Штабная

Катерина Гашева

Повесть «Штабная» – первая часть трилогии «Декларация прав героя». Действие происходит в вымышленной стране, однако все подробности жизни в ней реалистичны и конкретны: выходят журналы, работают аптеки и рынки, во дворах играют дети, функционируют военные штабы… Правда, уже много лет в стране идёт гражданская война, но кто с кем воюет и за что – уже непонятно, словно это война с «условным противником».Повесть входила в шорт лист премии «Дебют» в номинации «Фантастика».

Глава четвертая

Они поженились за четыре года до войны. Долго не решались, мотались по коммуналкам и съемным квартирам. Бездомные, ходили по осенним улицам допоздна. Виктор был старше Машки почти вдвое. У него за плечами военное прошлое, у нее — школа и ВУЗ. Они познакомились, когда Машка была на третьем курсе, ее прислали к нему на практику. В первый же вечер они поругались. Машке не понравилось, как он говорил об общей знакомой, и она не стала этого скрывать.

На следующий день она пришла в Центр, который по причине секретности так и называли — «Центр». Не успела войти, как Виктор схватил куртку, ключ и сказал: «Пошли».

Она кивнула, настороженная до предела.

— Я придумал, чем ты будешь заниматься. Мы с тобой будем квартирщики.

— Воры?

— Не домушники, а квартирщики. Специалисты по восприятию пространства.

Машка ничего не поняла и пошла за ним.

Она чувствовала интерес к себе, это и льстило и пугало. Она взглядывала на него исподтишка. Он был невысокого роста, в непонятной форме, широкоплечий, массивный. «Неужели я когда-нибудь смогу с ним? — возникла мысль, и сразу же она представила картинки прикосновений, поцелуев. — Нет, не может быть».

Машка отчетливо запомнила пышную, но заросшую клумбу с золотыми шарами. Из зарослей показался глаз — местный мальчишка сидел в засаде на кого-то. Дверь подъезда открылась и закрылась.

Здесь пахло пряно и тяжело. Виктор дал Машке привыкнуть к темноте. Выплыли из мрака стертые ступеньки, покореженные почтовые ящики.

— Итак, даю установку. Сейчас будешь уклоняться от вооруженного противника, коим буду я, — Виктор расстегнул кобуру. — Бежишь до пятого этажа.

— Я же не умею, — растерялась Машка.

— Вперед, — сказал Виктор.

И Машка кинулась вверх. Она не знала, что умеет так быстро уходить с линии огня. И линию эту не представляла. А потом на всем скаку с разворота влетела в нишу возле двери на пятом этаже.

— Очень хорошо, — сказал Виктор, он не дал Машке даже отдышаться.

— Что это было?

— Просто проверка на сообразительность, кстати, это газобалонник, почти игрушка, — он повертел в руках пистолет и сунул его в кобуру. — А теперь наша работа…

Это была обыкновенная квартира, и здесь явно жили. Жили давно и уверенно. Виктор запер дверь, Машка с интересом оглядывалась.

— Что это за квартира? Кто здесь живет?

— Здесь живет объект. Разувайся. Проходи.

Она зашла и села в кресло, предварительно вынув оттуда плюшевого зайца. Виктор блаженно откинулся на спинку дивана.

— Сегодня и следующую неделю мы с тобой живем тут. Мы изучаем квартиру, вещи чтобы узнать объект. Но мы не должны оставить и следа. Так что, если что-то берешь, запоминай, откуда взяла.

— А где объект?

— На море укатил.

Машка огляделась, принюхалась к запаху чужого жилья.

— Просто жить… Вы думаете, я справлюсь?

Это странная работа Машке нравилась. Она рассматривала фотографии, ела с чужих тарелок и просто жила. Странное чувство. Ты живешь в чужом доме, в чужой экосистеме, и вдруг начинаешь меняться. Улыбаешься улыбками с фотографий на стенах, читаешь книги хозяина, и они начинают тебе нравиться. И внезапно понимаешь его тайны.

Только потом долго пришлось отходить.

— Ты хорошо справилась.

— Наверно. Спасибо за практику.

Потом они долго не виделись. Только на четвертом курсе, она написала Виктору сама. Ей не с кем было поговорить.

Они много времени проводили вместе. Она перестала злиться и бояться. Она узнала, что он болен, и тогда же почувствовала странное родство с этим человеком. Через год они поженились. Все лето жили на даче. За окнами и бревенчатыми стенами начиналось водохранилище. Плыли в темноте огоньки барж. Машка была счастлива счастьем тревожного человека.

Они много гуляли по ночам. Позже Машка вернулась туда. «Не ходи ближе меня к обрыву, — говорил Виктор, — я чувствую осыпь».

Было ветрено. Ветер рвал волосы, траву. Когда она выходила к обрыву одна, она шла по следам Виктора, невидимым для других. И никогда ближе, чем он, к обрыву не подходила.

— Знаешь, что! — она висла тогда на его шее. — Знаешь, я люблю тебя больше своих восьми жизней!

— А девятая?

— Посмотрим на твое поведение.

В город они вернулись уже к холодам. Виктор много работал, и только по выходным они гуляли, вычисляли, где возле памятника конвою в парке у тюрьмы стоят камеры скрытого наблюдения.

Еще у них была своя внимательная улица — улица, по которой они проходили и запоминали все, от номеров машин до выражений лиц случайных прохожих. Машка сначала бунтовала, но вид у Виктора был такой таинственный, и получалось с каждым разом все лучше и лучше.

Виктор возвращался с работы поздно, усталый, напряженный, злой. Предвоенное время пахло тревожно сладкими духами уличных девок, ветром, пылью, порохом. Однажды Машка возвращалась по внимательной улице и увидела Олега Глумуса. Она еще не знала, что это именно Олег Глумус, просто запомнила высокий покатый лоб и злые огненно-синие глаза. Олег курил в подворотне, от него не укрылся взгляд Машки, но он только улыбнулся.

В тот вечер Машка быстро забыла о нем. Она несла яркую распечатку — почему-то в Центре ей выдали результат теста на глянце.

В квартире она разулась, переоделась в домашнее, включила чайник, оттягивая удовольствие, и сунула мужу листок.

Виктор просмотрел бегло, потом внимательно, потом перевел глаза на жену.

— Но это ведь очень серьезно, Маша.

— Ага, зато меня возьмут теперь, куда захочу. Ты не рад?

Виктор помолчал, потянулся и провел пальцами по ее щеке.

— Рад, конечно, рад.

— Я ведь так многого хочу. Ну! Чего ты, а?

— Будь аккуратней с этой бумажкой.

Машка немного дулась на мужа из-за этого. Он волновался, но она! Она хотела жить и рисковать, хотела быть нужной и незаменимой.

Через неделю Машка ночью проснулась и долго не могла понять, что случилось. Потом увидела узкую полоску света из-под двери. Виктора рядом не было, из прихожей раздавались голоса.

— Привет, динозавр! — сказал кто-то незнакомый.

— Заходи. Только громкость сбавь. Жена спит.

— Ты женат?

— Женат. И она, похоже, проснулась. Подожди.

Виктор подошел к двери в спальню, прислушался и заглянул внутрь.

— Проснулась?

— Ага. Это кто?

— Приятель мой. Ему деваться некуда. Скоро уезжает.

Машка посмотрела на часы — было без четырех минут три.

— Угу.

Машка накинула халат и пошла на кухню.

В кухне сразу стало мало места.

Олег, так звали приятеля, еле поместился у небольшого стола, такой он был высокий и широкоплечий, что казался неуклюжим. Глаза усталые, лицо насмешливое. И форма без опознавательных знаков, безликий камуфляж. И наушники.

«Кого занесло на мою кухню?» — подумала Машка. И почувствовала — Олег рассматривает ее… по-мужски.

— Здравствуйте, — сказала она, — кофе будете?

— Чай было бы неплохо. Продрог.

— Это моя жена Мария, — сказал Виктор и сел на табуретку рядом.

Машка заваривала чай. И он почему-то стал пахнуть порохом.

— Так вы давно моего мужа знаете?

— Со школы еще.

— И он меня вам не показал?

— Я не мог! Олега где-то шесть лет носило…

— Ага, сам-то. Динозавр…

Машка смотрела на них, похожих и непохожих одновременно, и не могла понять, как ее занесло на этот остров в океане тайной жизни. Она поставила чашки и прижалась к Виктору.

Ночь заканчивалась. Снежное утро скользило по карнизу. Машка устала и ушла спать. Она еще слышала сквозь дверь:

— А ничего у тебя она.

— На чужой каравай… Ладно, шучу.

— Мне пора, ко мне взывают. То есть вызывают. Давай как-нибудь увидимся.

— Опять через шесть лет?

— Постараюсь побыстрее.

Виктор открыл замок. Звякнула цепочка.

— Бывай, динозавр.

Потом началась война. Виктора вызванивали со всех фронтов. Телефон так и разрывался. А еще он стал держаться за сердце. И Машка не знала, что делать. Она ушла с работы, неумело прибиралась и готовила еду.

Он подошел как-то, обнял сзади.

— Ты очень вкусно готовишь.

— Ага, когда все не сгорает.

— Ты себя недооцениваешь, ты еще можешь пересолить.

— А что нужно солить?

Она потянулась за солонкой. Виктор развернул ее к себе.

— Хочешь снова поработать квартирщиком?

— Когда?

— Завтра. Вместе со мной.

Это был очередной чужой дом. Почти пустая квартира, где посреди белых пустых стен попадались разные предметы: шелковая рубашка, портсигар, бутылка дорого джина.

Они прожили там почти месяц. Телефон Виктора больше не звонил, кажется, и болезнь отступала.

С фронтов шли туманные сводки.

Новый звонок раздался в предпоследний день февраля. Виктор снял трубку, долго молчал, затем кинул на рычаг.

— Что?

— Мне надо на фронт.

— Ты же болен! Тебе нельзя!

— Придется, милая. Я завтра уйду. А ты оставайся здесь.

— Но… без тебя… у меня нет лицензии на изучение.

— Маш, это квартира Олега. Олега Глумуса, — Виктор подошел к ней вплотную, обнял, — я сделал это, чтобы нас оставили в покое.

— Витя…

— Да. Тебя тоже уже искали. Ты есть в базе данных. Не хочу, чтобы тебя послали на фронт.

Злиться было поздно и бессмысленно.

Утром Виктор вышел из квартиры, и Машка проснулась оттого, что хлопнула входная дверь. Она вскочила, озираясь, схватила куртку.

Квартира была рядом с вокзалом. Голоса диспетчеров долетали по ночам. На привокзальную площадь снег как будто не ложился, под ногами расползалась грязь. Толкался народ. Кто-то кричал на одной ноте.

— Виктор! — голос потонул, да она и не рассчитывала.

А он шел в толпе себе подобных. Было холодно. Болел висок. Хотелось пить. Где-то рядом, но уже далеко плакала Машка. Но уйти, оставив записку, было проще и правильней.

Он сунул руку в карман — пальцы наткнулись на что-то. Это была резная бусинка, смутно знакомая, кажется, он потерял ее еще в детстве и долго плакал…

— Виктор! — кричала Машка.

Звуки исчезли. Виктор лежал на асфальте. Падал снег и смешивался с грязью. Вокруг собралась толпа. Машка пробилась к нему, упала на колени.

…Он так и не доехал до фронта. Врачи сказали — остановилось сердце. Машка осталась одна.

— Привет, — сказала Машка.

В квартире было темно, но она ощутила чье-то присутствие.

Кто-то двинулся. Машка отрешенно наблюдала за собой, как будто не его, а ее душа витала вне тела.

В прихожую вошел Олег. Постоял.

— Выпить хочешь?

Она затрясла головой, так что слезы посыпались дождевыми каплями.

— Витя… — плакала она, — Витя умер.

— Да знаю, мать, знаю. На похоронах был. Чего ты в коридоре то сидишь? Ну-ка выпей.

Он протянул ей бутылку. Машка глотнула, закашлялась и еще раз глотнула. Олег помог ей подняться.

— Помер, динозавр, — сказал он и откупорил новую бутылку джина, — пусть ему там все будет пухом. Или как там говорят?

— Олег, — сказала Машка, — ты скоро вернешься на фронт?

— Через недельку.

— Возьми меня с собой. Он мне звание завещал. И я сама кое-что могу.

Все плыло перед глазами. Машка сжимала пальцы. Тело было какое-то чужое. Восемь жизней ушли, восемь жизней — оставалась одна — девятая, и ее надо было чем-то занять.

— Дура, — сказал Олег.

— Я и без тебя уйду.

— Да-да, на фронт добровольно, я уже понял.

— У меня восьмая вера! — закричала Машка. — Меня возьмут!

Олег хлебнул из бутылки.

— Хороший джин, — сказал он. — Ты вот что, ложись спать. Завтра поброди по городу. А через неделю попросишься. И я возьму.

Он улегся на диване и закрыл глаза. И тогда Машка увидела его лицо по-настоящему. Кажется, он часто терял друзей.

Машка лежала долго на полу. Матрас, на котором она спала, был прямо под подоконником. «Так тебя точно снайперы не снимут», — сказал Олег. Отсюда был виден угол стола, комод. Улица скрывалась от взгляда, но был слышен обычный шум.

Олег куда-то ушел. Утро текуче переходило в день. Машка вдруг поняла, что наслаждается своим страданием, и испугалась. Это было неправильно, даже взять и умереть прямо тут — неправильно.

Машка встала, оделась и вышла в город.

На знакомых улицах ее накрыло. Она стояла среди человеческого потока. И снова видела себя со стороны. Стояла и плакала. А ее обходили, не замечали, как будто она для всех была в слепом пятне.

Город не изменился. И это было самое страшное. Мир не сдвинулся ни на миллиметр с привычной траектории. Машка все пыталась найти где-то прореху в обычной городской сутолоке. Но цвета не выцвели, лица людей были такие же, как обычно.

— Поменяйте цвет ауры! Окраска ауры! — кричала девушка в рыжей шапке и раздавала листовки — Гарантия три месяца!

Машка засмеялась сквозь слезы.

Она даже съездила на дачу, но и там все было так же. Только водохранилище посерело, но это вопрос времени года.

— Ну, что решила? — спросил Олег, когда она вернулась.

Он был одет уже для похода, все собрал, пил чай из безукоризненной тонкой чашки и, как будто, не торопился.

— Я еду с тобой.

— Ну, дура-девка.