Миллиард секунд

Каролина Дэй, 2019

Он – великий художник за тридцать, я – детдомовская оборванка. Что нас связывает? Ничего, кроме неприязни друг к другу. Но именно Олег Соломонов протягивает руку и забирает из ужасного места, а в благодарность… Я влюбляюсь в собственного опекуна, который видит во мне всего лишь девчонку. Но я взрослая и способна преодолеть законы общества. А он? Он способен? Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Новая жизнь

— Да у тебя тут здорово! Чувак, ты шикарно все провернул! — восхищается Эдгар, отсалютовав бокалом шампанского. — Отличный пиар-ход!

Когда я позвонил другу и предложил устроить выставку в новой квартире, он тут же обрадовался и внес встречное предложение: сделать ее благотворительной. Больше прессы, больше покупателей и популярности. Хотя куда мне? И так уже заработал целое состояние.

— Не без твоей помощи, — говорю в ответ, забрав у официанта с подноса свежую порцию шампанского. Не могли что-то другое заказать? Ах да, высший свет ценит только подобие «Буратино».

— За этот день.

— За него.

Новоселье в самом разгаре, а если быть точнее, новоселье-выставка. А что? И квартиру показал всем любителям слухов и сплетен, и новые работы официально представил. Хотя, как мне кажется, пол-Москвы сюда явилось только ради того, чтобы поглядеть на мое изможденное лицо.

— Хорошая покупка, — произносит Эдгар как бы между делом. — Посмотри, какой вид! И освещение подходящее.

— И студия через стенку.

— Нам повезло, вовремя позвонили. Яна бы заценила…

Прошло больше двух месяцев с того момента, как я расставил все точки над «i». Осознал, что былого не вернуть, а наше счастье высыпалось из ладони, как пляжный песок. Такой же неудержимый. Сыпучий, если не полить его водой и не сформировать в кулич. Я не смог удержать, а Яна не захотела ждать, пока ход моих мыслей изменится

Если честно, тот период я не помню. Вот вообще никак. Находился между двумя состояниями: осознанной реальностью и каким-то помрачением сознания. И как бы странно это ни звучало, картины при этом писались гораздо лучше. И получались более успешными в коммерческом плане.

Эдгар был в восторге. Придирчиво рассмотрел полотна, оценил их дороже моих стандартных работ, однако от внимательного взгляда старого друга не укрылось мое состояние. Ничего удивительного. Я сильно изменился за эти месяцы. Постоянная работа, несоблюдение режима питания и пара бокалов виски по ночам делали свое дело.

— Прости.

— Ничего, забей, — отвечаю я, влив в себя оставшуюся в бокале жидкость. Лишний раз убеждаюсь, что это редкостная гадость.

— Слушай, я все понимаю, у тебя трудное время, но зачем такие картины выставлять? Что за «Гробовщик» в серо-красных тонах и «Превратность»? Где тот шедевр, который ты месяц назад мне показывал?

«А я-то думал, что ты всем доволен, Эдгар…»

— Ты о «Хлое»?

— Да. Мне кажется, наброски были великолепны.

Еще бы! Ведь я срисовывал ее с Яны. С прекрасной фигуристой женщины с яркими болотными глазами. Они смотрели на меня то с любовью, то со злостью, то с гневом, то с желанием оказаться подо мной в сию же секунду. В итоге от моего ангела остались очертания зоны декольте, разбросанные в разные стороны пряди темно-русых волос. Чуть темнее пшеничных. Чуть светлее каштановых. На месте лица так и осталась пустота.

— Не пришло ее время. — Подхватываю еще один бокал шампанского и осушаю его до дна. — «Хлое» чего-то не хватает.

Чего именно, никто из нас вслух не произнес. Чересчур много лишних ушей собралось в моем новом доме.

— Слушай, я так и не понял, почему вы расстались?

Тебе прямо все рассказать? В подробностях? Со всеми вытекающими? С ее словами о том, что мы не можем быть вместе? О том, что она устала? Что мечтает о детях, а я неподходящая кандидатура на роль их отца? Ты это хочешь услышать? Или то, как я почти скатился на самое дно, заливая горе первые три дня то водкой, то коньяком? Как рвал полотна с едва высохшей краской? Как превратил свою студию в изломанную радугу?

— Отвали от меня, громила хренов! — внезапно выкрикивает кто-то в толпе, обращая на себя всеобщее внимание. В том числе и мое.

В основной зал врывается наш охранник Антон, а за ним шагают еще два шкафа, удерживая в руках черное пятно на ножках. Мужчины расталкивают оказавшихся на пути гостей, создавая вокруг себя подобие круга, и останавливаются около нас с Эдгаром, держа за шкирку какого-то пацана. Грязного, потрепанного, лицо скрыто под местами порванным капюшоном.

— Отпустите меня, говнюки!

Чего у него голос такой писклявый, как у девчонки?

— Олег Дмитриевич, — начинает один из охранников, — эта пигалица пыталась вломиться к вам. Вы ее приглашали?

Это девушка? Серьезно? Что-то не очень похоже. И что, вообще, дети делают на моей выставке? Только не говорите, что малолетки нынче тащатся от абстрактных набросков и обнаженной натуры. Не поверю.

— Нет.

— Слышала? Тебя сюда не приглашали, так что проваливай!

— Не пойду!

Оно (уж не знаю, какого пола это черное пятно) снова дергается. Капюшон падает с головы. Люди вокруг испуганно ахают. И почему же? А все просто. Наше брезгливое общество не привыкло, чтобы в одном помещении с ними находился измазанный подросток. Да, именно измазанный. Судя по глазам, тушь точно потекла. Что случилось с помадой на полных губах — неизвестно. Съели, скорее всего, но красные следы остались.

Девчонка поднимает на меня глаза. Яростные. Затравленные. Наполненные лютой ненавистью ко всему окружающему. Худощавая. Я бы откормил тебя, как следует, и куртку эту огромную снял. Ах да, еще бы причесал. Как можно ходить с такими колтунами, если волосы по пояс?

— Суки! Зажравшиеся суки! Никакая это не благотворительность, ясно?! — кричит она.

— Уведите ее, — приказывает Эдгар охранникам.

— Да пошли вы все на хер! И ты, гребаный мудила, — она смотрит на меня, — иди на хер! Зажравшиеся суки! Это дерьмо на стенах ничего не стоит! Вам всем карманы набить надо! А дети умирают из-за вас! Суки!

Эта фраза обидела бы меня лет десять назад, но не сейчас. Сколько критики я повидал на своем веку! И мнение, высказанное какой-то малолеткой, вряд ли заставит меня бросить живопись. Так, что она там еще говорила?

— Приносит же черт этих попрошаек, — хмыкает друг, делая новый глоток шампанского.

О, вспомнил. Дети гибнут. Что, очередная защитница государственной бесплатной медицины в стране? Ее не будет, дорогуша! Зато именно такие вечера, как этот, помогут спасти многих больных.

— Так на чем мы остановились? — Эдгар выводит меня из раздумий.

— Вроде бы мы говорили о Яне, — это имя уже не так больно произносить, уже не так сильно сжимает грудь. — Давай отойдем.

Вспоминаем о лишних ушах. Да-да, эти стервятники то и дело проходят мимо, навострив свои маленькие ушки в дорогих сережках. Женщины до сих пор глаз отвести от нас не могут. Причем как от Эдгара, так и от меня.

— Яна хочет детей, — говорю я, когда мы выходим на улицу. Рядом с нами стоят только охранники. Той девчонки поблизости не наблюдается. — Оба здоровы, у обоих было желание, но…

— А! — перебивает Эдгар. — Ты анализы не сдал! Точно!

— А ты откуда знаешь?

— Так она на днях рассказывала.

Прелестно. Кому она еще растрепала о нашей личной жизни? Своему Глебчику наилюбимейшему? Теперь я готов расценить любопытные женские взгляды немного иначе. Наверное.

— Забей. Расстались и расстались. Она со своим Глебом, а я один как-нибудь справлюсь. — Достаю сигарету, закуриваю. Снова начал курить, когда почувствовал безысходность. Когда понял, что эту пустоту сможет заполнить только никотин.

— Я бы не ставил крест на ваших отношениях. Ты же любишь ее.

Люблю. Что бы она ни натворила, люблю. Что бы ни сказала и как бы ни пряталась от меня. Люблю, хоть всеми силами пытаюсь забыть ее.

— И что ты предлагаешь? Отбить у этого Глеба? — выдыхаю дым тонкой струей.

— Хотя бы анализы сдай. Докажи, что ты здоров, что вы сможете завести потомство.

— Ты серьезно? — смотрю на спокойное лицо друга, лишенное малейших признаков насмешки. — Ну, сдам я эти анализы, принесу справки, дальше что? Она меня простит и обратно примет?

— Возьми и попробуй. Может, она станет более лояльна к тебе.

Лояльна? А нужна ли мне лояльность женщины, которая при первой же возможности ускакала к другому? Нужно ли ее прощение, раз я простить не могу? Вряд ли.

Сама мысль о том, что мне придется валяться в ногах Яны, противна. До чертиков. Только это дебильное чувство, которое появилось с первого взгляда на мою женщину, не позволяет ответить категоричное нет.

Моя…

— Сдай не для нее. Для себя. Вдруг у тебя действительно проблемы, а новая телка этого не примет?

— Да плевать мне на эту новую телку и…

— Я дам тебе номер отличного врача, проверит-перепроверит.

Не убьет, так замучает! Ладно уж, схожу к этому крутому доктору. Не люблю дурацкие поликлиники, но, честно, мне уже самому любопытно. С какого перепугу я могу быть нездоров? Всю жизнь ощущал себя самым настоящим огурчиком, даже с того света меня достали, а тут какое-то зачатие не выходит. Выйдет все. И эти долбаные справки швырну в лицо Янке! Докажу, что она зря нам обоим мозги парила! А потом оставлю — с ее же ошибками и предрассудками!

Раз и навсегда!