Я есть…

Ирина Мартова (2023)

У всех женщин в роду Степаниды — сложная судьба. И самой Стеше досталось сполна. Но она не сломалась, не очерствела, не ушла в себя. Растит дочку погибшего брата Нину, приходит на помощь по первому зову, умеет дружить с людьми. В общем, живет по заветам мудрой прабабушки, которая говорила: «Будьте тем, кто вы есть, не совершайте того, чего будете стыдиться». Только вот ухаживания мужчин Степанида пресекает на корню. Не может забыть предательство любимого человека. И беспокоится, как бы Ниночка не повторила ее судьбу. Очередное испытание не заставило себя ждать. Степанида узнает, что Нина встречается с женатым мужчиной. И еще выясняется, что это — сын человека, который когда-то ее предал. Что же делать? Стеша решается поговорить с девушкой по душам и рассказать ей свою страшную тайну одиночества…

Глава 8

— Ой, боже, а времени-то сколько, — ахнула Степанида, вынырнув из пучины воспоминаний.

Суббота стремительно летела к полудню.

Календарное начало июня радовало и само по себе, а тут еще и природа вовсю старалась не подвести и не разочаровать, одаривая сельчан такими теплыми ночами, что, казалось, воздух плавится и тает, словно воск на свече. Протяжные светлые вечера манили убежать за околицу и затеряться в светлой березовой роще. Низко плывущие над рекой густые утренние туманы так накрывали берега, что они походили, скорее, на молочные кисельные из известных детских сказок, чем на утрамбованные береговые ложбины и обрывы.

Степанида, проводив Катерину домой, спать уже не ложилась. Подоила корову, выгнала ее в стадо, торопливо закончила неотложные дела и, выпив чашку крепкого чая, понеслась на работу. Как вчера и планировала, успела сделать очень многое: в телятник спозаранку сбегала, проверила, как соблюдается утренний рацион, как выдается молодняку корм. Сама поприсутствовала на кормлении.

Вернувшись пополудни домой, она, переодевшись, хотела заняться уборкой, но тут мать, прихрамывая и сияя как медный пятак, горделиво вплыла в ее комнату.

Степанида, прекрасно зная материнскую любовь к сюрпризам и еще помня, как она зазвала незнакомца на чай, подозрительно прищурилась.

— Так… Что опять? Ты чего так сияешь? Что задумала?

— Вот любишь ты, Стеша, мать укорять да глупости болтать, — баба Галя сердито вздохнула. — Медом не корми, а дай матерью покомандовать да поглумиться над ней! И в кого ты такая подозрительная?

— Мам, в тебя, наверное. Другой-то матери у меня не было!

— Другой матери не было, конечно, но мнительность и недоверчивость твоя — от отцовской родни, сто процентов.

— Понятное дело. Если их давно нет на этом свете, можно на них все грехи списать и все камни свалить.

— Ох, и языкастая ты баба, Стешка. Даже матери спуску не даешь. Совсем распустилась, отбилась от рук!

— Мам, тебе заняться, что ли, нечем? — вздохнула Степанида. — А то я быстро тебя к какому-нибудь делу пристрою.

— Ну, уж нет, — махнула сухонькой морщинистой ручкой баба Галя. — Я свои дела давно переделала, теперь твоя пора пришла!

— Ну, так не мешай! Не стой над душой.

Старушка хитро прищурилась.

— А я вот новость хотела тебе сказать. Хорошую новость! Ты ж ничего не помнишь, а я, как записная книжка, все держу в голове.

— Скажите на милость, какая памятливая, — Степанида усмехнулась. — И что там, в твоей записной книжке, на сегодня намечено? Что опять в нашем бабьем царстве ожидается?

Мать долго молчала, словно решала — говорить или нет, а потом, не выдержав, заторопилась:

— Эх, ты, горе-мать… Ниночка же приезжает сегодня! Вот что! А ведь ты, признайся, забыла?

— Разве сегодня? Вроде мы на следующую неделю с ней договаривались… Или это я замоталась и все перепутала?

— Вот, — ликующе ткнула в нее худым пальцем старушка, — наконец-то ты хоть что-нибудь признала! Конечно, ты все перепутала. А я с Ниночкой уже сегодня разговаривала, она приедет семичасовым автобусом.

— Ой, хорошо-то как, — посветлела Степанида. — Я ужасно соскучилась! Тогда уборку откладываем, пойду тесто ставить. Напечем пирогов с капустой, как девочка наша любит.

Ниночка, дочь погибшего брата, хоть и училась в районном центре, но домой приезжала часто. Скучала по селу, подругам, но больше всего по матери и бабушке. Степаниду, удочерившую ее раннем возрасте, она обожала и называла не иначе как мама Стеша, доверяла ей все свои девичьи секреты и мечты. Ну, а бабушка так и вовсе слыла ее лучшей подружкой. Они, несмотря на разницу в возрасте, могли часами сидеть рядышком, о чем-то беседуя, смеясь или горюя.

Нина выросла удивительной, и очень напоминала юную Степаниду: девочка оказалась такой же скромной, застенчивой, доброй. Только не было в ней такого ярко выраженного чувства справедливости и силы духа, как у Стеши.

Чувствительная, мечтательная и нежная, Ниночка сразу заявила домашним, что из села уезжать не собирается.

— Ниночка, а как же образование? — расстроилась Степанида. — Что ж ты делать собираешься, если учиться не будешь? Надо же профессию получать.

— Мам Стеш, давай я буду учиться заочно?

— Вот это правильно, — баба Галя одобрительно кивнула, страшно боясь предстоящей разлуки. — Не уезжай, милая, а то я сразу помру без тебя!

— Мама, — Степанида сердито одернула старушку. — Я Ниночку люблю не меньше тебя, но думаю не о себе, как ты, а о ее будущем. Девочке надо взрослеть, чему-то учиться… Не может же она всю жизнь за твою юбку держаться и хвосты телятам на ферме крутить.

— Мам Стеш, — Ниночка обиженно прикусила губы, — ну, давай тогда я в нашем районном центре куда-нибудь поступлю. И потом вернусь в Заречное.

— А что? Это мысль, — улыбнулась Степанида. — И недалеко от нас будешь, и специальность получишь.

Они с Ниночкой изучили все возможные варианты, поездили по учебным заведениям, побывали на днях открытых дверей. Ниночка, очень любившая читать, выбрала библиотечный колледж.

— Нинок, ты так хорошо учишься, тебе любой институт по плечу, — пыталась урезонить племянницу Степанида. — Может, попробуешь поступить в педагогический или институт культуры? Там, кстати, тоже есть библиотечный факультет.

— Нет, мам Стеш, Зойка ведь тоже в этот колледж поступать собирается. Вдвоем проще. Ты сама говорила, что вместе всегда легче. Вы в свое время с тетей Катей поехали учиться и никогда не пожалели об этом, правда?

На это Степаниде возразить было нечего, она понимала, что вдвоем жить в чужом городе всегда проще, удобнее и безопаснее.

Время летело быстро. Катилось, как детский мячик, под гору. Не успели они встретить новый год, как пасха подступила. Только-только с «бабьим» летом простились, как уже Троица следующего года накатила.

Нынче Ниночка заканчивала второй курс, в июне собиралась досрочно сдать летнюю сессию и уже считала дни до долгожданных длинных летних каникул.

Погруженная в домашние хлопоты, Степанида настороженно прислушивалась, стараясь не пропустить тот момент, когда племянница появится у порога родного дома. Но, как это чаще всего и случается, все же проворонила это долгожданное мгновение.

Чаще всего женщина выходила за ворота и долго стояла, глядя вдаль, на дорогу. Автобус обычно останавливался в центре, у магазина, и Нина минут через восемь уже появлялась из-за поворота. Однако сегодня Стеша, завозившись на летней кухне, спохватилась только когда услышала, как из распахнутых окон доносится радостный визг Ниночки. Вытирая руки подвязанным фартуком, Степанида кинулась навстречу.

— Ну, надо же, пропустила, не встретила тебя!

— Мам Стеш, привет, — Ниночка, раскрыв руки, бросилась к ней. — А я тебе подарки привезла!

— Какие еще подарки? Что ты выдумала?

— Стеша! Девочка тебе приятное хотела сделать, — баба Галя, сияя от счастья, нахмурилась.

— Да я рада, но лучше бы она не на подарки экономила, а кушала хорошо. Ты посмотри, какая худющая, кожа да кости!

— Ничего, — отмахнулась старушка. — В старину правильно говорили: были бы кости, а мясо нарастет.

— Ну, ладно, ладно. Дай же хоть посмотреть на тебя, — Стеша вдохнула. — Совсем, детка, ты у нас взрослая стала.

— Да чего на нее смотреть? Что с ней за две недели могло случиться? — баба Галя сгорала от нетерпения. — Ты, Нинок, лучше доставай подарки. Уж больно любопытно, что ты там на этот раз придумала.

Девушка вытащила из сумки два больших платка.

— Мам Стеш, это настоящие Павлово-Посадские платки. Я тебе и бабушке купила. Мы туда на экскурсию с группой ездили, знакомились с народными промыслами.

— Спасибо, деточка, — Стеша развернула платок, любуясь яркостью его орнамента. — Ой-ой, очень красиво! Загляденье!

Баба Галя, довольно причмокивая языком, сразу накинула свой подарок себе на плечи.

— А у меня-то поярче будет! Молодец, внучка! Но ты, Стеша, не переживай, у тебя цветы понежнее. Ниночка правильно выбрала: ты ж яркое не носишь, а мне все нипочем!

— Ну, бабуль, ты у нас огонь, — Ниночка, запрокинув голову, захохотала. — Вечно молодая и неугомонная, да, мам Стеш?!

— А это кому? — Стеша заметила еще один пакет.

— Как кому? — удивилась девушка. — Это крестной платок, как она любит — с васильками.

Крестной матерью девочки была соседка, которая издавна жила через плетень, рядышком со Степанидой. Татьяна когда-то считалась самой близкой подругой погибшей матери Ниночки, и та сама, еще будучи беременной, выбрала своему будущему ребенку крестную. Девочку Татьяна крестила в полугодовом возрасте, а когда подруга погибла, пришла к бабе Гале.

— Теть Галь, что с Ниночкой будет?

— Как это что? — Галина подняла на соседку заплаканные глаза. — Воспитывать станем.

— Теть Галь, я вот что хотела сказать… Я ведь ее крестная, поэтому, если надо, я всегда рядом. В любую минуту приду, помогу, поддержу. И деньгами, и делами. Слышите? Не стесняйтесь, говорите, что нужно.

— Спасибо, Танюша, — заплакала женщина.

— Да не спасибо, а зовите, в любую минуту. Я не для красного словца это говорю. Заменить мать малышке не смогу, но буду стараться. И если что, с любой бедой и любой радостью она может ко мне прийти.

Так и повелось с тех пор.

Татьяна, сама многодетная мать, прибегала по первому зову. Забирала девочку к себе, когда Степанида ухаживала за болеющей матерью, покупала ей подарки и старалась угостить повкуснее.

— Зачем ты ее так балуешь? — сердилась иногда Степанида. — Таня, это ни к чему!

Татьяна, острая на язык и задиристая, на это реагировала спокойно:

— Ничего, мне хочется ее побаловать. Знаю, что ты растишь ее, как родную дочь, но ведь и мне она не чужая. Так что не обессудь, соседка, а Ниночка и мне родная. К моим четверым она тоже давно привыкла, да и я рада. Подружка моим девчонкам растет.

И правда, Зойка, средняя дочь Татьяны, росла с Ниночкой вместе. Они и в школе сидели за одной партой, и на танцы в Дом культуры вместе ходили, и уроки учили то в одном доме, то в другом. И поступать в библиотечный колледж вместе отправились.

Ниночка Татьяну любила, называла ее крестной и с удовольствием ходила к той на обеды и ужины, а иногда и ночевала.

Степанида, слушая Ниночку, любовалась ею. Умная, большеглазая, светловолосая, стройная, она была еще в той поре, когда все на свете кажется прекрасным и радостным. Всего в ней было с избытком — природа не поскупилась. Девушка, если смеялась, то задорно и заразительно, если рассказывала, то азартно и с удовольствием. Она щебетала, словно пташка, и заражала своим оптимизмом окружающих.

Однако, сегодня Стеша, приглядевшись, вдруг заволновалась. Вроде все как и прежде: Ниночка, смеясь, рассказывала, как Зойка боялась плавать в бассейне, как они всей группой ходили в театр, как у однокурсницы, вышедшей замуж прошлым летом, родился ребенок. Она улыбалась, обнимая бабушку, но в этой ее улыбке Степанида не уловила обычной беззаботности, безмятежности и шаловливости. И глаза племянницы, как ей показалось, были полны странной, непривычной печали…

«Что-то случилось», — испуганно метнулась в всполошенном мозгу дурацкая мысль. Душа Степаниды, отозвавшись на нее, тут же затрепетала, заболела: «Господи, не дай бог, что-то плохое!»

Женщина пошла на кухню и, плеснув в лицо холодной воды, глубоко выдохнула.

— Нинок, пойди сюда на минутку, — окликнула она племянницу.

— Вот что за характер, — сердито нахмурила седые брови баба Галя. — Сразу распоряжения да указания. Не дашь мне поглядеть на радость нашу! Ну, иди, раз мать зовет.

— Чего, мам Стеш? — Ниночка остановилась в дверях.

— Ой, Нинка, какая же ты красивая у нас, — ласково оглядела ее Степанида.

— Правда? — Ниночка, вспыхнула.

— Правда. Очень красивая, нежная и сладкая!

— И ты очень красивая, мам Стеш, — девушка спрятала лицо у нее на груди. — И очень молодая.

— Ну, допустим, не очень, — усмехнулась Степанида. — Но я о другом хотела спросить, можно?

— Да, конечно, ты чего? Тебе все можно!

— Скажи, Ниночка, у тебя все хорошо?

— Конечно, — поспешила с ответом Нина, но не выдержав пронзительности проницательного взгляда, отвела глаза. — Все хорошо.

И тут Степанида поняла, что она не ошиблась и что предчувствие ее опять не обмануло. Сердце заколотилось от ощущения явной опасности.

— Нина!

— Да все нормально, мам Стеш. Ну, правда!

— А я-то думала, что между нами нет секретов, — расстроенно покачала головой Степанида.

— Господи, — покраснела девушка, — ну, как ты все видишь? Ты что, мысли читать умеешь?

— Чужие не умею, а твои, видно, получается. Сразу вижу, когда ты врешь или что-то скрываешь. Так что случилось? Не вздумай что-то утаить. Говори как на духу!

Ниночка долго молчала, собираясь с силами, а потом выпалила:

— Я, мам Стеш, влюбилась.

— И все? — Степанида замерла в недоумении. — Просто влюбилась? Фу, слава богу. А я уж чего только себе тут не напридумывала, — она обняла племянницу за плечи. — Чего ж так пугать людей? Любить — это прекрасно! И в этом, милая, нет ничего дурного. Люби себе на здоровье!

— Есть одна проблема, мам Стеш… Он женат, — запинаясь, выдавила из себя Ниночка.

— Ну, вот, — Степанида испуганно опустилась на стул, — час от часу не легче! Я ведь видела, что-то тебя напрягает. Нинка! Как женат? А что ж ты влюблялась-то в женатого?

— Не знаю, — девушка расстроенно пожала плечами. — Мам Стеш, честное слово, не знаю, как это случилось.

— Вот беда так беда. И что ж теперь?

Ответить девушка не успела, потому что входная дверь хлопнула и по дому полетел звонкий голос Катерины:

— Эй, вы где, хозяюшки?

— Заходи, Катенька, — опередила всех баба Галя. — Ну, что там твой ирод? Буйствует?

— Нет, теть Галь, сегодня, видно, сделал передышку. Стойло коровы чистит. А что это у вас так тихо? Где девчонки?

— Привет, Катюш, — Степанида вышла из кухни. — Садись, ужинать будем.

— Нет, спасибо, я на минутку. А у вас, не пойму, чего такие лица кислые? Уксуса хлебнули?

— Очень смешно, — Степанида хмуро глянула на подругу. — Чего пришла? За сахаром?

— Не за сахаром, а за безменом. Наш-то Витька раздавил еще на прошлой неделе. Как обычно, напился и наступил на него! А я муку хочу взвесить. Так что давайте ваш безмен, и я побегу. Некогда мне тут с вами лясы точить.

Стеша вынесла ей пружинные весы и, протирая их фартуком, негромко сказала:

— Ты приходи попозже, посидим, Ниночкин приезд отметим. Поговорим.

Баба Галя, которая уже несколько лет жаловалась на плохой слух, тут же подхватилась:

— А о чем разговор?

— Мама, а со слухом-то, оказывается, все в порядке, — изумленно оглянулась на нее дочь. — Или ты не слышишь, когда не хочешь слышать?

— Это я просто близко стояла, — досадливо отмахнулась баба Галя.

— Хитрость не порок, а способ выживания, — Степанида переглянулась с Катей.

Старушка, ругая себя за непростительную оплошность, понуро отошла от них.

— Хорошо, — кивнула Катерина. — Как по хозяйству управлюсь, так прибегу.

Летний день долог. Но, рано или поздно, ночь берет свое. И потихоньку, незаметно, вкрадчиво вступает в свои права. Все происходит неуловимо, незримо. Постепенно.

Летом, особенно в самом его начале, день долго не сдает позиции, медленно и мучительно отступает, ненавязчиво превращая дневную ясность в сероватые сумерки, которые потом плавно переходят в чернильную непроницаемую мглу.

Исподволь, крадучись, короткая июньская ночь движется с востока на запад, на цыпочках подступает к окнам, заглядывает в двери. Потихонечку накрывает плотным покрывалом леса, поля, реки и, простираясь до самого горизонта, гасит прощальные лучи засыпающего солнца.

Ночь властвует недолго, но уверенно. Она коротка, но глубока и размеренна.

В июньские ночи хочется свободно дышать, летать над землей, верить в бесконечность и, не отрываясь, смотреть на небо, дожидаясь бледного предрассветного сияния.