Месть мажора

Кира Фарди, 2022

Она, Арина Васильева, – несчастная жертва обстоятельств и людской подлости. Преданная любимым, осужденная за то, что не совершала, она потеряла интерес к жизни. Он, Эрик Метельский, – мажор, человек, приложивший деньги и власть, чтобы девушку полностью уничтожить. Их отношения – непримиримая вражда, построенная на ненависти. Но так ли это?

Глава 2. Арина

— Так, так, построились парами, — командую я своим первоклашкам. — Маша, возьми за руку Сережу.

— Не буду.

— Почему?

— У него пальцы грязные.

— Сережа, вытри руки, — вытаскиваю из пачки салфетку и переключаюсь на другого: — Егор, ты почему еще портфель не собрал? Мила помоги ему сложить тетради.

Мой класс парами выходит в коридор, но стройные ряды тут же распадаются: дети не могут долго стоять на месте, отвлекаются на любую мелочь.

Маленькие, неорганизованные, потерянные…

Совсем недавно ходили в детский садик, а теперь вынуждены носить тяжелые портфели, заново заводить друзей, сидеть на скучных уроках, вместо того чтобы весело играть. И хотя прошедший год многих заставил повзрослеть, все равно детство не выветрилось еще из юных головенок.

— Арина Романовна, а Степанов плачет, — дергает меня за руку миленькая девочка в светлых кудряшках.

— Ох, горе луковое, веди к нему.

— Он там.

Гоша Степанов — самый маленький ученик класса и по росту, и по возрасту. Он сидит за последней партой, уронив голову на скрещенные руки, и всхлипывает. Я присаживаюсь рядом, глажу его по волосам. Гоша смотрит на меня, и столько горя в ясных серых глазах, что понимаю: случилось что-то очень серьезное.

— Ну, рассказывай, почему слезы льешь?

— Ма-ма-ма…

— Мама за тобой не придет?

Он отрицательно качает головой.

— Ма-ма…

— Машинка потерялась? — догадываюсь я.

Это несложно, за первый класс я уже выучила потребности и проблемы малышей. Гошка судорожно всхлипывает.

— Это Сашка Игнатьев машинку забрал, — подсказывает Настя. — Он по подоконнику в коридоре ее катает.

Вот так весь первый год. Несмотря на строгий запрет, некоторые малыши приносят в школу игрушки, не могут еще расстаться с младенчеством. Беру Гошу за руку.

— Пойдем разбираться.

Но кто-то из детей, заглядывавших в класс, уже предупредил проказника. Машинку мы нашли на диване. Она стояла там в гордом одиночестве, никому не нужная. Гошка вытер рукавом лицо, дети наконец-то построились парами, и мы двинулись на улицу.

Сегодня у нас совместный выход за территорию школы — родители организовали экскурсию на шоколадную фабрику. Ребятишки ждали ее всю неделю с нетерпением. Я иду впереди с красным флажком в руке, сзади нас сопровождает мама Насти, она председатель родительского комитета.

Мой отряд цыплят — на детях надеты одинаковые желтые бейсболки — дружно минует школьный двор, выходит за ограждение. Шоколадная фабрика раскинула корпуса на противоположной стороне улицы, нужно всего лишь перейти дорогу, свернуть в квартал — и мы на месте.

Мы остановились у светофора и на зеленый свет гуськом тронулись вперед. Ничто не предвещало беды. Грамотные водители у школы всегда притормаживают, а «лежачие полицейские» не позволяют гонщикам газовать на скорости.

Первые пары уже вышли на противоположный тротуар, как загорелся желтый свет.

— Ребята, поторопитесь, — прошу я.

Вдруг Игнатьев толкает Гошку, с которым идет рядом, и вырывается вперед. Машинка, зажатая в кулаке мальчишки, от толчка падает вниз, на дорогу, и катится под колеса.

— Нет! — кричит Гошка. — Моя машинка!

Он несется за игрушкой. В эту минуту зажигается красный свет.

— Гоша, стой!

Родительница хочет схватить его за курточку, но вхолостую щелкает пальцами.

И тут из-за автобуса показывается мотоцикл. Водитель в черном огибает «лежачего полицейского» и мчится прямо на ребенка, в последнюю секунду замечает его, резко поворачивает. Харлей заносит и катит юзом.

Меня словно что-то подбрасывает в воздух. Я срываюсь с места, в несколько прыжков преодолеваю расстояние до Гошки, выдергиваю его с опасного пути и замираю, потрясенная, наблюдая, как водитель пытается справиться с управлением.

Не справляется.

Мотоцикл делает поворот и падает в нескольких сантиметрах от нас с Гошкой, водитель скатывается с сиденья и снопом валится на асфальт.

Все происходит так быстро, что я даже осмыслить ситуацию не успеваю. Зато теперь в разум врывается какофония звуков: машины гудят, прохожие кричат, тормоза визжат, а под самым носом шуршат бешено вращающиеся колеса.

Водитель садится. Я с ужасом смотрю на него, руки и колени дрожат, Гошка, прижатый к груди, тоже трясется.

Слава богу, жив! Все живы!

Байкер трясет головой, потом с трудом встает и резко поднимает визор шлема. Стрелы пронзительных синих глаз летят в меня.

— Спятила, тетка! Какого хрена под колеса лезешь?

— А ты смотри, куда едешь! — огрызаюсь я дрожащим голосом.

Чувствую, как язык от пережитого страха заплетается.

— За пацаном следить надо? Коза!

— От козла слышу! — в груди все взрывается от злости: этот бандит еще и хамит. Мгновенно вытаскиваю из кармана телефон и включаю съемку. — Да я тебя…

Парень вырывает из пальцев мобильник, с размаху бросает его на асфальт, я отшатываюсь, прикрываю голову Гошки руками.

— Ты что сделал? — взвизгиваю от страха и дергаю мотоциклиста за рукав.

— Царапалки убери, пока не оттяпал! — рявкает тот.

Перепуганный Гошка заходится громким плачем.

— Арина Романовна, я вызываю полицию! — кричит родительница.

Водитель оборачивается на голос, бросает взгляд по сторонам, потом небрежно сплевывает:

— Раскудахтались, курицы!

Он захлопывает визор, поднимает мотоцикл и, взревев мотором, уезжает.

— Арина Романовна, — возмущается мама Насти, — что это сейчас было? Хамло малолетнее!

Дети сбиваются в кучу вокруг нас и испуганно переговариваются. Тут соображаю, что не одна.

Быстро проверяю детей и выдыхаю: все на месте, даже проказник Сашка притих. Беру его за руку и иду вперед к проходной фабрики, а внутри все дрожит: наступает разрядка, приходит осознание того, что только что случилось. Перед глазами стоит картинка: Гошка под колесами, безутешные родители, а я оправдываюсь перед администрацией школы, полицией.

«Господи, спасибо тебе! Спасибо!» — мысленно обращаюсь к богу, еще не догадываясь, что эта случайная встреча на дороге запустит цепочку непредвиденных событий, которые перевернут мой мир.

Экскурсию я почти не слушаю, зато ребятишкам она очень нравится. Они оживленно обсуждают производство шоколада, с восхищением разглядывают все машины и агрегаты, втягивают ноздрями восхитительные запахи.

— Приходите еще, — приглашает нас мастер конфетного цеха. — А это вам на память.

Дети получают шоколадные медали и, счастливые и довольные, идут назад в школу. Я передаю их родителям. Мама Гоши, которой малыши уже рассказали о происшествии, подходит ко мне и качает головой.

— Спасибо большое, Арина Романовна за сына. Если бы не вы…

Она отворачивается и вытирает слезы.

— Пожалуйста, пусть Гоша не приносит игрушки в школу, — тихо прошу ее.

Наконец класс пустеет. Сажусь за учительский стол и только теперь вытаскиваю из кармана разбитый телефон. Должен был позвонить Матвей, наверное, сейчас волнуется за меня, не понимает, почему я недоступна.

Работать больше не могу, пережитый стресс не позволяет расслабиться. Завтра суббота, впереди два дня выходных. Какая радость! Есть возможность немного прийти в себя.

Оглядываю класс, проверяю, все ли в порядке, поворачиваюсь к двери и вздрагиваю: опираясь на косяк, на пороге стоит Матвей.

— Как ты меня напугал! — кладу ладонь на грудь, где бешено бьется сердце.

— А ты? Я чуть с ума не сошел, не мог до тебя дозвониться.

Матвей отталкивается плечом, подходит ближе и притягивает меня к себе.

— Что ты делаешь! — толкаю его в грудь.

— Обнимаю свою женщину.

— Мы в школе!

— И что? Любовь учителям противопоказана?

— Ага. По мнению некоторых, мы не едим, не пьем, не ходим в туалет и не влюбляемся, — смеюсь я.

— Вот даже как! Отсталые люди, — он замечает разбитый телефон. — Ничего себе! Как ты умудрилась его так покалечить?

— Ты о мобильнике как о пациенте говоришь, — смеюсь я и рассказываю о происшествии на дороге.

— Как ты могла? — вскрикивает Матвей.

— Ты о чем?

— Подвергать себя опасности!

— Но я, — теряюсь, не ожидала от любимого такой реакции, — действовала рефлекторно. Ребенок же…

— Чужой ребенок! — любимый легонько щелкает меня по носу. — Чужой! А если бы ты пострадала?

Смотрю на Матвея с удивлением. Мне даже в голову не приходили такие мысли. Неужели он серьезно считает, что я должна была наблюдать в сторонке, как мотоцикл сбивает Гошку? Неприятное чувство рождается в душе. Иногда мой парень шокирует своими высказываниями.

Вздыхаю.

— Все же хорошо закончилось. А телефон старый, будет повод его сменить.

— Ох, Аришка, вот ты всегда так! Какой-то мажор нагадил, а ты его защищаешь. Ты его разглядела?

— Где там! — отмахиваюсь. — Обычный байкер, весь в черной коже, обвешанной блестящими штучками.

— Какими штучками? — Матвей поднимает брови.

— Ну, не знаю, цепочки всякие, брелоки, еще что-то.

— А лицо?

— Видела только яркие синие глаза, когда мажор поднял защитный щиток. Еще помню голос грубый, с хрипотцой. Но, может, просто не откашлялся.

— Черт! Наблюдательности у тебя, дорогая, ноль целых ноль десятых.

— Да я в шоке была, за детей испугалась, — не замечаю, как начинаю оправдываться.

С Матвеем всегда так. Он лучше знает, как этот мир устроен, и постоянно меня поучает.

— Надеюсь, номер мотоцикла записала?

— Где там! Не до этого было.

Я расстраиваюсь. Вечно все делаю неправильно. Другая бы на моем месте…

— Жаль. Надо бы разыскать гада и примерно наказать. Хотя… на переходе возле школы должна быть камера, да и у водителей регистраторы работали. Погоди, я Петрухе позвоню.

Он вытаскивает телефон, набирает номер своего друга, который служит в дорожной полиции. К моей радости, Петр не отвечает.

— Матвей, остановись! — дергаю его за руку. — Пойдем уже! Какие планы на выходные?

— О, планы у нас отличные, — оживляется любимый.

Ура! Мне удается переключить его внимание. Ласково беру его лицо в ладони, столько лет вместе, а все наглядеться не могу. Матюша у меня красавец: высокий, стройный, ухоженный, идеально причесанный и гладко выбритый. Он не допускает ни малейшей небрежности ни в одежде, ни в работе, а это для молодого врача главное качество.

— И какие?

— Ты помнишь, какая у нас завтра дата?

— Конечно. Годовщина отношений.

— Я предлагаю отметить ее на природе. Поедем на пикник. Как тебе идея?

— Пикник? Здорово! — я даже зажмуриваюсь от удовольствия: давно из города не выбиралась. — А как же твоя больница, бесконечные смены?

— В этот уикенд я свободен, как птица. Берем твой Мерседес, окей?

— Ну, не знаю, — сомневаюсь я. Автомобиль, конечно, крутой, с открытым верхом, но по возрасту он старше меня. — На этом раритете давно никто не ездил. Может, даже не заведется.

— Куда он денется? Пусть только посмеет! Твоя мама хорошо за ним присматривает.

Матвей хватает меня в охапку и пытается поймать губы, а я уклоняюсь.

— Эй, молодежь, домой не собираетесь?

В кабинет заглядывает техничка.

— Да-да, простите, — смущаюсь я. — Мы уже…

— Вот за что ты просишь прощения? — упрекает меня Матвей.

— Не знаю. Я такая…

Вечер проводим за сборами. Любимый ведет себя как настоящий заговорщик. Не признается, куда хочет меня отвезти, а я сгораю от нетерпения и волнения. Чувствую, надвигается что-то грандиозное…