Неделя 1. Первая операция. 29 июня — 2 июля
Ну, понеслась: день 1
— Мама, как я буду себя чувствовать после операции?
— Паршиво. А потом будет легче, и будем учиться жить и ходить.
Первое «паршиво» прожили, впереди первая ночь. И её проживём, куда мы денемся. Туалет, понемногу еда, обезбол, спинку почесать, мультики посмотреть, обсудить сотню «почему» и со всеми поговорить по телефону, — так день и пролетел.
Как я?
В режиме тевтонского рыцаря и с таким же выражением маски. Поднять, переложить, придержать, переждать. Поесть, посидеть, выдохнуть.
Спасибо нашей нескучной многонациональной палате за бесперебойный бабий трëп. Например, сегодня был языковой ликбез:
Ек тук — на лезгинском — сдохни, жопа!
Бильбиль — на табасаранском — мужской орган.
У меня все новости к этому часу.
***
Арину прямо в палате загрузили голиком на каталку, прикрыли простынкой и повезли в операционную. Длинный коридор до самого лифта я шла рядом, держала за руку, успокаивала, вытирала слёзы и твердила, что буду ждать, что обязательно встречу, что во всём-всём помогу, и мы со всем-всем справимся. Больше всего я боялась в тот момент не операции, а разреветься при дочери — что она увидит мой страх и поймёт, что нихрена ничего не под контролем, а у меня дрожат коленки.
Я потом зашла в туалет, включила воду и проревелась до рвотных спазмов. И сейчас реву, пока пишу. Как легко, оказывается, вытащить наружу казалось бы отболевшее. Нет, не отболело.
Считаю, я правильно сделала, что заранее объяснила Арине и в подробностях обрисовала всё, что с ней сделают. Что будет сломана кость для того чтоб её раздвинуть и ноги сделать длиннее. Что будут просверлены дырочки, и из них будут торчать спицы-фиксаторы, чтобы новая кость росла ровной. Что всё это будет болеть — даже царапины болят, а тут сквозные дырки — мы будем пить обезболивающее или ставить уколы. Такой политики я придерживаюсь с самого малочку при сдаче анализов и во время всех неприятных моментов: максимально честно и спокойно. Будет больно, но мы потерпим, я с тобой.
Да, Арина боялась, но она, как и я, за прошедшую неделю насмотрелась и наобщалась с детьми в аппаратах, осознала, что это не конец света и жить хоть и неудобно, но можно. Не навсегда же, в конце концов. А ещё те, кто готовился к выписке, действительно наглядно демонстрировали результат. Новые, ровные и длинные ноги против прежних, маленьких и кривых, — это стоит затраченных сил.
Когда мою девочку вывели из наркоза и привезли мне обратно в палату, у неё не было шока и паники. Да, больно. Да, намного больнее, чем представлялось. Но она не билась в истерике, не била кулаками по аппарату, не требовала его снять немедленно и позволяла проводить все необходимые манипуляции.
Дети, которых до последнего держали в неведении, намного тяжелее переносили послеоперационный период, да и их мамам пришлось несладко. Всё же, когда вы команда заодно, жить чуточку легче.
Всё равно было тяжело и паршиво.
Арина пробыла в операционной почти два часа. За это время нам прогенералили и прокварцевали палату, я всё подготовила и перепроверила: одноразовые пелёнки, пакеты на случай рвоты, вода, салфетки, одежда… Книжка не читалась, игры не игрались, попе не сиделось. Намаявшись, я пошла мерить шагами коридор. Туда-сюда, туда по белым плиткам, обратно по бежевым и наоборот.
Мне казалось, если кто-то сейчас полезет ко мне с расспросами, я его либо убью, либо разрыдаюсь у него на груди. Никто не лез, все молча уступали дорогу и старались лишь слегка кивнуть, если мы встречались глазами.
Только заведующая — монументальная женщина, полностью видом своим, поступью и голосом соответствующая своему отчеству, — Анна Майоровна, проходя мимо, сказала: «Тяжело ждать, да».
Позже и я сама точно так же вела себя с новенькими. В день приезда и в день операции первая не заговаривала, вопросов не задавала. Потом обязательно утро будет начинаться со взаимного «как ваши дела», но не в эти моменты. В эти моменты у каждого свой предел нервной системы, и даже абсолютно невинная фраза в твой адрес может этот предел закончить. Ждать тяжело, да.
Потом мне вернули дочь, и стало чуть легче. Когда становится понятным порядок действий и ты понимаешь, что действительно помогаешь и делаешь всё возможное, время бежит быстрее.
Выход из наркоза был тяжёлый, с полубессознательным плачем, рвотой, жаждой, снова рвотой и провалами в сон. День пролетел, и ночь просвистела, как их и не было.
Всем детям отделения после операции выдают вот такой диплом. Его и тех, кто на нём нарисован, мы и рассматривали остаток вечера. Заодно в сотый раз проговаривали, что таких детей много, что мы не одни в своей беде, что и нам помогут вырасти. И, правда ведь, помогли.
День 2, сонно-капустный
Что ни день в больнице, то капустный день. Капусту дают тушёную, квашеную, с мясом и рыбой, в супе и борще, отдельное спасибо, что не кладут в компот.
У лежаче-сидячих пациентов квартирный вопрос с туалетом решается сложно. Но все кричат, что они не кузëлы и такое не едят.
Мы с Ариной капусту едим исправно и с удовольствием, на квартирный вопрос не жалуемся и не мемекаем пока что.
Пережили первую перевязку: я изрядно понервировала медсестру, не дав вытурить себя из перевязочной. Зато всё прошло без слёз: мы сочиняли сказки и пели песню про четырёх тараканов и сверчка.
У дедушки за печкою
Компания сидит
И, распевая песенки,
Усами шевелит.
Поужинали дружно
И ложатся на бочок
Четыре неразлучных
Таракана и сверчок.
Как-то на всю ораву
Яду старик добыл,
Всыпал за печь отраву,
Чтоб охладить их пыл.
Ночью он спал спокойно,
Утром полез на печь, а там…
Весёлая компания
За печкою сидит
И, распевая песенки,
Усами шевелит.
Сожрали с аппетитом
Ядовитый порошок
Четыре неразлучных
Таракана и сверчок.
Плюнул наш дед сердито,
И, перед тем, как лечь,
Взял он — и динамитом
Разворотил всю печь.
Утром старик задумал
Мусор убрать в углу, а там…
Весёлая компания
На камешках сидит
И, распевая песенки,
Усами шевелит.
Ужасный взрыв перенесли,
Как ласковый щелчок.
Четыре неразлучных
Таракана и сверчок!
Злою судьбой убитый,
Проклял весь белый свет,
Сбежал до Антарктиды
От квартирантов дед.
Прибыл на Южный полюс,
Открыл свой сундучок, а там…
Весёлая компания
Под крышкою сидит
И, распевая песенки,
Усами шевелит.
Подмигивают весело:
«Здорово, старичок!» —
Четыре неразлучных
Таракана и сверчок.
Четыре неразлучных
Таракана и сверчок!
Текст песни взят из открытых источников и принадлежит её авторам и (или) правообладателям.
Эту песенку пела со мной ещё в моём детстве моя бабушка всегда, когда куда-то шли, что-то монотонное делали, да и просто для удовольствия. Она очень жизнеутверждающая и здорово поднимает настроение, правда?
…Уже ближе к вечеру мы научились садиться, менять положение без боли и в принципе не бояться трогать ногу. Завтра будем учиться не бояться стоять. «Мы» потому что всё это мы делали в прямом смысле вдвоём: я держу ногу на весу, а Арина двигается. И так круглые сутки.
Всё. Спать.
***
А ещё мне пришлось полностью отключить сострадание и эмпатию.
Я ревела в туалете, в коридоре по ночам, где угодно, но не при Арине. Больно — терпим. Не терпится — зовём медсестру и ставим трамадол. Надо повернуться — Арина, командуй: на раз-два-три я поднимаю и поворачиваю ногу, а ты — себя. Надо поесть — нет аппетита — ешь, кому сказала, иначе не сможем выпить обезбол. Пей воду… Строго, четко и по делу с покерфейсом, что бы ни происходило.
Конечно, мы и обнимались, я бесконечно гладила, целовала, увещевала, что это временные трудности, а ноги будут навсегда красивые. Но стоило задержаться в жалости и потакании, слёз становилось в разы больше, а я и так с трудом вывозила.
День 3. Всё бы ничего, только мать противная
Потрясающий диалог прозвучал в коридоре. Мы все, родители, утро начинаем с вопроса: «как ваши дела». Особенно, если кого-то накануне прооперировали. Вот одна мама так на традиционный вопрос кому-то и ответила.
— В смысле «противная»?
— Да то сядь, то встань, то телефон отберёт и читать заставит…
Арина мне тоже уже заявила: «Нигде от тебя покоя нет, ни дома, ни тут».
Три дня лёжа однозначно разбаловали. Пристёгнутой к капельнице, да с двухкилограммовым утяжелителем на ноге, которая ещё и болит, сильно не развлечëшься. Только игры с мультиками и остаются.
Сегодня уже пришлось пободаться, но это и неплохо.
Раз есть силы пререкаться, значит, идём на поправку.
Делали зарядку. Пару раз условно стояли. На ногу становиться больно и страшно, но мать противная и спасу никакого, так что прорвёмся!
***
Третья ночь и правда прошла легче. Во-первых, мы обе очень устали и спали крепче, без пробуждений от любого шороха. Во-вторых, на третью ночь у Арины получилось во сне повернуть ногу самой, без пробуждения и без моей помощи, а это огромное достижение — сон стал глубже и крепче.
Может быть, ещё и поэтому вытягивать ногу начинают именно спустя трое суток после операции: организм начинает активно выздоравливать и наращивать регенерат, ту самую костную мозоль в месте перелома кости. Впереди два месяца вытяжки, когда этой мозоли не будут давать твердеть, день за днём растягивая её и вынуждая нарастать ещё и ещё.
День 4. Низвержение генерала
Арина скандалит. Громко и с азартом — её не понимают и, о, ужас, не слушаются!
Дома она — бабушкин пирожочек.
В школе — одна на всех малышка, которую надо опекать и над которой держат шефство не только тьютор и учитель, но и весь класс.
А тут вдруг раз, и вокруг все такие пирожочки мамины, о которых надо заботиться.
И в условиях, где никто не знает привычных игр и каждый картавит по-своему, оказалось очень сложно стоять на своём. Никто не уступает, никто по щелчку не делает как до́лжно.
Не работает ни один привычный аргумент.
— Но я же маленькая!
— Все маленькие.
— У меня нога в аппарате!
— И у меня.
— А у меня обе, и что?
— Мама, они меня не понимают!
— Так ты объясни, а не кричи и не плачь.
— Что тут объяснять, это все знают, а они не понимают!
— Арин, не бывает, чтоб все делали одинаково, каждый привык по-своему, объясняй и договаривайся…
Для полного погружения в обстановку последний диалог прочитать раз двадцать с интервалом в три минуты.
… А у взрослых воскресенье — традиционно постирочный день. Прачечная тут есть, но они кипятят всё без разбору, и одежда возвращается вся одного цвета и с текстурой половой тряпки. Так что ручками сама-сама — спасибо, мама, что я не белоручка.
Вернусь домой — обниму стиральную машинку.
Всё пройдёт, а мы останемся адекватными.
