Спящая в огне

Карина де Сантис, 2023

Нет ничего опаснее тайн не поведанных и тех, кто эти тайны хранит. Этна – молодая целительница, живущая в лесной общине. Единственная из всех сирота. И это странно, ведь подобное в Форланде случается очень редко, учитывая, что каждый рожденный ребенок – очень ценный дар. А что, если она узнает тайну своей семьи и свое главное предназначение? Не зря ведь она нашла в библиотеке пергамент со странным пророчеством: "И проснется Спящая, дочь огня и той, что утаила ее рождение. И выпустит силу свою она на континент. И не будет пощады всем от огня ее и даже вода не сможет помешать ей возвратить смерть в дом родной".

Глава 2

Это была вполне обычная практика — принимать раненых восточных людей. Горные воители, постоянно практикующие свое священное искусство, не щадили друг друга на таких учения, а потом выходило то, что увидела Этна во дворе обитания целителей. Отсутствие Смерти не позволяло никому во всем Форланде покинуть этот мир естественным путем и только поэтому эти бедолаги с закаленными сердцами не умирали от своих ужасных ран и имели силы буквально доползти до целителей, чтобы получить помощь. Как сейчас, например.

Дом встретил Этну привычными звуками, разговорами и смехом. С кухни доносился манящий запах готовящегося обеда. Не обращая внимания на все, целительница остановилась на пороге, чем могла бы вызвать удивление у чужака, если бы тот был способен испытывать эмоции. Поддев носком сапог под пяткой, она легко стащила его, проделывая ту же махинацию и с другой ногой. Оставшись босой, заставила его прислониться к стене, садясь на корточки и начиная расшнуровывать чужую обувь, стягивая ее с ног, не без удивления замечая внутри подкладку из теплого меха, но быстро отмахиваясь от эмоций. Убрав обувь в небольшой напольный шкаф, где и без того стояли другие сапоги, целительница наконец встала на ноги.

Северяне в виду своей деятельности были очень чистоплотными людьми, поэтому не имели привычки ходить в обуви по дому, всегда оставляя ее на пороге. И этому негласному правилу должны были следовать и те, кто приходил к ним за помощью.

Вновь закинув могучую руку на свое маленькое плечо, Этна потащила воина в левое крыло, где обычно принимали раненых. Там было достаточно просторных комнат с кроватями и необходимыми травами, чтобы за ними не нужно было бежать в хранилище. Чужак не проронил ни слова с того самого момента, как увидел свою спасительницу и теперь в очень хриплом молчании телепался рядом с ней, ощущая мягкий холод под огрубевшими ступнями. Не такой, как в его стороне. Другой. Щадящий и добрый.

По пути им встретилась еще одна ученица целительницы. Незнакомка для воителя, но Августа для сироты. Она как раз возвращалась из левого крыла, видимо, занимаясь небольшой уборкой. В руках у девушки, похожей на молодую березу, был небольшой поднос, где лежали иссохшие травы. Распущенные каштановые волосы задевали сухие лепестки, собирая их на пряди, будто диковинные украшения. Изящная фигура была скрыта под коричнево-зеленой рубашкой на завязках и широкой юбкой на оттенок темнее, из-под которой виднелись голые ступни.

— Позови Калисто, прошу, — быстро проговорила Этна, натыкаясь на зеленый высокомерный взгляд, предназначающийся ей. После глаза цвета листвы переместились на незнакомца, с интересом рассматривая его, на ходу кивая и убегая за наставницей.

Оказавшись в маленькой комнате с таким же маленьким окошком, которое, впрочем, давало достаточно света и уюта, молодая целительница помогла воителю сесть на простой деревянной кровати, которая была аккуратно застелена постелью бледно-зеленых цветов. Тот, устроившись поудобней, снял перевязь с бедер, устраивая оружие под рукой. Подойдя к небольшому столу, находившемуся у стены, она налила воды из деревянного кувшина в тазик, стягивая легкие перчатки, и моя руки довольно быстро, но хорошо и лишь после этого возвращаясь к раненому.

— Где еще есть раны? — спросила она, раздвигая жесткие волосы в стороны, осматривая широкую, но не глубокую царапину на голове, только сейчас замечая, что часть волос чужака была заплетена в мелкие тугие косы, идущие по затылку и водопадом теряющиеся в распущенных, доходящих до подбородка волосах. Такую рану можно было нанести только чем-то очень острым. Неужели они не используют доспехи и шлемы, тренируясь друг с другом?

— В груди. Тоже царапина, — хрипнул горный воитель, не морщась, когда чужие руки касались раны. Ему будто не было больно. Будто ужасная боль не поглощала его тело, утягивая на дно спасительного забвения.

— Почему один? — в комнату, будто порыв летнего ветра, вошла невысокая женщина, чьи русые волосы были собраны в простую прическу на затылке, демонстрируя три родинки на щеке и два водоема глаз. На женщине было приталенное платье цвета малахита, по низу которого был нанесен красивый узор из вышивки. Ступни ее были такими же голыми, как и у всех присутствующих в комнате.

Незнакомец поднял на нее равнодушные очи. Целительница скрестила указательные и большие пальцы, сжимая остальные и прижимая такие ладони к груди, чуть склоняя голову, приветствуя таким образом и ученицу, и одинокого незнакомца. Этна, которая со стыдом поняла, что даже не поздоровалась с воителем, показала знак приветствия наставнице и юноше. Тот равнодушно взглянул на обеих, видимо, не посвященный в тонкости вежливости лесного народа.

Калисто подошла ближе к молодым людям, тоже осматривая рану, качая головой.

— Отправили одного. Я в порядке.

Она закатила глаза на это заявление, явно несогласная с тем, что можно быть в порядке в таком-то состоянии. Женщина отошла в сторону, не мешая Этне, но контролируя каждое из ее действий — на этапе ученичества она не могла сама лечить кого-либо без присмотра наставницы.

Это был не первый воитель за все время обучения Этны, поэтому ее действия были четкими — она знала, что, как и в какой последовательности следует делать.

Вооружившись нужными лекарствами, заранее приготовленными из трав, смочила чистую тряпку в небольшом тазе с водой, промывая некрасивую рану. Воин сидел спокойно и его лицо не выражало никаких эмоций. Вот к этому точно нельзя было привыкнуть даже за все время обучения. К этой ненормальной и дикой реакции на боль. Точнее, ее отсутствии. Дело в том, что горные люди, избравшие для себя путь воителя, проходили не только серьезную боевую подготовку. В конце их ждало испытание болью, во время которого кузнец наживую закалял сердце воителя, как закалял металл для оружия. Если ученик проходил испытание, то имел право называть себя воином и больше не испытывал никаких чувств, которые могли бы помешать ему в бою. До ухода Смерти те, кто не прошли испытания просто умирали, но теперь, потеряв свой человеческий облик из-за дикой боли Драмэйды вынуждены забирать их души, оставляя себе для того, чтобы отдать их новому поколению.

Именно это и было диким: знать, что сидящий перед Этной молодой человек прошел испытание болью, став безразмерно храбрым и бесчувственным и теперь он не испытывает ничего во время боя или лечения. Дико.

Руки целительницы уверенно обрабатывали чужую рану в тишине, которую изредка нарушало тяжелое дыхание воителя. Калисто молча наблюдала за процессом, не вмешиваясь, уверенная в своей ученице на все сто процентов, а раненому было просто нечего говорить. Горные люди никогда не отличались чрезмерной разговорчивостью.

— Покажи рану на груди, — спустя время попросила Этна, чуть отойдя от юноши, чтобы тот не зацепил ее своими могучими руками. Пробраться к ране казалось делом не простым из-за экипировки, но воителю, видимо, было в привычку и для него не составило никакого труда расстегнуть простую застежку на легкой накидке с капюшоном металлического цвета, снять облегченный вариант доспехов с груди и лишь после избавиться от самой простой белой рубахи. Вещи он самой “аккуратной” грудой оставил на кровати позади себя, не поморщившись, когда нужно было повернуться для этого. Наставница девушки во второй раз закатила глаза.

Если бы не"царапина", целительница бы с удовольствием позволила себе подольше рассмотреть прекрасное рельефное тело, отточенное жесткими и усердными тренировками. Лишь на долю секунду лисьи глаза задержались на длинном розовом шраме, буквально рассекающим грудную клетку. Шрам испытания болью. Она не стала ничего говорить про рану, отводя взгляд и от следа закаления сердца, просто принявшись за работу, промывая ее, действуя быстро и аккуратно.

— Царапина? Поразительно, как тебе легкое не проткнули. И с этим тебя отправили одного? Твой наставник идиот, — а вот Калисто молчать не стала, высказывая свое явное недовольство от увиденного. Видимо, все еще не могла поверить в то, что воителя отправили одного в такой дальний путь.

— Я в порядке, — будто машинально отозвался юноша, даже бровью не поведя на резкое высказывание старшей целительницы. Казалось, его вообще ничего не волновало и ничего не могло вывести на эмоции.

На эти слова старшая целительница лишь фыркнула, кажется, едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза в третий раз. Можно было привыкнуть ко всему, но только не к полному бесчувствию восточного народа. И их безрассудности. Которую Калисто искренне считала тупостью. Впрочем, нельзя ее винить в этом.

Рана на груди была серьезней, чем на голове и из-за того, что была рядом с легким нуждалась не только в обработке, но и в том, чтобы ее зашили. Поэтому ученица целительницы на миг отошла к ящику комода, на котором стоял таз с водой, взяла аккуратную тонкую иглу, обработала ее в специальной жидкости из баночки, что стояла по соседству и лишь после ловко вдела черную нить в маленькое ушко, возвращаясь к гостю из гор. Прикусила язык, чтобы не сказать, что будет неприятно и только то, что она не обезболила участок кожи напомнило ей о том, что в предупреждении не было смысла. Развернув воителя корпусом в другую сторону, она присела на кровать, придвигаясь поближе и начиная зашивать кожу. Этот процесс всегда был болезненным и с обезболиванием, а без последнего… Но воителя этот момент ничуть не смущал и не волновал. Его грудь продолжала вздыматься и опадать в своем темпе и ни одна мышца не напряглась, когда тонкое острие проткнуло кожу, соединяя один участок с другим аккуратным стежком.

Закончив, юная целительница сделала маленький узелок, обрезая нить, что неестественно выделялась на естественном цвете кожи. Стоило Этне наложить целебную кашицу из перетертых трав на зашитую рану, накрывая ее тугим слоем повязки, как тяжелое дыхание воителя стало более размеренным и тихим. Сложно было сказать, ощутил ли он весомую разницу после полученной помощи, но теперь, по крайней мере, силы к нему будут возвращаться быстрее.

— Отличная работа, Этна. Приберись за собой и приходите есть. Не думаю, что он еще готов отправляться обратно, — раздав указание, Калисто покинула комнату, ничуть не смутившись того, что так грубо говорила о незнакомце в его присутствии. А вот Этну такие слова немного смутили.

Собрав ступку и прочие вещи, используемые для лечения, целительница отошла к столу с тазом, где принялась мыть испачканные предметы. Она не смотрела на воителя, только слышала его успокоившееся дыхание и думала о том, что это первый незнакомец, который не отшатнулся от нее, увидев шрамы. Было неясно, о чем думал незваный гость, который продолжал хранить излюбленное молчание, привычными движениями натягивая на сильное тело одежду.

— Как тебя зовут? — негромко поинтересовалась она, на миг повернувшись к юноше, прежде чем вернуться к мытью пестика. Целители, обычно, не спрашивали имен тех, кого лечили, но сейчас в комнате было слишком тихо и слишком неловко. Хотелось прервать эту тишину хотя бы таким банальным вопросом.

— Андерс, — отозвался тот, в этот момент взглянув на свою собеседницу, кажется, не слишком заинтересованный в беседе. По крайней мере, в ее имени так точно. Больше всего сейчас его интересовало надевание нагрудного доспеха. На втором месте по интересам были грязные волосы.

— Почему ты не обратился за помощью к вашему целителю? — закончив с посудой и оставив ее около таза, Этна повернулась лицом к собеседнику, вытерев руки о полотенце, которое лежало рядом с ее оставленными перчатками. Восток был второй стороной после Юга, где жили не только коренное население, но и другие люди, целители. А учитывая деятельность воителей помощь лесного народа там была очень кстати.

— Он занят постоянно. Мой наставник сказал, так будет быстрее, — глаза цвета миндаля задержались на чужом лице и на какое-то мгновение целительница подумала, что перед ней нормальный человек, способный испытывать чувства. Но спустя секунду он вернулся к надеванию плаща, разрушая это впечатление. — У тебя красивые шрамы.

Этна не знала, что поразило ее больше: внезапная разговорчивость Андерса или то, что ее уродство назвали красотой. Смутившись и не зная, что делать, она отвернулась, хватая мокрую посуду и начиная вытирать ее полотенцем, украдкой глядя на собственные обнаженные кисти, покрытые вереницей шрамов. Первый комплимент за всю ее жизнь. Неужели ему и правда нравятся эти следы?.. Или это пустые слова вместо благодарности?

— Спасибо, — спустя время произнесла молодая целительница, начиная убирать по местам чистые предметы, но при этом не смотря на воителя. Слишком нереальным казались его слова.

— Шрамы — это украшение самой Гёдземы, — вновь нарушил тишину воитель, произнеся имя своей покровительницы с трепетом и любовью. Кажется, только к той, что в древности своими руками закалила свое сердце металлом, воин мог испытывать хоть каплю забытой любви.

***

Обычно, целители редко кормили своих"гостей", но Андерс был одним из тех случаев, когда лесной народ так поступал. Возможно, виной тому то, что он с ужасными ранами один дошел до них от самых гор.

Прежде чем покинуть маленькую комнату, Андерс помыл свои волосы как мог и теперь те влажными прядями липли к очерченному подбородку. Про обувь он так и не задал ни единого вопроса, несмотря на то, что ему было непривычно чувствовать прохладные деревянные доски под ногами. Этна, в свою очередь, не попросила его оставить оружие в комнате, слишком заинтересованная им, украдкой бросая взгляд на простую, ничем не украшенную рукоять.

Всю недолгую дорогу до столовой Этна думала о том, что ее шрамы в чужих глазах являлись красотой. Нереально. Чарующе. Невозможно. Она сама никогда не считала себя красивой, иногда завидуя другим девушкам. Никто никогда не говорил ей о том, что ее глаза похожи на безлунную ночь, а кожа нежнее любого шелка. И вряд ли кто-то скажет ей об этом. Но целительница до сих пор чувствовала теплоту в своем сердце от слов воителя. И постаралась запомнить это чувство как можно лучше, чтобы, глядя на шрамы, вспоминать о нем. Разжигать этот маленький огонек и греться.

Столовая представляла собой небольшой зал с широкими окнами, сквозь которые пробивался теплый дневной свет. Легкий прозрачный тюль колыхался от слабых порывов ветра, проникавшего сквозь открытое окно. В воздухе витал аромат горячей еды, а сидящие за столами переговаривались, черпая ложками сытный обед. Стоило двум молодым людям появиться в проеме, как на один миг разговоры стихли и все взгляды устремились на них. Ученица целительницы показала всем приветственный знак, склонив голову, а ее спутник весьма неумело и с запозданием повторил приветствие. Он был бесчувственным человеком, но отнюдь не тупым, чтобы не догадаться, что это значит.

Все собравшиеся, будто по команде, показали такой же знак, пришедший из древних и забытых рун, обозначающий их покровительницу. Но уже спустя секунду все вернулись к своим тарелкам и разговорам, хотя дети, которые сидели за отдельным столом и которых еще не посвятили в ученики, с любопытством смотрели на чужака, изучая его.

Этна уверенным шагом направилась к столу, за которым обедали ученики. Августа переговаривалась с Амосом — темноволосым и серьезным юношей, не упуская лишней возможности подарить ему свой взгляд. Тот, к слову, не без удовольствия его ловил и именно в эти секунды неприветливые черты лица разглаживались, а в некрасиво-серых глазах мелькали огни. На против парочки сидели двое близнецов — девушка и парень. Их лица имели одинаково лукавое выражение, отражающееся не только в голубо-серых глазах, но и в форме полных губ. Волосы у сиблингов были темно-русые: у Валериана были короткими, непослушными прядями вихрясь на голове, а у Виолы достигали середины шеи, но не вихрились, лежа в прическе более аккуратно. У обоих близнецов были острые скулы и точеный подбородок, и когда те не улыбались, то выглядели довольно воинственно. Настолько, насколько вообще могут выглядеть люди, не державшие ни разу в руках оружия.

Все присутствующие в просторной столовой были одеты в свободную одежду всех оттенков леса. Этна и Андерс были единственными, кто немного выделялись из толпы — первая своим плащом, который в спешке забыла снять и перчатками, которые не снимала при других без необходимости; а второй тем, что его одежда в целом не была лесного оттенка, так картину еще и добавляло оружие на бедре, которое всех неизменно привлекало.

— Это Андерс. Это Августа, Амос, Валериан и Виола. Садись, — представив всех сидевших за столом воителю, целительница устроилась на лавке рядом с Августой. Все уже и без того знали, что в их Доме появился временный гость, поэтому ничуть не удивились его появлению. Ученики дружелюбно отреагировали на знакомство, а вот сам воин ограничился кивком, садясь рядом с Этной. Если ему и было неловко среди них, то он этого не показывал. Повторяя за молодой целительницей, Андерс придвинул к себе пустую миску, накладывая в нее густое овощное рагу, беря хлеб из небольшой корзинки и приступая к еде. Опять непривычно. Там, где бушует жестокий холод, растительной пищи не водилось, а посему пробовать здешнюю еду было крайне странно. Но вкусно.

Какое-то время все сидели молча, переглядываясь между собой. В воздухе витал немой интерес. Молодым людям, живущих в различных частях, редко удавалось поговорить со своими ровесниками с других сторон. Исключением был только Отбор для Двора, который проводился каждый раз, стоило новым правителям взойти на троны. Тогда на Юг приходили все умельцы с трех сторон, чтобы иметь возможность пройти испытания и попасть на престижную службу во дворец.

Понимая, что от воителя лишнего слова не дождаться, Августа решила нарушить тишину, включив все свое обаяние, чему Амос, разумеется, был не очень рад:

— Как вы там живете? В горах? Я слышала, что там одни голые камни и ужасно холодно.

— Да. Это суровое место, но воителям оно по нраву, — последовал ровный ответ от Андерса, который лишь на миг задержал безучастный взгляд на девушке, прежде чем вернуться к своей тарелке. Кажется, не всех молодых людей интересовала чужая жизнь.

— Ты ведь прошел испытание болью, да? — полюбопытствовал Валериан, вперив лукавые глаза в собеседника. Тот кивнул в ответ, не удосужившись даже рта открыть. — Это было больно? А шрам остался?

По слухам, кочующим с разных сторон, лесные жители знали про испытание воителей, из-за которых они становились отличными бойцами, но теряли свои эмоции. А еще им было известно и то, что каждому воителю вскрывали грудную клетку, чтобы добраться до самого сердца и закалить его горячим металлом. Этна, вспомнив длинный и неаккуратный шрам, рассекающий могучую грудь, засунула в рот ложку, полную рагу, делая вид, что не видела ничего на чужой груди. Хотя вряд ли горного человека это тревожило.

— Воители не хвастаются шрамами. И мы не говорим об испытании. Личное, — взгляд Андерса стал холодным, и Валериан отвел свой, уткнувшись в миску. Его сиблинг вмиг поджала полные губы, не оценив по достоинству то, что чужак пристыдил брата. Конечно, воин был прав, но это не значит, что кто-то мог стыдить члена ее семьи, если только это не она сама.

Любопытство за столом сменилось неловкостью, нарушаемой звуками обеда. Впрочем, совсем скоро звуки обеда вновь были прерваны словами.

— А что ты можешь сказать про шрамы Этны? — вопрос, который задал Амос, был непозволительным. Сама же Этна даже жевать перестала, вперив непонимающие черные глаза в некрасивые серые очи. Плечи напряглись, а взгляд стал темнее, стоило ей заметить таящуюся насмешку внутри чужих глаз. Он специально сделал это. Полные губы, перечеркнутые шрамом, сжались в линию. Она ошарашенно молчала. Огонь, разожжённый комплиментом воина, почти что затух в ее душе.

Среди соучеников эта тема была для нее болезненной и не самой приятной хотя бы потому, что, став взрослее, другие задирали молодую целительницу не только из-за шрамов, но и из-за отсутствия родителей. Подростки бывают очень жестоки. И любопытны. А кому не интересно знать, куда делись чужие родители, если Смерть много лет назад покинула Форланд, а каждый рожденный ребенок был желанным и долгожданным?

Этот вопрос мучил и саму Этну, но в моменты стычек ей было не до размышлений. Как и сейчас. Готовая уже хоть что-то ответить, она открыла рот, но Андерс был быстрее, рассекая чужую насмешку будто сталь дерево:

— Они прекрасны, будто благословение Гёдземы.

Огонь, разожженный комплиментом воина, почти что затух в душе. Почти что.

Плечи Этны опустились, а сама она даже тихо и облегченно выдохнула, вновь ощутив то приятное тепло внутри, разгорающееся от этих слов. От этих слов, сказанных прилюдно. От слов, сказанных для тех, кто не считал шрамы красотой. Чужая поддержка казалась броней, защищающей от смертельных ударов.

Амос неопределенно хмыкнул, ухмыльнувшись, прежде чем продолжить есть. В этот миг его неприветливые черты лица стали еще более отчужденными.

Казалось, такой неожиданный ответ ввел в ступор всех учеников. До конца трапезы больше никто не задал ни единого вопроса.

Андерс ушел через час после обеда. Этна еще раз осмотрела его раны и дала кое-каких трав в дорогу на всякий случай. Сначала она хотела дать воину обезболивающее, но вовремя спохватилась, поняв, что то было ни к чему. Собрала сверток из горьких трав, которые нужно было пожевать перед дорогой, чтобы не чувствовать голода, а также баночку с мазью для ран. Дав наставления, она сначала хотела остаться в Доме, но передумала, загоревшись желанием проводить их внезапного гостя. Калисто позволила ей проводить юношу до моста, а после велела возвращаться.

Лес, полный знакомых звуков, приятно обволакивал. Иногда целительница не сдерживала улыбки, когда воитель наступал на ветку или громко пробирался через кусты: он явно не привык ходить по лесам, где каждый шаг был слышен всем. Сама Этна ходила тихо, будто и не касалась ступнями тропинки, огибая палки, тихо раздвигая густые ветви кустов и не наступая ни на один листик.

Молодые люди молчали, но это молчание не было обременительным. По крайней мере, для молодой целительницы точно. Ей было спокойно рядом с этим безэмоциональным сильным юношей, которому понравился ее изъян. Наверное, поэтому она захотела его проводить. Не хотела так быстро расставаться с ним. Знала, что они вряд ли еще когда-нибудь встретятся.

Постепенно лес начинал редеть. Солнечного света становилось больше, трава делалась короткой, а пение птиц было не таким громким. Вдали уже виднелся длинный деревянный мост, соединяющий Север с Югом. С этого берега нельзя было рассмотреть противоположную границу, что давало повод задуматься: какая протяженность у этого моста, стоящего здесь испокон веков. Насколько знала сама Этна, требовалось полдня, чтобы оказаться на Юге и при этом по обе стороны простиралась лишь вода. Глушь и жуть. Путь предстоял долгим, учитывая, что нужно будет пройти какое-то расстояние на Юге, чтобы дойти до моста, соединяющего его с горами. И что-то подсказывало целительнице, что воитель прибудет домой лишь завтра на рассвете.

Но, разумеется, это были лишь знания, полученные от других. Возможно, Андрес доберется до гор гораздо быстрее. Сама Этна никогда не покидала леса, не имея на то возможности, пока не будет закончено ее обучение.

— Береги себя, хорошо? И непременно обратись к вашему целителю, чтобы избежать заражения и позже снять швы.

Глупо. Он бы не умер от заражения крови. Он бы вообще не умер. С такими ранами не живут. Но эти слова были небольшой заботой, чем реальным предостережением. Потому что для нее было важно показать, что суровый юноша с гор волнует ее так, как никогда никто не волновал.

— Разумеется. Тебе не за чем беспокоиться, — последовал безэмоциональный ответ, а глаза сверкнули медом, отразившись на солнце красивым цветом.

— Есть за чем, — она чуть улыбнулась, едва ощутимо касаясь чужой сильной руки. — Ну все, иди.

И он пошел. Не поблагодарив за помощь. Не попрощавшись. Но, впрочем, спустя пару размеренных шагов, уже оказавшись на мосту, Андерс обернулся, натыкаясь на удивленный взгляд.

— Зачем вы снимаете обувь?

— Э… Это наше правило. Мы не носим грязь из леса домой.

Он просто кивнул, разворачиваясь и уже почти что делая еще один шаг, как вдруг…

— Андерс…

— Да?

Воитель вновь повернулся к ней лицом, не понимая, в чем дело.

— Тебе не жарко в таких сапогах? Они же с подкладкой, а сейчас лето все-таки…

— В горах холодно. Это облегченные сапоги.

Она могла поклясться, что на миг воин улыбнулся. Но губы сурового горного человека не двинулись. Он развернулся и зашагал по мосту. Не благодаря за помощь. Не прощаясь.

Этна еще долго стояла и наблюдала за тем, как удаляется могучая фигура по деревянному мосту, прежде чем она полностью была поглощена серым туманом.