От ненависти до любви

Ирина Мельникова, 2010

У Марии Лазаревой совсем не женская должность – участковый милиционер. Но она легко управляется и с хулиганами, и с серьезными преступниками! Вот только неведомая сила, которая заманивает людей в тайгу, лишает их воли, а потом и жизни, ей неподвластна… По слухам, это происки шамана, охраняющего золотую статую из древнего клада. На его раскопках погибли Машины родители, но бабушка почему-то всегда отмалчивалась, скрывая обстоятельства их смерти. Что же хозяйничает в тайге: мистическая власть шамана или злая воля неизвестных людей? Маша надеется, эту тайну ей поможет раскрыть охотник из Москвы Олег Замятин. В возникшем между ними притяжении тоже немало мистики…

Глава 9

К своему дому я, как тать в ночи, пробиралась огородами, чтобы не вызвать ненужных расспросов. Соседи у меня зоркие, сразу отметят, что я одета в чужую, не по размеру одежду. Через час это станет известно всему селу, известие обрастет такими подробностями, что только диву будешь даваться полету народной фантазии.

Я спешилась у околицы, передав Шихану поводья. Он понял меня без слов, лишь посоветовал вечером принять баню и хорошо попариться, чтобы изгнать простуду. Меня действительно лихорадило, да и могло ли быть иначе после того, как я почти голышом носилась в дождь по тайге.

Мне предстояло встретиться с Мордахиным и узнать, по какому поводу меня разыскивали.

Я благополучно перелезла через плетень, отделявший огород от леса. Кажется, никто меня не заметил. Пригнувшись, я миновала грядки с морковкой и первой зеленью, отметив по ходу, что их нужно срочно прополоть, и подошла к дому со стороны бани, двери которой были почему-то распахнуты настежь. Возможно, я забыла их плотно прикрыть, такое случалось, и не раз, и их просто отворило ветром. Но тут я бросила взгляд на окно дома, которое как раз выходило в огород, и даже запнулась от неожиданности. Оконную раму кто-то выставил, и теперь она валялась на земле. Сорванная занавеска втоптана в грязь. И кому она помешала?

Я осторожно приблизилась к окну. Несомненно, кто-то побывал здесь в мое отсутствие. Следов, и явно мужских, вокруг было множество, правда, дождь хорошо поработал над ними. Все же я разглядела: неизвестный злоумышленник, вернее — злоумышленники носили резиновые сапоги этак сорок третьего размера. В некоторых местах отчетливо просматривались оттиски рифленых подошв, но с разными узорами. Из чего я сделала вывод, что преступников как минимум двое. Сапоги были новенькими — рисунок просматривался довольно четко. Но в таких сапогах ходят почти все мои односельчане — первейшая обувь в сезон дождей.

Я с недоумением огляделась. С какой стати кому-то вздумалось проникать в мой дом? Чтобы ограбить? Но единственная ценность — казенный мотоцикл — стоял в гараже возле опорного пункта, а казенный конь Воронок в мое отсутствие находился в конюшне Шихана. Разумеется, вся округа знала, что у меня отродясь ничего не водилось, даже телевизор и тот еще с советских времен. И хотя я вполне могла купить новый, но не покупала, потому что с трудом выкраивала время на нехитрые домашние дела.

На крыльце у входной двери тоже виднелись следы, но их замели пучком травы, который валялся возле порога. Замок не взломан. Все-таки преступники поступили осмотрительно. Если бы они копошились возле двери, рано или поздно их мог кто-нибудь заметить. Наверняка соседские собаки подняли лай, и грабители убрались от греха подальше в огород, а там уже без опаски забрались в дом.

Я пошарила рукой за верхним косяком двери. Ключ оказался на месте. Я открыла дверь, вошла и замерла на пороге. В комнатах, начиная с прихожей и кухни, все перевернуто вверх дном. При одном взгляде на учиненный разгром мне стало понятно: сюда пришли не грабить, а искать.

Задние стенки книжного и платяного шкафов безжалостно оторваны; растерзанные книги валялись на полу вперемешку с одеждой и постельным бельем. Не пощадили и мою постель, вспоров подушки и бабушкину перину. Когда я вошла в спальню, пух и перья вновь поднялись в воздух. Увиденное потрясло меня настолько, что я даже не смогла выругаться. Везде были разбросаны фотографии, сами альбомы тоже вспороли ножом, и не просто вспороли, а искромсали в клочья. Сервант поставили на попа, не заботясь, что посуда вывалилась на пол и разбилась. Ящики тоже переломали, а половицы, все до одной, старательно отодрали, но хотя бы вернули на место… На кухне проверили все кастрюли, коробки, банки и миски, свалив их в кучу вместе с продуктами, которые, как назло, завелись в моем холодильнике. Залезли даже в берестяные туеса. В одном хранилась мука, а в другом — мед, который по весне Шихан привез мне в подарок со своей пасеки.

Словом, мой дом кто-то долго и тщательно обыскивал, нисколько не заботясь о том, что хозяйка может в любой момент вернуться. Не один час методично калечил и уничтожал мои вещи, большинство которых уже не подлежало восстановлению. Вряд ли здесь орудовали чужаки. Значит, свои? Но кто из моих односельчан оказался таким смелым и наглым? Откуда им было знать, что я не успею вернуться к вечеру? Почему рисковали? Но главное, что искали в моих скромных пожитках?

Конечно, человеку неискушенному могло показаться, что кто-то решил мне насолить. Обиженных в селе и ближних деревнях немало, но своих тайных и явных недоброжелателей я знала наперечет. Никто из них даже в припадке бреда не решился бы на столь дерзкий поступок.

Я не чувствовала страха, не испытывала злости, поэтому, несмотря на усталость, засучила рукава и принялась за уборку. Мордахин подождет, думала я. Сколько раз он заставлял меня маяться в приемной, сколько раз тянул с решением пустяковых вопросов, сколько раз открыто вставлял палки в колеса, словом, относился с очевидной неприязнью. Видно, чувствовал тайную угрозу своей сытой и пока ничем не омраченной жизни.

Я наполнила осколками и обломками два травяных мешка, но порядка в комнатах не прибавилось. Похоже, труды не закончатся до глубокой ночи. Я снова с безмерной тоской огляделась вокруг. Нет, пора сделать передышку и перекусить. Конечно, если что-то отыщется для перекуса. Я прошла на кухню. Продукты я еще раньше затолкала в холодильник, теперь принялась исследовать его содержимое. Это продолжалось пару минут.

— Привет! — внезапно раздалось за спиной.

От неожиданности я выронила банку рыбных консервов. По закону подлости она упала мне на ногу, но боли я не почувствовала, больше того, потеряла дар речи и какое-то время стояла, открыв рот, не веря своим глазам. А тот, кто поверг меня в ступор, спокойно подошел почти вплотную, поднял банку и вручил мне, а затем спросил как ни в чем не бывало:

— Что случилось? Ремонтом занялась?

Ремонтом? Я мгновенно пришла в себя. Только он мог задать такой нелепый вопрос. Борис! Но с какой стати он ко мне заявился?

— Что тебе нужно? — с вызовом произнесла я. И, отправив банку в холодильник, захлопнула дверцу.

Скрестив руки на груди, я оперлась спиной о холодильник, тем самым отрезав пути для отступления, впрочем, отступать все равно некуда. Борис по-хозяйски основательно устроился на уцелевшей табуретке и окинул меня насмешливым взглядом.

— Да уж не ради тебя пришел, — процедил он сквозь зубы и прищурился. — Тебе разве не передали, что я здесь с утра? Есть кое-какие вопросы по нашим общим делам.

— У нас нет общих дел, — парировала я. — Только служебные.

— А что, я выразился иначе? — Улыбка скривила его губы, а взгляд помрачнел. Он холодно поинтересовался: — Где тебя носило?

— Я должна отчитаться? — высокомерно спросила я, хотя понимала, что это чревато — если моя бывшая сердечная боль настроена официально.

— Отчитаешься где надо, — буркнул Борис и бросил взгляд по сторонам. — Мебель-то зачем переколотила? Стрессы, что ли, снимаешь?

— Не твоего ума дело! — отрезала я. — У себя дома, что хочу, то и ворочу! Зачем пожаловал? Выкладывай! Некогда мне лясы точить.

— А ты изменилась, — усмехнулся Борис, — говорили мне, что ты дама жесткая, только я не верил. Раньше, помнится, чуть что — и в слезы!

— Кончились слезы, — я усмехнулась. — Сам знаешь, слезами горю не поможешь…

— Я знаю, — снова помрачнел Борис, — и сочувствую… Я помню, как ты любила бабушку…

— Тебя не касается, — оборвала я его. — Давай ближе к делу!

Борис бросил быстрый взгляд по сторонам.

— Где бы нам пристроиться? Тут такой кавардак, что негде даже разложить документы.

Только теперь я заметила портфель возле его ног. Из дорогой кожи, с позолоченной пластинкой, выгравированными на ней словами. Наверняка подарок Верунчика. Она любила, имела возможность и умела делать дорогие подарки. Мне не хотелось думать, что именно это привлекло к ней Бориса.

Чтобы избавиться от мыслей о Веркиных талантах, я быстро занялась делом: освободила кухонный стол от хлама, протерла клеенку. Все это время я чувствовала взгляд Бориса, но старалась не подавать вида, что он меня тревожит. Я вообще не люблю, когда за мной наблюдают: у меня все валится из рук, я начинаю суетиться и совершать непростительные ошибки. А когда на меня кричат, вообще тупею. В последнее время как-то попривыкла, потому что в службе участковых всякая планерка начинается исключительно с дикой ругани.

Я принесла стул с пробитым сиденьем. Борис окинул его скептическим взглядом, я сделала вид, что ничего не заметила, но положила на сиденье подушку, чтобы не провалиться.

— Зачем же стулья ломать? — не сдержавшись, спросил Борис.

— Не лбы же разбивать, — ответила я не слишком учтиво, чтобы он не расслаблялся и сразу приступил к делу.

Борис хмыкнул и разложил на столе бумаги. Внушительную, скажу вам, стопку. Я поняла, что разговор предстоит долгий. Но о чем, пока не догадывалась. А нежданный гость рассортировал бумаги на три части и строго, как подобает начальнику, посмотрел на меня.

— Смотри сюда! — приказал он и, не меняя тона, спросил: — Ты в курсе, что на болотах периодически пропадают люди?

— Естественно, — ответила я. — Только это не мой участок, а самодеятельность — не мой профиль. Можно и по шапке схлопотать, чтобы не совала нос в чужие дела.

— Наслышан, наслышан, — усмехнулся Борис, — как ты не суешь свой нос! Но любопытство не порок, если на пользу дела. Ладно, не будем отвлекаться, — он прихлопнул стопку бумаг ладонью. — Здесь — копии протоколов осмотра мест происшествия, заключения экспертов, показания свидетелей, наших сотрудников и спасателей МЧС, фотографии… Куча документов, а как были эти дела «глухарями», так ими и остались. Правда, часть из них достались мне в наследство от Жукова, — назвал он своего предшественника. — При нем — случая два за год, от силы — три. Стоило мне вступить в должность, косяком повалили. Ежемесячно люди пропадают, а за последние две недели уже трое потерялись. Двоих нашли, одного с трудом опознали: зверье постаралось. Третий сгинул две недели назад. С собаками искали, вертолет МЧС запросили — никаких концов. Как корова языком слизнула. Да еще этот, последний случай, — он удрученно посмотрел на меня, — бывший полковник ФСБ, крупный чин в краевой администрации…

— Да-а? — только и могла сказать я, сразу представив последствия. Печальные, надо сказать, и для самого Бориса, и для нашего общего начальства. Милиция в таких случаях всегда крайняя.

— И с какого перепуга его в тайгу понесло? Сидел бы возле костра да водку жрал с приятелями. Нет, оказался трезвенником и фотолюбителем. На нашу голову! — Борис впервые при мне выругался, но, кажется, даже не заметил этого.

Я поняла, насколько он расстроен и даже напуган, а ведь надо сильно постараться, чтобы его напугать.

— Чем я могу помочь? — спросила я. Какие обиды, если погибают люди и никто не в состоянии понять отчего.

— Вот хронология событий, — Борис развернул папку с документами. — Самое главное — посмотри на карту: все происшествия странным образом концентрируются возле Макаровки, заброшенного села…

— Знаю, — кивнула я, — лет двадцать, а то и тридцать как оно исчезло. Мне Шихан рассказывал, там вроде какая-то чертовщина случилась. Вроде клад древний обнаружили, а после этого люди стали умирать.

— И ты веришь в эти бредни? — скептически скривился Борис. — Что, мало деревень в России, где клады находили? И все вымерли? И кто этот Шихан?

— Да дед Игнат, сосед мой. Шихан его кличка…

— Слушай, давай о деле, — перебил меня Борис. Он снова взялся за бумаги. — Я собрал материалы за последние двадцать лет, когда стали фиксировать подобные случаи…

Борис вдруг озадаченно хмыкнул и посмотрел на меня:

— Когда, говоришь, Макаровка приказала долго жить?

Я молча уставилась на него.

— Ну, да… — смущенно улыбнулся Борис, причем я удивилась его смущению, но снова не подала виду. — Ладно, допустим, совпадение.

— Может быть, — пожала я плечами. — Но все же, почему именно там?

— Вот это я и хочу понять! — Борис достал из кармана пачку сигарет и вопросительно посмотрел на меня: — Можно?

— Пожалуй, составлю тебе компанию, — я потянулась к подоконнику за пепельницей.

— Ты… куришь? — с изумлением произнес Борис. — Зачем?

— Затем, — отрезала я и прикурила от его зажигалки. — Все течет, все изменяется.

— Я тебя не узнаю, — покачал головой Борис. — Конечно, я понимаю…

— Ничего ты не понимаешь, — я в упор посмотрела на него. — И если я закурила, то не ты тому причиной. Все давным-давно забыто!

Борис посмотрел на меня печально-печально, но я не отвела взгляда. Он был хорошим опером, мой бывший жених, а еще неплохим актером, что очень помогало ему в работе. Но я не попалась на удочку. Чтобы прекратить лицедейство, уставилась на карту. Там красным фломастером был обведен участок тайги, где обычно пропадали люди. Я сразу отметила, что он похож на каплю: в широкой части находилась Макаровка, затем «капля» сужалась, охватив всю Поганкину Марь. И самая узкая часть, как стрела, нацелилась в сторону моего участка.

— Я же говорю, это участок Петровича, — ткнула я пальцем в карту. — Самые глухие места. Даже на лошади не пробраться. Чего ты хочешь от меня?

— Пока не знаю, — честно признался Борис. — Давай вместе подумаем. Вот тут… — он обвел карандашом самый широкий участок, — наибольшее количество пропавших: за десять последних лет — двадцать семь человек. Шестнадцать трупов людей, погибших странной смертью. Но в последние годы происходит как бы смещение в сторону твоего участка. Причем направление строго выдержано: в пределах определенной зоны, ни вправо, ни влево — никаких отклонений.

— Похоже на каплю, — изрекла я задумчиво, — которая оторвалась от карниза…

Борис недоуменно посмотрел на меня, но, видно, не разделил моего лирического настроя. И я предпочла дальше не распространяться.

— Давай по порядку, — предложил он.

Я кивнула.

— Первый нормально задокументированный случай произошел в девяносто третьем году, в июле месяце. Это примерно в тридцати километрах от того места, где позавчера умер или погиб этот гэбист Клочков. Зачитываю показания тогдашнего начальника уголовного розыска нашего РОВД Тихонова. «Вечером компания рыболовов, все люди взрослые, опытные, сидела возле костра. Михаил Исаков, тридцати пяти лет, резко встал и, ничего не говоря, быстро пошел от озера в сторону леса. Его окликнули, но он уже скрылся в темноте. Ну и ладно, подумали: «В туалет мужику приспичило». Примерно через час забеспокоились. Покричали. Сходили в деревню Плетневку поблизости — она тоже нежилая, только дачники по выходным приезжают — нет парня. На следующий день искали его самостоятельно. Вроде бы нашли. Один из товарищей Исакова утверждает, что увидел его издалека. Начал кричать, звать, но Исаков оглянулся на лес, будто его манили оттуда, и опять убежал. Лишь вечером следующего дня рыболовы связались с нами. Опять пришлось прочесывать территорию. Но на этот раз безуспешно. Труп нашел местный охотник спустя два месяца. Тело объел медведь, но эксперты дали заключение, что хищник перекусывал уже мертвечиной…» — Борис посмотрел на меня. — Понимаешь, как и в случае с Клочковым, мертвец был обнажен. Пропали даже ботинки с носками. Милиционеры специально искали по окрестностям одежду Исакова, но так ничего и не обнаружили.

Борис вновь потянулся к пачке сигарет, даже достал одну, но не закурил, принялся мять ее, пока табак не посыпался на стол. Но он этого не заметил.

— Я вчера встретился с Тихоновым, — сказал Борис, — ему за шестьдесят, но он еще крепкий мужик, и, главное, с памятью у него все в порядке. Вот что он мне рассказал. Я записал на диктофон, а потом расшифровал записи. Читай…

— Сам читай, у тебя почерк — с лупой не разберешь, — отодвинула я бумаги.

Борис хмыкнул, но принялся послушно читать: «Похоже, это не криминал. У меня создалось впечатление, что у погибших перед смертью «съезжала крыша», им казалось, что стало жарко — одежду они явно сами срывали. В чем причина — не понимаю. Могу допустить, что городские люди растерялись в лесу и запаниковали. Но чтобы местные так странно умирали…»

— Жарко, говоришь? — мне стало не по себе. Ведь я тоже сорвала с себя одежду, когда бежала по тайге к этому чертову болоту. Почему это случилось со мной?

— Это лишь догадки, — Борис, кажется, не придал значения моему вопросу.

Его слова снова заставили меня вспомнить ощущения дикого страха и безысходности, которые я испытала прошлой ночью. Я поежилась. Мне стало по-настоящему жутко. Приближалась ночь, и где гарантия, что странный звук вновь не разбудит меня?

— Тихонов сообщил в область о странной гибели людей, поставил на уши прокуратуру, — продолжал рассказывать Борис, и это отвлекло меня от воспоминаний о кошмаре. — Поскольку явных признаков преступления не было, дела закрыли. Действия самого Тихонова — прочесывание леса, работа со свидетелями, составление протоколов — признаны грамотными. Тем более что подобные происшествия случались и раньше, и опять же вблизи Макаровки. Об этом мне рассказал бывший прокурор района. Сейчас он тоже на пенсии. По его словам, подобные смерти как-то не связывали в единое целое. А потом с начала девяностых пошло-поехало. Я уже говорил: шестнадцать случаев обнаженных трупов. Еще полтора-два десятка случаев под подозрением…

Борис открыл вторую папку.

— Вот лишь несколько примеров. Осенью того же девяносто третьего года обнаружен труп сторожа лесопилки. Обнаженный. Одежда рядом, скинута ворохом. Пуговицы от рубашки отлетели в стороны, будто человек сбрасывал ее второпях, до конца не расстегнув. Эксперты причину смерти не установили — объяснили тем, что у него сердце пошаливало…

— Вполне могло сердце подкачать, — перебила я Бориса, — если человек сильно испугался…

— Испугался? — с недоумением посмотрел на меня Борис. — Что можно встретить в наших лесах и напугаться до смерти? Ты что-то знаешь? Слышала?

— Ничего я не слышала, кроме того, что люди на болотах и вправду пропадают. У нас в Марьясове, да и в окрестных деревнях, подобного не случалось. Лет пять назад мужик в тайге заплутал, но через два дня сам вышел. От стыда чуть не помер, бедняга. Позор ведь — в тайге жить и в ней заблудиться.

Борис смерил меня взглядом, но ничего не ответил, лишь вновь уставился в бумаги.

— На следующий год сразу два ЧП в течение месяца. Два местных мужика ходили за ягодами и не вернулись. И вновь вскрытия показали, что следов насильственной смерти нет, содержание алкоголя минимальное. Девяносто четвертый год. Два жителя деревни Крюковка отправились осенью в район Поганкиной Мари за клюквой. Разошлись. Один не вернулся. Через два дня нашли тело. Ягоды рассыпаны. Одежда сложена в корзинку. В том же году в конце сентября нашли труп грибника из города. Сидел на пеньке босиком, опята из корзинки вывалил. Сапоги с носками аккуратно поставил рядом. — Борис перевернул несколько страниц. — Все истории рассказывать не буду. Они большей частью схожи, отличия лишь в несущественных деталях.

— Может, напрасно ты туман нагоняешь? — осторожно поинтересовалась я. — Прежде чем выдавать на-гора версии, нужно внимательно просмотреть все документы, сведения о погибших. Нужно поговорить со специалистами: врачами, химиками, наконец… Обобщить все сведения, показания свидетелей, заключения ученых и только потом попытаться их проанализировать. Я уверена, объяснение лежит на поверхности. Ну, не чертовщина же в наших лесах завелась?

— Тебе все шуточки, — смерил меня сердитым взглядом Борис, — а у меня того гляди звезды с погон посыплются. Я ведь в академию МВД собрался поступать. Только, кажется, в ближайшем будущем мне не светит.

Он с тоской огляделся по сторонам и неожиданно спросил:

— Выпить у тебя найдется?

Я молча развела руками.

— Ну и слава богу, — скривился Борис, — хоть пить не научилась!

— А тебе-то что за дело? Пью — не пью, курю — не курю! Тебя не касается! Есть свой объект заботы, вот о нем и заботься! А я уж как-нибудь сама!

— Вижу, как ты сама! — Борис скептически усмехнулся. — Квартиру в бомжатник превратила!

— В бомжатник? — взвилась я от злости. — Что ты знаешь… — Я махнула рукой. Усталость вдруг накатила со страшной силой, я поняла, что сейчас запросто свалюсь на пол и засну, и ничто меня не остановит, даже присутствие Бориса, который с ошеломленным видом взирал на меня. Мне уже ни о чем не хотелось думать, мечтала я лишь об одном — чтобы Борис Садовников, мой бывший жених и нынешний начальник, убрался восвояси. И по возможности быстрее, чтобы я не успела выйти из себя. Даже сейчас мне не хотелось показывать ему, насколько изменился мой характер.

— Ты на себя посмотри, — буркнул Борис и медленно, словно задался целью разозлить меня окончательно, принялся собирать бумаги. — На кого похожа? Вон и губа разбита. И одежда будто с чужого плеча…

— Послушай, — сказала я тихо, — я прекрасно знаю, на кого я похожа. И это тоже не твоего ума дела. Забирай свои бумаги и уматывай. Нужна буду, вызовешь в отдел. Прикажешь, стану работать, а так, по старой дружбе… Ищи дураков в другом месте. Случится что, ты меня первым сдашь, потому что за звезды свои трясешься!

— А ты еще и поглупела! — Борис защелкнул замок портфеля и с явным презрением посмотрел на меня: — Выходит, я не ошибся, когда выбрал Веру. Она, по крайней мере, не орет, как базарная баба.

— Ах ты! — я задохнулась от возмущения, замахнулась, но Борис перехватил мою руку.

Я попыталась вырваться, но его пальцы больно сдавили запястья. Он перевел мои руки за спину, отчего я оказалась прижатой к его телу. Тут у меня и вовсе помутилось в голове: вдруг вспомнилось, как он прижимал меня к себе совсем с другими намерениями. Борис тоже вспомнил. Неожиданно он ослабил хватку, я вывернулась. но он притянул меня за плечи и, чего я никак не ожидала, поцеловал в губы. Причем так, что у меня отпало всякое желание сопротивляться. Некоторое время мы исступленно целовались. Его руки проникли под куртку и принялись бродить по моему телу, затем одна замерла на груди, а вторая спустилась ниже, к бедрам. Он еще теснее прижал меня к себе, я почувствовала его напряжение. Человек, который только что оскорблял меня, сравнивал с другой женщиной, на самом деле страстно хотел уложить меня в постель. Уж в этом-то я никак не могла ошибиться! Впрочем, в такие моменты до постели редко добираются. Вот и Борис подхватил меня под ягодицы, усадил на кухонный стол, потянув с меня куртку, а за ней и спортивные брюки Замятина. И если бы он не запутался в замках и завязках, я бы, наверно, вовсе рассталась с рассудком. Но он промедлил, и это привело меня в чувство.

— Нет! — что было сил я толкнула его в грудь. — Проваливай!

И когда он, отшатнувшись, с каким-то жалобным недоумением уставился на меня, я уже без истерики, твердо сказала:

— Нет, Борис! Ничего не получится! Езжай домой, тебя жена заждалась!

— Ну и дура ты! — с досадой произнес Борис.

Он смерил меня презрительным взглядом, взъерошенную, растрепанную, в расстегнутой чуть ли не до пупа рубахе.

— Я с тобой по-хорошему хотел, — он постучал в грудь кулаком и совсем неожиданно с тоской произнес: — Не умерло здесь! Понимаешь, не умерло! А ты… — он махнул рукой и направился к выходу из кухни.

Я продолжала сидеть на столе, схватившись за столешницу с такой силой, что у меня заломило пальцы. На пороге Борис оглянулся. Его взгляд почему-то напомнил мне взгляд соседской собаки, которая попала под колеса мотоцикла и потом долго и мучительно болела. Сосед, в конце концов, пристрелил ее из жалости. Но разве я могла проделать то же самое с Борисом? Даже из милосердия, из сострадания?

Я отвела взгляд и спрыгнула со стола. За моей спиной хлопнула дверь. И я снова осталась одна. Быстрые шаги простучали по ступенькам, но я намеренно сдержала себя и не подошла к окну, чтобы посмотреть вслед своей любви. Нет, ничего не затерлось в памяти! Слезы набежали на глаза. Я всхлипнула, но взяла себя в руки и набросила куртку на плечи — отчасти, чтобы сохранить тепло ладоней Бориса на своем теле и след его поцелуев на шее и груди. Меня слегка потряхивало от возбуждения, губы продолжали гореть и слегка побаливали от слишком жадного поцелуя, а щеки полыхали, как в огне. Господи, зачем он здесь появился? Чего добивался? Как расценить его поступок? Мгновенное помутнение рассудка, похоть, вожделение?

Я решительно тряхнула головой, а затем взяла кружку с водой и вылила себе на затылок. Ледяная влага мгновенно привела мои мысли и чувства в исходное состояние. «Ты абсолютно права, Маша! — сказала я себе. — Борис испытывает к тебе все, что угодно, но только не любовь! И пора уже к этому привыкнуть и не травить душу напрасными надеждами!»

Взглянув на часы, я всплеснула руками от неожиданности. Боже, уже вечер! Десятый час! Даже не заметила, как пролетело время. Горестно вздохнув, я снова принялась за уборку.