Настасья

Ирина Критская, 2023

Ведьмы рано или поздно приходят в мир людей – вот только жить в этом мире им непросто. Потому что все в нем – и рождение, и смерть, и любовь, и ненависть, и встречи, и разлуки на ведьм не рассчитаны – слишком тонка у них кожа, слишком обнажено то, что в сердце. Вот и Настасья… Рожденная ведьмой ушла к людям, прожила жизнь человеческую, испытала и горе и радость, любила и страдала, как самая простая женщина. Книга об этой любви…

Глава 7

На узкой койке, вытянувшись в струнку лежала Татьянка, но если бы Иван не знал, что это его жена, он ни за что бы ее не узнал. Тонкие, как спички руки, зеленоватая кожа, обтянувшая угловатые кости черепа, бугристый лоб, на который бессильно упали влажные пряди поредевших волос. Татьянка смотрела в потолок и чуть шевелила пальцами, как будто пыталась собрать в комочек гладкую сероватую ткань пододеяльника. Но у неё ничего не получалось, руки были настолько слабыми, что не справлялись с натяжением материала, и она корябала его снова и снова, стараясь собрать в складку. У небольшого столика, стоящего у окна палаты копалась сутулая бабка в белом халате, похоже готовила капельницу, брякала чем-то металлическим об стеклянный бок здоровенного флакона.

Иван на негнущихся ногах подошёл к кровати, несмело уселся на облезлый табурет, посмотрел на жену.

— Танюш. Татьянка. Я пришёл, глянь на меня.

У Татьянки не дрогнуло ничего в лице, даже ресницы оставались неподвижными, не затрепетали. Она все так же смотрела в потолок, как будто искала в нем что-то, известное ей одной.

— Не слышит она тебя. Никого не слышит. Не жилица. Прибрал бы Господь, что мучать девку. Вон, искололи всю, места живого нет. Подвинься в сторону, капельницу пора ставить.

Старуха двинула Ивана локтем, да так, что он чуть не свалился с табурета, подтащила ободранную стойку, на которой болтался флакон, и затянула хрупкую руку Татьянки жгутом. Синие вены, похожие на проволочки вздулись, бабка ткнула иглой и отпустила жгут. Татьянка даже не пошевелилась, лежала бревнышком, как будто и вправду уже умерла.

— Ты мужик её? Долгонько тебя не было, вон жена на нет сошла. Всё вы одинаковые, кобели.

Бабка пошла было к дверям, но остановилась, обернулась.

— Помрёт не сегодня — завтра баба твоя. Никто не знает чего с ней. Догорает, как свечка и болезни, вроде нет никакой. Ох, Господи….

Старуха скрылась за дверью, Иван посидел ещё с четверть часа, потом поднялся и, сгорбившись, как старик, побрел к выходу. Надо было ещё успеть на последний автобус, а то до единственной гостиницы на другом конце городка, часа полтора пешком.

…

Чёрное небо растянуло свое плотное и тугое полотно над городом, растянуло низко, сковало духотой и тяжестью. Иван нараспашку открыл окно, воздух, несмотря на последний месяц осени, был густым и теплым, откуда взялась такая теплынь одному Богу известно. Закурив (Иван вдруг начал курить, чтоб отвлечься от дурных мыслей), он сел на подоконник, сделал пару затяжек, посмотрел вниз и вздрогнул, как будто его ошпарили. Внизу в свете тусклого фонаря стояла женщина. Крошечная, стройная с распущенными волосами, казалось она парит над асфальтом, и лёгкая ткань её белого платья трепетала подобно крыльям. Женщина посмотрела вверх, увидела Ивана, улыбнулась.

— Жаль, Ваня все так закончилось. Но я тебя прощаю. Ты дитя неразумное в её руках, с тебя и взять нечего, хорошо, хоть одумался.

Женщина подняла голову и Иван узнал жену, она была сейчас точно такой, как раньше, в юности, когда маленькая, как куколка Танечка насмерть поразила сердце Ивана. Иван вскочил, хотел было бежать на улицу, но Татьянка отрицательно махнула рукой, и он остался.

— Прощаю я тебя, но об одном молю — сына береги. Прижми к себе, не отпускай, отводи лихо, ты теперь один у него остался. Помни мои слова.

Татьянка исчезла, и Иван не понял, то ли она растаяла дымкой, то ли просто исчезла среди деревьев парка, окружающего гостиницу.

… Больничный вестибюль был сумрачен, гулок и совершенно пуст, если не считать две фигурки, плотно прижавшиеся друг к другу. Подойдя ближе, Иван почувствовал, как сжалось его сердце — на лавке рядом с теткой сидел Алексашка. Увидев отца мальчишка вскочил, бросился навстречу, но тётка поймала его за руку, дёрнула к себе, усадила.

— Померла Танюшка. Ночью. Ты виноват, зараза. Сына не получишь…

И заревела-зарыдала в голос, причитая что-то звонким, булькающим голосом — не дать не взять плакальщица.

…

— Ладно, Ваньк. Мириться давай, девять ден отгоревали, жить надо продолжать. Алексашку заберёшь?

Тётка басила низко и трубно, на поминках она хорошо приложилась к самогону и была очень разговорчивой. Иван кивнул, прижал сына к себе, и, прижавшись губами к его шелковистой головенке, вдыхал нежный, молочный запах сына…