Долгожданная осень

Ирма Буракова

Быть слишком правильной, сильной, принципиальной всю жизнь – благо это или ярмо? Нужно ли выбираться из ставшего привычным деревянного костюма, чтобы быть счастливой?Что будет, если изменить собственной привычке говорить «нет» и решить побыть просто женщиной.

Глава 8

Уже на подъезде к концертному залу по статусу автомобилей и внешнему виду приглашенных, Екатерина заподозрила, что сегодняшний фестиваль, совсем не того формата, куда она ходила ранее с Максимом. В толпе мелькали знакомые лица из области политики, ведущие журналисты СМИ, узнаваемые актёры. На её вопросительно поднятую бровь, Максим лишь уверенней взял под руку и, ежесекундно здороваясь, потащил вглубь действа. Легкий фуршет для избранных в отдельной зале, концерт, первые ряды. Было крайне неуютно, ибо в качестве спутницы Максима, Катерина явно привлекала к себе слишком много внимания. Он спокойно её представлял знакомым, а ей откровенно хотелось сбежать. Из уважения к выступающим она смирно высидела положенные два с половиной часа, потом, выпростав руку, ушла в дамскую комнату. Продержав руки в ледяной воде, прижала их к вискам. Выходить обратно не хотелось. Слишком шумно и неуютно. Набрала Сашке, пообщались. Упало сообщение от обеспокоенного её пропажей Макса. Надо выходить из укрытия. Натянутая полуулыбка, многочисленные любопытные взгляды, фальшивое дружелюбное щебетание.

— Максим, мне тут крайне неуютно, если честно. Позволь мне уже сбежать домой? На меня всё это давит.

— Ты и вправду выглядишь замученной, но мне эгоистично не хочется оставаться без тебя тут. Сейчас бОльшая часть гостей, по сути случайных для данного мероприятия — разъедется, надеюсь будет тише и спокойнее. Останься, а? — Он поймал её руку, погладил кончики пальцев и уже совсем тихо, с жалостливо приподнявшимися домиком бровями выдавил, — не оставляй меня тут одного.

— Это нечестно — давить на жалость, — ей пришлось вынужденно согласиться. По пальцам от его прикосновений побежали покалывания. Показалось или…?

Внутри роем заметались беспокойные разноперые мысли, ничего конкретного, но хотелось вырваться, безумно хотелось вырваться на воздух.

— Здесь есть где-нибудь балкон?

— Да, я провожу тебя.

На втором этаже располагалась еще одна фуршетная зона, основной рой гудел, сосредоточившись именно здесь. Практически расталкивая гостей, они вышли на балкон. Было контрастно холодно и сыро, несмотря на отсутствие дождя. В воздухе витала влажная взвесь. Пахло опадающей листвой и мокрым асфальтом. Действительно, начала подтягиваться вереница машин, ожидая своих хозяев на отбытие с фестиваля.

Катерина продрогла, но уходить с балкона не хотелось. Пахнуло знакомым теплым запахом горькой ванили и на плечи мягко опустился его пиджак. Максим слегла приобнял её за плечи и мягкими поглаживающими по плечам движениями прогнал озноб.

— Взять тебе шампанское или что-то еще?

— Нет, спасибо. Я пока чуть подышу свежим воздухом. Ты иди пока, тебя наверняка разыскивают, я же слышу, как у тебя телефон разрывается.

— Уверена?

— Да, конечно. Иди.

Несмотря на доносящийся гул голосов и шуршание отъезжающих автомобилей, на балконе было ощущение тишины и спокойствия. Сколько она тут стоит, опираясь не перила, изучая таких разных и при этом одинаковых гостей. Пять минут или полчаса? Буквально силой себя заставила вернуться в зал. Людей стало поменьше, судя по их поведению — градус покрепче. Из толпы вынырнул светящийся Спартак:

— Ну, наконец-то! Я уж думал, что Макс мне или врёт, или же у него галлюцинации на предмет твоего присутствия. Ты как всегда божественно выглядишь! — он отступил на шаг назад и одобрительно оглядел её с головы до ног, — Ну, зачем надо было мерзнуть на балконе, идём к нам! Я представлю тебя интересным людям…

Под вялое сопротивление он потащил её вглубь зала: череда лиц, шампанское, закуски, где-то периодически мелькала фигура Макса. Надо отдать ему пиджак. Надо отсюда уходить. Уже остро звенела внутри струна — надо уходить, головная боль нарастала.

— Проводи меня к Максиму, пожалуйста.

— Кэт, на тебе лица нет. Ты как себя чувствуешь? — встревожился Спартак.

— Тут очень шумно и душно. Голова немного болит, хочу уйти.

Максим сосредоточенно разговаривал с двумя высокими мужчинами, увидел подходящую Катерину, прервал разговор и представил их:

— Господин Макушин Дмитрий Юрьевич, владелец крупнейшего агрокомплекса, меценат, основатель школы-пансионата для одаренных детей «Зимино», а это господин Костицын Анатолий Владимирович — директор этой школы!

Екатерина как сквозь туман выслушала о действительно уникальной школе, посокрушалась, что в её детстве такой не было, получила приглашение приехать на экскурсию в это учебное заведение. Слова эхом звучали в голове, теряя смысл.

— Макс, я хочу уехать… — вполголоса пробормотала Катя.

— Да-да, идем уже вниз, я и сам тебя хотел уже позвать.

Последние прощания у автомобилей, малочисленные оставшиеся компании. И опять этот неприятный знакомый голос.

— Мааакс, — елейно-хрипло растянулся Янин голос, — ты меня избегаешь весь вечер. Я уж думала ты от меня прячешься. — Опять показное целование при встрече и притирание к его бедру. Демонстративный высокомерный взгляд, — О, доброй ночи, Макс всё ещё с Вами? Твоё постоянство в этот раз меня удивляет, — и высшая степень демонстрации удивления в голосе с каркающим прокуренным смехом.

— Ты что-то хотела?

— Фу, как грубо…

Катерине хотелось сквозь землю провалиться, мерзкое липкое ощущение накрыло с головы до ног. Дайте мне сбежать и выясняйте свои отношения без меня — вопило оскорбленное нутро.

Янины руки нарочито пытались обвить Макса, он деликатно, но категорично отстранил её. Спартак щебетал и пытался вызвать огонь на себя. Сильно пахнуло крепким спиртным. Вот в чем дело, она в это раз слишком пьяна. Максим крепко обхватил Яну за плечи, склонился к её уху, тихо, но отчетливо, так, что было слышно и окружающим, произнёс:

— Тебе алкоголя на сегодня хватит, по крайней мере на этом мероприятии. Пора уже угомониться.

Яна вырвалась, лицо её исказила злобная гримаса. Максим подставил локоть Катерине, она облегченно взяла его под руку, бежать… стоило сделать полшага, как раздалось хриплое:

— Милочка, ты так бесстрашно его везде сопровождаешь, а ведь его совсем не знаешь! Зря… и не боишься ведь?

Катя удивленно замерла, Галя, подходя, недоуменно от увиденной сцены хлопала глазами, Спартак завертелся ужом, безуспешно пытаясь уже физически утащить Яну, но её злоба и ярость давали многократный отпор. Максим замер, как каменный истукан. Лицо… Екатерина никогда не видела у него такого лица: словно высеченное из серого гранита, взгляд в одну точку, потемневшие глаза, напряженные скулы. Он знал, что сейчас произойдет. И готовился принять удар.

— Ты бы поостереглась его, ведь небось ничегошеньки не знаешь о его прошлом? — Янино перекошенное лицо приблизилось к Катерине, и накатил мерзкий запах женского опьянения, смешанного с желчью, — а надо бы бояться! Ведь у нашего доброго и хорошего Максима есть маааленький секрет, о котором он тебе наверняка не рассказал. Подумаешь, он всего лишь убил человека! Подумаешь, отсидел-то всего ничего… — воздух разрядился до предела, дышать стало нечем. Тишина была плотной и осязаемой, она противно давила на уши.

С видом занудного профессора нравоучительно внутренний голос сочувственно пробурчал — вот тебе наконец и «что-то и не то», которое ты так долго выискивала. Теперь ты знаешь, довольна?

Екатерину внезапно обдало, словно ледяной водой, смывающей липкость и всю дрянь этого вечера. И откуда ж взялись эти силы и несвойственная ей реакция. Голова стала ясной, пропала нервная дрожь. Какая-то часть сознания ушла в автономную, словно заранее продуманную, работу. Видя себя со стороны, как в замедленном кино, чужим медовым голосом Катерина с придыханием произнесла, максимально прильнув к фигуре Максима:

— Конечно же я всё это знаю! У нас с Максюююшей нет друг от друга никаких секретов! — сладко проворковала, растягивая слова, победоносно посмотрела на застывшую Яну, краем глаза увидела не менее оторопевшего Спартака, открывшую рот Галю; максимально выдавив из себя всю показную нежность, которую только нашла силы изобразить в такой момент, промурлыкала Максиму, растягивая слова:

— Дорогой, поехали уже, я замерзла.