Однажды в Лопушках

Карина Демина

Глава 5 В которой сказывается о делах житейских и местах диких

Поверьте, все неприятности имеют обыкновение рано или поздно заканчиваться.

…из разговора с кладбищенским сторожем

Про некроманта я не то чтобы забыла, скорее уж день пришел, а с ним свои заботы. Нет, бедолагу — а он все одно кажется мне смутно знакомым — мы дотащили до лагеря. Как лагеря… название одно. Обустраиваться он решил близ старых конюшен. И пусть уцелели они куда как лучше самой усадьбы, но для человеческого проживания не годили. Однако некроманты — народец неприхотливый, вот и этот расчистил площадку на манеже, благо, тот был открытым, а потому особо и не изменился. Поставил палатку. Перед палаткой — печурку с севшим наполовину горельным камнем. Тут же стоял короб, то ли со снедью, то ли с оборудованием. Еще с дюжину виднелись в стареньком пикапе.

— Я пока тут… на разведку, — некромант Николай гляделся вполне бодрым, даже пытался прыгать сам, показывая, что вовсе даже не нужна ему помощь. — Основная группа позже приедет…

— Да? — Ксюха обошла манеж.

И я тоже.

Вот ведь… интересное место. И почему я прежде тут не бывала? Хотя… к старой усадьбе ходить было строго-настрого запрещено. И надобно, чтоб этот самый запрет Васятке повторили, а то вон, глаза блестят жадно, и сам того и гляди треснет от любопытства.

— Воду из бочага не берите, — добавила Ксюха и, переглянувшись со мной, сказала. — А лучше вовсе закройте его. А то… дети тут у нас любопытными стали. Как бы чего не вышло.

Васятка засопел.

А некромант кивнул.

Присевши на походный стульчик, он ощупал ногу, нахмурился. Я руки за спину убрала. Не хватало еще самой себе неприятностей искать. Вывиха там нет, так, небольшое растяжение связок. К вечеру, конечно, разболится, но если ногу не тревожить, то утром нормально будет.

И амулет опять же.

Некромант явно раздумывал, использовать его или так обойтись. Пока-то, как оно бывает, нога не болела, и не пухла, и вообще выглядела обыкновенной приличною конечностью.

— Приложите, — сказала я. — А то потом хуже будет.

Он глянул искоса, но кивнул.

А мы…

— Папенька передать велел, — Ксюха перекинула косу на грудь. — Что к вечеру подойдет…

— Может, — с сомнением произнесла Линка, — все-таки в деревню?

В деревню некромант идти отказался, а уговаривать мы не стали. Взрослый, чай. Разберется. Назад мы шли через Лопушанку, в которую Ксюха Васятку загнала и не выпускала долго. И сама залезла, отшептывала, водой поливая. А Васятка стоял смирнехонько, пусть и видно было, что не по нраву ему оно.

— Холодно, — пожаловался он, на берег выползши.

И носом шмыгнул.

И чихнул.

— Побежали, согреешься, — предложила я, глядя на тощее Васяткино тельце. И ведь ест-то он нормально, побольше меня, а куда что девается? Кожа рябая ребрами натянута, хребет выпирает, а живот впалый до того, что того и гляди пальцем Васятку насквозь проткнешь.

— Не догонишь! — взвизгнул он и понесся.

А Ксюха, глянувши вслед Васятке, сказала:

— Надо бы и дружка его… и сегодня пригляни, а то вода темная, густая, а ну как позовет?

Я кивнула.

— Тетке сказать придется…

— Придется, — согласилась Ксюха.

— Васятка обидится.

— Зато живым будет, — Линка жевала стебелек ежи сборной. — А обида пройдет.

И верно.

К дому Беспального мы пошли вместе, да только, сколь ни колотили в железную калитку, никто-то не открыл.

— Я папке скажу, — решила Ксюха.

На том и разошлись.

Васятка был дома, забрался на печь, накрылся старым тулупом, там и дрожал, что лист осиновый. Тетка на него поглядывала искоса, но ничего-то не спрашивала.

Пришлось каяться.

Мне сперва, а там и Васятке, который, конечно, сперва дулся, но как тетка сунула ему кружку горячего молока, приправленного медом, а к нему ломоть свежего хлеба, так и перестал.

— Взрослеешь, — сказала тетка. И ко мне кружку подвинула.

Хлеб был самопечным, а я и не заметила, чтоб она опару ставила. Стало быть, не тут… к дядьке Святу ходила? Верно, вон, лежит на столе, свернулась тонкими кольцами вяленая колбаса. И пахнет чесноком, травами, мясом.

Я же хлеб грызу.

— Ксюха сказала, что вода позвать может. Как бы… не вышло чего, — я подбирала крошечки. Хлеб у тетки получался знатным, с тонкою хрустящей корочкой, с нежною мякотью, в которую проваливались крошки соли. И есть было до того вкусно, что не хотелось ничего, кроме хлеба.

Правда, на столе появились миски со щами, и я передумала.

Хлеб со щами вкуснее будет.

— Сама к нему схожу, — сказала тетка, Васятку поманивши. Тот из-под тулупа выбирался осторожно, явно памятуя, что рука у матушки тяжелая.

— Дядьку Свята возьми…

Она покачала головой.

— Ушел он. Полнолуние скоро, повел молодняк на дальнюю заимку.

Я кивнула.

А и вправду до полнолуния всего ничего. То-то сегодня никого из стаи в Лопушках не видно было. Оно-то, конечно, оборотни давно уж приноровились жить подле людей, но все одно луна кровь будит.

Вот и колобродят.

— А вот Игорька, пожалуй, кликну…

— Это которого?

— Святов старшенький, или не помнишь? — тетка поглядела искоса, этак, с насмешечкою. А я почувствовала, как полыхнули щеки.

— А… а он тут?

— Приехал неделю тому.

— А… а…

Васятка подленько захихикал, и я пнула его под столом. Он пнул в ответ и едва локтем не смахнул миску, за что и заработал затрещину.

— Она первая начала! — возопил Васятка от этакой несправедливости.

— Она уже большая, таких поздно воспитывать, — ответила тетка. — И не трясись. Игорек уже вырос, подуспокоился. Ума набрался опять же.

Я кивнула, но как-то… не слишком уверенно.

Надо же…

Игорек.

Вернулся. И носу не кажет. А вот прежний бы в первый же день объявился. Или… или нужна я ему теперь? Небось, он тоже… послужил, повидал… понял, что ведьмы в мире большом совсем даже не редкость редкостная. И хватает их, всяких, красивых, свободных.

Понимающих, что есть женское счастье.

Я поерзала.

— Ешьте, — велела тетка, поднимаясь. — Игорек хотел наведаться, вот и повод будет.

Я кивнула и вцепилась в хлеб, который разом потерял вкуса.

Можно подумать, раньше ему повод требовался.

Но… все изменилось.

Тетка покачала головой и велела:

— Закончите, сходите на опушку. Земляника поспела… и подружек своих кликни.

Кликнула.

И подружек. И дядьку Берендея, который отоспался, приуспокоился и сделался почти не отличим от обыкновенного человека. Он-то нас и отвел на поляну, коих знал множество. Там мы и провозились до вечера. А уж вечером…

— Ты… ты только погляди! — Линка ткнула мне в нос свой телефончик. — Нет, ты только погляди!

И Ксюхе тоже.

— Да как он… как он вообще!

Деревенские собаки отозвались на Линкино возмущение воем.

— Покажь, — Ксюха забрала телефон и повернула ко мне. — А что? Хорошо получилась…

Линка и вправду на снимке была хороша. Впрочем, как и обычно. Но… темные волосы рассыпались, в тонких чертах лица виделась какая-то нечеловеческая одухотворенность, взгляд, устремленный на некроманта, сиял.

И казалось, что в мире нет никого, кроме этих двоих.

Меня вновь кольнуло нехорошее чувство зависти. И еще обиды. На меня, как на Линку, никто-то не смотрел.

–…тайна исчезновения прекрасной Калины Мор раскрыта! — громко прочла заголовок Ксюха.

Линка запыхтела, что еж рассерженный.

— Кто тот герой, ради которого она оставила бизнесмена и олигарха Красноцветова?

— Прекрати! — Линка протянула руку, но Ксюха лишь головой помотала. — Так он бизнесмен или олигарх?

— Да сволочь он, — Линка плюхнулась на лавку. — И теперь точно меня найдет… что там еще этот гад пишет?

— А ты не прочитала?

— Не успела. Давай уже…

И Ксюха откашлялась, чтоб, стало быть, выразительнее читалось.

— Не так давно светскую Москву всколыхнуло известие о грядущей помолвке Красноцветова с дочерью его давнего делового партнера Ильина. Правда, стоит заметить, что сам бизнесмен заявлений не делал. Однако доверенные лица сообщили, что сам факт помолвки — дело решенное. В связи с чем встал вопрос, что будет с давней пассией Красноцветова, широко известной в свете Калиной Мор? Их связь, длившаяся не один год, не могла бы быть сохраненной…

Ксюха поморщилась и пробормотала.

— Кто его писать учил?

— Никто. Они там все… молодые, чтоб их, дарования.

— Тогда понятно.

Собаки взвыли громче, а я погладила Линкину руку. Все-таки, наверное, обидно, когда вот так… живешь, живешь, а потом раз и все.

–…таинственное исчезновение Калины взбудоражило многие умы. Появилось даже частное мнение о неслучайности… и вправду дарование.

— Полное. Дальше давай.

— Доверенный источник, приближенный к Красноцветову, заявляет, будто квартиру свою Калина покинула сама, оставив и банковские карты, и драгоценности, и даже одежду. Это в свою очередь наглядно доказывает отсутствие корыстного мотива…

— Ему бы протоколы писать, — не выдержала я.

А Ксюха кивнула. Линка же потянулась к телефону, но лишь по пальцам получила.

–…пришел в ярость… ага, нет, это не интересно. Вот! Кто же он, новый избранник прекрасной Калины? Кого она предпочла всему состоянию Красноцветова?

На фото некромант выглядел печальным и задумчивым, словно уже подозревающим, что жизнь готовит ему сюрприз.

— Знакомьтесь, — тут голос Ксюхи немного сбился. — Ага… вот… восходящая звезда отечественной некромантической науки. Николай Егорович… ага… исследователь… работает на ниве прикладной некромантии, изучает процесс ускоренного распада. Темные энергии… автор двух десятков статей. Недавно защитил кандидатскую диссертацию… почетный член Независимой ассоциации некромантов…

— Он приедет, — тихо сказала Линка.

И телефон все же забрала.

— Некромант?

— Красноцветов… это… это же как пощечина! Он теперь не успокоится, пока… пока не докажет всем, что я принадлежу ему. Он… он костьми ляжет, но…

— Ляжет, — успокоила её Ксюха. — Вот подыщем местечко поспокойнее, и пускай ложится… а что? Папенька говорит, леса у нас хорошие, там найдется, где нехорошему человеку костьми лечь.

Линка вздохнула.

И я тоже.

И… собаки завыли с новой силой.

Олег Красноцветов пока не был готов ложиться костьми куда-нибудь. Он мрачно сверлил заместителя и старого друга взглядом. А тот смотрел в ответ.

— Ты? — тихо произнес Красноцветов.

Друг пожал плечами.

— Если тебе так нравится думать.

— Оправдываться не станешь?

— А надо?

— Ты… ты мне тут не юли! — Красноцветов бухнул кулаком по столу. Задребезжали хрустальные безделушки, поставленные дизайнером и дико раздражавшие своей бесполезностью, а ноут укоризненно мигнул экраном.

— Если считаешь, что это я сливаю, то… — приятель замолчал и во взгляде его почудилась легкая укоризна. Впрочем, Красноцветов еще когда был равнодушен к чужим взглядам и чужим укоризнам.

— Нет, — вынужден был сказать он. — Ты на такую хрень не стал бы размениваться.

Илья склонил голову, показывая, что верно.

Оно и вправду. У Белова есть доступы к счетам если не всем, то многим, включая те, о существовании которых налоговая служба Его императорского Величества и не подозревала. Во всяком случае Красноцветов на то надеялся.

И не только счета.

Если бы Белов взялся сливать информацию, то всяко не заштатному порталу, который известен своей брехливостью, а еще неуемною фантазией.

— Тогда кто? — он слегка поостыл, хотя стоило бросить взгляд на монитор, и в душе вновь закипала ярость.

— Выясним, — пообещал Белов.

А слово он свое держал.

И можно было бы считать вопрос закрытым, но…

— Что делать будешь? — старый друг присел на край кресла. Кресло было солидным, как и все в кабинете, даром, что стоило дурных денег.

Впрочем, опять же, как и все в кабинете, включая треклятые безделушки. Пожалуй, только понимание истинной их стоимости и удерживало Олега от искушения взять вот эту блестящую фиговину да со всей дури запустить ею в стену.

— Поеду, — мрачно произнес Олег и шеей повел. Воротничок рубашки сделался вдруг тесен, как и галстук, который вовсе показался удавкой. — Удушу эту стерву… ишь… вздумала.

Кровь опять прилила к лицу, а ярость затуманила голову.

— Думаешь, стоит? — мягко заметил Белов и подал стакан.

С водой.

Воду доставляли из горных родников, которые располагались где-то там, на вершинах то ли Альп, то ли Анд — Олег вечно путал одно с другим, — и на вкус она мало отличалась от обыкновенной, фильтрованной. Но понимание, что он, Олежка, может позволить себе этакий каприз, горную воду, грело душу.

— А что, так оставить?

— Возможно, это не самый худший вариант, — Белов стакан держал и глядел прямо, спокойно. Это вот его вечное спокойствие с одной стороны раздражало, а с другой отрезвляло. И по-хорошему в том, чего Красноцветов достиг, была немалая доля Беловского участия.

Вот удавалось ему успокаивать.

Осаживать.

Сдерживать эту вот клокочущую огненную ярость, которую горною водой не зальешь.

— Сам подумай. С Ильиным вы договорились. В понедельник в «Светской Москве» выйдет статья о вашей с Ингой большой чистой любви… на согласование уже прислали. Читать будешь?

— Инге отдай.

Статья, оно, конечно, правильно, хотя пришлось потратить на этого репортеришку почти два часа жизни, играя перед ним и фотографом ту самую несуществующую любовь. И давно уж Олег не чувствовал себя настолько глупо. Будто… будто все-то знают правду, но делают вид, что верят.

Они с Ингой в то, что любят друг друга.

И фотограф этот, что прятался за камерами. И репортеришка с вопросами… и все-то, кто будет читать статейку… но надо.

Положение обязывает.

Так ему объяснили.

— Уже, — Белов улыбнулся. — Она внесла кое-какие правки… послушай, Олег. Статья выйдет. Потом вечер, где ты торжественно наденешь Инге кольцо…

…кольцо тоже согласовали.

Ему прислали каталоги и адрес ювелирной мастерской, и отметили, что именно хочет Инга. И он еще тогда порадовался, что та — женщина ответственная, сама все решает, не доставая всякими глупостями.

–…вы станцуете перед публикой. И заявите о начале подготовки к свадьбе.

…которая уже начата, ибо свадьба человека столь важного, как Красноцветов, это вам не просто так. И стало быть, надо договариваться.

Решать.

Определять… но тут снова Инга займется. Она… она все сделает правильно. И правду говорит Белов, все… как нельзя лучше.

— Про Калину же забудут и весьма скоро, — продолжил старый друг. — И наше затруднение разрешится само собой.

Верно.

И… и Олег ведь сам, еще когда решил с Ингой… не без подачи Белова… он думал, как бы Калине все объяснить… она-то с характером… хотел квартиру подарить. Или там деньгами… все бабы деньги ценят. И она бы… да откладывал, откладывал.

А эта взяла и сбежала.

И украшения оставила. Все почти, кроме той цепочки пустяковой, которую он ей на день рождения… они тогда-то и не встречались толком. Точнее, Олег уже знал, что эта женщина будет принадлежать ему, а она думала, будто у неё выбор есть.

Как же…

…собралась и уехала. В душу плюнула. И… и он хотел послать, вернуть, объяснить, что Красноцветов — не тот человек, с которым можно вот так! Он бы… он бы придумал что-нибудь! В конце концов, Инга — женщина разумная, понимает, чего от неё ждут. И закрыла бы глаза на маленькую слабость мужа. Пусть бы… конечно, квартирку пришлось бы сменить, а лучше вовсе перевезти Калину куда-нибудь за город… Белов говорил, что есть на примете пара особняков, из тех, которые достаточно старые, чтоб можно было придумать историю о семейном наследии.

Приплатить кому в архивах.

А то и вовсе найти старый род, который согласился бы… в общем, способы имеются. И дворянство, что личное, что наследное, Олег получит.

Но вот…

— Если же ты её вернешь, то случится скандал, — продолжил Белов. — Во-первых, Инга, конечно, к твоим слабостям отнеслась с пониманием, но она все-таки женщина. А женщин, мой друг, обижать не след. Во-вторых… сама Калина, уж извини, вряд ли согласится сидеть тихо где-нибудь там, в поместье…

— Я… — Олег ощутил, как краснеют уши. — Я ведь…

— Знаю я тебя, что облупленного, — усмехнулся Белов. — Помнишь, как у тетки Натальи варенье крали?

Олег фыркнул.

— И знал же, что обнаружит, что выдерет, а все одно крал… и не столько варенье то тебе нужно было, сколько пакость учинить.

Белов потер пальцами гладко выбритый подбородок.

— Учти, выбирать, конечно, тебе, но… если ты поедешь за Калиной, если вздумаешь возвращать её… а придется, полагаю, силой, на мою помощь не рассчитывай.

— Бросишь?

— Подожду, пока у тебя в голове прояснение наступит. И буду надеяться, что наступит оно до того, как ты измараешься в скандалах настолько, чтобы о дворянстве можно было забыть…

И замолчал, позволяя Олегу самому подумать.

Он и думал.

Все правильно.

Верно.

И… и прошение, даже если он припишется к какому-нибудь роду, все одно будут рассматривать дотошно. И даже некая сумма — а ему назвали примерные расценки, заставившие призадуматься, так ли нужно Олегу это самое дворянство — не поможет.

— А этот… — он ткнул пальцем в монитор. — Это кто?

— Николай Егорович Николаев, — Белов ответил сразу. — Там же написано, кандидат некромантических наук…

— И вправду?

Больше, чем дворян, Олег не любил только лишь магов, во-первых, потому как уже третьего уровня дара достаточно было для получения дворянского звания. А во-вторых, из-за снобизма их.

Тоже мне…

Он все сам заработал. Горбом своим. Потом, кровью и бессонными ночами. А эти вот, в белых перчатках, когда случается встретить, поглядывают сверху вниз, будто бы он, Олег Красноцветов, вовсе не важный человек, но… в общем, не любил.

— Николаевы — старый род, но здесь все несколько сложнее… — Белов положил на стол тонкую папку. Когда только успел? Поневоле начинаешь думать, что знает старый друг больше, чем ему следовало бы. — Матушка его урожденная Бестужева…

— Та самая?

Бестужевы в империи были одни. Точнее, может, существовали и какие-то другие, но Красноцветов сомневался, что те, другие, были бы интересны Белову.

Тот голову склонил, подтверждая догадку, и продолжил.

— Как ты знаешь, у Ярополка Всеволодовича было два сына. И дочь, которая сбежала из дому в шестнадцать лет. Было сие давно, и гнев старика оказался столь велик, что от наследства эту дочь отделили, хотя из родовых списков вычеркивать не стали. Сбежала она не лишь бы с кем, а с молодым талантливым магом, с которым обвенчалась и жила.

Олег растянулся в кресле и закрыл глаза.

Такие истории он слушать любил. Как-то вот… не то чтобы имелась за ним привычка читать желтую прессу, тут и на обычную не всегда-то время бывает, но если послушать… получается, что и у родовитых проблемы бывают.

А это как-то роднит, что ли.

— Весьма долгое время о Наталье никто не слышал. В гостиных пошумели, да позабыли ту историю, благо, иных хватает. Но произошло несчастье. Старший из сыновей Бестужева пошел по военной стезе, хотя папенька, помнится, крепко это не одобрял.

…сами-то Бестужевы давно подле трона обжились, все больше на паркетах воюя.

— И не зря… лет семь тому, если вспомнишь, в степях прорыв случился. Стихийный выброс, предположительно, в результате несанкционированных раскопок. Потом еще указ принят был, ужесточающий ответственность.

Указ Красноцветов помнил, и собственное раздражение, поскольку крепко тогда подумывал войти на паях в одно дело, может, не совсем законное, но прибыли обещающее немалые.

— Тогда-то Александр Бестужев и отличился. Поставил ограничительный контур, не позволив облаку подойти к Краснодару. Там эвакуацию объявили, только, сам понимаешь, эвакуировать быстро подобный город нереально. Вот и готовились к жертвам… их и было. Бестужев в числе первых, а заодно уж и его адъютант, и прочие офицеры… и солдаты. Кто-то да выжил, но большей частью из простых. Облако остановили, осадили. И уже потом, после переброски, военные его и ликвидировали. Бестужева наградили. Посмертно. Алмазный крест с короной.

Белов замолчал.

А Красноцветову подумалось, что уж он-то не стал бы подставляться так глупо. И вовсе не потому, что сил магических в нем нет. Сил, может, и нет, но ума хватает. Что мешало сунуть то же офицерье? Пусть бы и служили, раз пошли…

…с другой стороны Алмазный крест — это… это та награда, которую Красноцветову вряд ли вручат, даже если он увеличит свое состояние вдвое.

Или втрое.

Алмазный крест изготавливают по личному эскизу Его императорского Величества. И потому каждый из крестов уникален, что ценой, что короной на нем. А это, считай, признание духовного родства с правящим домом.

— Бестужев-старший, конечно, говорил, что гордится сыном, да только постарел он и крепко. И на похороны как раз явилась Наталья. С братом они были довольно близки, и тот помогал семье, несмотря на отцовское неодобрение.

Нет, ни один крест, даже многожды алмазный, не стоит того, чтоб тебя похоронили. Дураком был Бестужев…

— Детей у него не осталось, что-то там не выходило с женой, а что — кто ж скажет. Она-то получила вдовью долю, живет теперь в Екатеринбурге.

— И? — вот несказанно злила эта привычка Белова растекаться мыслью по древу.

— Наследником стал второй сын. Правда, аккурат Беломир пошел не в Бестужевскую породу. Карьерой он не сильно увлекался, да и вовсе образ жизни вел весьма даже вольный. На это смотрели сквозь пальцы до тех пор, пока жив был старший. С наследника всегда спрос больше.

Красноцветов кивнул.

Наследник… Инга родит подходящего. Хорошая женщина. Крепкая. А то и троих. На всякий случай. А то мало ли… и будет им, что наследовать. Деньги, они-то повернее всяких там титулов. Да и титул Красноцветов получит рано или поздно.

Сперва личный.

Там, глядишь, и до наследного… тогда старшенького можно будет с кем из дворян обручить, из тех, которые победнее, а стало быть, не слишком гордые.

— После же отец за него взялся крепко. Мигом место в министерстве сыскалось, да что-то там пошло не так. Года Беломир не продержался, как был выставлен. И ходили слухи, что вовсе речь шла об отречении от дворянского звания.

Это что он там учинил-то?

— Однако пожалели, в память о старшем брате. Но наследства его отец лишил.

— То есть… — вот теперь пришло понимание.

— Из детей у Бестужева осталась Наталья, а вернее сын её, уже почти взрослый… и перспективный. И главное, что отец его на том же поле сгинул, был в свите Бестужевской.

Красноцветов кивнул.

— Не Алмазный крест, но Серебряный ему положили. Выделили пансион вдвое, а сыну — императорскую льготу, правда, если верить тому, что здесь — Белов постучал пальцем по папке, — она ему без надобности. Одарен парень сверх меры. Бестужевская ледяная сила уступила темному дару, но его подпитала.

Красноцветов поморщился: хуже магов и аристократов могут быть только маги-аристократы.

— Ныне уровень дара его закрыт.

— Совсем?

— По слову Императорской службы. А туда, извини, я без особой нужды не полезу.

Олег нахмурился.

— Любовник твоей любовницы — это не особая нужда, — Белов покачал головой. — Дар даром, но и мозги у парня имелись. Университет закончил досрочно. Диплом… защита его проходила в закрытом режиме, а результаты, даже аннотация, засекречены. Но аспирантуру ему предложили при Академии наук, да только отказался. Как и переходить в Министерство магического контроля, под дедову руку.

Белов замолчал.

— И… что он делает в этих… — Красноцветов заглянул в сеть. — Лопушках?

— Материал собирает. Для диссертации.

Ага, видно, какой именно… вон, до чего рожа довольная, того и гляди треснет от радости. Верно, от полноты собранного материалу.

И Калина…

Могла бы уже месяц потерпеть. Или два, а лучше пару лет, чтоб душа остыла, успокоилась. Глядишь, через пару лет Олегу не было бы столь обидно, как сейчас.

— С Бестужевым-старшим они, конечно, встречались, да и вовсе Наталья в Москву переехала, в отцовский дом…

…это тот, который на улице Императрицы Анны Иогановны? Особняк о двух крылах и сотне колонн? Олег тоже себе такой построит. Нет, не в Москве, тут дороговато… да и не в деньгах дело, а в том, что землю в приличном районе человеку, даже состоятельному, купить непросто.

— Но парень, верно, упрям, если вот остался… однако, Олег, Бестужев за ним присматривать будет.

— Думаешь?

— У Натальи, конечно, еще дочери имеются. Обе, кстати, просватаны, точнее заключены договора о намерениях, но в их среде это почитай, что свадьба.

Ну да… Бестужевы да еще наследницы. Такие, даже будь они редкостного уродства, все одно завидная партия.

— Но девицы — это одно, а мальчишка…

Белов замолчал.

А потом тихо-тихо добавил:

— Я не то чтобы пугаю, но… Олег… это не тетка твоя, поркой дело не обойдется. А места окрест этих вот Лопушков очень уж дикие.