Летучий голландец, или Эрос путешествий

Константин Исааков

Эротизм путешествий для меня несомненен. Куда бы я ни направлялся, стремлюсь вовсе не за новыми знаниями или за неким подтверждением «ума холодных наблюдений». А за эмоциями, впечатлениями, наслаждениями. Чем? Красотой «картинки» перед глазами.

Багажник памяти

Возвращаясь в родной город после очередной паузы в годы, я обычно запасаюсь фляжкой коньяка (кому-то больше по душе валидол, но это не я). Потому что сильные эмоции, в любом случае, накроют. Радость неузнавания либо печаль узнавания.

ЭКЛЕКТИКА КАК СТИЛЬ

Мы прибыли в роскошный, новый бакинский аэропорт имени Гейдара Алиева. И от сверкающей в ночи его громады помчались в город по идеально европейской трассе.

Баку встретил нас яркими подсветками архитектурного артхауса и приглушенно спящими старыми улочками. Это был путь мимо бывшего Чёрного города (который сейчас Белый город), через улицу Узеира Гаджибекова, где во времена незапамятные стоял старый цирк, а напротив — дом моих предков. Мимо Главпочтамта, где мальчишкой я покупал гашёные марки. Мимо бывшего музея первого советского вождя, в котором меня принимали в пионеры. И дальше, по проспекту Нефтяников, вдоль бульвара, куда я бегал охлаждать на каспийских ветрах свою первую, невзаимную (а разве первая другой бывает?) любовь. И ещё дальше — мимо фуникулера, в горку, к бывшему парку Кирова.

Здесь когда-то стояла гостиница «Москва», в ресторане которой друг моих родителей, официант обслуживал последнего советского вождя.

А теперь на её месте три башни — три блистательно изогнутых языка пламени, некий воплощенный исторический символ Баку. И одна из этих зеркалящих всё вокруг башен — отель Fairmont, куда мы въезжаем.

Въезжаем (я, по крайней мере), оставляя за его порогом эту самую мою печаль узнавания. На самом деле, это всего лишь банальное чувство немолодого человека: с каждой улочкой и с каждым домом что-то связано. События и другое ощущение себя — молодого. А вся эта лабуда про ностальгию — вовсе не о тоске (упаси Господь!) по советским реалиям и колбасе за 2.20. Это о тоске по молодости.

Но проснешься поутру, распахнешь нажатием кнопки прикроватного пульта штору на гигантском панорамном окне — и мигом схватишься за камеру: запечатлеть! От печали узнавания не останется и следа — сплошная тебе радость неузнавания. И не станем мы в этот ранний час приглушать её припасённым коньяком. Потому что впереди — новое знакомство с городом, где когда-то родился и вырос, и в котором не был давно.

Новое — потому, что Баку опять совсем другой. Авангард новых отелей, которых ещё даже в начале 90-х было во всем в Азербайджане только-то 49, а теперь — свыше 600 (из них более 160 — бакинские), изменил архитектурные акценты города. Сплошной хайтек и хай-класс. Вроде нашего Fairmont с интерьерами, техническим оснащением и сервисом на уровне какого-нибудь дубайского Atlantis the Palm или One and Only в Лос-Кабос.

Кстати, сравнение с авангардными Дубаем или Гонконгом можно продолжить, рассматривая «марсианскую» архитектуру Культурного центра Гейдара Алиева, построенного по проекту самого дорогого архитектора в мире Захи Хадид из Великобритании, чьи строения, как известно, украшают Глазго, Доху, Эр-Рияд, Нью-Йорк, Бонн и даже Москву (офисный центр Dominion Tower на Шарикоподшипниковской улице). Фантазия этой недавно умершей леди иракского происхождения рождала по всему миру образы, весьма сложные в техническом воплощении. Но ведь воплотили — в том числе и в Баку, использовав просторные, полные воздуха внутренние пространства под прекрасные экспозиции пяти музеев, исторических и художественных.

Впрочем, утверждать, что дубайский стиль сегодня в Баку довлеет над остальными, я не готов. Их и впрямь несколько — сегодняшних лиц города. Лет 10 назад в самом центре затеяли очистку от вековой копоти домов начала прошлого века. Ведь сохранилось около двух тысяч зданий, построенных до 1917 года! Чистили отчасти с использованием техники, но и просто вручную. Пыль столбом стояла много месяцев. Зато сегодня здания на проспекте Бюль Бюля, проспекте Нефтяников и на других центральных улицах — своего рода музейные экспонаты под открытым небом. Они-то и воплощают старый бакинский стиль: столичную белокаменность с барельефами и фасадными скульптурами.

Но на этом стилистические апологеты старобакинской архитектуры не остановились: лет 5 назад было принято решение «одеть» фасады советских пяти — и девятиэтажек (тех самых, по определению, уродливых «хрущоб») в одежды «а ля старый Баку». И стоят они теперь, красуются, облицованные. Ничем — по крайней мере, издали — не выделяясь среди своих собратьев-«аксакалов». Помню, в одном таком прежде унылом здании когда-то обреталось «Кафе матери и ребенка», где студенту можно было дёшево и невкусно поесть. А теперь это (ничего не ломали, только облицевали и отремонтировали) современный офисный центр.

Скажете, разностилье, эклектика? Соглашусь. Тем более, что перечислил вовсе не всё. «Советские» бакинцы помнят такой замызганный промышленный район на городской окраине — Чёрный город. Сплошь предприятия нефтепереработки. Улочки, где ещё и жили убогих домишках труженики сей экологически малоприятной отрасли, были грязны, воздух нечист. Те предприятия, эффективные разве что в структуре плановой советской экономики, давно позакрывались, и было принято волевое решение: сделаем из Чёрного города Белый город. Не просто переименуем, а именно сделаем. Уже выстроены и строятся сейчас чуть, на мой вкус, вычурные, но по-своему кокетливые 6-7-этажные дома во французском стиле — с флигелями, башенками, ротондами, затейливыми оконными проёмами.

И ГОРОДА МЕНЯЮТСЯ, ВЗРОСЛЕЯ

Да, разностилье. Но позвольте, Баку ведь таким был всегда! И не только в архитектуре. Он всегда был многоликим, разношёрстным, многоязыким. Исконно — типичный международный порт.

Из советских территорий тот Баку можно было сравнивать разве что с Одессой… видимо, той Одессой. А в большом мире собратьями считались французский Марсель, итальянский Неаполь (хотя с тем, что бухты похожи, я не соглашусь), марокканская Касабланка.

Мультикультурализм и сейчас тут в чести — это одна из ключевых идей государственной политики: международные форумы, фестивали, включая Евровидение и Евроолимпиаду, другие акции, позиционирующие страну как многокультурную и открытую миру, проходят тут регулярно.

Ну, а русская речь по сей день слышна на бакинских улицах не реже, чем азербайджанская. Идут тебе навстречу два азербайджанских мальчика и о чем-то весело болтают по-русски. Наверняка в русской школе учатся.

Так вот, и в архитектурном смысле Баку всегда был городом эклектичным. Таким и остался. Только вот эта новая эклектика почему-то не раздражает. Да, перейдешь дорогу от типичного старобакинского здания у подножия фуникулера, зайдешь на бульвар, а там прямо-таки авангардный — в виде полусвернутого коврика — Музей ковров. Но ведь не «дерутся» стили!

Может, все дело в самом бульваре, который сейчас уже протянулся на десятки километров от своей привычной центральной части — на Баилов, сквозь территорию бывших судоремонтных заводов, мимо Водного стадиона, к Площади Флага, а затем и в противоположную сторону, через Морвокзал и новые отельные комплексы? Бульвар в Баку, он ведь и в прежние времена гармонизировал пространство… да и, помнится, душу.

В самом Музее ковров — всё такое узорчатое, разнокрасочное. Ковроткачество, как я вдруг узнал, в каждом из районов республики, абсолютно самобытно и оригинально: сюжеты, геометрия, элементы орнамента — разные.

Тоже своего рода «мультикультурализм», только в рамках одной культуры и общего ремесла. Экспонатов тут больше 15 тысяч, есть даже ковры XVII века!

Да, это совсем другой Баку. Нет густых зарослей на бульваре, куда вы прятались целоваться с одноклассницей. Нет тех весёлых лудильщиков на всегда замусоренной, но какой-то очень родной улице Басина (в школьном просторечье, Басина-Колбасина) — самой улицы Басина уже нет: на её месте — длиннющий красивый сквер. С незапамятных времён не слышны спозаранку в старых бакинских дворах (которые все почему-то называли «итальянскими» — может, потому, что «колодцем» и с множеством общительных соседей) зычные голоса браконьеров: «А кому осетрина?! Кому чёрная икра? — тех дворов тоже как не бывало.

Ну да, это совсем другой город. И что? Если вам в нем, нынешнем, что-то не нравится — так ведь это не его проблемы.

ЗА КРЕПОСТНОЙ СТЕНОЙ

Этот эффект многоликости, каждый раз иного, неожиданно приоткрываемого лица постоянно удивлял меня в этой поездке. Дворец Ширваншахов в Старом городе, по новейшим исследованиям учёных, оказался совсем не шахским жилищем (довольно скромен для вельможной персоны), а культовым учреждением — местом, где молились и размышляли суфии. Маленькая bookstore в тех же крепостных стенах, в которую мы случайно забрели, обернулась вдруг уникальной коллекцией — Музеем книжных миниатюр со всего мира. Да и сам Старый город, Ичери Шахер со стенами XII века, или просто Крепость, как мы его в детстве называли притягивает туристов (особенно, российских, «киноориентированных») не только загадочными, аутентично восточными ветвистыми переулками, но еще и той самой булыжной мостовой, где много лет назад прозвучало адресованное арбузной корке мироновское «Чьорт побери!».

В 70-е я учился на филфаке Азгосуниверситета, в его старом здании, которое находилось прямо рядом с одним из входов в Крепость. Сбегая с очередной лекции, мы ходили куда угодно, но только не за крепостную стену. А что там делать? Грязь, нищета. В Крепости тогда жили самые бедные. Теперь в Ичери Шахер живут самые богатые — тут дорогущая недвижимость, это престижный район. Да и жилья как такового за крепостными стенами не так много. В основном, здесь расположились пятизвёздочный отели, пафосные рестораны, места, где снимались популярные фильмы. И множество объектов для туристов со всего мира: здесь можно услышать самую разную речь.

Возвращаясь у мультикультурализму, назову одним из его образцов и Храм огнепоклонников Атешгях, что расположен в бакинском пригороде. Баку во все времена был городом многоконфессиональным (да и сейчас, помимо мечетей, тут открыты двери православных, католических, протестантских храмов и синагоги). А с XVII по начало XX века здесь, за городом, располагался индуистский ашрам. Сутками шли в нём медитации с воспарениями в астрал. Был реконструирован шиваистский храм, восстановлены обычаи зороастризма — поклонения огню.

ХРАМЫ НАУЧНЫЕ И ДУХОВНЫЕ

В бытность свою молодым спортивным журналистом я чуть не ежемесячно мотался по командировкам: от Баку до самых до окраин Азербайджана. Есть что вспомнить про бездорожье, про те «шикарные» райкомовские гостиницы — одно-двухэтажные халупы с комарами в «номере» и с азиатской уборной в коридоре? Что было, то было: made in USSR. В память врезалась и такая «картинка»: серо-жёлтая, с редкими кустиками колючей небритости, раскалённая земля, по которой бродит тощая корова. Она отрешённо жует подгоняемые к ней горячим летним ветром обрывки газет.

Нынешние азербайджанские коровы выглядят куда упитанней и симпатичнее. И прессу не едят. Что едят здешние бараны/овцы, могу только догадываться, но сами по себе они вкусны невыразимо. Даже во Франции, на родине «каре д’аньо», баранину предпочитают сдабривать соусами и приправами — чтобы нежнее была. А азербайджанский кебаб — бери из мангала и ешь, никаких приправ не надо! Ну, можно, если очень хочется, макнуть в наршараб или сумахом посыпать. Нет, о еде — чуть позже!

Не ожидал я оказаться на таких отличных дорогах по пути из Баку в Шемаху. Когда-то, в конце XIX века, этой, но в те времена совсем не гладкой дорогой пришел — пешком, в лаптях — в Баку из Шамахи мой прадед. В столице и остался, став, в конце концов, крупным нефтепромышленником и женившись на дворянке.

А мы катим в своем микроавтобусе дальше: из Шемахи в Габалу, из Габалы в Шеки, из Шеки в Нафталан, из Нафталана — в Гянджу. И назад — в Баку. Вы крепко сидите? На трассах Азербайджана обустроены подземные переходы — для скота!

Туристу что вообще-то надо? Удобно и недорого добраться до места назначения, заселиться в приличный отель (где еще и вкусно покормят). Ну, и чтобы было, что посмотреть: немножко от пляжного отдыха отдохнуть. И любит он при этом всякие тайны-загадки. Как вам такая, наример? Жил-был мудрый суфий Дири-Баба. Жил праведно, молился, трудился муэдзином при Ширваншахе Ибрагиме. Но пришло время — испустил дух. И пролежало его тело в том самом наскальном мавзолее в селении Мараза, в который мы заглянули по пути в Шамаху, немного-немало — 250 лет (письменные свидетельства тому имеются!). А потом вдруг исчезло. Пришел, говорят, Дири Баба за своим телом «оттуда» да и забрал его. Сюжет?

Сама Шамаха — тоже странное место. Сейчас здесь живет около 30 тысяч человек, а когда-то город был столицей Азербайджана. Но трясло его нещадно, и несколько раз — с XII до XIX века — Шемаха именно из-за землетрясений даже уходила под землю. Только вот не вся: построенная в 843 году Джума-мечеть неизменно оставалась практически целой. Вот и сегодня стоит себе. Новая, конечно, и даже (после множества реконструкций) несколько новодельная. Но красивая!

В некотором смысле «идейный антипод» Джума-мечети — Шемахинская обсерватория. Сюда возят на экскурсии школьников ещё с советских времен. Показывают современные телескопы и практически «винтажное» астрономическое оборудование времён их дедов, рассказывают о метеоритах, демонстрируя осколок весом 127 килограммов, упавший в 1959 году в Ярдымлинском районе Азербайджана. Нам же с гордостью сообщили: здесь находится один из четырех самых крупных в мире телескопов.

И все-таки научным храмам трудно тягаться в красоте с храмами духовными. Простота в обсерватории — это стены с наглядной информацией да каменюги-экспонаты. Простота в храме — иного рода. Пусть даже самый небогатый алтарь все равно задержит твой взгляд надолго. В этом мы убедились в небольшой православной часовне святого Елисея в горном шекинском селе Киш. Построена она была на месте зороастрийского храма, говорят, ещё в 111 году, в XIII веке перешла в руки арабов, потом её вернули христианам. В советское время использовалась как склад. Реконструирована и вновь освящена в 2003 году. Но, кто бы ею не владел («Советы» — не в счет), все считали церковь местом святым.

Рассказывают, что добрался сюда даже знаменитый путешественник Тур Хейердал, памятник которому установлен на подходе к храму. И что-то тут такое на известного мореплавателя нашло, но сказал он вроде бы слова, выбитые сейчас на каменной плите у памятника: мол, глаголю не как легенду, а как истину — скандинавский бог-воин Один (с ударением на первом слоге) именно из этих, южных мест пришел к нам на север, в края викингов, взяв над ними власть.

Еще одна загадка этих мест? Меня, однако, как автора романьолы «Один» (с ударением на первом слое) эта идея отважного моряка и искателя приключений Тура Хейердала немного смущает. Опять же рассказывают, что пожилой уже Тур, очарованный местным гостеприимством, находил корни Одина и в азербайджанском Кише, и в грузинских селах, и в Дагестане, и даже в устье Дона, близ Азова.

С гораздо более достоверными историческими артефактам познакомили нас на раскопках в Габале. Вообще-то Габала — горнолыжный курорт, один из лучших в Азербайджане, наряду с Шахдагом. Трассы, говорят, здесь качественные и вполне даже быстрые. Убедиться в этом лично, впрочем, у меня в тот момент не было возможности: не сезон. Зато чистые, красивые улицы, множество парков с детскими аттракционами, многочисленные бизнес-центры и отели в Габале налицо. В одном из них, в River Side, мы даже переночевали, и выглядел он отнюдь не райкомовской гостиницей: удобный предгорный отель: всё, что надо, и ничего лишнего. Это, ясное дело, не Shamaha Palace, в котором мы пообедали накануне: там всё в золоте и в бархате, в шелках и в паркетах, огромная территория с прудами, конюшней, гольф-полем, виллами и центральным корпусом, где все сверкает и журчит фонтанами, навевая у мужчин мысли о гареме, а у женщин… уж не знаю, о чем: неловко было спросить.

НЕРАЗГАДАННЫЙ АЗЕРБАЙДЖАН

Раскопки, история, по мне, это всё-таки круто! В Габале нам показали захоронения и склады античного периода. Хороший, любовно ухоженный музей и гигантская, только частично пока разработанная территория раскопок, куда каждый год приезжают иностранные исследователи, не говоря уже о студентах местных вузов. Тут ещё копать и копать. Когда-то в этих местах находилась столица Кавказской Албании, но случилось что-то нераспознанное историками — и жители этих мест стремительно, бросив всё и вся, от домашних животных до бытовых предметов, бежали с насиженных мест.

Вам не кажется, уже просто складывается вкуснющий турпакет — «Неразгаданный Азербайджан» (ау, туроператоры!)?

В Гобустан мы попадём позже, перед возвращением в Баку, но скажу о нём сейчас. И не только потому, что оба объекта — научные. И здесь любовно содержащийся музей с прекрасным техническим оснащением: еще бы, Национальный заповедник, охраняемый ЮНЕСКО. Но сами скалы, сами рисунки! Как всё это сохранилось, ума не приложу. И ведь обнаружены-то были здесь впервые наскальные изображения только в 20-30-х годах прошлого века. С тех пор идентифицировано несколько тысяч рисунков, причем почти все они, кроме двух, нарисованных охрой, сделаны без использования красителей. А именно, выбиты в скале. Гобустан — ещё одно странное, не объясняемое формальной логикой место: люди здесь никогда не жили. Подчеркиваю, ни-ког-да. Но из века в век, тысячелетиями, вплоть до средневековья приходили к этим скалам и оставляли на них свои рисунки — как просьбы, мольбы Всевышнему: о дожде ли, об удачной ли охоте. А может, и о любви? Кто знает, кто разгадает… Традиция не умирала. Так, значит, просьбы доходили до адресата? Ещё одна «реперная точка» в нашем «загадочном» турпакете.

Тур Хейердал, кстати, и сюда заезжал. И сказал, что здешние изображения очень ему напоминают древнеегипетский рисунок лодки «Ра». Ай да Тур!

«Аномальная, словом, территория», — резюмирует свой рассказ наш гид Искендер Тагиев. И представляет нам главного хранителя Гобустана Фикрета Абдуллаева. «Вы знаете, тут ведь можно годами ходить мимо и не замечать какое-нибудь изображение, а вдруг луч солнца как-то по-особенному упадёт — и о чудо, открытие! — хранитель произносит эти слова нежно, будто объясняясь в любви своему хранимому сокровищу, и тихонько поглаживает изображение. — Я вообще-то против этого традиционного „музейного“ требования „Руками не трогать!“ Надо трогать, чтобы ощутить теплоту той жизни. Да и камень примет тепло наших рук».

А здесь ведь целые сюжеты: вот лодка, налетевшая на скалу, и разломившаяся; вот два священных быка; а вот и человечки, как-то выражающие себя в танце.

«Хотим сделать специальный маршрут для туристов — на конях и на осликах по всему Гобустану, здесь ведь еще и грязевые вулканы, время от времени пыхтящие, а и вообще панорамы какие — посмотрите…» — восхищенно озирает окрестности Фикрет Абдуллаев. И добавляет: «Я горжусь названием своей должности — хранитель!»

Восхищаться здесь и впрямь есть чем. Со скал-громад просматривается сероватый Каспий. Благо, день сегодня ясный.

А я вспоминаю густейший туман и два с половиной часа пути к горному озеру Гёй-Гёль. Ехали мы, ехали и наконец приехали. Пансионаты, турбазы, пешеходные тропки. Чай на вершине у берега. И «дымящиеся», в робкой весенней зелени берега озера.

После чаепития у озера мы тогда вернулись в Нафталан, крупный азербайджанский курортный центр, с давних пор специализирующийся на врачевании с помощью нафталана — уникальной местной коричневой нефти — множества заболеваний суставов, нервной системы, а также проблем в сфере гинекологии и дерматологии. Отель Garabag — по сути, современный лечебный центр, и таких в городе несколько. Процедуры с использованием нафталана ещё и, говорят, снимают усталость, расслабляют, и это пришлось кстати некоторым из коллег после туманного Гёй-Гёля.

Помните, хранитель Гобустана оговорил о грязевых вулканах? Через три года я к ним попаду. И это будет экстрим — абсолютно физиологический! — что называется, на «ого!».

«А сейчас мы поедем к грязевым вулканам, — сказали нам, — их по всему Азербайджану около 400, в том числе здесь, на Апшеронском полуострове, в новом Государственном природном заповеднике». Местность вполне себе пересечённая. Поедем на джипе? И тут перед нами прямо-таки по-царски распахивают двери три видавших виды «жигулёнка». Я с друзьями попадаю в самый дряхлый — 1996 года рождения! Столько его собратья обычно не живет. Но этот-то жив! И бодро скачет, подбрасывая нас на каждой кочке и прижимая друг к другу на лихих поворотах. Это было бы страшно. Если бы не так кайфово. Джиперам такого драйва и не снилось.

…А потом мы завороженно глядели в жерло вулкана. Внутри что-то чернело и, выплёскиваясь на поверхность, булькало. Какая тайна спрятана — там, в глубинах глубин?

Говорят, многие в эти вулканы окунаются. Мол, полезно. Мы как-то не решились — вечер показался слишком прохладным. Или просто испугались: захотелось сберечь себя для новых впечатлений.

ИЗЫСКАННЫЙ «ШЕБЕКЕ»

Как ни прекрасна природа, а человек тоже кое на что способен. Посещение Гянджи стало своего рода бонусом в нашей поездке: узнав о приезде тревел-журналистов из Москвы, мэр города уговорил нас, уплотнив программу, заехать в этот классический восточный средневековый город, где возникает ощущение соединённости, сплетённости бытия. Все тут существует в некоем единстве. Белокаменные здания двух музеев двух поэтов — Низами Гянджеви и Месхети Гянджеви — с поэтичными, что в рукописях, что в рисунках, экспонатами и трогательными юными девами-гидами. Чайхана на площади, где, не отмахиваясь от легкого весеннего дождичка, местные мудрецы вкушают чай из «армуды истакян». И даже современный, с высоченной аркой Парк имени Гейдара Алиева, в котором оборудована вполне европейская велопрокатная стоянка. Мне показалось или сюда сейчас пришла покататься на велике та самая девочка, которая только что проводила для нас экскурсию по музею Низами? Времена вновь сошлись, и им комфортно друг с другом.

Случился и ещё один бонус, весьма порадовавший мою фотографическую «ипостась». Надо сказать, фотограф я — так себе («Чукча — не читатель, чукча — писатель»), но снимаю в поездках азартно и много, по-фаустовски спеша остановить мгновенье. А тут приезжаем мы в Шеки, город, пожалуй, покоривший всех нас своей неброской, но какой-то простодушно детской красотой: чуть вычурными домиками, пестрыми лавчонками со всякой всячиной и множеством видов халвы, улыбчивостью жителей. И после обеда приходим в сшибающий с ног красотой своей Дворец шекинских ханов. Один фасад чего стоит! Мозаика, окна-витражи стиля «шебеке» (венецианское стекло плюс дерево). Фотосессия, кажется, сейчас стартует. Но нас приглашают внутрь… со строгой оговоркой: No photo! Мама моя родная… вспоминаю, как бегал от старушки-надсмотрщицы в одном итальянском соборе, и она тоже кричала: No photo! No photo! А я: Yes, of cause! Но сам тихохонько: чик, чик — ведь красота же!

Но здесь не забалуешь: помещения небольшие, и гид смотрит, кажется, лично тебе в глаза. А ведь тоже красотища невероятная: каждый кусочек стены в ханских апартаментах — изысканнейший мозаичный узор, потолки — просто книга восточной мудрости «в картинках», которую дама-гид нам комментирует, комментирует, а сама всё поглядывает на нас, журналистов: не снимать! Аллах их разберет…

«Искандер, как же так?!» — с этими словами вся наша толпа, выйдя из здания, наваливается на главного гида-сопровождающего. И бонус случился! Последовала цепочка звонков: от инстанции к инстанции, от одного ответственного лица к другому — нам-таки разрешили ещё раз пройтись по залам, специально для съёмки.

ЭТНО-ЛАГИДЖ ИЩЕТ ЛИЦО

Но по пути — Лагидж. Надо заехать, ведь это этно-деревня. Я видел такие в разных странах: в Южной Корее, в Эстонии и в Литве, в Тунисе и в Кении, в Мексике, в России. Они в разной степени идентичны. Где-то очевидна главная цель — раскрутить туриста на деньги: деревня как шоу (таковы поселения африканского племени масаи: в этих глиняных мазанках без света давно уж никто не живёт, и ваш гид «из племени» в ярком балахоне, распрощавшись с группой туристов у сувенирного рынка, быстренько наденет джинсы, оседлает свою «Ямаху» и укатит в город). Это как бы первый тип этно-деревень, самый распространённый.

В других же этно-деревнях люди реально живут: растят детей, работают на огороде. Да, при этом он подрабатывают на экскурсиях, показывая и рассказывая заезжим любопытствующим: это наш образ жизни, и нам он нравится. Так, например, происходит в Южной Корее.

Азербайджанский Лагидж пока еще формирует своё лицо — лицо живой, естественной, а не просто «на публику» этно-деревни. На главной его улице — мастерские и лавочки. Здесь можно купить что-угодно — потрясающую, ручной работы чеканку и керамику, шапку из каракуля, яркое платье, сладости и пряности (ох, закупился я сумахом и чабрецом!).

До первого образа этно-деревни мне здесь явно не хватало каких-то «показательных выступлений»: мастер-классов, дегустаций и прочей ивент-составляющей. До второго — возможности посидеть, например, за стаканчиком мехмари-чая в доме у кого-то из местных, теплого, доверительного общения с местными жителями.

В Лагидже мы встретили много детей — причем не только в составе приехавших сюда семей туристов, но и из числа местных. Только не разбегайтесь, мальчики и девочки, когда подрастёте, по городам: вам предстоит придумать свой, особенный этно-Лагидж! Творите!

НАШ СТОЛ ОПЯТЬ НАКРЫТ!

Сколько не езжу по миру, всё не взрослею. Взрослость — это, по-моему, что? Это когда всего насмотрелся, и ничто уже не восхищает. А я вот всё восхищаюсь, восхищаюсь. Ну да, каждый раз, как в первый раз.

Восхищаюсь красотой рукотворной — она повсюду другая, не повторяющаяся, порой странная, но всегда несущая в себе частичку сердечности того, кто её сотворил.

Красотой Божественной — пейзажами мира вокруг нас. Будь то утекающее в вечность разноцветье горных вершин Алтая. Или энергетически подкашивающие и стекленящие глаз пещеры ливанской Джейты.

Или величественно округлая «дырка от бублика» — скала Эль Арко на самой оконечности полуострова Южная Калифорния… всего не перечислишь.

А ещё, что греха таить, восхищаюсь трепетной красотой иных женских лиц.

Пора бы уж и успокоиться, да вот никак. Одно меня с этим смиряет: говорят, восхищающийся — не стареет.

Но… с горных вершин чувственной сферы опустимся к её низменностям, долам и равнинам. Я вообще-то ещё восхищаюсь и едой — в разных странах разною. И, конечно, не стану скрывать, напитками всяческими, в основном, алкогольными.

Нам, москвичам (даже если и не коренным), азербайджанскую кухню особо представлять не надо. В Москве множество питейных заведений, хозяева которых, в силу своего происхождения, профилируются именно на ней. И мы этим пользуемся — по мере возможностей. Только вот во всех подобных заведениях готовят самые что ни на есть роскошные блюда, увы, из мяса, купленного в московских магазинах или рынках. Я уж не говорю про остальные продукты, про специи. Да, что-то привозится из «страны происхождения». Но далеко не всё и далеко не самое-пресамое. И повара, уж поверьте, здесь, в Москве, в азербайджанских ресторанах, нас потчуют, может, и профессиональные, но не самые лучшие. Потому что лучшие — там!

Я готов задушить иных моих московских друзей, которые мне заявляют: «Ой, не люблю я баранину, она как-то не так пахнет…» А знаете ли вы, как должна пахнуть настоящая баранина? Свежайшая, выкормленная на природе. Лавки, в которых она продается, можно встретить почти на всех дорогах Азербайджана, на подъезде к любому городку или селу, в самом населённом пункте. И это будет настоящая баранина.

Да что баранина! Накануне своего отъезда из Баку я заглянул в современный ресторанчик европейской, подчеркиваю, кухни, который создал сын моих друзей, и там меня накормили не слишком как бы оригинальным блюдом — говядиной по-монастырски. Ну, помните, это обычный кусок мяса, запечённый под майонезом с жаренной картошкой и овощами. Так вот, фиг вам — обычный. Мясо было говядиной — но на всю немаленькую тарелку, толщенной и сочнейшей. И было от души завалено тьмой вкусно обжаренной картошки, с которой я, увы, уже не справился, о чем сейчас, в преддверии очередного московского холостяцкого ужина (который надо ещё придумать и из ничего приготовить) горько жалею.

Но, конечно, есть, нет — вкушать в Азербайджане следует, в первую очередь, национальную (как, впрочем, по моему непоколебимому убеждению, и везде), кухню. Очень вкусно нас кормили в двух караван-сараях — в Баку (в Ичери Шахер) и в Шеки. И во всех отелях, где мы жили и куда просто заезжали — посмотреть-попробовать. И в безымянном ресторанчике в Гяндже.

Что именно надо есть? Для разминки, зелень и соления — это всенепременно. Из зелени выбирайте кресс-салат, он тут особенный, а также тархун и рейхан (он же базилик); из солений — непременно кизил и сливу, бочковые пикули. Далее, обязательно съедаем кутабы — хоть по штучке: с зеленью и с мясом, предварительно посыпав их сумахом (он же барбарис) и смазав катыком (такая жирная простокваша). Потом нам принесут горячую закуску — долму. Азербайджанская долма, как правило, малюсенькая, легко идёт опять же под катык. Съесть её можно много, но сдержитесь — предстоит горячее.

И это будут кебабы — самые разные. Одни, нежнейшие — из баранины на рёбрышке (да, именно эту часть французы именуют «каре д’аньо»), другие — из бараньей же вырезки. И люля-кебабы, длинные и сочные, тоже, конечно, из баранины, но из молотой. Не гнушайтесь и куриными кебабами — такой сочной курицы вы ещё не пробовали.

Заметьте, весь этот обширный, практически «а ля Гаргантюа» перечень не включает в себя ещё несколько популярных (и, заверяю, вкуснейшех) местных блюд, как то: довга (она бывает холодной и горячей; второй вариант, помимо риса и зелени, содержит еще и горох «нут», а также кюфту — это крутые фрикаделищи такие с алычой внутри), пити, бозбаш, хашлама… в общем, см. Интернет. Вместить всё это в один обед — выше среднестатистических человеческих сил. Даже моих.

И даже если запивать хорошим азербайджанским вином. А запивать надо («зарулистов» искренне пожалеем). В годы студенческие, бывалочи, брали мы ящик самого дешёвого белого сухого «Аг суфре» — и заваливали на всю ночь к кому-то (частенько и к автору этих строк). Красное сухое «Мадрасали» было подороже, но иногда мы его себе позволяли. «Мадрасали» я увидел и сейчас — в небольшом, но с весьма обширным алкогольным ассортиментом магазинчике в Габале. Но нынче в Азербайджане времена иных вин. Хороши вина (надеюсь, вы понимаете, что я исключительно о сухих) бренда «Савалан» — они разные, из разных виноградников.

Создали этот винный бренд совсем недавно — в 2006 году совместно с итальянскими энологами: группа товарищей, присмотрев пригодные вроде бы (аксаккалы подтвердили) для выращивания винограда земли, купила их, высадила лозу — и уже через несколько лет просто ворвалась на международный винный рынок с целой линейкой вин «Савалан»: их сегодня, представьте себе, включают в свои винные карты некоторые весьма престижные рестораны Парижа. Вчитайтесь: рестораны столицы страны — законодателя винных мод.

Эти вина — новый Азербайджан, другой, отличающийся от того, в котором я вырос. Как и улицы нового-старого Баку. Как и пути-дороги азербайджанских районов с бродящими по ним коровами и овцами. Как и новые отели, оздоровительные центры, музеи. Все — другое.

Другое и время. Другие и мы. Но ведь, согласитесь, главное, чтобы наши встречи друг с другом, встречи прошлого и настоящего, приносили только радость!

Апрель 2016, август 2019