Катици

Катарина Тайкон, 1969

Катици – это девочка. Она родилась и выросла в Швеции, играла со своими братьями и сестрами, ссорилась и мирилась с ними, иногда была послушной, иногда вредничала и поступала наперекор взрослым. Обычная девочка? И да, и нет. Катици не ходила в школу, жила в шатре, а не в обычном доме или квартире и все время переезжала с места на место. Почему? А потому, что ее отовсюду прогоняли. Ведь она была цыганкой. Писательница Катарина Тайкон посвятила жизнь борьбе за права цыганского народа. Она верила, что создание лучшего, более справедливого, мира начинается с воспитания детей. Тайкон написала про цыганскую девочку Катици тринадцать книг, основанных на ее собственных воспоминаниях о детстве.

Разговоры и сплетни?

Однажды вечером, когда все дела были закончены, дети поужинали, умылись и почистили зубы, фрекен Квист пришла и села на край кровати Катици.

— Катици, надень, пожалуйста, халат и зайди ко мне. Нам нужно поговорить.

— О чем? — поинтересовалась Катици.

— Сейчас узнаешь. Но ты, может быть, устала и хочешь спать?

— Нет, нет! Обожаю вечером поболтать! Но что скажет фрекен Ларсон? Она так злится, если мы ложимся не вовремя.

— Не беспокойся. Фрекен Ларсон разрешила тебе сегодня лечь попозже.

— Сейчас приду! — воскликнула Катици и выпрыгнула из кровати. Остальные девочки еще не спали, хоть и лежали в своих кроватях. Они смотрели на Катици и гадали: что ей хочет сказать фрекен Квист?

— Ты как думаешь, Гуллан? — спросила Бритта, когда дверь за Катици захлопнулась.

— Думаю, ей сделают втык за то, что она опоздала на ужин, — предположила Рут.

— Ты всегда про плохое думаешь, — возразила Бритта. — А ты, Гуллан, тоже считаешь, что Катици дадут втык?

— Какой втык?! Вы не хуже меня знаете, что фрекен Квист никогда ни на кого не ругается. Она здесь самая добрая и еще защищает нас, когда другие ругаются.

— А меня она тоже защищает? — удивилась Рут.

— Конечно! — ответила Гуллан и продолжила: — А может, Катици сегодня заберут домой?

Бритта задумчиво кивнула:

— Она сегодня какая-то грустная. И тихая.

— Я знаю, что Катици отсюда забирают, — вдруг объявила Рут. — Я слышала, как об этом говорили учителя.

— А почему ты нам ничего не сказала?

Рут вздернула подбородок. Вид у нее был очень довольный.

— Не захотела — и не сказала. Вы же мне ничего не рассказываете.

— Я не хочу, чтобы Катици уезжала, — вздохнула Гуллан.

Лицо Рут исказила злобная усмешка.

— Я знаю еще кое-что, чего вы не знаете.

— Что ты знаешь? Скажи! Ну пожалуйста, Рут, скажи! — закричали девочки.

— Не скажу!

— Я тебе дам за это свое зеркальце! — сказала одна из девочек.

— Обещаешь?

— Да-да! Говори быстрее. И получишь мое зеркальце.

— Ваша распрекрасная Катици — ЦЫГАНА!

В комнате стало тихо, потом Гуллан заговорила:

— Кто она? Я не поняла…

— Цыгана. Я сказала, что она цыгана.

Снова воцарилась тишина. Никто не знал, что сказать. Первой опять заговорила Гуллан, но ее голос звучал неуверенно:

— Что это значит? Цыгана?.. Что значит «цыгана»? Рут!..

— Сейчас я вам расскажу, что вчера фрекен Ларсон говорила фрекен Квист.

Девочки, затаив дыхание, слушали Рут. Впервые она была в центре внимания. И наслаждалась этим. Вид у нее сделался очень важный.

— Так вот. Вчера в прачечной я услышала, что фрекен Ларсон говорит фрекен Квист, как ей хочется побыстрее избавиться от Катици.

— Почему? — спросила Бритта.

— Слушай и не перебивай, — ответила Рут. — Фрекен Ларсон сказала: «С этими цыганами невозможно иметь дело. Они никогда не живут по правилам».

— А фрекен Ларсон не сказала, что такое эти «цыганы»? Или как там они называются? — спросила Гуллан.

— Фрекен Квист тоже ее об этом спросила, но фрекен Ларсон и сама точно не знала, как объяснить. Вроде они пришли из Венгрии, а это где-то далеко, другая страна.

— Значит, Катици из другой страны? — с уважением произнесла Бритта.

Рут разозлилась.

— Да не знаю я! Ты слушай дальше, что фрекен Ларсон сказала. Она сказала, что папа Катици занимается всякой всячиной, а их семья живет в палатке.

Девочки с недоумением смотрели на Рут.

— Какой всякой всячиной? — спросила Гуллан.

— Хватит уже меня перебивать! Я не знаю, что фрекен Ларсон имела в виду. Но если она так сказала, значит, это вряд ли что-то хорошее. Потому что она сказала это с ТАКИМ видом…

— Мне кажется, «всякая всячина» — это весело, — сказала Гуллан. — Почему это плохо?

— Потом фрекен Ларсон сказала, что Катици надо вернуться в семью, там ей самое место.

— А что фрекен Квист? — спросила Гуллан. — Она говорит, что ко всем людям надо относиться одинаково хорошо.

— Фрекен Квист сказала, что нужно в первую очередь думать о ребенке. Что ребенок не виноват, если его родители живут в палатке. И еще сказала, что к людям надо относиться одинаково.

— Разве это неправильно? — спросила Гуллан.

— Может, и правильно, — ответила Рут. — Но фрекен Ларсон ей ответила, что к цыганам нельзя относиться по-доброму. Они этого не ценят, потому что они не такие, как мы. И еще она сказала, что цыгане крадут кур.

— Не может быть, чтобы она так сказала! — воскликнула Гуллан.

— Еще как сказала! А фрекен Квист захныкала. Вот.

— Ничего не понимаю! — сказала Гуллан. — Катици никаких кур не крадет… Да и откуда их тут взять? Нет у нас никаких кур! Почему Катици не может с нами остаться?

— Фрекен Ларсон сказала, что Катици заберут через несколько дней. И раз Катици доверяет фрекен Квист, то пусть фрекен Квист и подготовит ее к отъезду. Поняли теперь? — заявила Рут.

В третий раз в комнате стало тихо. Очень тихо. А Гуллан подумала: «Бедная Катици! Ей так не хочется уезжать из детского дома».

Наконец Бритта сказала:

— Без Катици здесь станет скучно. И мне плевать, цыгана она или нет.

— Конечно, цыгана, — вмешалась Рут.

— Ты же не знаешь, что это слово значит, — фыркнула Бритта.

— Во всяком случае, я с ней больше общаться не буду, — заявила Рут.

— Зато ее голубое платье тебе ужас как нравится. Ты просто завидуешь Катици! Дура ты, Рутка, если хочешь, чтобы Катици от нас забрали, — Гуллан всхлипнула.

— Не плачь, — сказала Бритта. — Может, еще обойдется. Катици сейчас вернется и расскажет, о чем они разговаривали с фрекен Квист. Я думаю, если Катици попросит, ей разрешат остаться. Давайте ляжем в кровати и будем ждать Катици.

— И все-таки она цыгана, — сказала Рут, которая всегда хотела, чтобы последнее слово осталось за ней.