От ненависти до любви

Ирина Мельникова, 2010

У Марии Лазаревой совсем не женская должность – участковый милиционер. Но она легко управляется и с хулиганами, и с серьезными преступниками! Вот только неведомая сила, которая заманивает людей в тайгу, лишает их воли, а потом и жизни, ей неподвластна… По слухам, это происки шамана, охраняющего золотую статую из древнего клада. На его раскопках погибли Машины родители, но бабушка почему-то всегда отмалчивалась, скрывая обстоятельства их смерти. Что же хозяйничает в тайге: мистическая власть шамана или злая воля неизвестных людей? Маша надеется, эту тайну ей поможет раскрыть охотник из Москвы Олег Замятин. В возникшем между ними притяжении тоже немало мистики…

Глава 2

Привел меня в чувство звонок мобильного телефона. Слава богу, Севиного — звонки на мой мобильник обычно ничего хорошего не сулят. Чаще всего меня тревожит начальство. Ему, известно, требуется от подчиненных одно: хорошие показатели в борьбе с преступностью. Недавно начальство и вовсе решило извести под корень преступность на вверенном мне участке и превратить его в образцово-показательный. Естественно, моими трудами.

Я, конечно, отвлеклась на мысли об утопических планах отцов-командиров, но все же невольно прислушивалась к тому, что говорил Сева. Впрочем, особой нужды прислушиваться не было: дорога позволяла Севе крутить баранку левой рукой, а правую он прижал к уху и восторженно орал в трубку:

— Откуда вы нарисовались? Сто лет вас не слышал, не видел!

Пара секунд ушла на то, чтобы невидимый собеседник что-то ответил, отчего Сева и вовсе захлебнулся от восторга:

— О чем разговор, Олег Матвеевич! Обязательно встречу! Я тут недалеко! С делами управлюсь, и — на станцию. К поезду успею. В войсках дяди Васи командиров не забывают!

Он выключил телефон и поймал в зеркале заднего вида мой взгляд.

— Мария! — Сева радостно прищурился. — Слышала? Комбат мой приезжает! Рыбку половить, по горам побегать. Эхма! — он энергично растер затылок свободной рукой. — Ох, и погуляем мы!

— Комбат? — удивилась я. — С чего вдруг он тебя вспомнил? Столько лет прошло! И как нашел?

— Ну, Маша — радость наша, — покачал головой Сева. — Все криминал ищешь? Я ж в ВДВ служил, а там все друг другу братаны!

— Он что, на поезде приезжает? — спросила я, не понимая, что меня так взволновало. И не просто взволновало — встревожило. Моя ли забота, кто приезжает к Севе в гости? Тем более гость — мужчина, а не женщина. Интересно, какие б чувства я испытала, если бы женщина? Я на минуту задумалась, но Сева мое молчание воспринял по-своему.

— Будь спокойна! — сказал он бодро. — Прикончишь свои делишки, и заскочим на вокзал. Часа тебе хватит?

— Мне получаса хватит, если начальство к себе не потребует, — проворчала я — так и не разобравшись, взволновал бы меня приезд Севиной женщины или нет. — А к вечеру мне нужно быть у Мордахина. Что-то ему в выходные не спится! Срочное дело, говорит.

Мордахин — глава сельской администрации и, скажу вам, форма, вернее, фамилия, как нельзя лучше соответствует содержанию. Я давненько, чуть ли не с первой минуты моего вступления в должность, пребываю с ним в контрах. И мои опоздания на совещания Мордахин воспринимает однозначно: как плевок в свою толстощекую физиономию.

Сева, видно, прочел мои мысли по глазам, потому что предложил:

— Позвони ему и скажи, что задержишься в райотделе. Он ведь в курсе, что ты должна определить этих орлов в «обезьянник»?

— В курсе! — буркнула я. — Но что ему стоит позвонить в отдел? Не хватало, чтобы он поймал меня на вранье!

— С каких пор ты боишься Мордахина? Скажи лучше, что западло со мной ехать!

— Всеволод! — сказала я строго. — С чего вдруг я должна перед тобой отчитываться?

— Хотя бы потому, что на моей машине едешь и двух отморозков везешь…

— Ну ты осторожнее! Слова выбирай! — взъерепенился Гришка. — Какие мы отморозки? Мы что, убили кого или ограбили?

— Так лучше б ограбили! — в сердцах произнес Сева и резко вывернул руль, объезжая стадо коров, возникшее на дороге. — Тогда б за вами «воронок» прислали!

— Между прочим, я не просила везти их в город, — пришел мой черед подняться на дыбы. — Сам вызвался!

— А кто б тебя, дуреху, повез? — добродушно усмехнулся Сева. — Свадьба в разгаре, все — пьяные в дымину. Или Мордахин твой разлюбезный?

— Всеволод, — произнесла я сквозь зубы, — останови машину! Как-нибудь сама справлюсь!

Сева язвительно хмыкнул, но машину не остановил.

— Мария, — тихо сказал Сашка, — не глупи! Не хватало, чтоб ты нас под конвоем вела. Позору не оберешься!

— О позоре нужно было думать, когда глаза водкой заливал, — парировала я.

— Пешком не пойду, — подал голос Гришка. — Нога болит.

— С чего вдруг? — усмехнулся Сева. — Отсидел, что ли?

— Куда там! — оживился Гришка. — Давеча у тещи с крыльца сходил, а там ступенька гнилая, вот и грохнулся. С той поры нога как не своя, все время подворачивается.

— Эх, Гриша, Гриша! — преувеличенно тяжело вздохнул Сева. — У тебя по жизни все подворачивается!

Впереди показалось длинное кирпичное здание, возле которого, несмотря на воскресенье, стояли с пяток автомобилей с синими милицейскими номерами.

Гришка и Сашка вмиг словно уменьшились в росте и замолчали. А Сева весело воскликнул:

— Приехали, господа хорошие! Выгружайся! — и посмотрел на меня: — Тебя ждать или как?

Мне очень хотелось ответить: «Или как!» — потому что я крепко обиделась и за «дуреху», и за то, что он хоть и впервые, но упрекнул меня своей помощью. На самом деле не было особой нужды везти Гришку и Сашку ночью в город. Они вполне протрезвели бы и в моем чулане, а утром я вызвала бы машину из райотдела. Тут я вспомнила, почему все-таки согласилась на настойчивое Севино предложение и отправилась в райцентр. Ведь даже насущные проблемы, заботы, дела, обязанности, одним словом — ничто не могло заслонить мое желание снова увидеть Бориса.

Я вздохнула. Очень хотелось, чтобы Сева не понял, как мне тошно, ведь он то и дело бросал на меня взгляд в зеркало над головой. Похоже, за эти годы я научилась владеть собой и безмятежно произнесла:

— Подожди! Так и быть, встретим твоего комбата!

— Ну, спасибочки! — Сева прижал руку к сердцу. — С чего вдруг передумала?

— Неохота попутку ловить, — улыбнулась я в ответ.

Какой бы Севка ни был заразой, отношения с ним портить не стоит. Все-таки он единственный человек в округе, который никогда не отказывается помочь с машиной. Да и по мелочам сколько раз выручал! От Мордахина ведь не дождешься.

Сева остановил машину рядом с милицейской стоянкой. Я открыла дверцу и вышла. И тут же увидела Бориса, точнее, Бориса Михайловича Садовникова — начальника уголовного розыска нашего РОВД. Его «Волга» подкатила почти одновременно с «Нивой» и затормозила всего в паре метров. Первым делом Борис открыл дверцу машины и подал руку красивой женщине в светлом костюме. Своей жене. Я закрыла на мгновение глаза, чтобы не видеть эту сцену.

Верка, Верочка, Верунчик, теперь — Вера Николаевна Садовникова. Когда-то моя самая близкая подруга. А сейчас? Я тряхнула головой, чтобы не произнести слова, которые выкрикнула ей в лицо тогда, двенадцать лет назад, когда узнала об измене Бориса и предательстве подруги.

Не удостоив меня взглядом, супруги прошествовали в здание РОВД. Да и с какой стати им обращать внимание на простого участкового, тягловую лошадку милиции. Я, конечно, не подала виду, что это меня не на шутку задело. Никто во всем мире не должен знать, что эти двое когда-то сыграли со мной отвратительную шутку. В первую очередь они сами. У них своя жизнь, пусть здравствуют и наслаждаются на всю катушку. У меня — своя. Пусть не слишком счастливая и благополучная, но зато в ладах с собственной совестью.

Я обдернула куртку, разгладила складку на юбке, провела ладонью по волосам и скомандовала двум помятым личностям, которые переминались с ноги на ногу возле «Нивы»:

— Руки за спину и шагом марш в дежурку!

Сева тоже вышел из машины и, облокотившись на капот, дымил сигаретой. Выглядел он, как всегда, здорово, словно не провел бессонную ночь за рулем автомобиля. Розовощекий, загорелый, косая сажень в плечах…

«Эх, Сева, Сева, — подумала я с тоской. — Знал бы ты…»

Но мысли свои не озвучила, потому как Севе не положено знать, о чем я подумала. В любом случае я не расскажу ему о своих переживаниях. Даже под самой страшной пыткой не сознаюсь, насколько мне порой одиноко и трудно.

— Подожди меня, — сказала я мягко и улыбнулась. — Я быстро!

Севины глаза радостно блеснули. Как мало нужно мужику, который питает к тебе теплые чувства.

— Да чего там! — расплылся он в ответной улыбке. — Делай свои дела, еще успеем! — И вдруг произнес скороговоркой, не обращая внимания на развесивших уши Сашку и Гришку: — Ты прости меня, а? За «дуреху» и за то, что машиной попрекнул. Мне не жалко, пойми! — Он прижал руку к сердцу. — Только не обижай! И не командуй!

— Посмотрим, — сказала я и перевела взгляд на своих подопечных. Они уже достигли крыльца и торопливо курили одну сигарету на двоих.

— Кончай курить! — прикрикнула я на них.

Сашка, сделав судорожную затяжку, передал окурок Гришке. Тот обжег пальцы и выронил «бычок» на асфальт.

— Поднять «бычок»! Отправить по назначению! — приказала я.

Гришка поднял курившийся сизым дымком окурок и с сожалением пульнул его в урну.

— Мария Владимировна, — он льстиво улыбнулся, — может, решим все полюбовно? Мы вон с Шуриком все осознали. Надо будет, в дружину твою вступим. И с пьянкой, вот те крест, — он быстро перекрестился, — в один миг завяжем!

Я покачала головой:

— Мне ваши клятвы уже поперек горла…

Я не успела сказать все, что полагается в таком случае, так как дверь, возле которой топтались незадачливые герои криминальной сводки, внезапно распахнулась. Из нее вылетел чрезвычайно взволнованный Борис. Должно быть, случилось нечто из ряда вон. На ходу он натянул форменную фуражку, а под кителем я заметила оперативную кобуру. За ним выскочили двое оперативников в таком же возбужденном состоянии. Гришка и Сашка вовремя отпрянули в сторону. Я же слегка запоздала, и коллеги едва не смели меня с крыльца. Летевший последним грубо пихнул меня, выругался сквозь зубы и на рысях ломанулся к служебной машине, подкатившей к «Волге».

Я пошатнулась, ухватилась за перила и оглянулась. Садовников в эту минуту вылез из своего автомобиля и что-то быстро говорил выбежавшим вслед за ним операм. Они успели забраться во вторую машину и, высунув головы в окна, с нетерпением выслушивали инструктаж начальства. Скорее всего, я права: в воскресенье почти весь состав нашего уголовного розыска редко переводят в боевую готовность. Разве уж какое ЧП.

То ли почувствовав мой взгляд, то ли по какой другой причине, Борис глянул в сторону РОВД. Понятное дело, он сразу определил, что я уставилась на него. В его глазах промелькнуло недовольство. Он скривился, точно я поймала его на чем-то нехорошем, и нырнул в «Волгу».

Настроение снова испортилось. И с какого перепуга мне вздумалось глазеть. Теперь будет думать, что я специально путаюсь под ногами, а у меня и в мыслях нет. Наоборот, постоянно борюсь с желанием увидеть его.

На долю секунды мне стало неприятно, что мой вид вызывает у него отвращение. Будь мы один на один, я бы нашлась, что сказать. Но такой случай вряд ли представится, поэтому я молча проглотила обиду и открыла дверь, пропустив вперед Сашку и Гришку. Правда, переступив порог, с трудом перевела дыхание: оказывается, поймав взгляд Бориса, я забыла, что нужно дышать. От неожиданности всякое бывает.

Когда-то, юная и наивная, я мечтала полюбить героя. Борька подходил по всем статьям: красавец, спортсмен, за словом в карман не лезет… И все было прекрасно, пока на горизонте не появилась Веруня, с которой мы дружили с первого класса. Уверенная, пробивная, победительница по жизни… Она сразу ухватила Садовникова за хобот, да так, что он и пикнуть забыл.

Возможно, женись он на ком-то другом, я бы не столь болезненно пережила расставание. И не занесла бы его в список негодяев, где он останется до конца и после. Теперь все мужчины для меня либо негодяи, либо ничтожества. Лучше негодяй, чем ничтожество: он хотя бы более предсказуем. Правда, эта точка зрения не блещет оптимизмом. Если все так плохо, зачем любить? Страдать, мучиться, реветь в подушку? Ни один мужик не стоит таких переживаний. Никого не любить — никого не прощать… И расставаться не придется! Разве так не проще жить?

Взгляд Бориса продолжал преследовать меня. Все же я не безразлична Садовникову. И хотя тут явно не любовь, не признательность, но ведь что-то он испытывает? Значит, не равнодушен, значит, обеспокоен!

«Шалишь, Боря, — подумала я со злорадством. — Все ты помнишь, милый мой! Все до капельки!»

И на этой жизнерадостной ноте подошла к окошку «Дежурной части».