Однажды в Лопушках

Карина Демина

Глава 3. О новых знакомствах и неудачных стечениях обстоятельств

При встрече с медведем притворитесь мертвым. Медведь поймет, что перед ним придурок, и не захочет связываться.

Совет опытного охотника юным натуралистам

Федор Евдокимович, Тимохин папаня, был человеком рослым, вида мрачного, нелюдимого. Он глядел на меня сверху вниз и в прозрачных пустых глазах его мне чудилась насмешка.

— Ну, — сказал он, когда я закончила. — И чего?

— Чего? — переспросила я.

Во рту пересохло, а в коленях появилась распрекрасно знакомая слабость. И руки вспотели. Я вытерла ладони о джинсы, но легче не стало.

Я не боюсь.

Не его.

Не дома. Не…

— Чего от меня хочешь? — спросил он и сплюнул, хорошо хоть не на макушку.

— Чтобы вы поговорили с сыном. Объяснили… — я замялась, вот как объяснить этому человеку, что есть места, куда не след соваться, что наши с малых лет знают, и про Беськин лес, и про бочаг, и про старое кладбище, где, в общем-то, тихо и мирно, но только не на красную луну. — Может произойти несчастье. Кто-то пострадает…

Я вздохнула, вдруг поняв, что плевать вот ему на мои объяснения.

И на Васятку, который спрятался за спину.

И вообще на всех нас. Да и на собственного сына тоже плевать. Говорить он точно не станет, выдерет, может, да и то больше для порядка, ибо порядок в доме быть должен.

— Вы ведь хотите остаться здесь? — тихо спросила я и заглянула в снулые пустые глаза. — Вас терпят. Пока терпят…

— Угрожаешь? — вот теперь издевка сменилась плохо сдерживаемой яростью.

— Предупреждаю.

Я вскинула голову, пусть больше всего на свете хотелось втянуть её в плечи и сделать вид, что меня здесь вовсе нет. Нет уж…

— А теперь ты послушай, — в мою грудь ткнулся палец. Кривоватый. Твердый. С синюшным ногтем. — Вы тут привыкли… жить… а есть закон! И порядок! И вздумаете шалить, я на вас скоренько управу найду!

Да уж, разговора не получилось.

Калитка захлопнулась, отрезая подворье от прочей деревни. И Васятка вздохнул. Я же повернулась к братцу и, ухватив за оттопыренное ухо, сказала:

— Вздумаешь с Тимохой водиться, совсем откручу. Ясно?

— Ясно, — буркнул Васятка.

— Я серьезно. Он… ничего хорошего от него не будет. Может, потом образумится, а нет… надо дядьке Святу рассказать.

Васятка вздохнул и робко заметил:

— Может, не надо… ничего же ж не было.

— Пока не было. С тобой. А ну как завтра он кого другого подобьет?

— Не подобьет, — Васятка ухо свое из моих пальцев аккуратно высвободил. — Там тепериче некромант обжился. Всамделишний.

И заглянув преданнейше — вот всегда он так смотрит после очередной пакости — предложил:

— Пойдем, поглядим?

— Еще не нагляделся? — злости не было, разве что на себя, за свою-то беспомощность, которая вновь проявилась, хотя я клялась, что больше никогда в жизни.

— Ну… там еще темно было. А тут вот, по светлу… может, познакомимся?

— А тебе охота?

— Так… некромант же ж! Всамделишний…

Вот только всамделишнего некроманта нам тут для полного счастья не хватало. Нет, некромантов я не боялась, встречала их в университете. Обычные ребята, во всяком случае те, которые на первых курсах. Потом-то, конечно, менялись.

Все менялись.

И я вот изменилась.

— Ксюху кликнем, — Васятка пританцовывал. — И Линку… если захочет.

Линка захотела.

Я думаю, что смотреть на некроманта, может, и не особо интересно, но всяко лучше, чем сено кидать. Хотя с вилами она обращалась по-прежнему ловко.

— Идем, — Линка воткнула вилы в стожок и отряхнулась. Вот как у неё получается? В старом спортивном костюме с вытянутыми коленями, растрепанная, с травинками, что в волосах запутались, а все одно прекрасная до того, что глаз отвести невозможно.

И это я же ж нормальной ориентации.

Ксюху тоже не пришлось уговаривать. Она скоро выбралась через окно, притворив его снаружи.

— Папка какой-то встревоженный, — сказала доверительно. — Всю ночь кругами бегал, а теперь вот притомился, да только нервный… спит и ухом дергает. Прислушивается.

— Ксюха! — донеслось из дому.

И дядька Берендей высунул в окно тяжелую голову.

— Ты куда?

— В лес, — бодро почти не соврала Линка. — Земляники глянем. Ягодок там…

Дядька Берендей покачал головою и точно ухом дернул. А еще я заприметила, что ухи у него были не совсем, чтобы обычное формы. И голова такая… ну, недообращенная. Вправду нервничает.

И с чего бы?

— Аккуратнее будь, — прогудел он. Голос у Ксюхиного папки был низким, рычащим, но оно чего еще от медведя ждать-то?

— Буду, — сказала Ксюха. — А ты спать ложись.

— Да… — он поскреб огромной косматой лапищей за ухом. — Что-то… неспокойно мне. Еще студенты эти…

— Студенты? — спросили мы хором, а Васятка подпрыгнул от восторга. — Какие?

— Да… велено принять… научную экспедицию… будто не хватает тут, — Ксюхин папка окончательно успокоился, и черты лица его поплыли, меняясь на глазах. — Лес волнуется, а они шлют кого ни попадя…

— Кого… ну па-а-ап! — заныла Ксюха и ресницами захлопала. Дядька Берендей только вздохнул.

Хороший он.

И одно время мы с Ксюхою всерьез думали, как бы свести его с теткою. А что, стали б сестрами не названными, а всамделишними. Да только потом Ксюха сказала, что ничего-то не выйдет, что берендеи однолюбы, и мамку Ксюхину он пусть и говорить о ней не желает, а не забудет.

Так-то.

— Говорю ж… экспедиция. Собираются изучать аномальные зоны.

— Откуда?

— Из Московского университета, ведьмаки, ведьмы… некромант за старшего.

— Всамделишний? — не утерпел Васятка.

Дядька Берендей кивнул и добавил.

— Целый кандидат наук. Для докторской материалы собирает. А с ним три аспиранта.

У меня зачесался нос, что было верным предвестником грядущих неприятностей. Нет, в Москве университетов полно, и вовсе не след ждать, что нынешняя экспедиция… и некромантов тоже много где учат, и, даже если из моего, это же не значит… ничего не значит.

— И где они жить станут?

— На усадьбе и станут, — пожал плечами дядька Берендей, которого подобные вопросы волновали мало. — Палатки поставят… велено кого нанять в помощь, чтоб там кухарить. Не хотите, девчата?

Мы переглянулись и покачали головами.

Нет, работы-то ни у кого не было, но… но вот что-то подсказывало, не след нам соваться.

— И правильно, — дядька Берендей широко зевнул. — Передайте этому… некроманту, что я к вечеру наведаюсь.

Мы кивнули.

Врать? А смысл…

Старая усадьба располагалась на пригорочке, и остатки белесого некогда нарядного каменного строения виднелись издали.

— Клад они искать приехали, — Васятка шел, то и дело подпрыгивая. — А вся эта экспедиция, она чтоб другие не лезли!

— Какой клад? — Ксюха ступала неспешно, срывая по дороге цветы, из которых плела венок. И вроде бы как случайно срывала, да только ложились узором травяным полынь да бессмертник, которые от дурного глаза защитят. Вплетались незабудки синими стежками, а следом и длинные кисти донника торчали. Он гнулся туго, зато скреплял силу прочих трав щитом незримым.

И верно.

Надо бы и мне, а то мало ли, кто их этих посторонних некромантов знает.

— Вестимо, какой! Зачарованный! — Васяткины глаза заблестели, и я поняла, что ночью братца придется сторожить, ибо не усидит.

— Нет тут кладов, — возразила Линка, которая венка плести не стала, но присела, ткнула палец в землю, а после коснулась им лба. Сперва своего, потом моего и Ксюхиного.

Сила Линкина была горячей, острой, что кайенский перец.

Я уж и позабыла.

— Крепче стало, — Ксюха скривилась. — Мамка тебе ничего… не говорила?

— Пока ничего, — Линка и Васятку пометила, отчего тот замер, замолк, рот раскрывши. И только из глаз слезы градом сыпанули. — И не спрашивает, и не говорит, но… я вот думаю, а смысл бегать-то? Уже набегалась.

Мы кивнули.

И ведь каждая, готова поклясться, тоже о том думала, что… набегались. Хорошее слово. Правильное. Как раз для нас всех.

— Так что, если не заговорит, сама спрошу… оно ведь все одно не сразу… пока представит, пока… благословение получу.

— А разве его нет? — Ксюха сплела венок и для Линки, а я коснулась трав, потянулась к ним ласкою, прося защитить от неведомого, и те отозвались привычным теплом.

— Есть, но… оно ведь тоже разным бывает. И не факт, что примут… я ведь теперь… — она руками себя обняла. — И… эх, почему все так… нелепо вышло, а?

Кто бы умел ответить.

Я напялила венок на вихрастую Васяткину макушку, а он и не подумал протестовать, но лишь крепче вцепился.

— Примут, — Ксюха погладила подругу по плечу. — Кого, как не тебя-то?

До старой усадьбы мы добрались к полудню. Сперва вышли к аллее, тоже старой, ибо разбивали её еще в те незапамятные времена, когда в усадьбе жили люди.

Или не люди.

Тут уже точно не скажешь. Главное, что с той поры клены выросли, раздались, переплелись ветвями, и некогда нарядная звонкая аллея сделалась сумрачною. Под сенью из было влажно, что весьма пришлось по вкусу мошкаре.

Дорога вывела к столбам, к которым некогда крепились ворота. Ни сами они, ни ограда не уцелела, а вот столбы — вполне себе, разве что кирпич потрескался, да из двух химер, некогда украшавших их, уцелела лишь левая. И то наполовину.

За воротами начинался сад.

То есть когда-то эти дебри первозданные были вполне себе приличным садом. Теперь же где-то там упреждающе заухал филин. И Васятка присел. Шмыгнул носом и поглядел на нас.

— А… мы прятаться не станем? — тихо спросил он.

— От кого?

— От некроманта!

— Зачем? — удивилась Ксюха и бодрым шлепком размазала комара, что присел на белую Ксюхину руку.

— Ну… не знаю. Для порядку, — Васятка снова носом шмыгнул. А ведь этак и простудиться недолго, вода-то в бочаге темная, а если родники подземные питают, то вовсе ледяная.

Придется тетке говорить.

— Если только для порядку… Марусь?

Я что, мне полог сплести — дело недолгое, а вот с тропою сложнее. Старый сад был явно недоволен, что покой его потревожили. Он, пребывавший в некой непонятной полудреме — никогда-то с таким не сталкивалась, — встрепенулся, зашумел, загудел ветром в ветвях, пытаясь напугать незваных гостей. Да только мы не испугались.

— Идите по следу, — велела я, становясь на узенькую тропку, проложенную в зарослях шиповника. За прошедшие годы тот, казалось, разросся пуще прежнего, и шипы сделались длиннее. Темно-желтые, загнутые, они походили на звериные когти, и мне подумалось, что этот сад, он… неправильный.

Насквозь неправильный.

А потом подумалось, что и правильно. Это ведь аномалия. А если бы сад был правильным, то какая аномалия тогда? То-то и оно.

Тропинка легла полукругом, будто и сад не желал подбираться близко к черному озерному стеклу. При дневном свете проклятый бочаг гляделся почти обыкновенным. Разве что слишком уж правильная форма, будто кто-то циркулем окружность вычертил. И вода черная, гладкая, что стекло. Даже на воду и не похожа.

— Мертвая, — тихо сказала Ксюха и себя обняла. — Надо же…

— Нормальная, — Васятка нос рукавом вытер.

Вот точно простынет.

— Нет, — Ксюха прикрыла глаза и качнулась. — Силы… силы из неё тянет, будто… там, на дне лежит что-то, воду мучит…

Светлые волосы Ксюхи задрожали, поплыли новорожденным туманом. И я ущипнула подружку.

— Клад? — с надеждою воззарился Васятка.

Ксюха покачала головой и вцепилась в Васяткино плечо с такой силой, что он охнул.

— Лазал туда? — спросила она.

И побелевшее вытянувшееся Ксюхино лицо было страшно. Хотя Васятка не испугался. Он у нас вовсе не пугливый.

— Я только окунулся разочек, — сказал и голову задрал. — Я не трус!

— Дурак, — Линка отвесила подзатыльник, но по-сестрински, любя. Она-то всегда братца хотела, у матушки спрашивала, пока не поняла, что в иных семьях мужчины не родятся.

Судьба.

— Потом на пруд пойдем, омыть тебя надо, — сказала Ксюха, пальцы разжимая. — И чтоб больше сюда не совался. Там… очень дурное.

И плечами повела.

А я Ксюхе поверила. Кому, как не ей про воду знать. И раз уж такое дело, то…

— Это Тимоха его подбил. Взял на «слабо», а этот и рад доказать…

— Плохо, — Ксюха нахмурилась.

Теперь она смотрела на воду, и я тоже. И чернота её уже не казалась густой, дегтярною, скорее уж наоборот. В черноте этой виделась глубина.

Будто…

В зеркале.

В том старом зеркале, которое тетка убрала на чердак, потому как иные зеркала не след держать в доме, где дети есть. И еще скатертью расшитой занавесила. Только я… я ведь все одно гляделась.

Тогда.

На Зимнюю ночь, которая самая длинная в году. И не только я, мы все… гляделись и забыли. И про то, что видели, тоже забыли. А теперь вдруг вспомнила я ту густую непроглядную черноту, которая взяла да выплюнула искорки. Сперва одну, после другую, а там и третью. И искры эти закружили, заплясали, складываясь…

— Стой, — на плечо легла рука. — Не ходи, заморочит.

Ксюхина сила была ледяною, что вода родниковая. И я очнулась. Надо же… и вправду нехорошее место.

— Надо будет поговорить с Беспальным, — сказала Линка. — Пусть окоротит сыночка, а то ведь и вправду до беды недалече.

Ксюха кивнула.

— Я пыталась, — сказала я, хотя признаваться в собственной слабости и неудаче — чтоб ведьма и не смогла с человеком договориться? — было стыдно. — Но он только сказал, что на всех управу найдет.

— Тимоха тоже тут был? — спросила Ксюха, которая все еще то ли любовалась бочагом, то ли пыталась взглядом пронзить толщу этих вод.

— Ага…

— В воду лез?

— Неа, он там, в стороночке стоял, — Васятка зябко плечами повел. И указал на куст роз. — А потом вовсе ушел. Ну, когда я в воду полез.

— Кто-то еще был?

— Неа…

— Что ж, хорошо. Может, и обойдется, но… мне его тоже омыть бы. На всякий случай, — Ксюха перевела взгляд на Васятку. — Идем.

— А некромант?!

— Никуда он не денется, этот твой некромант…

Тут в доме что-то грохнуло, затрещало, а там и с уцелевшей стены, которая тяжко опиралась на колонны, посыпались камушки.

Мы замерли.

Ненадолго.

Следом раздалась ругань, такая веселая, задорная даже. И мы выдохнули. Ежели некромант матерится, то, стало быть, живой.

— Может… — Васятка не договорил, Линка прижала палец к его губам.

А некромант соизволил выглянуть.

То есть, сперва в оконном проеме, том самом, которое выходило на остатки портиков, показалась некромантова задница. К счастью, не голая, но весьма себе плотно обтянутая синей джинсовой тканью. Заканчивалась та чуть выше колен, выставляя на всеобщее обозрение мосластые волосатые ноги.

— Так себе, — заметила Линка.

— Тощеват, — Ксюха согласилась с нею.

Ноги елозили по древнему подоконнику, заставляя думать, что там, в доме, некроманта чем-то крепко приложило, ежели он решил выходить не через дверь, а через окно. Но вот, нащупав, как ему казалось, более-менее устойчивую позицию, некромант пополз дальше. И мы получили возможность полюбоваться узкою загорелой спиной.

И рисунком на ней.

Майка-то задралась по самые плечи.

— Неплохой мастер делал, — заметила Линка, прищурившись. — Видишь? Глубокая резка.

Я не видела, но Линке верила.

Некромант, наконец, выполз, так сказать, всем организмом и застыл, верно, сообразив, что здание не настолько хорошо сохранилось, чтобы тут баловаться. Под ногами его захрустело, на землю посыпался дождь из мелких камушков и песка, а дом вздохнул.

Дом был тоже насквозь неправильным, это я чувствовала издали, а еще этому дому категорически не нравился человек, вздумавший нарушить покой этого самого дома.

Человек обтянул майку и посмотрел вниз.

Поморщился.

И снова выдал пару слов.

— Не слушай, — сказала я Васятке, запоздало закрыв уши ладонями. Только, чуялось, поздно. Братец не только услышал, но и запомнил, и попрактикуется, тут и думать нечего.

Некромант соизволил перевернуться, как в сказке, к дому задом, к саду передом, встал на четвереньки. И пополз. По узкому карнизу, что окружал дом. Некогда на карнизе этом дремали химеры, но теперь от них остались едва ли растрескавшиеся хвосты.

— Он совсем больной, что ли? — поинтересовалась Ксюха. — А ничего так… если спереди.

Спереди некромант был не то чтобы более упитанным, скорее уж мог порадовать девичьи взоры некоторой широтой — до ребят из стаи дядьки Свята ему было, конечно, далеко — плеч и подкачанными руками.

Еще он был длинным.

Вихрастым.

И совершенно несерьезным. Во всяком случае в моем представлении серьезные кандидаты некромантических наук по карнизам древних строений не лазают. А он, пусть и на четвереньках, но передвигался достаточно бодро.

До следующего окна добрался вот за пару минут, заглянул внутрь, вызывав новый камнепад.

— Он проверяет внешнюю структуру силовых линий, — я, наконец, поняла, что происходит. — В старых домах обычно создавалось две оболочки, внешняя и внутренняя. Внешняя отвечала за целостность здания, и за крепость его, и охранные плетения на неё тоже цеплялись.

— Думаешь, сохранилась?

— Почему нет? — я пожала плечами. — Сколько прошло? Лет двести? Вряд ли больше. А строить умели. И каналы раньше создавали не только на энергетическом уровне, выводили дорожки в камне, серебром крепили. Если восстановить, то…

…под ногами некроманта карниз захрустел и часть его осыпалась.

— Больше, чем двести, — отозвалась Линка. — Тут и до революции-то никто не жил.

— Думаешь?

— Знаю… мама говорила.

Мы переглянулись. Как-то вот раньше не случалось особо местом этим интересоваться. Нет, все наши знали, что есть такая усадьба, но она была и только. Стояла себе. Разрушалась. А уж кто там жил… странно, конечно. Люди у нас не то чтобы совсем равнодушные, но вот почему нет легенд?

Преданий там?

Какой-нибудь глубоко романтической истории о влюбленной барышне и деревенском кузнеце, которого зловредный барин замучил? А она потом утопилась в бочаге. Такие ведь истории, почитай, у каждой усадьбы имеются. Мы на фольклористике проходили. И… и еще тогда меня царапнула мысль, что у каждой имеются, а у нашей вот нет.

— А что еще она говорила?

— Что не следует сюда нос совать, — Линка наблюдала за действиями некроманта, который застыл на карнизе, явно пребывая в раздумьях: нырнуть ли в окно или же продолжить путь свой. — Дурное место.

Это мы и так знали.

Но теперь захотелось вот подробностей, почему дурное и что именно с местом этим не так. Я прихлопнула комара и поинтересовалась:

— Делать что будем?

— Ну… — Ксюха пожала плечами. — Может, познакомимся?

— Зачем? — Линке знакомиться совершенно не хотелось.

— Так… для порядку… у тебя вот есть знакомые некроманты?

Линка покачала головой.

— Вот, — Ксюха подняла палец. — А будут.

И прежде чем мы что-то сказали, вышла из-под полога и крикнула:

— Эй, вы там живой?

От голоса её некромант вздрогнул, повернулся, и резкое это движение окончательно разозлило дом. Я почти физически ощутила, как по каменному телу прошла волна ярости. А в следующее мгновение дом вздрогнул. Стены захрустели, а карниз отвалился.

Вместе с некромантом.

— Ой, — сказала Ксюха. — Как-то… неудачненько получилось.