Летучий голландец, или Эрос путешествий

Константин Исааков

Эротизм путешествий для меня несомненен. Куда бы я ни направлялся, стремлюсь вовсе не за новыми знаниями или за неким подтверждением «ума холодных наблюдений». А за эмоциями, впечатлениями, наслаждениями. Чем? Красотой «картинки» перед глазами.

Взглянуть в глаза леопарду

Цивилизация устала. От себя самой. От стремительных хайвеев, от прорывающих облака даунтаунов, от мгновенной «доставки» информации в виртуале, от умных отелей, где всё работает, предвкушая твои желания. Нет, всё это «взять и отменить» было бы глупо. Но хочется и противовеса. Ощутить себя покорителем хоть небольшой, но вершины. Поужинать на берегу речки, из которой тебя исподлобья измеряют взглядом ещё не ужинавшие крокодилы-бегемоты. Пересечься взглядами с сидящим на холме и думающем о вечном леопардом. Хочется? Тогда нам в Кению!

ЕДЯТ САМЫХ БЕСТОЛКОВЫХ

Национальный парк Maasai Mara расположен на юго-западе страны, и пересекает его та самая река Мара, из которой на вас будут индифферентно глазеть крокодилы-бегемоты. Индифферентно — потому, что вы — никакая для них не добыча: звери к туристам-джиперам привыкли. Понимают, что гоняться за этой железякой на четырех круглых «ногах» бесполезно. Бегемоты, впрочем, и без того предпочитают береговую травку.

Кения — из числа африканских стран, где власти давно уже поняли, что без туризма невозможно развивать те необъятные территории, которыми их щедро наградила природа. Саванну не охватить взглядом! И красота у неё — очень своеобычная. Мы сюда попали в период цветения, и даже без зверей это было невероятно.

Но без зверей тут просто не бывает. Вон — смотрим, снимаем! — совсем рядом пробежал страус. А поодаль выстроились и сурово буравят вас взглядами «секюрити саванн» — баффало, а проще буйволы, рогатые и брутальные, вот уж точно к кому не подходи: съесть не съест, но забодать норовит.

А эти элегантные малышки зовутся газелями Томсона. Не знаю, кто был сам Томсон, но, как видно, заслужил, что его именем назвали таких лапочек. Им повезло: не особо жалуют их хищники — мяса маловато. Не особо охочи плотоядные и до жирафов (смотрите, эти стройняшки, спокойно прогуливаются вдоль кустарника!). Такого длинноногого красавца даже с самой суровой голодухи не догонишь, да и видит он опасность издалека.

Едят более бестолковых. Ничего не хочу сказать плохого об антилопах гну, мне говорили, что они очень чадолюбивы, трогательно ухаживают за больными особями. Но броуновски бестолково носящиеся по саванне огромные стада несуразных, буйнобородатых гнушек — увы, одно из самых доступных блюд для «сильных мира сего», хозяев саванны. Относительно легкая добыча для хищника — и зебра. Во-первых, зебр очень много: плодовиты они, как видно. Во-вторых, зебры красивы такой… пожалуй, ренуаровской красотой: объемное тело, тяжелая попа, что делает их привлекательными для тех, кого природа не определила в вегетарианцы… и снижает шансы сбежать.

А вот сами «веганы в натуре» на здешних просторах живут дружно, без звериного «шовинизма». Да и что делить слону и носорогу, бородавочнику и зебре? Трав в саванне хватит на всех.

Но — внимание: наш гид-водитель притормозил и свернул к зарослям кустарника. Ух ты… Это они. Их Высочества!

ЗВЕРИ ЛУЧШЕ ЛЮДЕЙ

Полдень, и это одна из первых наших поездок по саванне. Солнце пригрело зеленые кочки, и на одной из которых мирно спят две львицы. Похоже, поутру они удачно поохотились. Покормили мужей (львы, как правило, сами не охотятся: ждут, пока «дамы» принесут им добычу в зубах) и львят. Теперь отдыхают.

Как же прекрасны все эти кошачьи! Львиц мы встретим тут ещё много раз. Набредём однажды и на спящих гривастых львов, от шума нашего джипа лениво пробуждающихся, высокомерно обозревающих тебя и вновь засыпающих. И уже почти перед отъездом подъедем практически вплотную к небольшому холмику с романтично медитирующим леопардом. Минут 40 мы будем крутиться вокруг да около. Вызовем по рации второй джип с коллегами. Наши фотокамеры и смартфоны в конце концов разбудят своим стрекотанием тишину саванны. А он, как античный бог, всё будет мыслить какую-то свою мысль, игнорируя это дребезжание суеты вовне. Потом на минутку повернет к нам, чуть наклонив, свой скульптурный лик — и улыбнется улыбкой Будды… или мне это только покажется. Такого целиком изваянного из красоты зверя здесь почему-то называют смешным (в соответствии с нашими «докторайболитовскими» ассоциациями) именем Чита — Cheetah. Но, по мне, никакая он не чита-брита, а истинный Принц мудрости живой природы. Тот, кому улыбнется Чита, приобщается к сокровенной тайне. Какой? Так я вам и признался. Это опыт интимный.

Поверьте, ради таких вот визуальных чудес, ради этих эмоций поедешь на край-краёв света, а не только в относительно близкую к нам Кению. Страну, где я укрепился в давно уже теплившейся во мне сентенции: звери лучше людей. Они не умеют врать, притворяться и «играть роли».

А люди играют. Почти всегда. И даже тут, в окружении естественного, непритворного мира. Роли эти, как правило, диктуются социумом: человек — особь, как известно, социальная. И это не хорошо и не плохо. Так устроен мир.

Так, по структурно-ролевому принципу, устроен и мировой туризм. В нем обязательным звеном (в большой цепочке транспорт-отель-ресторан-сувениры и так далее) фигурирует турпродукт — объект показа. В Кении такой ключевой объект показа — саванны, Национальные парки и обитающие в них дикие животные. На это страна сделала ставку, и выигрыш давно уже крут: миллионы уставших от цивилизации людей едут сюда со всех концов планеты, принося гигантские доходы стране, которая, как и другие африканские государства, некогда была, а в ряде районов и остается и теперь, не слишком богатой. Однако сегодня Кения — среди заметных держав на туристической карте мира.

МАСАИ КАК ОБЪЕКТ ПОКАЗА

Проживают в саваннах, впрочем, не одни лишь дикие животные. Человек, мало-мальски искушенный в путешествиях, наверняка наслышан о масаях — этнически аутентичном африканском племени, чей быт, чья культура привлекают любопытствующих туристов отовсюду. В одной только Кении — пять миллионов масаев. Власти страны их всячески поддерживают. Например, платят каждому масаю определенную сумму денег за то, чтобы тот не убивал львов. Или это они львов так поддерживают? Впрочем, неважно.

Масаи в Кении давно уже стали объектом показа. На восторженных туристов это действует безотказно.

Перед Maasai villige нас встретил стройный парень в ярко-красной национальной одежде. Он представился гидом и прочитал нам хорошо отрепетированную мини-лекцию о быте и нравах племени масаи. О принятом здесь многоженстве. Все работы в семье — на женщине, вплоть до строительства дома. Мужчина же лишь охраняет жилище от диких животных. Ну да, дело важное.

После чего зазвучала музыка, и с песней на устах к нам вышел еще десяток таких же красивых, ухоженных, в красных нарядах масаев. Они исполнили нам масайский (очень милый, такой «попрыгунский») танец, завлекли, как полагается, в пляс и каждого из нас. И мы в удовольствие попрыгали вместе с масайским народным ансамблем песни и пляски имени уж не знаю кого, сфотографировались на память. Потом, просматривая те фото, я заметил: какие-то уж очень деловитые у народных артистов лица — в отличие от наших, на которых прямо-таки написан кайф. Впрочем, чему удивляться? Люди на работе.

Нас завели в поселок, где вроде как живет шесть масайских семей, проводили в одно из жилищ — темную, без электричества мазанку с замусоренными комнатушками-клетушками: эта — для сна, эта — для еды. Здесь, мол, мы и обитаем. Показали нам, как они, масаи, добывают огонь — трением. И всё — и музыкальные номера, и отутюженные наряды, и мастер класс по высеканию искры — выглядело вполне театрально. Мы спросили: а почему одежды — именно красные? Нам ответили (очень «сюжетно»): потому что масаи пьют коровью кровь. В финале экскурсии мы оказались во дворе с длинными столами, на которых были разложены hand made сувениры — такие же мы накануне видели в Найроби, но заметно дешевле. Надо было, наверное, что-то купить — поддержать племя. Но я как-то не сподвигся.

Поверьте, всё это я пишу без малейшего осуждения — сформирован, и я это вижу как эксперт, добротный туристический продукт. Голландцы, англичане, бельгийцы, изголодавшиеся по экзотике, потребляют его взахлеб и с чувством глубокого удовлетворения. Но мне чего-то в Maasai villige не хватало. На обратном пути, наблюдая за дурашливыми обезьянами и остолбенелыми гнушами вдоль дороги, я даже понял, чего: естественности живого мира.

Впрочем, как известно, человек от него всё отдаляется, отдаляется… Да, и масаи в том числе.

НЕБЕСА НАД САВАННОЙ

Наверное, чтобы воспринять этот мир совокупным единством, несмотря на все различия между живой природой и цивилизованным человечеством, надо над ним немножко воспарить — в самом прямом смысле слова. Человек летающий всё-таки хоть немного, но ближе к Небесам.

Такую великолепную возможность предоставила нам накануне отъезда из саванны SkyShip Co. ltd, специализирующаяся на Balloon Safaris — то есть на полётах над саванной на воздушном шаре. Полетать нам предстояло на самом рассвете. Что может быть прекраснее рассвета непосредственно в небе? И самые бессонные из группы, включая, понятное дело, автора этих строк, покинули аж в 5 утра наш уютный Maasai Mara Lodge, вереница бунгало которого спускается по тропинке вниз с горы, а с террасы раскинулся красивейший вид на окрестности. Их очередному лицезрению во время завтрака мы предпочли панораму покруче — из парящей над саванной корзины.

Как оказалось, нам крупно повезло: местные служащие — масаи, кто же ещё? — в это утро не бастовали, в очередной раз требуя повышения зарплаты, а такое здесь происходит регулярно (масаи знают: побастуем — хозяин прибавит, мы ж масаи!). Не повезло в другом: было довольно ветрено, и наш классической выправки (а я летал на аэростатах и не раз) отважный пилот удерживал наш «шарик» невысоко от земли, не позволяя ему, в целях безопасности, очень уж взмывать. Но ощущение всё равно было чрезвычайное — не только тело-, но и духоподъёмное. Даже чуть приподнимаясь над землёй, ты почти физически ощущаешь себя совсем не отдельным от этой прекрасной планеты. А прямо-таки её частью — как и эти (сверху такие маленькие) слоны, как и эти цветочные луга, пронзаемые голубоватой зеленью реки. Ты — тоже отсюда, из этого мира. Просто на тебя пришёлся именно седьмой день творения. Вот такая случайность! Помни об этом и будь добрее ко всему живому. Оно — твоя родня. Или иное воплощение тебя.

Приземлившись, я с нескрываемой радостью обнаружил, что организаторы не изменили традиции, введенной французами, родоначальниками аэростатного воздухоплавания: Гилберт Шачар, директор SkyShip Co. Ltd, встретил нас настоящим брютом с изысканными сырами и другой снедью. Ничего не могу с собой сделать: люблю шампанское по утрам!

А завтрак в саванне — это, поверьте, незабываемо.

Потом, тоже в саванне, у нас будет и прощальный ужин: от отеля Maasai Mara Lodge. И от него же — совсем уж прощальный, перед самым вылетом, ещё один выездной завтрак — на берегу реки Мара. И нас, как старых знакомых, будут вновь провожать сытыми взглядами крокодилы-бегемоты. И я пойму, что сафари в саванне, при всем моём немалом опыте путешественника, заполнило в моём сердце какую-то отдельную, пусть крохотную (ведь ему надо так много всего вместить!), но собственную «ячейку», которой предстоит ещё много лет поблескивать звёздочкой нежности. Нежности ко всему живому.

ОДИН ПРОТИВ ШЕСТИ

Ему, живому и нецивилизованному, кстати, сложнее с теми же завтраками — пропитание приходится добывать исключительно самолично.

…Львиц было шесть. Две взрослые, три молодые и одна совсем малышка. Они медленно прочёсывали территорию ищущими взглядами. Сначала остановились перед стадом газелей Томсона. Да, тощенькие, но всё же для раннего часа получше, чем ничего. Те, повернувшись к смертельной опасности лицом, завороженно глядели, не двигаясь с места, на своих ужасных, но таких гипнотизирующе красивых врагов. Несколько минут тянулось это напряженное противостояние, напомнившее мне чем-то конкурс красоты: два «подиума» — один против другого. Невообразимо хороши собой были и потенциальные жертвы, и потенциальные агрессоры.

Переглянувшись с попутчиками по джипу, мы полушёпотом (дабы не спугнуть явно начинавшуюся драму бытия) поделились странным ощущением: наблюдаем-то мы за происходящим с очевидным сочувствием вовсе не к несчастной добыче, а к охотнику, воспринимая эту охоту совсем не как убийство. А, скорее, как часть природной мистерии, в неизбежном сюжете которой все (в том числе и мы) всех едят.

Но тут, откуда ни возьмись, появился баффало — тот самый могучий секюрити саванны, буйвол. И взоры львиц стремительно обратились в его сторону. Газельку эту вообще-то фиг догонишь, да и мяса в ней, как вы помните, всего ничего. А где-то поодаль, в кустах возлежит в ожидании завтрака пышногривый красавец-муж. Баффало же — это килограммов шестьсот живой, сочной плоти! Есть, за что побороться.

Звериный балет, а это выглядело именно так, продолжался не менее четверти часа. Львицы пытались зайти сзади — куснуть за уязвимое. Но рогатый гигант, самое сильное, могучее животное в саванне, тут же разворачивал к ним своё беспощадное «оружие», и охотницы уныло ретировались. После двадцатой, наверное, попытки они надолго застыли в тоскливом размышлении: а может, ну его? И баффало, резко повернувшись, с неспешным видом победителя удалился.

«Если бы это была „девочка“, — мечтательно прокомментировал водитель нашего джипа, — то у львиной семейки ещё были бы шансы. Но это же „мальчик“. И недюжинной силы».

«Ну да…», — дружно посочувствовали мы оставшимся без завтрака хищникам.

А они, с безразличием обогнув с двух сторон нашу машину, направились на соседний пригорок — высматривать, не ходит ли где ещё какая-нибудь еда. Мы, homo touristicus, в качестве возможной пищи были львицам абсолютно не интересны. Скука была на их красивых лицах. Одна лишь малышка не скрывала, что расстроена: видно, очень кушать хотелось.

Не верю я Дарвину. Если существует субъект творчества, то должен быть и творец. И не важно, как его называют: Бог, Пришелец или Матрица.

Но никакой «естественный отбор» не способен сделать зебру полосатой, а жирафа — изысканно стройным и рассеивающим со своей «многоэтажности» лучи добра и нежности. Или львов наделить изяществом поступи и таинственно-опасной красотой лика. А газелей Томпсона — трогательной, хоть и стремительной беззащитностью. Дурашливой, игривой подвижностью — бородавочника-пумбу. Бестолковой суетливостью обкурившегося бородача — антилопу гну.

Такое ведь нужно сперва придумать, а потом во-пло-тить: создать во плоти. Так что, друзья, не спорьте: в основе мироздания — исключительно творческое начало.

Кения эти мои «опасения» только подтвердила.

Ноябрь 2016