Пока не отопрёшь дверь

Ирина Мист

Моё время – после захода солнца.Моё время – перекрёстки.Перекрёстки миров, где сплетается реальность и то, что находится по ту сторону жизни.Рассказы в стиле мистического реализма. Книга содержит нецензурную брань.

Чокнутый мир, где люди убивают друг друга

Чокнутый мир, где ждут двадцатилетия, чтобы назвать число. Людей, которых можно убить. А, может, выбрать безлимит и сдохнуть от рук таких же охотников в тридцать пять.

О Богах забыли, надеясь, что уберегут свою жалкую жизнь лицензией на убийство. И убеждают себя, что заветная цифра в пятьдесят убережёт их до конца жизни.

И не факт, что умрёшь от старости. Ночами всё равно будешь трястись за свою жизнь. А днём — следить за словами и поступками, чтобы случайно не вызвать желания какого-нибудь лицензированного убить тебя.

Люди играют в иллюзию, что вершат суд человеческий, позабыв о Богах. Впрочем, может, почти забытые Боги так собирают кровавый урожай жертв.

Главное — прикинуться застенчивой одинокой девчушкой, когда придут регистраторы за заветной цифрой, чтобы даже мысли не возникло в том, что отказываешься от лицензии искренне. И не можешь убить. Не от мира сего — вреда не причиняют, живут в своём мирке, и убивают их разве что потехи ради.

И у меня — давно сложился мирок, не такой уж безобидный. Главное, чтобы считали безобидной меня. Я одинока и скрытна. Мастерски меняю маски.

Ещё с приюта, куда меня определили после убийства родителей. По законной лицензии. Никто так не понял, да и разбираться не стал — почему эти отморозки, убившие их, вскоре сдохли — совсем нелепо. Один — спрыгнул с моста прямо под винты несущегося катера. Второй — заигрывал с ядовитой змеёй. Хотя со школы все знают: встретишься — замри и отведи взгляд. Глаза — слабое место, единственное, что не может замереть по приказу. В них отражается страх, стоит оказаться наедине со смертью.

Я не верю в байки, что есть те, кто не боятся её. Они не смотрели в её бездонные глаза, в которых плещется холод и мрак. Возможно, они даже встречались с госпожой Смерть. И она мимоходом задевала их рукой, бросала быстрый взгляд из-за угла или сжимала ледяные пальцы вокруг горла, чтобы ценили жизнь, пока не поздно. Но в глаза не смотрела.

Внутри оцепенело от боли, когда родителей не стало. Я рыдала, забывая дышать. Они были единственным островком любви и понимания. А ночью я отправилась на охоту — принести их убийц в жертву Богу. Это было первое убийство.

Я всегда была орудием в руках Бога, жестокого и кровавого для других, милосердного — для меня.

О Богах мало, кто помнит, я — помню и приношу жертвы. За это меня оберегают похлеще, чем лицензия на убийство.

Главное — не привлекать внимание. Не быть слишком красивой, чтобы никто не затаил злобу, потому что отказываютсь делить с ним свою постель. И не быть уродиной, чтобы не соблазнились убить ради развлечения. Прикидываться беззащитной. Быть удобной, услужливой, незаметной.

Меня пытались убить несколько раз, но натыкались на таких же любителей приключений. Мне удавалось уходить от этого.

Главное — спокойствие. И не влюбляться. Любовь делает меня сумасшедшей. Я влипаю в неё всем нутром. Хладнокровие покидает меня, чувства бушуют, а я должна быть на страже.

И вершить божественное правосудие своими руками. Я помню, как потеряла родных. И в ушах до сих пор — крики. Мои когда-то и той девчонки сегодня, на глазах которой убивали её мать. Я слышала, но помочь не могла. На всё воля Божья. И такая — тоже.

Зажигаю свечу. Не в первый раз. Раскаляю докрасна нож, которым убила много больше, чем разрешённых пятьдесят. Выслеживаю фантом убийцы, хватаю нож и терзаю его тело. Нож легко входит в него. Подпеваю и подтанцовываю в такт ударам ножа, вырезая сердце. Чувствую тёплую кровь на своих губах. Фантом залит кровью — работа закончена. Устало машу окровавленному призраку рукой: «Иди к хозяину».

И почти сразу, за десятки километров, на него нападают. Его ждёт долгая ночь. Гурман — убивать не торопится, длинным загнутым лезвием оставляет кровавые следы на теле. У него — безлимит. Он из тех, кто пресытился убийствами. И теперь старается переплюнуть собственную изощрённость в каждом следующем. Кровавая эстетика жестокости. А напоследок ещё из живой жертвы он вытащит сердце.

Бог сыт и доволен мною. А я продолжаю путь предков. И боюсь лишь одного — что настанет момент, когда ты обойдёшь все кордоны, все мои защиты и проникнешь в моё жилище. Я, взгляну в твои бездонные глаза и увижу лишь холод и мрак. И уже ты принесёшь меня в жертву своему Богу, более древнему и сильному.