Однажды в Лопушках

Карина Демина

Глава 1. Где происходит возвращение к истокам

…три девицы под окном.

Начало авантюрной истории

Последней в Лопушки вернулась Линка.

Сперва раздался истошный вопль Васятки:

— Линка приехала!

Затем грохот и сдержанный перемат тетушки Акулины, которую вопль этот застал на лестнице да с горшком в руках, который она норовила пристроить на полке. От Васяткиного вопля горшок из рук выскользнул, чтобы разлететься на осколки. На пол и вязаные, вчера вычищенные, половички плеснуло белою сметаной. И обстоятельство сие заставивши старого кота приоткрыть левый глаз, потом и правый, верно от удивления, а там и вовсе покинуть нагретый подоконник. К сметане Пират подходил не спеша, с видом пренезависимым, чтобы если вдруг случится хозяйке осерчать, то без ущерба для достоинства кошачьего вовсе мимо пройти.

— Ну, оглашенный… — сказала тетушка, вытирая взмокшие руки о передник. — И чего разорался-то?

В окно же просунулась вихрастая Васяткина башка.

— Линка приехала! Марусь…

— Иди, — буркнула тетка, с лестницы спускаясь. А я ей говорила, что полка под потолком — не самая лучшая идея.

Но кто ж меня послушает?

— Все вернулись! — Васятка приплясывал от нетерпения и даже палец в ухо засунул. Уши у него были приметные, огромные, оттопыренные, и покрытые веснушками, впрочем, как и Васяткин нос, и щеки, и шея, и весь-то он сам, от макушки до пяток.

Пятки, впрочем, тоже были в рыжих пятнах. Я знаю. Видела, когда на сажалке купались.

А Линка и вправду приехала.

Только, в отличие от меня, не на рейсовом автобусе, но на ярко-алом нарядном, словно игрушечном, автомобильчике, который ныне стоял возле забора, притягивая взгляды и наших деревенских кумушек, и Пантелеймона. Черный козел, на счастье, был привязан крепко, а потому только и мог, что наклонять голову и бородой трясти, угрожая чужаку скорой расправой.

— Идешь, — Васятка дернул меня за руку.

— Иду…

Не то чтобы я испугалась или, не приведите Боги, застеснялась. Стесняющаяся ведьма — это даже не ведьма, это… в общем, я пригладила растрепавшиеся волосы. И юбку обтянула. И…

— Ишь, — Ксюха погрозила Пантелеймону пальцем, и козел, побаивавшийся лишь Ксюхи и, быть может, своей хозяйки, спешно выплюнул пожеванную веревку. — Какая…

А Линка и вправду была…

Какой.

Такой.

Не похожей на себя. Нет, из нас-то она всегда выделялась яркой броской красотой, что и привлекала внимание, как нужное, так и не совсем. И за прошедшие пару лет красоты меньше не стало, скорее уж она сделалась изысканнее, утонченней. И теперь Линка выделялась… а вот аккурат, что алый её автомобильчик.

Вдруг да не узнает.

Или сделает вид, что не знает.

— Пошли, — Ксюхе неведомы были сомнения, и она, подхватив меня под руку, решительно потянула ко двору. — Доброго дня, теть Люсь!

Зычный Ксюхин голос заставил Пантелеймона сесть на зад и завопить не по-козлиному громко. И вот клянусь недоеденной плюшкой, которую заныкала на потом, когда передумаю с весом бороться, было в этом голосе нечто смутно знакомое, донельзя напоминающее волчий вой.

— А я всегда говорил, что кто-то из оборотней в его роду отметился, — прошептал Васятка, который не подумал даже проявить такт и сгинуть куда-нибудь. Хотя какого такта можно ждать от этого ирода, что по недоразумению приходится мне двоюродным братцем.

— Ты это дядьке Святогору не ляпни.

— Думаешь, он? — Васяткины глаза блеснули.

— Думаю, догонит и уши надерет.

— Пусть сперва догонит.

Это Васятка произнес с немалою гордостью, ибо средь прочих талантов обладал воистину нечеловеческим умением сбегать, причем никому-то, даже Святогоровым оборотням, не удавалось его поймать. Ну да я на всякий случай отвесила братцу затрещину.

Превентивного, так сказать, воспитания.

Он обиделся.

Засопел.

И даже губы надул, но все равно не ушел.

— Доброго дня, — отозвалась Линкина мама, которая стояла на ступеньках и глядела на дочь этак, печально и одновременно снисходительно. Аккурат как тетка Акулина на меня. Линка же хорохорилась.

Красивая.

Нет, я уже говорила, что она красивая, но… все равно ведь! Волос темный, черный, что крыло вороново, и с отливом, то ли в прозелень, то ли в синеву. Кожа вот бела. А глаза у Линки кошачьи, зеленые.

Тетка говорила, что блудливые, но не со зла.

Ведьмы в принципе некоторые вольности в поведении не осуждают.

Ныне на Линке был алый костюмчик, заставивший меня вновь позавидовать старой подруге. И тому, что этот костюмчик есть, и тому, как сидит он. На меня, что ни надень, все без толку. А она и в дерюге королевною держится.

Костюмчик дерюгой не был.

Коротенький жакет шелкового отлива. Золотые пуговицы на рукавах поблескивают. Штаны струятся, и не понятно, то ли штаны это, то ли юбка… туфельки на каблуке.

Я бы на таком живо шею свернула.

Еще и очочки нацепила преогромные, в тонкой оправе.

— Что ж… — Линкина матушка развернулась. — Идите. Чаю поставлю… могла бы и упредить, оглашенная… ты как, на отпуск решила?

— Насовсем, — вздохнула Линка и носом шмыгнула, разом поутративши своей аристократичности. — Я так устала, мама…

— От… — в хате что-то грохнуло. — Отдохнешь… оно всегда отдыхать надо. Идите уж, я варенье вчерась ставила, попробуете.

Варенье у Линкиной матушки завсегда было особым, не приторно сладким, сохраняющим сам дух ягоды, оттого и ценили его. И из нынешней череды банок, что выстроилась вдоль стены, две трети на заказ пойдут.

Ну да известный промысел.

Тетка Акулина, вон, травы собирает. И ныне ночью мне аккурат за речною мятой идти, которая вот-вот зацветет, а стало быть, силы и ароматности поутратит. Я почесала руку, на которой проступил красный след комариного укуса. На меня отчего-то теткины зелья действовали слабо, или не на меня, но комары к ним пообвыкли, только быть мне вновь кусанной.

Ничего.

Как-нибудь перетерплю.

Чай мы пили не то чтобы молча, скорее уж беседа текла неспешная, о погоде и политике, и еще о том, что в Завадцах, которые недалече, верст пару всего, собираются завод открывать, то ли черепицу делать, то ли таблетки, а Васятка так и вовсе убежден был, что и то, и другое, и еще третье, секретное, об чем местным не говорят. Братец мой от неспешной этой беседы нервничал, хотелось ему другого послушать, вот и ерзал, и варенья почти не ел.

Но… кто ж при всех о делах говорить станет?

Мы помогли затащить Линкины чемоданы в дом, и было тех не так, чтобы много.

— Оставила я ему… а то ведь… — Линка осеклась и рукой махнула. — Машину вот отправить бы еще, но… найдет.

— В сарай поставь, — Ксюха варенье брала пальцем. Сперва наливала в тарелку, потом тыкала пальцем и тот облизывала. — У вас все одно там только Пантелейка.

— Побъет, — с сомнением произнесла Линка.

— Я заговор наложу, — я потерла руки и укус вновь поскребла. — Морочный. Он и не увидит.

Потом мы раскидывали вороты, загоняли автомобиль, от которого вкусно пахло кожей и духами, и Линка даже предложила мне прокатиться, и Ксюхе тоже, но мы обе отказались. Нечего… автомобиль в ворота влез, и в старое стойло встал, что родной. А Линка спешно забросала его сеном.

— Так… спокойнее, — сказала она.

— Что, тяжко пришлось? — Ксюха сказала это без издевки. А я кивнула, ибо понимала: пришлось. Не пришлось бы тяжко, кто бы из нас вернулся.

А ведь все…

Пяти лет не прошло. И вернулись, и… и будто бы не было ничего-то, ни жизни по-за пределом Лопушков, ни прочего, нехорошего. Васятка вот только вытянулся.

— Тяжко, — вздохнула Линка и сама предложила. — А пойдем на пруд? Я только переоденуся.

— Пойдем, — Ксюха дернула носом. — Только недолго, а то гроза собирается.

— Я тетке скажу.

И про грозу тоже.

Ведьма ведьмой, но вряд ли даже тетка почует. Я вот не чуяла. Но Ксюхе верить было можно. Ксюха свою стихию слышит так, как никто другой.

Собралась Линка, против ожиданий, быстро. Не знаю, куда подевался шелковый костюм, но в старом сарафане да с волосами, в хвост собранными, Линка стала не то чтобы прежней, но почти. До сажалки пробирались старою тропкой, которая не заросла, будто ждала нас. И сныть привычно поднималась стеной, из которой то и дело выглядывали колючие хвосты крапивы. Змеилась по другую строну тропы колючая ежевика, в зарослях которой уже наливались краснотой крупные ягоды.

Скоро и её собирать.

Я поскребла руки. Вот… ведьма из меня никакущая, это даже тетка признавала, пусть и с неохотою. Но с травами я ладила. А стало быть, надо на чердак подняться, проверить, не подевалась ли куда моя корзинка.

На берегу было тихо.

Старая ива все так же клонилась к воде, и в тени её суетились быстрые водомерки. Над ними дрожали стрекозы, то срываясь к самой глади, то поднимаясь, исчезая в теплом солнечном свете. Где-то там, далеко вверху, звенел жаворонок.

— Рассказывай, — Ксюха вытянулась на траве и раскинула руки, подставляя белую свою кожу солнцу. Оно-то бесполезно, все одно не загорит.

Кровь не позволит.

Вода огня не любит, что, впрочем, ничуть не мешало Ксюхе греться на солнце. А что без загара, так он ей и не надобен.

— Да что тут рассказывать, — Линка сорвала стебелек и сунула его в зубы. — Особо и нечего… я ж писала.

— Ага.

Писала.

И я вот писала. Пространные рассказы о том, как хорошо устроилась в Москве.

И работу нашла отличную, с перспективой, и жилье сняла, и что коллеги меня любят, уважают, учеба идет, преподаватели прочат великое будущее, а еще ухаживают за мной сразу трое, один другого краше… в общем, фантазия у меня всегда хорошею была.

— Правду, — сказала я, тоже вытягиваясь на душистом покрывале. Про себя отметила, что донник ныне разросся, надо будет тетке сказать, а то и самой сходить, благо, собирать его несложно.

— Правду… — Линка хмыкнула. — А правда… поступить я поступила, чай не дура.

Мы с Ксюхой кивнули. Оно и правда, пусть Линка и красавица, какой поискать, но и ума ей боги отсыпали щедро.

— Училась… как получалось, — она поморщилась. — Сложно это все…

Мы опять кивнули.

Сложно.

— Каждый придурок норовил под юбку. И не только из студентов, но… — она махнула рукой. — Обычное… девки ненавидят, мужики… я ведь старалась. Очочки прикупила. Одежонку такую, чтоб не особо внимание привлекать.

Ну это она зря. Не выйдет. В школе никогда не выходило, а уж тут-то про Линкину особенность все знают. В городе же люди чужие, непривычные.

И рассказывать им без толку.

— А все одно… потом конкурс красоты объявили. Меня же все это вот так достало, — Линка провела пальцами по горлу. — И решила, что покажу этим… ведьмам.

— И как? — поинтересовалась Ксюха.

— Показала, конечно… меня от универа нашего на городской и выдвинули. Там мы с Олежиком и познакомились. Сперва голова кругом пошла. Как же… он меня цветами завалил, подарками… и весь внимательный такой. Взглядом не слюнявит, под юбку не лезет. Разговоры разговаривает, как… как с человеком!

Мы вздохнули с легкою завистью.

— И я поверила, что… что и вправду любовь. Может ведь?!

— Может, — отозвалась Ксюха с печалью.

Я только головой мотнула. Любовь — та еще зараза, так тетка повторяла, а мне все чудилось, что это она от непонимания ворчит, что старая уже, заскорузлая душой. Вот и не видит истинной сути прекрасного чувства. Ага… дурой я была.

Подозреваю, не только я.

— Он ведь замуж позвал, — тихо сказала Линка. — Только… сперва сказал, что он положение в обществе занимает. А я… кто я? Девочка из деревни.

–…Лопушки, — Ксюха закончила фразу.

— Вот-вот, — Линка усмехнулась. — Мне бы уже тогда послать куда подальше, но… я ведь не такая, я ведь умная. Дура. Согласилась… сперва перевелась на заочное. Да и вовсе… и вправду, к чему мне этот университет, в котором все достало до невозможности? Диплом он мне и так купит. И купил. Хороший… где-то там в бумагах лежит. Еще квартиру снял. Тоже хорошую. В центре.

— Ты писала.

— Писала, — Линка отмахнулась от особо назойливого комара. — И тут да… тут правда все… поселил. Учителей нанял.

— Каких?

— Да разных. По риторике. Этикету. Танцам… в том числе на шесте.

— Чего?

— Я ведь должна его радовать… карточки выдал. Мол, ни в чем себе не отказывай… квартира твоя, только… только ремонт дизайнерский, а потому отнестись к нему надо с уважением. Не стоит его портить всякими глупостями, вроде кружевных салфеток. И вкус мой, конечно, неплох для девочки из деревни, но специалист справится с выбором одежды лучше. И макияжа. И вовсе… я сама не заметила, как превратилась в куклу!

Это Линка сказала с немалой злостью.

— Меня наряжали, причесывали. Отвозили и привозили. Говорили, как себя вести. Кому улыбаться, кому… опять же улыбаться. От меня и нужно только было, что стоять рядом и улыбаться, улыбаться, улыбаться… быть дружелюбной, милой…

Она выбросила руку и поймала треклятого комара, которого раздавила в ладони, а ту вытерла о сарафан.

— Когда я попыталась сказать, что сама могу делать что-то… я хотела делать хоть что-то, мне сперва мягко намекнули, что не нужно, после и вовсе заявили открытым текстом, что ничего-то я из себя не представляю. Что таких, как я, хватает, и если не устраивает мое положение, то я могу уйти. Но когда я попыталась… оказалось, что и уйти нельзя. Слишком много в меня вложено. И я обязана отработать долг.

— Чего? — помрачнела Ксюха.

А мне стало интересно, жив ли тот идиот, который вздумал этакое Линке заявить.

— Он начал ревновать. Просматривать мои траты по картам. Допрашивать… вплоть до того, почему я купила два пирожных, а не одно. Кому отдала второе? Повесил охрану, которая следила… потом вовсе запретил выходить без него из дому.

— Почему раньше не ушла? — спросила я.

Вот сомневаюсь, что какая-то там охрана Линку удержать способна.

— Да любила его, идиота, — призналась она, стыдливо отвернувшись. — Надеялась, что это временно, что… поймет, перебесится…

— А он?

— А он жениться решил. Не на мне, — уточнила Линка и села. — Дочь партнера… объединение капиталов. Он так и сказал. Прости, я тебя люблю, конечно, но ты мне ничего-то дать не можешь. А жениться мужчина его положения должен не по любви, а по обязательствам.

— Ой, дура-а-ак, — протянула Ксюха и уточнила. — Он-то живой хоть остался?

— Что ему сделается, — Линка сорвала одуванчик, и еще один, и… у меня тоже руки потянулись, вспомнили, как мы когда-то вот здесь сидели и плели венки из одуванчиков, да не простые, а чтобы короной и сзади коса. У кого коса длиннее, тот и победил. — Я ведь… я просто ушла. Собрала… не все. Оставила драгоценности, из одежды только самое простое и вообще… книги вот забрала, конспекты. Думаю восстановиться на заочку. Если, конечно… он ведь еще тот гад. Упертый, как не знаю что. Вернется и искать станет.

Это Линка произнесла… с надеждой?

Любовь… не только ведьмы ей не чужды. Только, как я на собственном опыте успела убедиться, ничего-то хорошего любовь ведьмам не приносит. Выходит, что не только ведьмам.

— Ничего, — Ксюха подала Линке одуванчик. — Пусть только сунется…

Я кивнула.

Лопушки, может, и деревня, но… чужакам здесь не рады. А вот дядьку Святогора предупредить надобно. Это да…