Гость из Пекла

Кирилл Кащеев, 2018

Ирка мечтала: вернется мама, и все в ее жизни изменится! И вот мама… вернулась! Да не одна, а с новым папой, который вовсе не против взрослой дочери. И все складывается так, как Ирка мечтала: семейные обеды, и походы в кафе, и в школу впервые за долгие годы родители пришли, и… новый папа даже готов взять ее в свой бизнес! Правду говорят: бойтесь своих желаний! Юных, но сильных ведьм это касается вдвойне. Да, кстати, а вы знаете, кто охраняет врата Пекла? И как с ним можно связаться?

Глава 2. Страшный сон и глупая Лада

Дом был пуст. Удручающе, затхло пуст, как бывают пусты только давным-давно заброшенные ветхие дома, доживающие свой век в ожидании, когда хороший порыв ветра завалит их, превратив в жалкий холмик перепревшей глины и ломаного кирпича. Выбитое окно больше не было заложено подушкой — его просто больше не было. Как и всей стены. Края зияющего пролома скалились жалкими обломками кладки — древняя глина осыпалась песком, при каждом порыве злого зимнего ветра вздымаясь крохотными бурыми бурунчиками, так что казалось, стенной проем подернут темным дымом. Обломки кровати и шкафа прогнили до черноты, кое-где покрывшись склизкими блекло-зелеными грибами. Кучками расползающегося гнилья валялась Иркина одежда. Ирка повернулась и направилась прочь из своей комнаты — гнилое дерево чавкало под ногами, а грибы лопались и расползались в бледные лужицы, похожие на гной.

Дверь в комнату висела на одной петле, и какая-то темная дрянь сочилась, точно створка истекала кровью. Ирка вжалась спиной в косяк — вступать в натекшую на полу лужицу категорически не хотелось. В коридоре царило такое же запустение. Сквозь дыру в крыше сыпался мелкий снег и оседал на лице колючим крошевом, похожим на битое стекло.

— Бабушка! — тихо позвала Ирка. Струйкой белого пара шепот соскользнул с губ и растаял в холодном воздухе. — Ба… — Ирка закашлялась, выдохнула и уже в полный голос закричала: — Бабушка!

Глухая тишина. Лишь ветер посвистывает между досками заколоченных окон.

— Танька! Богдан! — И уже совсем тихо и безнадежно: — Айт!

Ирка не знала, почему вдруг Танька с Богданом должны оказаться на руинах ее брошенного и позабытого дома, и, тем более, откуда здесь возьмется вернувшийся в свой мир Айт, но чувствовала — если ей ответят, все будет хорошо. И все будет плохо, если не ответят.

По прогибающимся под каждым шагом доскам она пошла к лестнице и глянула поверх перил.

Они все были там, внизу… Танька лежала ничком на полу, и задувающий в дыру в крыше ветер шевелил ее светлые волосы. Богдан скорчился в углу, словно чья-то гигантская рука скомкала мальчишку, как конфетный фантик. Он все еще тянулся к сломанному мечу, а с алого плаща воина сновидений стекала кровь и застывала на морозе лаковым багровым пятном. Бабкины крашеные, угольно-черные космы были обмотаны вокруг рожка коридорной люстры, и ее тело покачивалось, то и дело поворачиваясь к Ирке желтым мертвым лицом.

Айта распяли на стене. Враг — кто бы он ни был — застал его в момент превращения. Крыло цвета полированной стали пришпилили гигантским железным гвоздем, второй гвоздь насквозь пробил запястье худой человеческой руки. Черноволосая голова поникла, а грудь вздымалась последним судорожным усилием, пытаясь втянуть воздух…

У Ирки вырвался хриплый звериный вопль, и она слепо рванулась вперед. Насквозь прогнившие перила переломились, и она полетела вниз, плашмя ударившись о ледяной и твердый, как бетон, линолеум коридора. Вскочила, не обращая внимания на вспыхнувшую во всем теле боль.

— Айт! Айт! — Она метнулась к прибитому к стене дракону, обеими руками обхватила черноволосую голову, приподняла…

Поросшее шерстью свиное рыло уставилось на нее, пасть с торчащими во все стороны бесчисленными клыками растянулась в омерзительной ухмылке, и гнусное, мелкое хихиканье ударило по ушам.

Зажатая между Иркиных ладоней голова вспыхнула. Все тело изображавшей Айта твари превратилось в сгусток пламени, взвилось к потолку фонтаном огня. Ирка отскочила назад… Огонь окружал ее со всех сторон — оглушительно гудящее пламя замыкало кольцо. Крохотные волоски на коже трещали и скручивались от подступающего жара, нестерпимо горячий воздух выжигал легкие… Ирка упала на колени, нашаривая на груди цепочку… Рванула! Крохотный дракончик закачался у нее в кулаке — желто-оранжевые пятна побежали по его серо-стальным бокам, вспыхнули сапфировые глаза.

Ирка размахнулась и швырнула дракончика навстречу пламени. Хлопнули над головой гигантские крылья, даря восхитительную, возвращающую к жизни прохладу. Серо-стальной дракон выгнул шею, готовый накрыть пламя струей воды… В стене огня распахнулась громадная зубастая пасть, свернулась в туго закрученную воронку…

Дракон беспомощно забил крыльями, заметался в воздухе, мгновение… и его втянуло в пылающую воронку, только мелькнула в спиралях огня крылатая тень и канула в завываниях пламени.

— Не-е-т! — закричала Ирка, бросаясь вслед и тут же отступая перед ревущим пламенем.

Огненная воронка распахнулась снова… Когтистая лапа, покрытая рыжей шерстью, высунулась из нее и схватила Ирку за горло. Девчонку подняло в воздух, она отчаянно забилась, царапая сомкнувшуюся на ее горле лапу слабыми человеческими ногтями, но когтистые пальцы были, как стальные прутья. Перед глазами у Ирки потемнело, а язык пламени обернулся вокруг тела, мгновенно закручивая ее в кокон огня…

…и она забилась на диване в гостиной, брыкаясь в плотно обкрутившемся вокруг нее пуховом одеяле. На горло что-то давило, отрезая доступ воздуха… Ирка рванулась…

— Ну шо ты дергаешься, шо крутишься, шо за беспокойна дытына… — пробормотала в темноте бабка… и убрала упирающийся Ирке в шею локоть. — Спи соби, рано ще… — Перевернулась на другой бок и захрапела.

Ирка рывком сбросила с себя проклятое одеяло и села на диване. Рука нашарила цепочку на груди. Крылья крохотного платинового дракончика, подарка Айта, царапнули ладонь.

— Ф-ф-ухх! — Ирка шумно выдохнула и с силой потерла лицо. Пальцы стали мокрыми от пота, горячего, словно ей на голову вылили полный чайник кипятка. Она обхватила себя руками за плечи — бьющая тело дрожь постепенно проходила.

Ирка с досадой шарахнула кулаком по стене… и тут же испуганно покосилась на спящую бабку.

Сны! Она ненавидела сны! Слишком хорошо она знала, что у хортицкой ведьмы не бывает просто снов. Опять какая-то пакость имеет к ней претензии — и это сейчас, когда мама вернулась домой!

— Ну, если только какая наглая тварь посмеет объявиться именно сейчас… Я еще не знаю, что я сделаю, но это будет что-нибудь максимально неприятное! — пообещала в темноту Ирка.

Вот уж действительно запредельная радость: мама и ее Тео приезжают в обычный тихий запущенный домишко, в самом обыкновенном городе, думая, что из всех опасностей их поджидают лишь колдобины на дорогах да склочная бабка. И оказываются посредине натурального фильма ужасов!

Да немец умчится отсюда быстрее собственного визга! «Мама-то, конечно, не убежит», — с гордостью подумала Ирка. Вчера она поняла, что маме не все равно, что с Иркой и как она живет! Совсем не все равно — иначе разве она бы устроила разборки вокруг выбитого окна и разбитой мебели в Иркиной комнате? Сто процентов — она больше никуда не уедет! Иначе зачем было приезжать?

Ирка улыбнулась в темноту. Невероятно, но все ее детские фантазии — как мама там, в Германии, мечтает приехать к ней, но не может, потому что денег нет — оказались правдой! Раньше не было, а сейчас, когда она замуж вышла, появились! И они приехали! Единственное, о чем мама успела рассказать Ирке вчера — что они с Тео поженились всего месяц назад! И сразу приехали! Конечно, это мама настояла — ну не Тео же, едва женился и сразу кинулся разыскивать неизвестную девчонку в далеком от его родной Германии городе. Ирка покачала головой — она не в претензии, нет! Кто она Тео — чужой человек, он ее не знал, не видел никогда… Наверное, маме пришлось долго его уговаривать. Но ведь уговорила же! Значит, он любит маму! Ирка тихонько фыркнула — еще бы не любил такую красавицу! Но, похоже, маме он тоже нравится, несмотря на короткие ножки и пузо. Как она вчера шепнула, прежде чем отправиться в отданную им бабкину спальню: «Мне бы хотелось, чтоб ты подружилась с Тео!» — и лицо у мамы было даже какое-то отчаянное, словно нет для нее ничего важнее хороших отношений между Иркой и Тео.

Ну раз так… Стараясь, чтоб не скрипели старые продавленные пружины, Ирка сползла с дивана и выбралась в коридор. Остановилась возле плотно закрытых дверей бабкиной спальни. Она вчера думала, что мама будет спать с ней. Забраться вместе на разложенный диван, к маме под бочок, прижаться крепко-крепко, почувствовать, как мама заворачивает ее в одеяло, будто маленькую, и говорить, говорить… Или просто молчать, обхватив маму обеими руками — мама рядом, мама рядом…

Ага, а Тео пришлось бы уложить на один диван с бабкой! Ирка сдавленно хрюкнула, представив себе кругленького немца, испуганно распластавшегося по стенке в надежде оказаться подальше от грозно храпящей бабки. Тео же не виноват, что Иркина комната полностью разгромлена. Вчера он показался совсем неплохим мужиком. Да будь он хоть каким — мама хочет, чтоб Ирка с ним подружилась! Значит, Ирка подружится, и все дела — лишь бы мама была тут! Кажется, он любит свежие булочки к завтраку?

Ирка задумалась — даже если сунуть тесто в хлебопечку… Подходить оно будет часа два. Еще час — налепить булочек и дождаться пока испекутся. Ирка посмотрела на часы в коридоре. Она читала в Интернете — немцы встают рано. У них час пик начинается в шесть утра — всей Германией на работу мчатся. Вот проснется Тео — и хороша она будет! Из неподошедшего теста дружеского жеста не выйдет!

Ирка подумала еще — выгребла из-под вешалки уцелевшие джинсы и свитер, натянула сапоги и куртку и стараясь не скрипнуть дверью, тихонько выскользнула во двор. Супермаркет над балкой работает круглосуточно, и там своя пекарня. Зимняя предутренняя темень еще даже не начинала редеть, так что противни с выпечкой наверняка только посадили в здоровенную духовку. Пока Ирка выберется наверх из балки, на деревянных поддонах уже будут лежать и кексы, и булочки, и рогалики. Если обратно бежать бегом, она донесет их еще теплыми. Ирка пошла к калитке… Остановилась.

По обе стороны калитки мерцали глаза. Одна пара круглые, желтые с вертикальным зрачком, вторая — такие же круглые и желтые, но зрачок — горизонтальный, похожий на жирную и короткую черточку дефиса. Глаза мрачно и неотрывно глазели сквозь тьму прямо на Ирку.

— Вы кто такие? — напряженно спросила Ирка.

Глаза продолжали все также угрожающе мерцать во мраке.

— Чего надо? — На кончиках Иркиных пальцев звучно выщелкнулись когти. Повернувшись в пол-оборота и подняв ощетинившуюся когтями руку, она медленно направилась навстречу неведомым пришельцам. Шаг, еще шаг… Калитка приближалась. От мрака словно отделились две такие же темные тени, размытые, непонятые — лишь круглые фонари глаз светили с бесформенных, словно у призраков, морд. Ирка шагнула еще ближе… Сквозь темноту проступили контуры острых рогов… И оскаленных белых клыков!

— Ах вы… Да я вас сейчас… — аж взвилась Ирка, бросаясь теням навстречу и занося над ними когти…

Две пары глаз — с вертикальным и горизонтальным зрачками — недоуменно моргнули. Ирка остановилась — резко, как в мультиках, едва не взрыв подошвами бетон дорожки.

— Тьфу! Вы чего тут расселись?

Иркин кот и бабкина коза, восседающие по обеим сторонам калитки, словно геральдические львы у ворот какого-нибудь замка, кажется, переглянулись и… Ирка могла поклясться, что дружно пожали плечами.

— Я вас за чертей приняла! Вот дала бы одной по рогам, второму по ушам! — знали бы, как в темноте ныкаться! — продолжала шепотом возмущаться Ирка.

Морды что у кота, что у козы стали обиженными.

— Чего не спите, спрашиваю?

Кот и коза, естественно, не ответили, но и с места не сдвинулись.

Ирка задумалась. Снова поглядела на кота и козу, обернулась на темный, спящий дом.

Ее дом. Бабкин дом. И мамин. Мама здесь родилась, мама здесь выросла, значит, это и ее дом тоже. А значит… С появлением третьей хозяйки с нормальной защитой дома ведьмы можно благополучно распрощаться! Вон, бабка в начале учебного года умудрилась своей властью хозяйки дома пригласить внутрь враждебно настроенного змея — и вся защита только чвякнула, а Ирка в результате чуть не превратилась в монстра из фильмов ужаса, наполовину человека, наполовину собаку! А уж чего сюда вслед за мамой пролезть может… Недаром Ирке страшный сон приснился! Не то, чтоб Ирка и впрямь подозревала: она за порог, а некий неведомый враг примчится бабку за волосы на люстре вешать. Сны-предупреждения так, напрямую, не работают. Но кот с козой тоже зря у калитки торчать не будут…

— Так что теперь, вообще из дома не выходить? — растерянно поинтересовалась Ирка. И весь ее план подружиться с Тео накроется медным тазом? Нет, дружить можно, конечно, и без булочек. Но, если ты хочешь установить с кем-то хорошие отношения, лучше все-таки для начала его чем-нибудь порадовать, а не дожидаться, пока он разглядит в тебе глубоко скрытые достоинства. — Знаю! — Ирка звучно шлепнула себя по лбу и метнулась к пристройке. Коза тихонько недоуменно мемекнула ей вслед.

— Сейчас-сейчас! — Ирка выскочила обратно, сжимая в руках старую, растрепанную веревку. И побежала вокруг дома, волоча веревку за собой и торопливо наговаривая:

— Веревку вью, землю чешу, воду морщу — всех чертей-нечисть, нежить-нелюдь в узел кручу. Захисти дом та его хозяек от зверя, лихого человека, злого ветра, моровницы-пропастницы, горя-беды, огня и воды… Будет вас чертей-нежить, беды-напасти, болезни-лиходеи корчить-плющить, как горох лущить! Нет входу-выходу-проходу, всяко зло прочь от ворот, через огород — вон! — С последним словом Ирка сильно хлестнула веревкой по крыльцу и оставила ее лежать поперек ступенек, точно толстую и лохматую серую змею. — Ну вот! — С чувством хорошо выполненной работы Ирка отряхнула руки. — Как думаете, нормально? Теперь до них никто не доберется! — Ирка кивнула на дом.

Кот и коза молчали. То есть они всегда молчали, но сейчас они молчали… с выражением. Скептическим. На козьей и кошачьей мордах. Потом коза поднялась и, негромко поцокивая копытами, удалилась в пристройку. Кот запрыгнул на грушу и втянулся в открытую кухонную форточку.

— Не поняла! Так нормально или не очень? — негромко поинтересовалась Ирка, но в саду уже никого не было. Ну, ушли же… Калитка свободна. Ирка выбралась на улицу и пошагала наверх по разбитому обледеневшему тротуару.

— Эй, Хортица! Ирка, стой!

Ирка встала как вкопанная. Ага, встанешь тут, когда услышишь такой вот призыв! Окликавший ее голос звучал, как… у человека, запершегося в туалете и вдруг обнаружившего, что там нет бумаги, когда в доме полно гостей! Так зовут, когда одновременно хотят, чтоб услышали — и нет!

Ирка принялась оглядываться по сторонам. Она стояла на темной улице, и даже старый снег уже так пропитался грязью, что больше не светился сквозь ночь. Безмолвными темными грибами по обеим сторонам дороги нахохлились соседские развалюхи, и ни единого огонька не горело в окнах — улица спала. Лампочка над крыльцом Иркиного дома осталась далеко позади и казалась всего лишь розовато-желтой точкой в сплошном мраке, а фонарь был также далеко впереди и годился разве что на роль путеводной звезды, слабенько мерцающей на границе городской балки и собственно города.

And Tomlinson looked up and up,

and saw against the night

The belly of a tortured star blood-red

in Hell-Mouth light;

And Tomlinson looked down and down,

and saw beneath his feet

The frontlet of a tortured star milk-white

in Hell-Mouth heat⁶ —

завороженно пробормотала Ирка.

— Ага! Колдуешь, да? — просипел задушенный голос.

Ирка дернулась — это кто тут насчет колдовства выступает? — и завертела головой с удвоенной энергией.

— Тут я, тут! — снова конспиративно позвал задушенный голос.

Ирка, наконец, сообразила глянуть поверх забора…

— Раздался глас из унитаза и показалась голова… — ошарашенно пробормотала она первую строчку детского похабного стишка.

Голова торчала. Правда, не из унитаза, а поверх забора из листов серого шифера, прибитых к ржавым железным трубам. На трубе торчала голова девушки — во мраке мерцало бледное лицо, и светлым пятном выделялись стянутые в «конский хвост» длинные волосы. Голова разомкнула черные, словно запекшаяся рана, губы и сдавленно просипела:

— Поговорить надо!

Сон все-таки оказался неспроста! Отрубленная голова торчит на заборе соседского дома, и единственное, что ей надо с утра пораньше — побеседовать!

Ирка шагнула ближе — когда к тебе является очередной заложный покойник из тех, что умерли «не своей» смертью, лучше сразу выяснить, что ему надо, и помочь, прежде чем он превратится во вредоносную нечисть, и тогда его уже придется выслеживать и тупо мочить по второму разу! Шагнула еще… И зло сплюнула:

— Тьфу ты, пропасть, да что сегодня у всех прикол такой — напугай Ирку? — сквозь зубы процедила она.

При ближайшем рассмотрении голова оказалась вовсе не отрубленной — к ней прилагалось вполне целое тело, просто пока Ирка стояла на другой стороне улицы, его прикрывал забор. И обладательницу — или, как правильно сказать, владелицу головы? — Ирка теперь тоже узнала. Соседка Лада! Та самая, что мечтала попасть на «Фабрику звезд» и целыми днями распевала караоке так, что редкие прохожие перебегали на другую сторону улицы, спасаясь от рвущейся из форточки звуковой волны! Ладу Ирка знала плохо — та была старше на два года и, если не истязала соседей своими песнопениями, таскалась с компанией парней в псевдо-байкерских куртках из дешевого кожзама и девчонок, даже зимой демонстрирующих нежно-голубую от холода кожу в дырки модно изрезанных джинсов. Единственный их разговор состоялся почти пять лет назад, когда тринадцатилетняя Лада попыталась отнять у одиннадцатилетней Ирки деньги на покупки. Лада потом долго сидела дома — ждала, пока пройдут хромота, синяк на скуле и следы Иркиных зубов (тогда еще вполне человеческих) на носу. С тех пор Лада Ирку высокомерно игнорировала, чему та была только рада.

Но сейчас соседка сидела на толстой ветке ореха, что рос как раз позади забора, и Ирка могла поклясться — дожидалась именно ее.

— А я тебя жду! — соседка поспешила подтвердить Иркины подозрения.

— Да поняла уже, — буркнула Ирка. — Только с чего ты взяла, что я в такую рань идти буду?

Даже в плотной предрассветной темноте было видно, что Лада изобразила преувеличенное недоумение — точно актриса на детском утреннике, которая боится, что тупые детишки не заметят, как сильно-сильно она удивлена.

— Мне казалось, ты часто выходишь по ночам! — таким же делано удивленным тоном протянула она и подвинулась, давая Ирке место на ветке. — Перебирайся ко мне!

Ирка оценила высокий забор и вежливо поинтересовалась:

— Лада, ты сдурела? Мне туда что, вспорхнуть?

— Давай! — немедленно согласилась Лада. — Не выпендривайся, мелкая, зовут — иди!

— Пошла, — согласилась Ирка, повернулась и двинулась дальше по дороге к выходу из балки.

— Стой, Хортица, стой, кому говорю! — раздался сзади задушенный полушепот-полувопль, и было в нем такое отчаяние, что Ирка невольно обернулась:

— Ну что еще?

Вцепившись в забор обеими руками, Лада глядела на Ирку — и на лице ее было написано встревожившее Ирку разочарование… словно Лада и впрямь ожидала, что Ирка прилетит к ней на ветку.

— Ладно, сейчас сама спущусь, — неохотно сказала Лада. — Только тихо, родаков моих разбудишь. — И она исчезла.

— Можно подумать, это я тут переговоры на всю улицу затеяла, непонятно о чем, — зло пробормотала Ирка.

Калитка с тихим скрипом отворилась, и, оглядываясь на погруженный в темноту дом, Лада выскользнула на улицу. Остановилась, уставившись на Ирку сверху вниз.

— Чего надо-то? — прервала затянувшееся молчание Ирка. — Говори, давай, а то я спешу!

— Я все про тебя знаю, Хортица! — выпалила Лада.

— Да? — вздернула брови Ирка. — И какой у меня любимый цвет?

— Мне плевать на твой любимый цвет! — окрысилась Лада. Помолчала… Поглядела на Ирку настороженно — так смотрит человек, когда и хочется что-то сделать, и понимает, что это небезопасно. Глубоко вздохнула и, как в омут головой, выпалила: — У меня творог остался под языком!

Ирка немножко подумала, переваривая это заявления… И, наконец, осторожно предложила:

— К врачу сходи. Только не знаю — к ухо-горло-носу или психиатру, — добавила она.

— Кончай прикалываться! Творог остался под языком, и я залезла на крышу! — объявила Лада и поглядела на Ирку с неприкрытым торжеством.

— Это что, флэш-моб такой? — предположила окончательно замороченная Ирка. — Идиотский какой-то — откуда народ узнает, что, когда вы лазаете по крышам, у вас полный рот творога? Или вы им вниз плевались?

— Хортица! — Лада начала злиться. — Ты дуру из себя не строй! Я даже в библиотеке была…

Ирка поняла, что с нее хватит. Если она еще немножко постоит на темной предутренней улице с этой ненормальной, в супермаркете все свежие булочки зачерстветь успеют!

— Лада, — сказала Ирка. — Я, конечно, понимаю, что факт посещения тобой библиотеки — он очень важный, а главное, редкий, и запомнился тебе на всю жизнь, но… В общем, я все-таки пошла.

Ирка повернулась и пошла. Сзади послышался топот; Лада вынырнула у нее из-за спины, забежала вперед и стала поперек дороги.

— Борзеешь, мелкая? — угрожающе сощурив глаза, поинтересовалась Лада.

Ирка ухмыльнулась. «А ведь если я сейчас опять укушу Ладу за нос, так, пожалуй что, и отгрызу», — подумала Ирка.

— Ты или говори, чего тебе надо — чего ты меня сегодня с утра пораньше караулишь, или отвали, — устало предложила Ирка.

— Я тебя не сегодня караулю, я за тобой уже давно наблюдаю! — объявила Лада. — Я еще до той змеи с руками подозревала, что с твоим домом нечисто, а уж как змею нашли, поняла — так и есть!

«Змея с руками» — это уже серьезно. Королевская кобра, способная превращаться в женщину, убийца на службе драконицы действительно умерла на подходах к Иркиному дома. Убила ее, правда, не Ирка, но какая разница! Искореженную тушку «змеи-мутанта» все равно видело слишком много народу⁷.

— При чем тут я…

Теперь уже ухмыльнулась Лада.

— В мае ты пропадала — твоя бабка по соседям бегала, тебя искала, — загнула один палец Лада. — Потом вернулась…

— Ну и что особенного? Меня бабка достала, вот я из дома и…

Но Лада не позволила себе перебить:

— Потом у вас на огороде зеленые огни полыхали и клубнику пожгло. В июне по всей балке грохот стоял, а утром у всех все нормально, только у вас забор повален, по саду будто слон топтался, и все песком и землей засыпано. В сентябре пьяный дядя Вася из седьмого дома стал рассказывать, что чупакабру видел — то ли человека, то ли собаку. И опять возле твоего дома! А еще летать что-то стало! То поменьше, темное, то побольше, серебристое! И ты говорила, мужики в средневековых кольчугах к Богдановым родителям на фестиваль исторического фехтования приезжают, а я ведь Богданового отца спрашивала! Никаких фестивалей у нас в городе за последний год вообще не было. И никто к ним не приезжал!

Ирка досадливо прикусила губу — она не заботилась как следует заметать следы, в полной уверенности, что в их балке никому ни до кого нет дела, тем более до девчонки-школьницы, живущей в самом зачуханном домишке вместе со склочной бабкой. А оказывается, Лада за ней с мая следит!

— Я сперва в Интернете пошарила, а потом даже в библиотеку пойти пришлось! — Лада явно считала это ну о-очень большой жертвой. — И нашла! Там один древний дядька, из девятнадцатого века, писал, как надо на Масляной неделе ночью положить творог в рот — только не глотать! Я всю ночь не спала, чтоб не проглотить! — Лада поглядела на Ирку с упреком, похоже, обвиняя ее в своей бессонной ночи. — Потом залезть на крышу — и сразу видно будет, где поблизости ведьма живет! Я на крышу залезла, а твоя, Хортица, развалюха зеленым огнем полыхает! Как будто ты иллюминацию у себя завела, как в американских фильмах про Рождество, только без оленей!

— Может, и завела… — мрачно буркнула Ирка.

— Ага, такая иллюминация, что я творог выплюнула — она сразу погасла! — издевательски кивнула Лада. — Или она у тебя от творога работает…

Ты гляди — она еще и шутит!

— Или ты, Хортица, — ведьма! — закончила Лада и торжествующе уставилась на Ирку.

— Никакая я не ведьма, — пробурчала Ирка. А что еще в такой ситуации скажешь?

— Ага, а заклинания кто читал? На непонятном языке? Ну, когда я тебя окликнула… — фыркнула Лада.

— Какое еще… А, это… Это не заклинание, это стихи! На английском…

— Ври больше! Нормальные люди стихов не читают! — с полной убежденностью объявила Лада. — Да ты не парься, Хортица! Не сдам я тебя в эту, как ее… экспозицию? Ну которая вами, ведьмами, занимается?

— Может, в инквизицию? — приподняла брови Ирка.

— Во-во! — согласилась Лада. — Сделаешь для меня кое-чего, и все, свободна! — Лада полезла в карман куртки и вытащила оттуда сверток в газете. — Я еще вчера хотела тебя укараулить, но за тобой всю ночь мужик с мечом по саду гонялся… — Лада захихикала. — Я поняла, что ты занята очень… Короче! Я была на этом… предварительном кастинге на следующую «Фабрику». — Лицо у Лады стало трагическим.

Все понятно.

— И нечего лыбиться! — вскинулась Лада. — Я там одному из жюри даже понравилась! Он сказал, во мне что-то есть!

— Что именно — не уточнял? — серьезно поинтересовалась Ирка.

— Но там все другой решает, толстый такой, противный… А он сказал, он сказал… — Лада всхлипнула. — Что я пою, будто беляши на рынке рекламирую, а по сцене двигаюсь, как в подъезде непонятно чем занимаюсь…

Ясно. Толстый, противный, хамло к тому же первостатейное, но похоже, уши и глаза имеются.

— Не понравилась я ему! — подвела итог Лада, и голос ее звучал не расстроенно, а скорее, мстительно. — А я хочу петь! Я хочу стоять на сцене — вся такая в длинном платье с голой спиной и в перчатках со стразиками — и петь «Я за тебя молюсь!». Так что — на! — она сунула газетный сверточек Ирке в руки.

— Что это? — подозрительно спросила Ирка.

— Ты разверни, разверни!

Ирка пожала плечами… и осторожно приподняла край газеты. Сверток развернулся сам, словно только и ждал этого. В мятой газете лежали… мужские носки. Серенькие. С бледно-лимонной полоской по краю. С уже сильно протертой пяткой.

— Я целых сто баксов горничной в гостинице заплатила! — улыбаясь, как сумасшедшая, выпалила Лада. — Чтоб она его носки добыла! Ношеные!

— Чувствую… — согласилась Ирка, старательно держа сверток на расстоянии вытянутой руки. Мужик из «Фабрики» и впрямь был противным — воняли носки оглушительно. Или он их не менял никогда? — И на фига тебе такая радость за такие деньги?

— Я в той же книжке у древнего дядьки вычитала! — радостно объявила Лада. — Способ, правда, больше насчет любви, но и для кастинга, думаю, сойдет! Если ты кому не нравишься — а хочешь, чтоб нравилась! — надо взять его грязные онучи… ну это обмотки такие, под лапти, только онучей сейчас никто не носит, носки вместо них будут… — авторитетно пояснила Лада. — И отнести к ведьме! Ведьма их отстирает, а я воду после стирки… — Лада поглядела на носки в свертке — даже в темноте было видно, что она слегка побледнела, но твердо и решительно закончила. — Выпью! И снова на кастинг пойду.

Ирка поглядела на носки. На Ладу. Снова на носки. И протянула сверток обратно соседке:

— А может, ты их так, без меня, всухую пожуешь?

— Издеваешься? — прошипела Лада. — У меня жизнь пропадает…

— Если я тебе носки не постираю? — перебила ее Ирка. — Собственно, даже не тебе…

— Не выпендривайся, Хортица! — нагибаясь к самому Иркиному лицу, процедила Лада. — Если ты, ведьма, мне этого главного в жюри не того… не пристираешь… я тебя… Я про тебя всем расскажу!

— Лада! — перебила ее Ирка. — Ну головой подумай! Если я на самом деле ведьма, стану я со стиркой возиться? Гораздо проще тебе язык узлом завязать. Навсегда, — равнодушно закончил она.

Лада невольно попятилась.

— Ты… Ты не вздумай! Я… Я писать умею! Надо будет, все про тебя напишу куда следует! — предостерегающе-испуганным тоном выдала Лада.

— Значит, еще и руки попорчу, — согласно кивнула Ирка, для выразительности скрючивая пальцы и выворачивая руку, как старый древесный корень.

Лада тихонько пискнула — как придавленная котом мышь, и уставилась на Ирку широко распахнутыми, полными ужаса глазищами.

— Да не дергайся ты! — махнула на нее рукой Ирка. — Не умею я ни язык узлом завязывать, ни руки корчить… — чистая правда, узлом завязывать не умеет, только высушивать, и руки тоже… Разве что паралич навести. — Но и со стиркой тоже помочь не могу. — Ирка попыталась вернуть сверток Ладе, но та стояла неподвижно, словно паралич ее уже разбил. Тогда Ирка наклонилась и положила носки на тротуар. — Попробуй сама. Добавь немного Fairy для аромата…

Ирка кивнула, повернулась и уже почти бегом помчалась наверх по дороге. Из-за этой дуры точно булочки остынут!

Лада дрогнула, точно ожила ледяная статуя. Наклонилась, подняла сверток с носками, прижала его к груди…

— Ты еще пожалеешь, Хортица! — заорала она вслед Ирке. — Я на тебя своих парней наведу! Или… или ментов, вот!

В ответ в ближайшем доме начала брехать собака, зажегся свет, распахнулось окно, и раздался скандальный голос соседки тети Ани:

— Ладка! Чего орешь в такую рань, хулиганка? Вот я матери все расскажу!

— Я тоже найду, кому рассказать! — всхлипывая и судорожно тиская грязные носки противного главы жюри, пробормотала Лада. — Найду, кому!

Примечания

6

И Томлинсон взглянул наверх и увидал в ночи

Замученной в Аду звезды кровавые лучи.

И Томлинсон взглянул к ногам и там, как страшный бред,

Горел замученной звезды молочно-белый свет.

(стихи Р. Киплинга, пер. с англ. А. Оношкович-Яцыной).

7

И. Волынская, К. Кащеев «Повелительница грозы».