Из дома домой. Роман-коллаж

Кира Бородулина

В тридцать пять женщина, наконец, понимает, что чуда не будет, хотя до сего момента упорно ждала его. Однако с Богданой чудо все-таки случается: на остановке она встречает своего первого возлюбленного, которого не видела больше десяти лет. Оба осознают, что старые чувства нахлынули с новой силой и зрелостью, а причину расставания уже никто не помнит. Так ли просто преодолеть десять лет разлуки? Легко ли отмести все, что случилось за эти годы и начать с чистого листа?

2002

Вода всегда меня успокаивала. Достаточно просто прийти к реке и какое-то время поглядеть на то, как солнце отражается в воде, как мирно плещутся перевернутые облака, послушать плеск воды о бока деревянной лодки, шуршание камышей.

Когда тебе шестнадцать, выводят из себя старшие братья и сестры, требовательные учителя и неясность будущего. Когда тебе тридцать четыре… в общем, то же самое, без серединного пункта.

Мы со Славой пришли к реке в октябре. Это было едва ли не второе наше свидание после «Сплина», и предложила его я.

— Хочется проститься с летом.

О плаваньи речи не было, но побыть у воды хотелось. Либо одной, либо с кем-то из не надоевших людей. Почему бы не с ним? Рита рассказывала, как Рома умилялся нашей загородной красоте. Быть может, и Славу она порадует?

— Что ж, давай сходим, — согласился он в трубку, — далеко идти?

— От моего места жительства километра два, — ответила я.

Он еще не бывал у меня и не знал, где я живу. У нас не было телефонов и навигаторов, зато был наследственный кретинизм и женская логика. Но я как могла объяснила, и он понял.

Я ждала его на остановке минут двадцать. Не хотелось быть дома. Я пожалела, что не надела теплый свитер — хоть и солнечно, а сидеть без движения прохладно. Мой спутник оказался предусмотрительным — принес в термосе чай и бутерброды. Теперь это кажется мне сверхъестественным, а тогда восприняла с благодарностью.

Дорога вниз, идти легко. Слава озирался по сторонам с интересом.

— Еще когда ехал к тебе, думал: куда меня несет? Какая-то трасса, поля, леса и холмы…

Оказалось, он любил гулять пешком и город наш регулярно обходил, но до моего района еще не добрался.

— Дед мой — заядлый путешественник, — сообщил он, — они с бабушкой объехали на машине всю Россию, от Владивостока до Сочи.

— Ты не ездил с ними?

— Пока был маленьким, они не хотели брать меня с собой, — усмехнулся он, — а когда подрос — сам расхотел.

— Осталось лишь повзрослеть и согласиться, — решила сойти за умную я.

— Теперь вряд ли поедут. Деду уже под семьдесят, боятся таких рисковых мероприятий.

Я поинтересовалась, не жалеет ли он, что так и не попробовал это приключение. Он ответил, что все впереди — надо лишь найти подходящую компанию. Я вспомнила, как мы всей семьей ехали на юг на машине. Мне было восемь, сестре семнадцать, мама водить не умела, поэтому сменить папу за рулем было некому. Помню, было жарко, я с удовольствием остывала в роскошном мерседесе с кондиционером папиного друга. Ехали мы колонной — папины друзья с семьями и детьми. Мы на «восьмерке», поэтому кондиционером служили открытые окна. Помню остановку в Воронеже и в Ростове-на-Дону. Дон меня поразил — такой чистый, полноводный и с сильным течением. Приятно было освежиться — до сих пор помню его прохладную изумрудную воду. Не в том смысле, что она цвела — просто на солнце она казалась именно такой.

— Ты с детства на это западала? — Слава посмотрел на меня и улыбнулся.

Я кивнула, хотя никогда не задумывалась об этом.

На берегу никого не было. Деревья почти облетели, а золотые листья покрыла ржавчина, но нам все равно нравилось.

— Костер будем жечь? — спросил Слава, оглядывая берег.

— А у тебя и спички есть? — удивилась я. — Дедова школа?

Он пожал плечами — видимо, тоже никогда об этом не задумывался.

— Давай, когда замерзнем? — предложила я повернулась к реке.

Это, конечно, не Дон, но мне хватало. Лета мы с отцом проводили здесь. Он рассказывал, что каждый берег был закреплён за ребятами из конкретного поселка, и стоило кому-то чужому сунуться куда не надо — начинался мордобой. Так развлекались уличные парни без интернета. Славу это забавляло.

— Сейчас летом тут и московские номера можно увидеть. Не то, что городские приезжают.

Мусорные берега покрыты опавшими листьями, поэтому за поруганную красоту не стыдно. Я подошла к мостику — кусок бетонной лестницы, ступеньками уходящий в темную воду. Присела на корточки, провела рукой по глади — вода обожгла холодом. Я вздохнула. Почему-то становилось грустно при мысли о том, что отплавалась до мая.

— Ты был в Питере? — я повернулась к Славе, который стоял за моей спиной и к воде почему-то приближаться не спешил.

Он помотал головой.

— А я была этим летом.

— И больше всего тебя впечатлила Нева? — усмехнулся он, присев на корточки.

— Угадал! Нева впечатлила своей неуместностью. Я привыкла, что река в лесу, понимаешь? А тут — город как город и вдруг — река! Да такая — синяя, широкая…

— Грязная, промышленная.

Эту привычку я ненавидела в своем отце: все мог опошлить и почему-то думал, что это жутко смешно, и мы все начинали хихикать над его затертым шутками, хотя он бы не обиделся, если бы их проигнорировали.

— Да ну тебя, — буркнула я, — не видел, а знаешь лучше всех.

— Извини, — он примирительно поднял руки ладонями ко мне, — расскажи про Питер. Я просто не Неву хотел там увидеть.

Рассказывать уже не тянуло. Настрой испорчен. Рита считала меня танком непрошибаемым, а какой я могла быть, когда все твои восторги, стоит их выказать даже в малой форме, тут же натыкаются на пошлость, непонимание, перебивание, «повтори на бис» или «ой, извини, я отключился»? Знаю людей, на которых это не действует, и они как ни в чем ни бывало продолжают: «ну так вот…» Я к таким не относилась.

— Если я тебе начну рассказывать про дворец Меньшикова или Царское село, ты скажешь: стоило ли за этим ехать? Я бы на концерты сходил, атрибутикой затарился бы, дисков накупил — там же колыбель русского рока! Куда нам косорылым вас интеллектуалов удивлять, — я отвернулась и сунула руку в воду.

— Я не хотел тебя обидеть. Видимо, это сделали еще до меня, а мне достаются недосказанные слова, — он подошел ко мне поближе. Сел на корточки и заглянул мне в лицо.

Я давно решила, что обида — не для меня. Вообще не понимаю смысл этого чувства. Этакая декларация своего инфантилизма — все мне должны, а не дали. Есть претензия — разберись. Или разозлись нормально. Это я, как могла, и объяснила Славе, но про невысказанные слова он оказался прав. Одному не выскажешь, а другой выслушает. Вот и получается: обидел нас один, а получает за это другой.

— Меня в детстве веселила поговорка: на обиженных воду возят, — признался он, — так и представлял себе телегу с канистрами, в которую впряжен какой-то обиженный.

Я засмеялась. У меня было так с папиным выражением «в Москве дышать нечем» — думала, как только мы въедем на территорию столицы, сразу задохнемся. Должно быть, там живут сверхлюди, которым кислород не нужен.

Какое-то время мы молча смотрели на воду. Я чувствовала, что Славу она ничем не привлекает, успокаивать его не нужно, а созерцать есть что поинтереснее — горы, город с колокольни или озеро Байкал. А тут какая-то речушка за городом.

— Этим летом я впервые доплыла до моста, — похвасталась я.

— До того?!

Мост тут один, и плыть до него — почти километр. А ведь еще обратно!

Я кивнула. В двенадцать лет подвигом было переплыть Белое озеро, а там жалкие семьдесят метров. Плавать я училась долго и трудно. Перепробовала и спасательные круги, и жилеты, и нарукавники, и пенопластовые доски. Папа долго со мной возился, преодолевая мой страх. Кто-то из сверстников поплыл на море, и все говорили: там вода соленая, сама тебя держит. Я дважды была на Черном и раз на Средиземном — ничего там не держало, а поплыла я в дивной красоты пруду, в сосновом бору, по дороге из Москвы домой. Было мне десять лет.

Потом папа стал давать мне задания, тренировать и укреплять. В тринадцать лет я переплыла уже двадцать озер, и у меня кружилась голова, когда я выбиралась на берег. Этим летом — кролем до Лопуховки и разок до моста.

— Лопуховка — это вон тот полуостров, — пояснила я Славе.

— Суровый у тебя предок. В чемпионы готовит?

— Говорит, хочет вырастить из меня здорового человека.

Я не сказала тогда про свой диабет и про то, что папина идея провальна в принципе. Но, видимо, физической выносливостью он пытался компенсировать мои возможные выверты. Во взрослой жизни понимаешь, как важен банальный иммунитет, даже если ты хроник. Легче жить. Одну он меня в дальнее плаванье не отпускал — мало ли, сахар скакнет, утонешь и в чашке чая.

— Ромка рассказал, Рита его в каком-то лесу у вас выгуливала, может, сходим как-нибудь?

— Хочешь и наш район освоить? — я выпрямила затекшую спину. — Давай на берегу посидим?

Он молча встал и первым сошел с бетонного мостика.

— Я, в свою очередь, могу показать тебе другие — наверняка город для тебя загадка?

Я кивнула. Город казался мне шумным и утомительным, своей деревни мне для счастья хватало. Слава разубедил меня: город — это не проспект. Чуть отклонишься — там другая жизнь и та же деревня.

— Хорошо, — согласилась я, — покажи мне большой мир.

— А потом мы с тобой отправимся в кругосветное путешествие, — улыбнулся он.

Я стала замечать, какая красивая у него улыбка и родные карие глаза — такие же у мамы и сестры. У меня серо-голубые, папины.

— Давай чаю налью, у тебя уже губы синие, — предложил он.

Я согласилась.