Штабная

Катерина Гашева

Повесть «Штабная» – первая часть трилогии «Декларация прав героя». Действие происходит в вымышленной стране, однако все подробности жизни в ней реалистичны и конкретны: выходят журналы, работают аптеки и рынки, во дворах играют дети, функционируют военные штабы… Правда, уже много лет в стране идёт гражданская война, но кто с кем воюет и за что – уже непонятно, словно это война с «условным противником».Повесть входила в шорт лист премии «Дебют» в номинации «Фантастика».

Глава седьмая

— Все. Работать сегодня не будем, — Машка ворвалась в кабинет. — Убери бумажки.

— Ты пила что ли?

— Выпила. Постбоевой шок снимается тремя вещами: секс, наркотики, алкоголь. Сегодня мой гороскоп говорит мне, что алкоголь — самое то.

Павел вскочил и схватил ее за плечи.

— На тебя кто-то напал? С тобой все в порядке?

Она сняла его руки и улыбнулась.

— Пашечка, я просто выпила. Просто выпила.

Машка прошла по своему кабинету, отодвинула ширму и рухнула на кушетку.

— Бери кресло, садись рядом, будем разговаривать. Возьми фляжку и пей газировку, хочешь, спирту туда добавлю?

— Нет, не надо.

Павел явно не понимал, что с ней творится. Она лежала с закрытыми глазами. Павел подтащил кресло. Зеркала повторяли его движения.

— Маша, тебе плохо?

— Мне? Мне хорошо, — она перевернулась на живот, — мне очень хорошо, а тебе как? Я не выдаю военных тайн. Это дает мне уверенность в завтрашнем дне.

Павел покачал головой.

— Я поставлю чайник.

Машка уткнулась носом в подушку. Голова сильно кружилась. Крысенок так к ней и не подошел, видимо, ему был неприятен запах спирта. Он забрался к Павлу, получил корм, вернулся в клетку. Заварки нигде не оказалось, Павел сбегал за ней на цокольный этаж к себе в каморку, а когда вернулся, Машка спала.

Павел заварил чай, собрал бумаги, погасил свет. Почему-то Машку не хотелось оставлять одну.

Он сидел у кровати. В комнате стремительно темнело. Световые пятна прыгали по стенам. Он рассматривал их в детстве, когда не мог уснуть.

Мама иногда догадывалась о его бодрствовании, приходила, садилась к окну и курила, читала стихи и рассказывала психологические анекдоты.

Мама Павла была психолог со стажем. Она работала в социальном институте по реабилитации террористов. Их развелось очень много. В центральной газете появились стандартные рубрики: «взрыв» и «захват». Служба отлова террористов ездила по улицам с оглушительным воем, потенциальных определяли еще классе в седьмом и проводили с ними коррекцию. Террористы сбивались на пустыри и стройки, и все равно взрывов стало меньше только перед самой войной. Тогда все выбились из сил.

Павел четко помнил тот день. Ночью кто-то перепутал декорации. Первый день лета — и вдруг выпал снег. Павел смотрел на него из окна с самого утра. Он стоял на подоконнике, внизу у его ног прятался двор.

— Скоро все растает, — сказала мама, — посмотри, какое солнце!

— Как растает? Только же выпал.

— Растает-растает. Завтра плюсовую обещают. Пойдешь со мной к подопечным? Там двое детей твоего возраста.

Павел кивнул. Он побаивался террористов, но как раз тогда решил воспитывать в себе смелость.

Они пошли через парк. Снег покрывал все дорожки. Дрожащие белые цветы пахли сильнее, чем обычно. На пальмах тоже лежал снег. Одинокий красный дракон с тремя головами виднелся на детской площадке. Глаза у одной из голов запорошило, и Павел протер их ладошкой. Павел любил красного дракона.

Почему-то в парке почти никого не было. Только одинокая девушка бродила в снегу и фотографировала.

— Пошли быстрее, — сказала мама.

Квартал террористов располагался на другом конце парка, чуть-чуть на отшибе. Надо было перейти через мостик над мутной речкой, пройти в оградку. Здесь были свои магазины: «Продукты для мира», «Безопасная галантерея», «Добродушный книжный». Сейчас на вывесках лежал снег. На крышах суетились воробьи.

Мамина подопечная семья жила возле бассейна «Оздоровительный заплыв», у них был отдельный домик. Даже два этажа.

Мама постучала, и ей сразу же открыли.

На пороге стояла женщина, высокая, худая, с белым лицом, в черном свитере под горло.

— Добрый день, Тамара, — сказала мама и полезла в сумку, — как настроение? Как дети? Как муж? Откройте рот, скажите «а-а-а»…

Павел неслышно стоял у стены, с мокрой куртки капало. Он рассматривал Тамару.

— Это мой сын. Я думаю, он подружится с вашими сорванцами.

— Они в комнате.

Тамара скользнула по Павлу взглядом.

— Пойдем, — сказала она и позвала: — Кора, Тео!

Они вошли в большую комнату. На табуретке возле компьютера сидела девочка, такая же черноволосая, как и ее мама-террористка, в руке у девочки была отвертка, рядом стоял мальчик и держал на ладони винтики.

Дети обернулись.

— Кора, ты опять разбираешь папин компьютер?

— Тео хочет посмотреть, что внутри, — сказала девочка, четко артикулируя. Ей было лет семь, как и Павлу.

— Собери обратно, — спокойно попросила Тамара и ушла.

Павел стоял.

— Тео хочет узнать, как тебя зовут, — Кора соскочила с табурета.

— Павел.

— Меня — Кора, это — Тео. Ты сын Ольги Павловны?

— Да, — Павел опустил глаза.

Он никогда не видел таких девочек. Кора была бледная, тонкая, с огромной копной черных волос. И очень серьезная. Все сверстницы Павла много смеялись, но Кора не снисходила до этого занятия. Ее брат ничего не говорил и ходил за Корой преданным оруженосцем. Наверняка Тео иногда разговаривал — в школе, например. Но и тогда, и потом Павел не слышал его голоса.

— Я не знала, что у нее есть сын, — она вытащила последний болтик и ловко сняла крышку с системного блока, заглянула внутрь. — Да, Тео, ты был прав, мы забыли ее здесь.

Она пошарила в таинственном нутре компьютера и вытащила маленькую заводную лягушку, вытерла лоб — вид у нее был, как у хирурга.

Мальчики смотрели на нее. Снаружи вдруг потемнело, и медленно снова полетел снег.

Кора бросила отвертку.

— Аномалия! Смотрите, как здорово!

Тео пошел за сестрой к окну. Павел остался все так же стоять. Близнецы повернули головы, потом Кора подошла и взяла Павла за руку.

— Пойдем смотреть аномалию.

Обедали в большом зале. На стенах были картины и фотографии — все как положено в нормальных семьях, но как-то неумело. Вырезанные из газеты фотки в рамочках, даже реклама йогурта.

— Нужно фотографироваться, Тамара, — сказала наставительно мама.

Тамара слегка улыбнулась.

— А мне нравятся эти, — она посмотрела на рыжую девочку с рекламы йогурта.

— Мама, Тео — моя собачка, а Паша — моя лошадка, — сказала Кора и передала брату пустой стакан.

Тео взял стакан зубами, как будто хотел откусить.

— Тео!

— Мама, но Тео любит есть стаканы.

Потом вернулся отец Тео и Коры, его звали Тимур.

— У нас на свадьбе в приглашении так и было написано — ТТ, — сказала Тамара и почему-то улыбнулась, а мама Павла покачала головой.

— Еще салату?

Отец был широкоплечий, двигался бесшумно, больше Павел ничего не запомнил. Он смотрел на Кору.

Вечером мама объясняла Павлу:

— Есть разные неблагополучные семьи. Эта семья особая. И мать, и отец… ну, ты понимаешь, дети находятся в сложной обстановке.

— Мам, а Тео немой?

— Нет, он просто не совсем здоров. Мой центр предлагает их разлучить, но я не согласна.

Они теперь часто виделись. Кора и Тео не то чтобы приняли его в стаю, но и не были против. Они даже взяли его с собой на крышу. Павел боялся высоты, но сидел почти у самого края. Деревья уже зазеленели.

— Зачем вы туда залезли?

— Мама, Тео хочет проверить, хорошая ли здесь снайперская позиция.

— Не очень. Я проверяла. Мне звонила соседка, она хочет вызвать пожарных.

— Пойдем, Паша, — Кора похлопала его по плечу, — мама сказала спускаться.

Павел приходил домой и вырезал фигурки из бумаги, складывал цветы из бумажек. Он умел обращаться с бумагой, ножницами и клеем.

Так было всегда: Павел смотрел на Кору, Тео молчал, Кора командовала. Однажды их вынимали из бетонного люка спасатели. Кора в люке пела, Тео собирал камушки, а Павел пытался не бояться изо всех сил.

Мама после того случая неохотно стала отпускать Павла играть с Тео и Корой. Она отвела его в секцию бокса, где он продержался не больше месяца. Потом в секцию плаванья, и наконец, на настольный теннис. Кору и Тео пытались разлучить, но стало еще хуже.

И вдруг закончилось детство.

Павел почувствовал это внезапно. Он шел один через пляж в дрожащей темноте. Шаги отпечатывались в песке и в памяти. Это не могло быть детством. Море — такое, какое есть, — смертельно. Оно однажды выпустило человека из своих глубин.

— Тео, — говорил Павел, они собирались в кино, Кора ушла переодеваться, — почему ты молчишь?

Тео пожимал плечами.

— Знаешь, а я, кажется, влюблен. В твою сестру.

Тео указал взглядом за спину Павла.

— Влюблен, — сказала Кора, она неслышно подошла, — значит, платишь ты.

Павел робел, краснел. Дарил цветы. Кора все это принимала. Но она до сих пор была загадкой. У Коры появились ухажеры, потом она объявила:

— Павел, это мой парень. Его зовут Стас.

Павел сломал все свои поделки, даже демонтировал огромный бумажный замок.

— Как глупо, мне он нравился, — сказала Кора при встрече.

— Кто?

— Замок. Мне Тео сказал.

Павел понял только через несколько лет, что у него не было шансов. У Павла появилась девушка уже в институте. Она была ничуть не похожа на Кору — рыжая, и все время смеялась.

За два года до войны в дверь позвонили. Было поздно, разгар весенней сессии. По крыше барабанил дождь, крупный, шумный. У Павла болела голова.

— Кто там?

— Это Кора.

Голос у нее был спокойный, как у ее матери.

— Здравствуй, проходи, — сказал Павел.

С ее волос капало на пол.

— Я завтра уезжаю.

— Куда?

— Нас высылают.

— Как?

— Просто. Такое время. Папа с мамой террористы, а мы с ними. Вот, — она улыбнулась, — зашла попрощаться.

Странно, но только в этом воспоминании Павла было море. Его запах тревожно ударил сквозь нудный обложной дождь, шедший четвертый день кряду. Многое было пляж, красный дракон, но не море.

— Тео передал, что тоже будет скучать. — Она вдруг повернулась и скользнула во тьму.

— Кора! — Павел побежал за ней, запнулся, упал.

Она уже исчезла где-то во мраке.

Дальше была война. Эвакуация. Павел запомнил море. И детский голос в толпе.

— А море тоже эвакуируют?

— Нет.

— Ты же сказала, что самое нужное возьмут!