнул Альке. Он знал, как она любит эти разговоры. — Ведь безвылазно столько лет? Я себе этого даже представить не могу.

Игорь понял затеянную гостем игру и усмехнулся. Склонившись над своей тарелкой ещё ниже, он молча орудовал ложкой.

— Пап, ну, расскажи, — попросила его дочка.

Алька улеглась с руками на стол и смотрела, как отец ест. Она любила смотреть на него. И вообще, она любила его. Ну, во-первых, он был абсолютно красивым, как это иногда случается с отцами. Во-вторых, он был сильным, но не «здоровенным». То есть не пузатым, как некоторые отцы у её друзей. Пусть вся деревня считала его молчуном и человеком закрытым. Пускай при каждом удобном случае каждый из них пускался в расспросы и пересуды на тему «Почему твой отец с остальными у костра не сидит?», «Он что, летать разучился?», «Может, что случилось, может, помочь?» девочка знала, что с ней и только с ней отец был самым открытым и самым добрым человеком в этом мире. Когда она смотрела в его глаза, то мечтала о том, чтобы в придачу к их шоколадному цвету ей по наследству достались бы их тепло, их озорство, их ласковость. Таким взглядом отец смотрел только на неё и больше ни на кого. Даже на маму он так не смотрел. Почему-то этот факт с недавнего времени стал важен для девочки. Она гордилась этим знанием, но никому в том не признавалась.

В отличие от остальных мужчин в их деревне, Игорь каждый день брил усы и бороду и оттого казался моложе своих сверстников чуть ли не вдвое. С причёской дела обстояли хуже. Постригала его мама и делала она это ужасно. Уж не знаю, какими предрассудками она пользовалась на этот случай. Даже Алька получала решительный отпор, когда посягала на тронутую сединой копну его волос.

В этот раз отец, как видно, не собирался рассказывать про Город.

— Ну, пап, — снова попросила Алька и жалостливо заглянула ему в глаза.

Хозяин дома укоризненно посмотрел на рыжего гостя. Тот только невинно улыбнулся.

— Сто раз уже всё рассказано, — буркнул Игорь. — Машина как машина. Живешь в ней как в доме, а она по городу гуляет. Как здесь, только печки нет. И рыжие болтуны внутри неё не шастают.

— Так ведь с тоски же сдохнешь? — улыбнулся Бунар и снова подмигнул Альке.

— Там некогда тосковать, там экран есть. По нему чудеса разные показывают, — ответил Игорь.

— У тебя же кошка была серебряная, да, пап? — спросила Аля, которая готова была бесконечно слушать их с матерью рассказы про Город.

— И кошка была, и медведь был, — подтвердил отец. — Кошка, конечно, покомфортнее. Новее.

— И все в своей норе сидят всю жизнь, — вставила недовольно Яра и украдкой посмотрела на дочь. — Ни нарядов, ни друзей. В чём мать родила с детства и до смерти.

— Что, действительно, всю жизнь голый? Все так и сидят внутри машины? — спросил Бунар и с сомнением поморщился.

— Там все так живут, — ответил Игорь.

— Ну, там же, наверное, не видно ничего? — неуверенно поинтересовалась Варя, родители которой никогда не обсуждали эту тему.

— Видно, видно, — усмехнулась Яра и опять бросила быстрый взгляд на дочь. — Там так принято, через экран друг на друга глядеть. Когда с детства так, то и не удивляет. Но хорошего мало.

— Смогли сейчас обратно так жить? — спросил Бунар у хозяев.

Ярина и Игорь поочерёдно посмотрели на дочь, которая как зачарованная ждала их ответа.

— Здесь не в пример лучше, — сказала Ярина как можно увереннее.

— Посмотреть бы, — сказала Алька и закусила губу, ожидая обычной маминой вспышки на подобные заявления. Но Яра в этот раз смолчала.

— Там всё по-другому, — уклончиво ответил Игорь. — Ярин, чай будем сегодня пить?

Яра с излишней поспешностью подхватилась и начала рассказывать о соседней деревне, уводя дочь от опасной темы. Потихоньку разговор снова вернулся в нужное русло. Опустошив стол и оставив после себя кисло-терпкий запах древесины и пота, мужчины унесли беседу на крыльцо. Ярина и Варенька задержались в доме, но спустя некоторое время тоже вышли на воздух. Аля, как всегда, осталась наводить порядок.

Было время собираться к деревенскому костру. Весной костры устраивались редко — забот хватало, да и ночи была короткими.

— Аля с нами не пойдёт? — поинтересовалась Варя так, чтобы девочка её не услышала.

— Рано ей ещё, — ответила Яра. — Как замуж отдадим, так и решат вместе: надо им летать по ночам или обычной жизни хватит.

— Хорошая она у вас, — улыбнулась девушка. — И уже такой взрослой кажется. Я в её возрасте совсем ребёнком была.

Она не лукавила, девочка и в самом деле казалась старше своих сверстниц. Алька терпела подруг, всегда была в компании мальчишек, но и там послабления не давала. Снисходительный взгляд её карих глаз и острый язык были причиной не одной бессонной ночи в их деревне. От матери она переняла лёгкость в общении и деловитость. Шутки о том, что женщины из их дома поделили между собой власть в деревне, доходили до Игоря всё чаще. Яра правила взрослыми, Алька же царствовала среди молодёжи.

Ярина, выйдя на крыльцо, некоторое время наблюдала, как её муж устраивается на ступенях. В конце концов она не выдержала и, срываясь в голосе, окликнула Игоря.

— Я так понимаю, что ты и сегодня не пойдёшь?

— Устал я, идите без меня, — спокойно отозвался тот. — Я здесь, у дома, посижу.

— Тогда и я не пойду, — возмутилась Яра.

— Ты иди, — всё так же спокойно сказал Игорь, — тебе надо.

— А ты хоть помнишь, когда последний раз там был? — спросила Ярина. Понимая, что ответа не будет, она зашла обратно в дом.

Дверь за ней глухо хлопнула. В возродившейся тишине снова стал слышен треск кузнечиков. Варенька проводила Яру взглядом и провела рукой по плечу мужа, подталкивая его к разговору с Игорем. После чего тоже ушла в дом.

Бунар некоторое время помялся на ногах за спиной товарища, затем перешагнул через пару ступеней, сдвинул в сторону обувь и присел.

Дом, в котором они жили, стоял на самом краю села. Окнами был обращён к деревне, а крыльцом выходил на откос просторной низины. По весне этот буерак наполнялся талой водой и разливался до русла реки. Потом вода в реке опускалась, а озеро стояло до середины лета. Привлекало прогретой водой стайки детворы и тучи комаров. Годы шли, деревня разрасталась, но в комариную пойму селиться никто не хотел. Так и оставалась она открытая с крыльца и тихая.

Игорь сидел, мял натруженные за день ладони и думал о чём-то своём. Ночь была лунной. Краски сошли, но тьмы не было. Воздух был прозрачным и свежим. Пойма парила, отдавая взятое днём тепло.

— Чего тусклый, мужчина? — спросил Бунар. Игорь посмотрел на него, но не ответил. — Чего хочешь-то? И хочешь ли?

— Вот когда пойму «чего», тогда и хотеть начну.

— Во какой у тебя крендель загнулся. А пока как?

— А пока так, — ответил Игорь и замолчал. Спустя несколько минут он улыбнулся и добавил. — Чего хочу не знаю, но пока этого не получу — точно не успокоюсь.

За их спинами тихо открылась дверь и из дома выскользнула Алька. Оглядываясь на спины отца и Бунара, она убедилась, что её не слышали, пролезла под перилами крыльца и спрыгнула в траву. В ногу что-то сильно кольнуло. Алька чуть было не вскрикнула, но закусила губу и удержалась. Неожиданно подкрадываться к отцу было их старой забавой. На людях и засветло она, конечно, этого уже не делала, не маленькая же, но дома удержаться не могла. Да и отец любил видеть в ней ребёнка. Сейчас, чтобы не выдать себя, девочка присела в темноте у крыльца, ощупывая больную ногу.

— Знакомая потребность, — сказал Бунар. — Я думал, что у вас проще.

— Это у кого «у вас»?

— У летунов. Думал, что вы все сложности через сон решаете.

— Кто-то может и решает, — уклончиво ответил Игорь. Он потёр шею, замер и прислушался.

Поцокав языком, Игорь привстал со ступеньки и пошарил в кармане. Из-за кустов боярышника вышла косуля. Осторожно переставляя тонкие ножки, она подошла ближе и замерла в шаге от человека. Животное вытянуло шею и настороженно задвигало ушами. Игорь аккуратно отдал зверю кусочек солёного хлеба.

— Эх и наглый же у вас тут зверь, — сказал Бунар и тихо свистнул. Косуля отпрыгнула в сторону. — А я тебе рассказывал, почему мы с Варварой вместе оказались? — спросил он и хлопнул в ладоши, отгоняя козу ещё дальше в лес. Потом посмотрел на Игоря и ответил сам себе. — Нет, я это никому не рассказывал. Тебе скажу, ты не болтливый.

— Я секретов не люблю, — ответил Игорь.

— Это нужный секрет, — убедительно сказал Бунар.

— Ну да? — усомнился Игорь.

— Кстати, Варя не знает. Так что и ты не выдавай, — попросил Бунар и дождался утверждающего кивка Игоря. — Подожди, сейчас пса своего из заточения выпущу.

Услышав, как Бунар встаёт, Алька на четвереньках перебралась под крыльцо. К ладоням неприятно лип мелкий мусор, сметённый когда-то со ступеней. Бунар сошёл на траву и как был, босой, ушёл к сараю. «Опять грязь в дом притащит», — сварливо подумала Алька. Сидеть под крыльцом не входило в её планы. Она вспомнила о том, что обещала пацанам спуститься к реке, на плот, но секрет, посулённый Бунаром, заставлял ждать. Через минуту мимо дома пронёсся Лис и скрылся в том направлении, куда ушла косуля. Потом появился и сам Бунар.

— У нас в соседней деревне ведунья есть. Ведьма значит. Свои её Земной Акудницей зовут, — с ходу начал говорить Бунар. Он заглянул в окно дома, проверяя чем заняты женщины. — Не слышал про такую?

— Нет.

— Вот, а у нас она в почёте, — сказал Бунар веско. Он устроился на ступеньках, оттирая заскорузлые пятки от налипшей грязи. — Ведь старался же на траву ступать, — проворчал он. — Эх, Алька не видит. Щас бы было, — он тихо засмеялся и примолк, поглядывая на Игоря. Кажется, рассказчик уже сомневался в том, стоит ли продолжать.

— Да говори, — разгадал Игорь его сомнения. — Я же сказал, что не расскажу.

— Сейчас, подожди, — ответил Бунар. Он снова встал и обтёр ногу о дощечку перед крыльцом. Потом завозился, устраиваясь заново, залез пятернёй в бороду и закряхтел. — В общем, ладно. Навестил я её. Вот, — он снова закряхтел и зачесался. — Вот, — опять повторил он. — Акудница меня и навела: куда идти и кого спросить. Сказала: «Иди прямо сейчас. Какая девица глаз резанёт, та и твоя. Женись, не раздумывая, счастливым будешь». Я и пошёл. К вам пришёл, Варюшу увидел. А дальше, в общем-то, вопросов больше и не было.

— Во как просто.

— Оказалось, что просто.

— Сильна бабка. И что, всегда угадывает? — спросил Игорь.

Бунар почему-то засмеялся.

— Говорят так, — ответил он, успокоившись. — Только те, кто к ней ходил, не признаются.

— Почему?

— А ты сам сходи и поймёшь, — сказал Бунар и снова засмеялся, но как-то поддельно. — Молодёжь к ней шастает частенько. Думают, что она быструю дорогу в Город знает. На самом деле, туда она не водит. А вот по судьбе подсказывает.

— Зарабатывает на вас, на дураках, — усмехнулся Игорь.

— Да нет, денег не берёт. Но и даром не помогает. Обязательно что-нибудь да примет.

— А с тебя чего взяла?

Бунар задумчиво посмотрел на Игоря. Ответить он не успел. Дверь за их спинами открылась, и на порог вышла Ярина.

— Алька выходила? — спросила она.

— Нет, — ответил Игорь, — в доме где-то.

Услышав, что её ищут, девочка выскользнула из-под крыльца и убежала за угол, чтобы там через окно пробраться в дом.

— Игорь, ведь ты же знаешь, что я не могу не пойти, — сказала Яра мужу с упрёком в голосе. — Уже сколько лет, а люди каждый раз за тебя спрашивают. Пойдём, сходим. Нельзя так — не чужие же.

— Ярин, не пойду я. Не обижайся, — сказал Игорь. — Поэтому и не пойду, что не чужие. А вы идите, Бунару надо к нашим порядкам привыкать. Им-то таить нечего. Вам всем надо сходить.

— Игорь, — начала жена, но он не дал ей договорить.

— Ярин, дай нам ещё минутку.

Она расстроенно вздохнула, помялась у двери и ушла в дом.

— Альке ничего не говори, — попросил Игорь, когда жена ушла.

— О чём? — сбился Бунар. — О Гайе?

— Кто такая Гайя?

— Акудница. Разве я не сказал? — удивился Бунар. — Акудницу так зовут. Не бойся, Алька одна туда не доберётся. Это вверх по ручью дня три шлёпать.

Над их головами раздался протяжный скрип, и створка кухонного окна открылась нараспашку.

— Дочь, — крикнул Игорь в открытое окно, — не балуйся. Комаров напускаешь, — потом посмотрел на Бунара и тихо добавил. — Всё, кончай. Вон она, уже уши греет. Бредит этим Городом. Отселить бы вас побыстрее, болтун.

— Нам и у вас неплохо, — пошутил Бунар.

— Вам может и неплохо, а ты мне надоел со своими рассказами и расспросами. Доболтаешься до ссоры, — ответил хозяин совершенно серьёзно. — Ещё зиму тебя не вынесу. Не съедете в осень, зимой на снег выставлю.

— Ты без меня и в эту бы зиму от тоски сдох, — не обиделся Бунар. Он уже успел узнать характер своего товарища и на подобное ворчание не обижался. — А чего ты сам её в Город не сводишь? За стройку не переживай, и без тебя людей хватит. Сходите, пока время есть. Мы с Варей Ярине поможем.

— Хватит ерунду говорить, — отмахнулся Игорь.

— Эх, и заживём мы тут без вас, — подмигнул Бунар и навалился плечом на Игоря.

В доме за дверью послышались голоса и сутолока, Бунар громко ударил ладонью по крыльцу и резко поднялся со ступеней.

— Мы с Ярой пойдём, — громко сказал он и улыбнулся, поправляя штаны. — Пускай ваши меня тоже полётам научат. Ты не против?

— Иди, — тихо ответил Игорь. — На первых порах это сильно занятно.

— Ну, и ладно, — отозвался Бунар и замолчал, покусывая бороду. — Решиться надо. Решиться надо, Игорь. Это я про полёты. А я пока никак, — признался он и спустился с крыльца.

Дверь из дома наконец-то открылась, и на крыльцо вышли женщины. Алька навалилась на спину отцу и повисла на его шее. Девочка стала ему что-то шептать в ухо и хихикать.

— Давай в другой раз, — засмеялся Игорь и поцеловал дочку.

— Ну, пап, — закапризничала она. И совсем уже другим тоном. — Косуля уже приходила?

— Приходила. Тебя спрашивала.

— О том, кто за порогом —

Алька лежала в своей кровати, и её мечты скакали и перемешивались. Рассказ Бунара был самой большой мыслью, прыгающей в её голове. Однако не единственной.

Дом был пуст. Отец был в бане, а остальные ещё не вернулись от костра. Комната нашей юной героини была чуть больше, чем ей того хотелось бы. Совсем немного. Избыток пространства девочка заставляла и завешивала как могла. Рубленые стены были украшены всевозможными предметами, веточками и тряпочками. Гордостью её интерьера была массивная полка со старинными и непонятными вещами, принесёнными отовсюду разными людьми. Это сооружение стояло прямо за кроватью хозяйки комнаты от пола и до потолка. Большинство расставленных на полке предметов когда-то украшало гостиную, но со временем перекочевали в Алькину спальню. Теперь они считались собственностью хозяйки. Друзья девочки благоговели перед этой выставкой непонятных и отживших вещей. Впрочем, Алька-то знала, что дневной формат её экспозиции не самая большая ценность. С приходом темноты, а особенно как сейчас, при лунном свете, непонятные предметы обретали новые формы и содержание. Это была мастерская Алькиных фантазий. Каждый из предметов мог породить собственный сюжет, втянуть в сказку.

Прямо сейчас Алька была занята тем, что из фарфоровой статуэтки выдумывала сцену выхода Бунара и Вареньки к большому костру. Днём она видела Зал Большого Костра пустым. Там не было ничего интересного — нагромождение корявых кресел и цветастых топчанов. Но в фантазиях она дорисовывала недостающее. Уж с чем-чем, а с воображением у неё никогда не было проблем. Поиграв с Бунаром и Варенькой, мысли девочки переключились на Лиса, резвящегося в курятнике. Фантазия получилась такой быстрой и яркой, что Алька засмеялась. Собственный смех сконфузил, она зажала рот краем одеяла. На фоне затихшего звука тишина стала казаться осязаемой.

Вдруг вспомнилась утренняя ссора с подругой. Как-то очень быстро подобрались слова, которые надо бы было сказать в тот момент, и кольнула обида за то, что сказано это не было. Но и эти воспоминания быстро ушли. Алькин взгляд снова пробежался по загадочным теням непонятных предметов на полке. Она погрузилась в любимые мечты о далёком и загадочном Городе.

Из тумана невнятных образов девочка как могла сложила огромные дома и каменные улицы. Она представила себя, лежащую в брюхе огромной машины, сделанной в виде кошки. «Ох, и темно же там без окон», — подумалось ей. Снова вспомнились разговоры о том, что в этих машинах — Шеллах, все люди жили совершенно без одежды. Вспомнились рассказы родителей, что из машин никто и никогда не выходил, а друзья общались между собой через какое-то устройство. И что в этом устройстве можно видеть всё, что ты захочешь. Таких же голых друзей, разные картинки, придуманные истории. Она представила себе, что лежит в бочке без тряпочек и подушечек, а к ней подходят и заглядывают разные люди: и знакомые, и незнакомые. Алька попробовала сфантазировать, что может запросто с ними разговаривать, но не смогла. Ей вдруг стало так приятно и так неуютно, что девочка сжалась и замерла, не понимая, бояться ей этих ощущений или радоваться им. Она тесно укуталась в одеяло и перекатилась на бок, лицом к двери. Подобные ощущения часто сопровождали её фантазии. Из-за них мечты о Городе становились и сладкими, и неловкими. Иногда она стеснялась их даже перед собой.

В коридоре послышался скрип входной двери. «Отец пришёл», — подумала Алька. Когда он входил в дом ночью, то всё делал очень тихо. В отличие от мамы. Та ночью гремела почём зря, но, стоило ей об этом сказать, всегда удивлялась и возмущалась.

— Дочь, ты спишь? — услышала девочка у двери шёпот отца.

— Нет, — громко прошептала она. Таиться в пустом доме было не от кого, но тишина казалась очень уж ранимой.

Прошло несколько секунд, и дверь открылась. За порогом стоял отец. В руках у него была кружка и дощечка с кольцами пастилы.

— Компот будешь? — спросил он шёпотом заговорщика.

— Мне же нельзя на ночь, — сказала Алька. — Мама ругаться будет.

— Мы ей не скажем, — ответил отец.

Он вошёл в спальню, поставил кружку и доску на пол рядом с кроватью. Сам вернулся на кухню и налил себе ещё. Когда он снова пришёл, то уселся прямо на пол, на овечью шкурку. Облокотился спиной о кровать.

— Ну и лохматый же ты, — сказала Алька и пригладила отцу всклокоченные волосы. Подвинь это, — попросила девочка, имея в виду принесённые угощения.

Отец отодвинул кружку и дощечку в сторону. Алька укуталась в одеяло и спустилась на пол. Уселась рядом с ним. Девочка высвободила руку, дотянулась до кружки и отхлебнула тёплого компота.

— Быстрей бы уже свежая ягода началась, — буркнула она.

— Ты чего не спишь-то? — спросил отец. Он перекинул руку ей на спину и притянул к себе.

— Всё равно сейчас придут, греметь начнут, — ответила девочка. — Пап, а почему ты никогда летать не ходишь? Это же классно.

— Тебе же не нравится, когда мы с мамой ругаемся?

— Обязательно после этого надо ругаться? — удивилась Алька. — Ты сам виноват. Мама говорит, что ты только и ждёшь, чтобы из дома улизнуть?

— Шутит. У нас традиция такая — после полётов ругаться.

— Ну да? Шутит? — усмехнулась Алька. — И про какую-то Сашу шутит?

— Где ты это услышала?

— Не помню уже, — слукавила девочка. — Слышала.

— Тебе показалось, — ответил Игорь. Он прижал её к себе и потрепал по голове.

— Ага, показалось, — ответила Алька и чуть отстранилась. — Мама, знаешь, как плакала, когда с тётей Ланой разговаривала. Говорила, что раньше, когда ты тоже к костру ходил, стоило ей оставить тебя одного, и ты уже куда-то ф-и-ить, — Алька неумело свистнула. — Все с жёнами и с друзьями, а за тобой присмотр нужен.

— Мама плакала? — не поверил Игорь. — Тебе точно всё это не приснилось?

— Ну да, приснилось. Мы с тётей Ланой знаешь, как перепугались? А кто такая Саша, пап? Твоя бывшая невеста? Ты её любишь?

— Алька, вот я тебя сейчас выпорю за такие расспросы, — ответил Игорь.

Он небольно щёлкнул её пальцем по лбу. Альке показалось, что что-то в его голосе изменилось. Этот разговор ему нравился. Подобное настроение можно было с пользой применить. Она заглянула отцу в глаза, но он прикрылся от неё чашкой.

— Пап, а давай вместе в Город сбежим? — попросила Алька. — Я в Городе за тобой присмотрю. Когда отойдём подальше, то и маму позовём. Может, и она пойдёт? Или без мамы. Пускай она за нами из снов смотрит. Чтобы не переживала, что у нас что-то случилось.

— Попил с дочкой компоту, — проворчал Игорь и поднялся. — Идей у тебя, Алька, на целую революцию. Сейчас мать придёт, я с ней их обсужу. Ноги тебе свяжем и на цепь рядом с Лисом.

— Нет, ты ей не расскажешь, — улыбнулась Алька. — Ты мой друг, а не мамин.

— Чашку отдай. Что за привычка у тебя на ночь наедаться? — сказал отец притворно строго.

— Пап.

— Всё, баиньки, — сказал он, забрал кружку и ушёл.

Мама и их гости вернулись поздно. Они шумно ввалились в сени, но, услышав тишину дома, разом стихли. Алька слышала, как глухо ударил ковш о ведро с водой. Как мама что-то сказала, как Бунар придушенно засмеялся. Слышала она и обеспокоенный шёпот Вареньки, а затем звуки стихли. Наверное, гости ушли к себе — в дальнюю комнату. Спустя какое-то время проскрипели половицы. Из-за стены родительской спальни послышались голоса: звонкий материнский и неразличимый гул отцовского.

Обычно, когда все собирались в доме, девочке становилось спокойно и она почти сразу засыпала. Но теперь Алька спать не спешила. Час назад она решила, что сбежит прямо сегодня. Она выжидала, когда дом стихнет совсем.

За тонкой стеной гостиной, которая с приездом гостей стала родительской спальней, слышался тихий разговор. В её же спальне ветка яблони скользила по окну, а пятна лунного света двигались по полу вслед за ней.

Время шло, а родители всё о чём-то говорили и не собирались укладываться. Луна уже откатилась в сторону, тени сместились на дверь. Вечерний воздух врывался порывами через открытое окно, принося прохладу и звуки. Глаза начали слипаться. Одеяло перестало быть душным, постель стала очень уютной. Алька позволила себе всего на несколько секунд закрыть глаза. Не удержалась и уснула. Ей снился какой-то удивительно красивый лес, украшенный фонариками. И как будто они с отцом идут рядом. Каждый в брюхе своей личной железной кошки. Отец что-то гудит, а она слушает и грустит, переставляя свои ноги, втиснутые внутрь кошачьих лап. Ей снились огромные дома, каких в жизни не бывает, и невиданных размеров деревья без листьев, и кошки, и медведи, и другие звери.

«Игорь!» — вдруг вскрикнул кто-то за пределами сна. Сон слетел. Почему-то стало очень беспокойно. Алька замерла, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Из соседней комнаты отчётливо доносились голоса родителей. Мама говорила резко, в полный голос, не сдерживаясь в словах.

— Вот чего тебе ещё надо? — звенела она. Отец ответил так тихо, что его слов не удалось разобрать. — Ни истерик, ни обид. Да таких жён, как я, искать — не найти. Что тебе надо ещё? — раздавался голос мамы. — Живёшь, как будто и не вылезал из своего Шелла, — распалялась она всё громче. — Хоть лбом о стену бейся, а ничего не выходит. Игорь! Как прятался ты в своей скорлупе, так и прячешься, — опять послышалось неясное «Бу-бу-бу», а потом мать заговорила чуть тише. — Да я что, нянька что ли? Здесь с тобой лялькаешься, потом раз в десять лет в сон выйдешь, так и там тебя ловишь да выискиваешь. Кто она тебе? Что ты там вьёшься постоянно? Ты, вообще, помнишь, что у тебя мы есть? Ты о дочери забыл? — потом она перешла на шёпот, и Аля, как ни вслушивалась, ничего не слышала. Спустя некоторое время мать опять разошлась. — Может быть, пора уже взрослым мужиком становиться? Чего тебе не хватает? Может, хватит ждать, когда жена всё подготовит и носом ткнёт? — и опять в ответ «Бу-бу-бу», — Да, ты для остальных деловой, самостоятельный, а дома всё только из-под палки. Пока сто раз не скажешь, пальцем не двинешь. Не живётся по-человечески — иди, куда хочешь. Пятнадцать лет, а как чужие — ни доверия, ни понимания.

Дочка слушала, как отец безнадёжно проигрывал. «Потерпи, папка, чуть-чуть ещё потерпи. Эх, чтобы ты без меня делал? — подумала она, — И вправду, как маленький». Девочка улыбнулась про себя, но вдруг спохватилась. Последняя мысль показались ей слишком похожей на материнскую. Настолько похожей, что стало стыдно перед отцом.

Мысль о побеге родилась и прижилась в ней ещё месяц назад. До сегодняшнего вечера была одна заминка — девочка совершенно не знала, куда надо идти. Но сегодня вечером всё прояснилось. Во всяком случае, стал понятен первый шаг, а большего и не требовалось. Как говорит отец: «Главное начать, а там плакать да кончать».

План девочки был простым и безрассудным. Надо было просто сбежать, как когда-то сделали мама и папа. А потом будь что будет. Под «будь что будет» Алька имела в виду следующее: «Добраться до какого-нибудь неизвестного села, где мать ещё не хозяйничает. Дождаться отца, когда он примчится её выручать. Главное, чтобы правильно примчался. А потом уговорить его сходить в Город. Быстренько там всё посмотреть, покататься на Шелле и тут же назад. Мама во сне на них посмотрит, увидит, что Алька не одна, позлится, конечно, но потом успокоится и ждать будет. Ну, не побежит же следом?» Безукоризненный план, не так ли? Только вот в том месте, где отец должен был «правильно примчаться», была заминка. Куда он должен был примчаться, если Алька и сама не знала, куда идти?

Её планы первых дней пути сначала строились с толпой провожатых. Они разбились в прах. Сканирование друзей на прочность показало, что настоящий только один — Никита. Впрочем, она не всех звала с собой. «Свиль мог пойти, — размышляла она. — Он хитрый и родителям не пожалуется. Только вот нудный. С ним за два дня с ума сойдёшь. Миху она даже в известность не поставила, а он бы пошёл. С ним надёжно, как с медведем: в обиду не даст. Но сам опаснее любого зверя. Попробуй предугадать, что он отчебучит в следующий момент. К тому же еды на него обоз нужен — обжора».

За стенкой что-то брякнуло, и девочка отвлеклась от своих мыслей. Она уже хотела вмешаться и прекратить ссору родителей, когда во входную дверь постучали. Алька слышала, как звуки за стеной стихли. Прозвучали мамины шаги в коридоре. Скрипнула дверь. Занавеска на окне спальни надулась пузырём. Холодный весенний воздух ворвался в комнату и толкнул дверь спальни. Та скрипнула и приоткрылась.

— Ната? Ты что это среди ночи? — услышала девочка раздражённый голос матери. Голоса тёти Наташи слышно не было, но Альбина и так поняла по чью душу пришла мама её друга. В щель двери она видела, как её мать всплеснула руками. — Твоего Никиту? В лес?

Не дослушав, девочка выскользнула из кровати, натянула на себя припасённую одежду и утрамбовала недособранный мешок. Запасов было маловато, всего на два дня, но откладывать было нельзя. Уходить надо было прямо сейчас.

Уже на улице она слышала, как мама Никиты что-то говорила. Но Алька не различала слов, пока снова не зазвенел материнский голос.

— Да я её сейчас в сарай закрою. Ай, паршивка! Вот пусть и посидит там вместе с её любимым псом. Да за что же мне всё это наказание? И когда они собрались? Завтра? Ну, Алька, ремень по тебе плачет.

Пока девочка неслась по пустынным улицам, сзади нет да нет нагонял звонкий Ярин голос. Сначала просто о чём-то, а потом громко и отчаянно: «Аля! Аля! Доченька!»