Последняя

Ирина Кассета, 2020

Наш мир полон загадок и странных тайн, но я никак не ожидала, что стану одной из них. Тайной настолько старой, что она кажется сказкой. Дар древней богини сделал меня небесной девой, которой предназначены одиннадцать стражников-мужей. Как жить, если за тобой охотятся с рождения, и твоя судьба уже предрешена? Отправиться в путь, чтобы обрести себя и найти ответы на все вопросы.

Глава 2

(Дорога в Шалане)

Отряд шел от столицы на север, впереди было еще два дня пути до Пустыни Ий. Они были вспомогательным войском для главной армии, которая уже располагалась на границы страны. Леворг выдался холодным, по ночам даже костер как следует не грел. Лошади ехали мйедленно, после дня скачки им нужно было отдохнуть. Сами рыцари уже порядком устали от дороги. Молодым хотелось пустить коней вскачь и ворваться на поле боя, старым же воякам милее был дом и теплый очаг.

— Говорят, на этот раз пустынники стали сильнее, — произнес молодой белобрысый парень, который ехал в первых рядах.

— Да хоть бы, а то ведь смешно на них с мечом идти, когда на тебя — с дубиной, — усмехнулся рядом едущий.

— И чего им на месте не сидится? Будто больно нам их пустыня нужна, — ответил тот, что ехал справа.

— Кочевники, — протянул сидящий слева.

— И то лучше, пусть даже кочевники — уже не дворец охранять. А то осточертело, кроме попрошаек да воришек, не бывает никого, — сказал светловолосый.

— Ты бы сплюнул, а то беду накликаешь. Наоборот, хорошо, что в столице нам не с кем возиться.

— И то верно, — почесав голову, ответил парнишка.

В хвосте плелись два самых старых воина. Им уже не были интересны рыцари и война.

— Давно мы с тобой, Петро, в поход не ходили, — почесывая седую короткую, бороду заявил воин.

— Заржавели доспехи у меня во дворе, — пропел темноволосый мужчина известную дорожную песню.

— И подковы у лошади дядька украл, — продолжил седой мужчина. Петро расхохотался.

— Мы свои походы уже отходили, Игнат.

— Твоя правда, Петро, — кивнул рыцарь. — Прошло, думаешь, наше время?

— Наше время прошло, и слава богам. Я не об это горюю.

— А о чем?

— Боязно мне, Петро, что великие времена прошли. Что и рыцари уже не настоящие, а так… Только слава наша и осталась, — Игнат задумался.

— Пока жив Димитрий, наша слава живет и в нас, — Петро усмехнулся.

— Напоминает меня в старое время. Хоть и молодой, а удали, — он присвистнул.

— Вот то-то же. Жаль, что на всю армию таких, как он, совсем мало осталось.

— Радуйся, что хоть кто-то есть.

— И то верно, но на язык парнишка совсем неладен, — улыбнулся Петро, вспоминая сцену у короля. — Как он вельможу нашего, — рассмеялся мужчина.

— Говорит: армии лидер нужен, а не царь. Зря он, конечно, так, но лицо-то у этого было… Вот и хохма, весь двор потом потешался. Зато остался без титула.

— Так и правильно, он — показатель, что не только из дворян рыцарями становятся, но и из простого люда, — к мужчинам подъехал молодой парень.

— Разрешите доложить? — обратился он.

— Давай уже, раз приехал, — отвечал Игнат.

— Мы пошли коней поить к речке, а там, на берегу, парень лежит.

— Утоп что ли?

— Да нет, вроде, дышит, — отвечал солдат.

— Поскакали, значит, посмотрим, — мужчины сорвались с места и с бывалой лихостью понеслись к реке.

На берегу Терки, реки, которая тянулась от северных пустошей по Ватилии и заканчивалась в Шалане, лежало тело молодого парня с короткими, небрежно обрезанными волосами. В теплой рубашке и штанах. Лицо его побелело от холода, губы так вообще стали синими. Петро приложил ухо к груди парнишки:

— Дышит, несите одеяло и самогона, — мужчина стал расстегивать рубашку, но тут же запахнул полы. — Игнат, — позвал он, а потом прошептал на ухо. — Это девчонка.

— А ну-ка всем брысь, что расселись! — крикнул Игнат и воины нехотя стали расходиться.

Мужчины же сняли с девушки рубашку, ткань тоже пришлось резать, чтобы грудь не сдавливала. Сняв также штаны, препятствовавшие проведению процедуры, они обтерли тело самогоном, чтобы согреваться начало, и завернули в теплое одеяло.

— И что мы с ней делать-то будем? — спросил Петро.

— С собой повезем, — взяв девушку на руки, ответил Игнат. — Или ты ее, ирод, здесь оставить хочешь, на надругание? Неужто падали мужской на земле мало? — Петро, не раз видевший подобное, поморщился.

— Ну куда ей с нами, мужиками, на войну?

— Очнется, там и посмотрим. Одну ее в этих местах я не оставлю, — рыцарь понес девушку к телеге, специально для раненых предназначенной, уложил. — Будем рядом ехать, — сказал он и, подведя ближе лошадь, сел в седло. Петро последовал за ним.

Долго еще старые воины ехали молча. Каждый думал о своем, вспоминая что-то. Война — это тяжкое бремя, она и после стольких лет живыми картинами встает перед глазами.

* * *

(Тер`Рионовские пустоши — пограничная застава)

— Я послал птицу к ее родителям, они уже в пути, — на вожака было больно смотреть, он уже третий день сидит в своих покоях, не ест. Традиции требуют отдать бывшую невесту родителям, и он, как ее покровитель, должен при этом присутствовать. Все в замке видят тоску его зверя, но помочь не могут.

— Хорошо, — глухо ответил оборотень. — Что с Раданом?

— Пришел в себя, проклинает всех и просит, чтобы ему дали поговорить с сестрой. Кто же знал, что Веста такая…

— Это я виноват, что она на это пошла.

— На убийство? Ладно, Сона, может, ревность сыграла, но брата? — рассуждал Велимир. Стало тихо, а потом раздался рык. Оборотень понял, что сболтнул лишнего. — Извини, я пойду, — вышел, закрыл за собой дверь. Он никогда не видел друга настолько злым, с этим надо что-то делать, иначе он сорвется и разгромит всю заставу.

* * *

(Шалан)

У богов я, видно, была в чести: открыв глаза, увидела солнце и небо, то бишь жива. После пробуждения пришел сильный кашель, горло раздирало так, что, казалось, пойдет ртом кровь. Меня согнуло пополам, тело ломило.

— Тише, не кашляй, только хуже будет, — я даже не поняла, к кому это он обратился. — Выпей, — мне дали бутылку, сделала глоток и опять зашлась в кашле: спирт. — Останови телегу, — зычно крикнул голос. — Эй, ты как? — на меня смотрел седобородый мужчина в доспехах. В ответ я смогла только покачать головой. — Поезжай к магу, принеси что-то от простуды, скажи — приказ, — послышался топот копыт. — Сейчас лучше станет, у тебя воспаление от холода пошло, наш лекарь поможет, — поняла, что меня трясет от жара, легла на телегу.

Прискакал гонец и принес что-то в склянке, я выпила.

— Ложись спать, все пройдет, — закрыла глаза и провалилась в сон.

Снилась мне дорога и лес, холодный ветер царапал лицо. Из леса, что совсем рядом был, доносился вой, но не злой, а настолько пропитанный грустью, что самой впору выть. В голове появился образ Радана. Из леса вышел большой белый волк, остановился передо мной, принюхался. А потом завыл так, что от громкости заложило уши, и я проснулась.

— Тихо, тихо, — передо мной опять появился седой мужчина. — Легче-то стало? — я кивнула и показала, что мне нужно выпить, больно горло пересохло. Дали воды, я сделала пару глотков из фляги, огляделась. Места были незнакомые.

— Ты на границе Пустыни Ий и Шалана, едешь с отрядом рыцарей в поход, — посмотрев на мужчину еще раз, мол, шутить вздумал, я поняла, что правду молвит. — Тебе еще отдохнуть маленько надо, как в себя придешь, мы и потолкуем, а пока спи. Мы тебя не тронем, не боись, — от этой фразы захотелось сплюнуть, слышала уже, да верится с трудом.

Слабость усыпила меня еще раз, теперь без сновидений.

Утро смешалось с ночью, я проснулась, когда рыцарский отряд уже глубоко спал, кроме пары сторожей и двух мужчин, что я видела раньше. Они первыми заметили мое пробуждение и подошли. Только сейчас осознала, что лежу под одеялом голая. Я шарахнулась от них: снасильничали.

— Тише, успокойся, — заладил седой. — Одежду пришлось выкинуть, а тебя мы раздели, чтобы самогоном обтереть. Обморожение же могла получить, — я не верила им. — Мы принесли тебе одежду, — мужчина протянул рубаху и штаны. — Для всего отряда ты — парень, — сказал он тише. — Поэтому тихонько переоденься здесь и подходи к нам, — я смотрела на них все также удивленно и испуганно, но одежду приняла и, когда рыцарь отошел, переоделась под одеялом.

Спрыгнув с телеги, я босиком пошла к костру, где сидели мужчины. Остальная часть лагеря была чуть поодаль.

— Игнат, ты чего ей обувь-то не дал? — спросил темноволосый рыцарь. Седой ударил себя по голове.

— Забыл, утром у парней попрошу, все равно ведь из дома всякую дрянь везут. Ты садись, — он указал на место рядом с собой, но я села дальше. — Боишься, — понял он. — И правильно, никому доверять нельзя, — я кивнула и, обняв колени, уставилась в костер. Мужчины долго молчали.

— Мы тут решили, что тебе мальчиком лучше тут быть. У нас, конечно, это не в чести — девушек обижать, да кто же этих молодых знает. Такой соблазн вдали от дома, для них слаще сладостей столичных, — после этих слов я сжалась сильнее. — Нас не бойся, а к другим лучше не ходи, — кивнула. — Нам ехать до Пустыни Ий, там у нас армия стоит, от пустынников отбиваемся. До туда поедешь с нами, а там, может, поймаем тебе караван торговый, — мужчина кинул ветку, что держал в руке, в костер.

— Звать-то тебя как? — спросил Игнат. Я пожала плечами, горло все еще болело, и говорить не хотелось. — Надо имя дать, — задумался он. — Будешь Дан. Коротко, и запомнить легко, — я кивнула. А у самой в голове был ворох мыслей. Что к рыцарям попала — хорошо, еще лучше, что выжила. Гордость Шалана, серебряные воины точно смогут противостоять одному взбесившемуся оборотню, значит, пока я здесь, мне ничего не угрожает. Со стороны волков, по крайней мере. Мою задумчивость мужчины восприняли за другую монету.

— Снасильничали? — прошептал темнобородый. Игнат пожал плечами, а потом кивнул. Я же этот разговор пропустила мимо ушей.

* * *

Дорога стала моим домом, а лес и птицы — моими соседями. После бессонной ночи Петро, темноволосый рыцарь, привел мне небольшую лошадку. Мол, теперь поезжай так. Седлать лошадь я не умела, поэтому Игнат показал, как это делать правильно. В мужском седле ехать было сложнее, да к тому же мне никто не старался помочь, как оборотни. При мысли о них я поежилась.

До пустыни оставались считанные часы. Вид вокруг менялся: по правую руку еще был лиственный лес, а по левую уже простирались пески.

— Раньше тут везде лес был, — сказал Петро. — Пустыня все живое жрет, от этого и люди в ней — пожиратели. Все им мало, только жертв да навар подавай. Хотели бы — давно бы свою страну на процветание вывели.

— Нам хоть есть, где кости размять, — улыбнулся Игнат. — Все одно, их не изменить, так чего болтать.

Мы въезжали в лагерь. Нас пропустили через заграждения. В лесу стояли большие белые шатры, Игнат сказал, что это казармы. Чувствовалась некая строгость и правильность форм и построения, даже костры стояли строго перед палатками, выстраиваясь в одну сплошную линию. В лагере не было никакой суеты, присущей любому сборищу людей. Часть повозок стояла по периметру, образуя оборонительный рубеж. Чуть дальше от жилой части располагались столовые и телеги с фуражом, их охраняли особенно сильно. Во главе же этого лагеря, прямо по центру, стояло поистине огромное сооружение — Центр командиров Гвардии, вот уж точно ни с чем не перепутаешь. Мой спутник объяснил мне, что там они собираются лишь на обсуждение важных вопросов. Живет же каждый во главе своего отряда. По шатрам нельзя было понять, где живет командир, дабы, если враг проникнет в лагерь, он не мог расправиться со всем командующим составом. Даже в обращении старались не использовать званий. Каждый и так знал своего командира в лицо. Все это рыцарь умудрился рассказать, пока мы проезжали мимо костров солдат, которые, кажется, даже не замечали нас, а может, старательно делали вид. Мы остановились у одной из небольших палаток.

— Это наша, — пояснил Петро, спрыгивая с лошади. Мужчины, отодвигая ткань, скрылись внутри. Я осталась снаружи. — Заходи, — появился из палатки рыцарь. — Ты будешь с нами жить, — это мне совсем не нравилось, но я зашла и встала у выхода.

Шатер был вместительный, с двумя спальными местами, столом и магическим освещением.

— Спать пока будешь здесь, — Игнат указал на одну из кроватей. — А я на полу посплю, не впервой, — после его слов, я не сдвинулась с места.

— Дан, проходи, не стой, — позвал Петро. — Мы тебе в деды годимся, тебе молодых бояться надо, — от этого я поморщилась, вспоминая Эрридана. Мужчина заметил и замолк.

— У нас сейчас военный совет, мы надолго уйдем. Ты располагайся в палатке, если захочешь выйти далеко, по лагерю не ходи. Ни с кем не говори, на рожон не лезь. И ты это… возьми у меня бинты и перемотай грудь на всякий случай, — мужчина отвернулся и достал их из сумки, положил на кровать. — Мы пошли, захочешь есть — подойди к костру, должны накормить, — кивнула и они вышли.

Оставшись одна, я первым делом попыталась найти зеркало. Хотелось посмотреть, как выгляжу. По моим ощущениям, я очень похудела и, видно, от переживаний и болезни у меня начали выпадать волосы, то есть, вид я представляю крайне удрученный. Зеркала не нашлось, но зато было ведро с чистой водой, которой я умылась и вымыла грязные доселе волосы. Взяла бинты, что лежали у сумок Игната, обернулась на вход. Отошла в дальнюю часть палатки, сняла рубаху и стала бинтами нетуго обматывать тело.

Выйти в лагерь все равно пришлось. Около большого шатра был костер, на котором что-то готовилось в котелке. Я подошла ближе, взяла деревянную тарелку, лежавшую в груде посуды. Дежуривший у огня старый воин, увидев меня, спросил:

— Это ты — тот утопленник? — я кивнула. — Проголодался? — еще один кивок. — У нас на обед суп, — и налил мне в тарелку половник наваристого мясного бульона. Горячая похлебка обжигала, но я была очень голодна.

Раздался шум шагов, я подняла голову от тарелки и увидела, как на носилках несут раненых. Их было больше десяти. Заметив, как я на это смотрю, старый воин произнес:

— Это война, что ты хотел, — я же проводила взглядом процессию. Впервые вижу смерть так близко.

Далеко не уходила, ибо запутаться в однотипных палатках было легко, а где мои рыцари, я не знала точно. Взгляд зацепился за скопление мужчин, стоявших около огороженной поляны. Подошла ближе: два воина без доспехов дрались. У них не было оружия, только свои силы. Один из них был намного старше, второй — мой ровесник, и они были смутно похожи. Наверное, родственники. Это был учебный бой, и многочисленные зрители наблюдали за маневрами. Все это происходило в тишине. Я приблизилась к ограде, тоже наблюдая за мужчинами. Старший сделал подсечку, и парень мешком упал на землю, но тут же поднялся и яростно напал на противника. Тот ушел от удара, и парень, проскочив, улетел вперед, чуть не врезавшись в ограждение.

— Все, бой окончен, — заявил мужчина, выпрямившись. Молодой тоже встал, поклонился и, быстро перепрыгнув ограду, исчез в толпе. Из рядов молодых рыцарей вышел темноволосый парень, и начался новый бой.

Ученики сменяли друг друга, но старого бойца так никто и не победил. Из большого шатра вышли воины, среди них были Петро и Игнат, а также еще три пожилых рыцаря и молодой мужчина. Он похлопал Игната по плечу и рассмеялся. Они подошли к ограде, наблюдая за боем и посмеиваясь. Игнат заметил меня и махнул рукой. Я кивнула, мол, вижу. Вся толпа при виде этих мужчин подобралась, видно и есть высшие чины, которые были на военном совете. Они немного постояли и незнакомые мне мужчины ушли, а Игнат и Петро, подбадриваемые толпой, вышли в круг для сражения. Посмотрев, как они внимательно наблюдают друг за другом, и наносят друг другу ощутимые удары, я даже улыбнулась. Седина в бороду, бес в ребро.

Когда дружеский бой закончился, мужчины со смехом направились к реке, протекающей чуть дальше, за лагерем.

Конец этого дня прошел замечательно: тихо и по-домашнему весело. Посередине лагеря развели большой костер, вокруг него положили бревна, чтобы сидеть на них. Кто-то из бравых воинов принес гитару, и над ярким пламенем разнеслись красивые мужские голоса. Пели они о далеких возлюбленных, о доме, о смерти друзей, о том, чтобы в новом бою боги их пощадили. На ужин была запеченная в углях картошка и поджаренное сало, будто бы я оказалась в деревне с теткой, и мы снова ночуем в лесу и задабриваем Маруна.

— Сегодня грустный день, — подсаживаясь ко мне, говорит Игнат. — Сегодня мы потеряли отличных ребят. У нас так принято: смерть отмечать костром и песнями, чтобы они не ушли зря, и чтобы горе не убило в нас храбрость, — раздался дружный рев, вперед вышел светловолосый воин.

— Поднимите выше ваши чаши, братья, испейте сегодня нашу злость и горе до дна. Завтра мы отплатим нашим врагам за смерть друзей, — рыцари осушили кружки, Игнат тоже.

Над лагерем опять запели грустные песни. Костер горел все ярче, рыцари вели разговоры, поминали добрыми словами погибших и яростными — песчаников.

— Ты иди лучше, сегодня всю ночь будем гудеть и пить, а пьяный мужик хуже демона, — сказал мне Игнат. Я согласилась, задерживаться не стоит, и так уже глубокая ночь.

Встала и направилась к нашей палатке, оставив за спиной одно из самых великих и страшных зрелищ: поминки серебряных рыцарей.

* * *

Я проснулась раньше мужчин. Петро и Игнат храпели будь здоров, крепко спя. Выглянула на улицу: никого, только у самых границ стояли дозорные. Схватила полотенце, что мне дал Игнат, и быстро вышла из палатки, направившись к реке. Пока весь лагерь в плену пьяного сна, схожу помыться. Вчерашнего ведра с водой хватило только голову помыть, да слегка ополоснуться.

Река была небольшой и мелкой. Оглянувшись пару раз, я отошла чуть дальше от лагеря. Быстро разделась, потихоньку зашла в воду, привыкая к ее холоду. Потом ополоснула руки, лицо. Бодрит. Прошло совсем немного времени, а я уже одевалась и возвращалась назад. На губах расцвела улыбка, будто все плохое мне удалось смыть, хотя бы ненадолго.

В лагере все спали. Все-таки хорошо, что я вчера ушла раньше. Рыцарские попойки ничем не отличаются от деревенского праздника. На тренировочном поле был только один воин, видимо, выпивший меньше всех. Прошла к палатке, заглянула: рыцари спали. Эта картина даже умиляла бы, если бы не храп и стойкий запах перегара.

Пока они спали, я натаскала им воды, чтобы попили да умылись. Даже успела помочь приготовить завтрак на всю ораву. Игнат вышел первый, сказал, что ему стыдно, и больше такого я не увижу. Я кивнула и улыбнулась. Петро первым же делом отправился к реке, а после, придя в себя, съел две большие тарелки каши.

День прошел спокойно, в мелких заботах и делах. Меня пока оставили помощником повара. К вечеру руки болели от ножа, которым я почистила, наверное, больше сотни картошин, морковок и луковиц. От последних так вообще приходилось слезы каждую минуту вытирать. После завтрака и обеда, я мыла посуду с молодыми воинами, которые сегодня помогали на кухне.

Решила, что притворюсь немой. Так и вопросов будет меньше, да и кто на юродивого внимание будет обращать?

Вечером общего костра уже не было, мы ужинали около ближайшего к нашей палатке. Я устала, но на душе было спокойно. Мы уселись, потекли обычные вечерние разговоры. Тут один из молодых рыцарей вдруг заявил:

— Вы верите в лесных нимф? — все посмотрели на него, Игнат рассмеялся. — Не смейся, я вот сегодня утром такое видел, ох, — я смотрела на паренька испуганно.

— И что ты видел? — спросил его один из незнакомых мне рыцарей.

— Говорю же, нимфу лесную, голую, — от его слов я чуть не выронила ложку.

— И где же ты ее видел?

— На реке, сегодня утром. Уснул я вчера на берегу. Слышу: кто-то рядом бродит, так я глаза открыл и вижу… деву, — на его слова все отреагировали смехом, одна только я не смеялась.

— Все мы деву видим, когда перепьем, — ответил, отсмеявшись, Петро.

— Да ну тебя! Говорю же: видел! — злился воин.

— И как она выглядела?

— Как девушка, только голая.

— Это мы поняли, а ты выше шеи-то смотрел? — еще один взрыв смеха, я замерла.

— Не смотрел, — парень потупился. — Я сквозь деревья смотрел, лица не разглядел, — выдохнула и стала пристально смотреть в тарелку, пока все обсуждали видение паренька.

Игнат, сидевший справа, дотронулся до меня. Я посмотрела на мужчину, он подмигнул. Понял. Я покраснела. И чем только думала этим утром?

* * *

(Тер`Рионовские пустоши — пограничная застава).

— Она не могла этого сделать! — кричал Радан. — Ты лжешь, она спасала Сону! Это ты, ты в своем желании обладать истинной парой перешёл все границы!

— Следи за языком. Не забывай, с кем разговариваешь, — отвесил оплеуху Велимир.

— Где она? — в очередной раз грозно спрашивал вожак. Радан старался на него не смотреть. Сегодня приехали его родители и забрали Весту, он обещал им, что догонит их в пути. Ему так и не дали поговорить с сестрой, а тому, что говорят другие, он не верил. — Радан, меня разрывает от желания перегрызть тебе глотку. Но она — единственное, ради чего я сейчас живу. Я не чувствовал в ней жизни больше недели, — Эрридан глубоко вдохнул, зверь внутри просился наружу.

— Я не знаю, сколько раз повторять, — поумерив пыл, заявил парень. — От удара я потерял сознание и уже ничего не слышал, — в глазах оборотня была почти та же боль. — Ты хотя бы можешь ее чувствовать, а мне осталось просто молиться, чтобы с ней все было хорошо, — зло ответил Радан и вышел за дверь.

* * *

(Лагерь рыцарей, граница Шалана и Пустыни Ий)

Весть о “лесной деве” разлетелась по лагерю. Воины, что постарше, потешались над парнем, а молодые выспрашивали подробности и даже намеревались ее выследить. Игнат и Петро на это только усмехались и шутили. Меня они не ругали, просто сказали, чтобы я была осторожна.

— Вот же дурачье молодое, — сказал за обедом Игнат. — Надо же было придумать, дева. Совсем они тут одичали, на любые прибаутки ведутся.

— Себя-то вспомни, — возразил Петро. — Мы в их возрасте в каждой девушке принцессу видели. Они только с академии, дай и им нагуляться.

— Дело нехитрое, конечно. Но дурость эту у них надо выбить. Они же и правда сегодня ночью идут у речки дежурить, — на такую новость Петро рассмеялся.

— Пусть померзнут, может, что в головах появится.

— Да как бы они последнее не застудили, — вздохнул мужчина.

Я старалась вести себя тише воды, ниже травы. И на глаза “отряду” по поиску девы не попадаться. Под вечер похолодало, пришлось разводить дополнительные костры. Уже стемнело, когда к нашему костру подсели молодые рыцари, заворожённо говорившие о лесных духах и богах.

Теперь легенда обрастала новыми деталями и, оказывается, у девы были длинные светлые волосы и голубые, как небо, глаза. И она даже, представить только, умеет исполнять желания и даровать магическую силу! От такой сказки даже мне смешно стало, и я внимательно слушала небылицы, а когда все разошлись, помогла убрать посуду и пошла спать.

* * *

Наутро первым, что спрашивал каждый, было: “Нашли деву-то?”. Конечно, никто никого не нашел. Уставшие, продрогшие и невыспавшиеся воины зло поглядывали на предводителя, который и повел их всех на охоту. Сказка оборвалась, так и не закончившись. Только парень все говорил, что докажет. Мы над ним по-доброму посмеивались.

Песчанники не спали и уж точно не охотились за призрачными девами. Разведчики вернулись и сообщили о странной активности в стане врагов. Новости, хоть они были секретны, стали мигом известны всем. И из веселых парней воины вмиг стали рыцарями. Удвоилась охрана. Игнат попросил меня не выходить за пределы лагеря и даже на реку одной не ходить. Дела были серьезнее некуда, не стоило забывать, что сейчас я на войне.

Павших воинов не хоронили. Их семейные могилы находили в Хасе, и они должны быть похоронены там. Поэтому наш маг помог сохранить их тела от разложения. Планировалось, что их отправят, когда обстановка станет легче. Но сейчас это было невозможно.

Игнат и Петро пропадали на совете целый день и вернулись, только когда я уже лежала в кровати.

Напряжение передалось и мне, поэтому уснуть никак не получалось. Все чудился далекий звук военного рога, ржание лошадей и звон мечей.

* * *

Этой ночью звезды были особенно яркими на темном полотне неба. Тишину пустыни разрезал громкий стук копыт. Всадник мчался, убегая. Кто же преследовал его этой ночью?

* * *

Утром нас разбудил молодой воин, сказав Игнату и Петро о срочном созыве совета. Я встала, стоило мужчинам уйти. Переоделась и вышла в лагерь. Как никогда было много рыцарей, они стояли большими группами и что-то обсуждали. Подойдя, я услышала:

— Появилась из темноты, вся в крови. Лошадь от усталости еле копыта волочит.

Мне пришлось долго узнавать, что же такое случилось. Ходить от одного костра к другому, внимательно слушать.

Дело было в том, что сегодня ночью из пустыни появилась всадница. Она подъехала к нашим ограждениям и от усталости упала с лошади. Воины сначала не выходили, подумав, что это ловушка. Потом проверили территорию: девушка была одна. Вызвали мага, который подтвердил, что она неопасна. Она была без сознания, когда ее отнесли в палатку к лекарю. Ее черные волосы волочились по земле, а лицо и руки были грязны от засохшей крови. Лошадь, на которой приехала девушка, пришлось убить, чтобы не мучилась. Теперь неизвестная всадница лежит в нашем лагере и командование решает, что это было, и что с ней делать.

Рыцари, говорившие об этой новости, шутили, что все-таки “поймали” лесную деву.

Этим вечером, когда я впервые за день увидела Игната, я подошла и долго смотрела ему в глаза. Мол, рассказывай. Мужчина все понял и сказал:

— Дай хоть поесть. Уже язык болит всем рассказывать. Устроили балаган, что бабы на базаре, — он прошел к котлу, насыпал себе густого овощного рагу. — Девушка в себя не пришла, — начал он, когда сел. — Кровь это не ее, видно, на нее напали, а она успела ускакать. Что она вообще делала в пустыне — вопрос другой, — он вздохнул. — Хотя, это песчанники, часто за ними кражи женщин числятся, — он потер глаза. — Пока побудет у нас, а там посмотрим. Ты будь аккуратна, далеко одна не ходи, — я кивнула.

Даже когда воин пошел спать, я еще осталась сидеть у костра. Мне было жалко девушку, неизвестно, что она пережила за это время. А ведь, если бы не рыцари, я тоже могла быть на ее месте. Но эти мысли я отогнала. Сон все равно не шел, и я отправилась прогуляться по лагерю. Многие уже спали, те же, кто дежурил, внимательно вглядывались в темноту пустыни.

Поздно ночью в лагерь въехал рыцарь. Спешился, сказал что-то воинам и поспешил в свою палатку. Это был молодой воин, которого я видела раньше.

— Странная девица, — сказали рядом со мной, я повернулась и увидела рыцаря. — Странная, говорю, девица эта. Командиру она тоже, видно, не понравилась, раз сам ездил на разведку, — посмотрела в след ушедшему. И самой пора спать ложиться, холодает.

* * *

Следующим днем на лагерь обрушился ливень, землю размыло в вязкую грязь. Благо в палатки влага не проникала. Костры потухли, вечером пришел сильнейший ветер. Мы промерзли до костей, что уж говорить о тех, кто стоял на страже. Мне Игнат отдал свое одеяло и принес вино, чтобы я немного выпила перед сном.

— С таким ветром в пустыне буря. Не дай боже, до нас дойдет, — сказал мне рыцарь, когда я отдавала ему кружку. — Видела когда-нибудь бурю? — я покачала головой. — Страшная сила природы. Иногда я думаю, что нам не человека бояться стоит, — он задумался, а потом отошел от моей кровати и лег.

Завывание не давало уснуть. Все казалось, что буря снесет палатку и нас вместе с ней. Мне удалось задремать только под утро, и проснулась я только после обеда, быстро оделась и вышла. Забыла совсем, что должна помогать с готовкой.

В лагере было неспокойно, мужчины сновали от палатки к палатке. Я подошла к старому воину, что руководил готовкой. Он хмуро на меня посмотрел:

— Говорят, новости плохие пришли. Димитрий поутру собрал совет и так всех отчитал, что до сих пор носятся. Поговаривают, что в этот раз у песчанников что-то неладно, — он протянул мне нож, я начала чистить лук для супа. — Будто бы раньше у них все хорошо было, — рассуждал мужчина тише. — Слышишь, говорят, будто на нас бурю наслали, — сказал он мне. — Шаман вроде как завелся, вот чего совсем нам не надо. Не зря их Святой орден истребил.

Ветер и дождь замарали белоснежно белые палатки. Все ходили в сапогах, на которые налипала грязь.

День прошел в суматохе. Мне даже не удалось найти Игната или Петро, чтобы узнать, что происходит-то. Никто не говорил прямо, только высказывал предположение, как и повар.

Единственное, что удалось узнать, что девушка так и не пришла в себя. И никто не знает, что с ней делать. Меня к ней не пустили, с ней работает лекарь. Вот и пришлось целый день бродить по лагерю, помогать то тут, то там.

Ночью я вновь засыпала одна и даже не слышала, как вернулись рыцари.

* * *

На улице ревело пламя. Неистово ржали лошади и звенели мечи. Нашу палатку окутал огонь. Меня разбудил Игнат. Приложил мокрую повязку к моему рту и показал на выход. Я со сна плохо понимала, что происходит. Весь лагерь пылал огнём, густой дым закрывал обзор. Было очень громко, но я не понимала, с какой стороны идёт бой. Лютый страх в тот миг сковал меня. Спотыкаясь и падая, натыкаясь на рыцарей, я бежала в сторону реки. Что-то крупное сбило меня с ног. Поднявшись с земли, я не сразу разглядела, почему упала. Когда поднялась — отшатнулась в ужасе: рядом лежала мертвое тело молодого беловолосого рыцаря, из его глаза торчала стрела. Я тут же упала обратно на колени, по щекам текли слёзы, я почему-то стала гладить парня по лицу и звать, хотя до этого не знала его имени.

Мой рассудок явно помутился в тот миг, я бы так и стояла рядом с умершим, если бы кто-то из рыцарей не закричал рядом:

— У них стрелы, ложись! — громкий голос заставил меня прийти в себя. Я легла на землю и стала ползти. Не разбирая дороги, просто подальше от этого пожара.

Было страшно, что меня задавят. Я слышала рядом голоса и топот ног, в такие моменты прикрывала голову руками. Глаза нещадно болели от смога. Я уже ничего не различала, когда меня схватили с земли и, перекинув через плечо, понесли куда-то.

В уходящем от страха сознании мелькнула мысль: “Спасена”. Я слышала отдалявшиеся крики, ржание лошадей и треск ломающихся палаток.

* * *

(Ватилия, на подъезде к Латрину).

Небольшой отряд двигался по тракту. При виде него люди уступали дорогу. Пять оборотней медленно двигались во главе с вожаком, который прислушивался к своему сердцу, пытаясь понять, где сейчас находится его истинная пара.

* * *

(Пустыня Ий)

Горло прорезала жажда. Веки не открывались. Мне даже показалось, что я ослепла, что пламя выжгло мне глаза. Ощупывая руками пространство вокруг, я попыталась понять, где нахожусь. Пальцам попадался только твёрдый мусор и песок. Всю ночь я провела на земле. Грязными руками попыталась растереть лицо и глаза. Присела, осмотрелась. И тут поняла. Меня не спасли. Меня украли.

В грязной дырявой палатке нас было предостаточно. В основном раненые рыцари, истекавшие кровью. Были и те, кто уже не проснется. Нетронутыми сидели я да еще пара мужчин. Когда я проснулась, они посмотрели на меня злыми глазами. Я не стала ничего спрашивать, села, прижав ноги к себе, и стала, как и все, ждать.

За тканью палатки слышался непонятный говор. Казалось, будто мы были на каком-то рынке. Верещали бабы, плакали дети и ругались мужики. Пару раз в палатку зашли, что-то крикнули на своём кривом языке. Воду никто не приносил. Мне было стыдно за свою жажду, потому что я видела, как другие мужчины пытаются не корчиться от боли.

Стемнело, в пустыне стало холодно, но мы не спали. Оторвав пару тканевых полосок от своей рубахи, я перевязала раны ближайшим рыцарям. Они на это никак не реагировали, уйдя полностью в свои мысли. Мне кажется, некоторые даже не замечали своих ранений.

На улице завывал ветер. Мне было нестерпимо холодно, хотелось спать, но уснуть не получалось совсем. Было страшно. Страшнее, чем в тот миг, когда я убегала от Эрридана. Страшнее, чем во время побега с корабля, когда я упала в воду и теряла сознание. Наверное, потому что понимала: быстро умереть не получится.

В те маленькие промежутки, когда моё сознание уплывало, мне снился волк. Снилось, будто в пламени сгорает всё, что мне когда-то было дорого. А ещё, стараясь, чтобы никто не увидел, я украдкой стирала часто появляющиеся слёзы.

К утру не проснулись ещё трое. Мы аккуратно перенесли их в дальний угол палатки. Все до сих пор молчали. Им, как и мне, было страшно. Видно, стрелы были отравлены, раз сильные воины погибали от небольших ран. Повязки не спасали, а лишь делали хуже, грязная материя заставляла ссадины гноиться.

Нас покормили, когда солнце припекало из дыр в потолке. Воду тоже принесли, грязную и с неприятным запахом нечистот. Каждому досталось от силы по три глотка. Но даже от этого уже стало лучше. Из еды нам досталась грязная и липкая каша, напоминавшая еду для свиней. Вкуса я не чувствовала, проглотила всё быстро, даже не пожевав.

От долгого сидения болели мышцы, особенно спина.

В какой-то момент, даже не знаю, в какой из дней, (мне казалось, что прошло не меньше недели) я уже не могла нормально просыпаться. Стоять, сидеть, даже есть было трудно, сил не хватало ни на что. От ран погибло уже восемь мужчин. Хотя я не была уверена, может, они так же, как и я, просто не могли вставать.

Ночью нас вывела на улицу стража. Грязные мужики. Они были замотаны с головы до ног в белую (хотя от песка и грязи уже серо-жёлтую) ткань. У них были грязные лица, усы и длинные бороды. Их женщины, что пришли посмотреть на нас, были так же грязны. Песчанники представляли собой жалкое зрелище. Я бы их пожалела, но если бы не находилась у них в плену. Построив в один ряд, нас облили холодной водой, что-то крича на своём. Детишки, снующие рядом, кидали в нас камни, и от этих ударов мы почти падали, истощенные. Нам было трудно держать равновесие. Их мамы подбадривали эту жестокость радостными возгласами. Чем глупее человек, тем больше он жесток.

Двоих оставили на улице, остальных загнали в палатку. Тех, кто пытался сопротивляться, тут же избивали и вносили после, кинув на песок. Мокрые и продрогшие, мы не ложились спать на землю, потому что понимали: песок прилипнет на нашу одежду, и всё тело будет нестерпимо чесаться.

От этого мы раздирали себе кожу до глубоких царапин, занося грязь в кровь, а после половина мучилась жаром. От нечистот, что были в той же палатке, постоянно разило, кружилась голова. Мы будто находились в одном ужасающем бреду. Вши, грязь, вонь, кровь, побои — это ломало многих. По тускнеющим глазам было видно, что они уже просили богов забрать их души.

Те двое, что остались на улице, наутро не вернулись. От жары, голода и жажды было настолько плохо, что смерть уже не казалась таким ужасным исходом. Умереть от голода было страшнее.

На следующий день всё повторилось, и ночью нас опять вывели на улицу и оставили двоих, которые больше не вернулись. В палатке нас осталось семеро. Холодной ночью мы спали рядом друг с другом, будто это могло спасти нас от ветра. Я слышала, как кто-то шептал слова молитвы, я слышала, как он плакал, но разглядеть лицо не могла. Перед глазами стояла дымка, что не сходила уже несколько дней.

Проснувшись посреди ночи, я будто бы пережила то, что произошло недавно. Ржание лошадей, крики людей, зарево пожара. Все казалось сном, я приподнялась, всматриваясь в тени на палатке. На улице что-то происходило. Глаза постоянно закрывались, и я теряла нить реальности. Осознание, что это не сон, пришло не сразу, а лишь когда один из убитых кочевников упал на палатку и порвал собой ткань.

Собрав последние силы, я постаралась разбудить мужчин, которые ещё не проснулись от этого шума. Мы вышли из палатки, нашим глазам предстало жуткое зрелище.

На песках валялись трупы мужчин в грязных одеждах. Те, кто издевался над нами, были повержены. Я заметила, как женщин и детей окружили, они плакали и громко кричали, внутри проснулась ярость, и я злорадно усмехнулась, гладя одной из баб в лицо.

На бравых скакунах восседали серебряные рыцари. Их мечи были залиты кровью. От слабости я упала на землю. Мужчины, что были со мной в палатке, подхватили меня и потащили к нашим, песок больно впивался в раны на ногах. Тела коснулся холод металла, один из всадников усадил меня перед собой, придерживая рукой. Лошадь рванула с места, удаляясь от криков и неприятных воспоминаний. Перед глазами все вновь плыло, и меня сильно тошнило. Если бы не воин, я бы упала, и меня бы занесли пески. Сил не было, и даже освобождение было каким-то далеким, будто не со мной произошедшим. Хотелось спать, я закрыла глаза…

* * *

Впереди уже маячил лес, отряд вступал на свою землю, пески уступали место растительности. Около ограды стояли мужчины, нарушая тем самым распорядок военного лагеря. Все ждали пленных, боялись за каждого, будто то были их родные братья или сыновья.

Лошадь остановилась, безвольное тело передали в руки седобородому мужчине. На девушку было страшно смотреть: разодранная кожа на руках и ногах, покрытая песком. Грязная, дурно пахнущая одежда, волосы — грязный комок, губы потрескались до крови, кожа посерела, и под глазами темнели синяки. Мужчина смочил губы пленницы водой, вместе с другом они понесли ее в палатку.

Уложив ее на кровать, они еще долго молчали, стараясь не смотреть на девушку. Каждый из них чувствовал вину, которая разъедала их прожжённые войною сердца. Игнат не выдержал первым, он просто вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом и скрыть от Петро набежавшие слезы.

* * *

— Жива, — прошептал Игнат и крепко обнял, стоило мне очнуться.

Приходила я в себя трудно, мучали кошмары, все время хотелось пить. Открыв глаза, я увидела полог палатки. Своей палатки из белой плотной ткани, без дыр, через которые видно небо. От нахлынувшего счастья я улыбнулась и тут же поморщилась, треснувшие губы кровоточили.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Петро. — Они держали вас там восемь дней, потом начали отсылать головы, — он поймал взгляд Игната и замолчал.

— Главное, что жива, — ещё раз повторил старик. — Поешь немного, много тебе нельзя, иначе будет плохо, — он поднес ко мне тарелку с куриным бульоном.

Съев пару ложек, попыталась сесть.

— Ты слишком слаба, — сказал, глядя на мои попытки, Петро. — Пока ляг, отдохни, — покачал головой. — Не ерепенься, я пойду, принесу воды в лохань, — он вышел.

— Они ничего с тобой не сделали? — спросил Игнат, я покачала головой. — Не узнали, что ты девушка? Вот и хорошо. У нас не принято терять бойцов. То, что произошло той ночью — это предательство. Песчанники так не нападают. Им кто-то помог. Кто-то обезвредил стражу, они не сообщили об их приближении, — слова мужчины звучали как оправдание, он избегал смотреть мне в глаза. — Кочевники забрали вас, чтобы мы ушли с их территорий. Глупый грязный скот, — он сплюнул. — Мы все очень волновались и рады, что с тобой всё хорошо. С первым же караваном уедешь отсюда. Извини меня, — он как-то побледнел, встал и вышел.

В это же время зашёл Петро с ведром воды.

— Сама раздеться сможешь? — спросил он, ставя бадью на землю. Я кивнула. Он сходил за водой ещё несколько раз, достал нагревательный камень, бросил в лохань, но не вышел, а замер и подошел ко мне.

— Будь осторожна с Игнатом, он за тебя переживает. Не рассказывай ему все, что видела, — я кивнула, он подошел ближе. — Ты ему дочь напоминаешь, — я молчала. — Один раз скажу, и то, чтобы ты чего лишнего не сделала. У него и так здоровье ни к черту, — мужчина вздохнул и продолжил свой неожиданный рассказ. — Аннушка, дочь Игната, все детство грезила серебряными рыцарями. С таким отцом чего не грезить? В общем, не так это для тебя важно, — он сделал паузу. — Игнат ушел в очередной поход, а дочь за ним поехала. Да так они и не встретились, ее обокрали и снасильничали. Она жива осталась, да немного, как бы это сказать… умом повредилась. Ни с кем не общалась, а вскоре повесилась у себя в комнате. Об этом Игнат только по приезде и узнал. Сошел с ума, только по-другому. Ох… Ты, Дан, не обижай его, вот что я сказать хотел, — мужчина встал и вышел. Я замерла от удивления. Так вот, почему он меня спас и ходит за мной, будто я дитя малое. У каждого в душе своя трагедия.

Встала, держась за кровать, разделась. Вещи были липкие и сальные от пота и грязи. Тряпки, прикрывавшие мою грудь, из белых стали мерзкого грязного цвета. Все вещи полетели на пол. Я подошла на дрожащих ногах к воде, опустилась, сперва вымыла лицо и глаза, потом руки и всё тело. В последнюю очередь промывала грязную голову. Волосы за всё время нахождения у рыцарей значительно отросли, надо будет подстричь. После мытья надела чистую одежду, которую припас для меня Игнат, и вышла на улицу.

Около огромного костра собрались войны, они громко что-то обсуждали. Я прошла, присела, мне дали тарелку с едой и кружку с вином. На меня теперь смотрели по-другому, с каким-то уважением и одобрением, не так, как раньше. В их глазах не было жалости, они будто бы показывали, что гордятся моим нахождением здесь. Но было и горе. Его не показывал никто, но ощущал каждый.

— Сегодня мы пируем во славу наших друзей! — провозгласил светловолосый воин, командир. — Мы потеряли слишком много, больше этого не позволим, — он осушил чашу, навстречу ему летели грозные выкрики. Воины жаждали битвы.

— Димитрий всегда был хорошим рыцарем, — сказал подошедший Петро. — Сегодня сложный день. Завтра мы отправляемся в поход, — он осушил свою кружку. — Надо воздать нашему покровителю, Веторгу, за удачу. Долго не засиживайся, ты и так слаба, как пташка, — он потрепал меня по-отцовски по голове.

Долго сидеть не стала. В этот раз никто много не пил, все больше обсуждали завтрашний поход. Встав, я отправилась прогуляться по лагерю.

По пути к дальнему концу, где лазарет, я увидела девушку, шедшую к лесу. У нее были длинные черные волосы. Значит, она очнулась. Я остановилась, чтобы посмотреть, куда она. Заметила только, как блеснули в свете луны латы, и тоненькая женская фигурка утонула в мужских объятьях. От удивления я еще долго не отводила взгляд, а потом стыдливо потупилась и пошла в палатку. Как говорил Игнат, дело это нехитрое.

* * *

Встала я очень рано, еще даже солнце не взошло, но не смогла застать Игната и Петро. Видимо, они совсем не ложились. В поход уехали тридцать рыцарей. Над всеми нависло тягостное ожидание.

Погода тоже испортилась, и целый день накрапывал противный дождь. Сегодня я, как и всегда, помогала с готовкой, а вот мыть посуду пришла девушка. Она очаровательно улыбнулась, протянула руку и, поздоровавшись, сказала:

— Меня зовут Аурика, — пожала тонкую ладонь. — А тебя? — я покачала головой, указав на горло.

— Немой он, — ответил ей повар, я кивнула.

— Ох, вот же бедный, — она погладила меня по руке. — Пока тебя не было, я помогала с посудой. Хоть какая-то от меня польза, — девушка мыла тарелки со мной. У нее была красивая, чуть загорелая кожа, длинные черные волосы и янтарные глаза. Ростом она была выше меня, у нее была тонкая талия и аккуратные черты лица. Она притягивала своей широкой улыбкой и добрым взглядом. Будто сразу влюбляешься в такую легкую и милую красоту. Даже я чувствовала, как прониклась симпатией к ней.

Она мне рассказала, как попала к песчанникам. Что караван, в котором она ехала в Миритан, ограбили, всех сопровождающих убили, а ее взяли в плен. Но ей удалось убить стража, она вырвалась на свободу и скакала несколько дней, прежде чем добралась до нас.

— Твою историю я тоже знаю, — сказала она. — Это ужасно, что ты чуть не утонул, — она взяла меня за руку и улыбнулась. — Я пойду, спрошу, может, где еще нужна моя помощь, — я кивнула, и она ушла к толпе рыцарей.

За этот день мы виделись еще несколько раз, и каждую встречу она озарялась чудесной улыбкой. Мне даже стало завидно: с такой красотой никакой альвой быть не надо.

Вечером мы вместе готовили ужин, сидели за одним костром. Я слушала, как она рассказывала воинам интересные легенды и сказки. Ее голос завораживал, и я захотела спать. Пошла к себе в палатку и, несмотря на пережитое, уснула прекрасно. В моем сне чудесная девушка продолжала рассказывать сказки.

Ночью я резко проснулась. Стало холодно, я оглянулась в поисках того, что заставило меня так резко прервать сон. Встала с кровати, решила выйти на улицу, чтобы проветриться, перед тем как лягу еще раз.

У костра, что горел рядом с нами, сидела пара. Молодой темноволосый воин целовал девушку. Я отпрянула от выхода из палатки. Надеюсь, меня не заметили. Погуляю в другой раз. Пришлось ложиться спать, но уснуть до утра я так и не смогла.

* * *

Шли дни, а новостей от ушедших не было. Меня это волновало все больше. К тому же в лагере будто все сошли с ума. Аурика влюбляла в себя воинов быстрее, чем я варила суп.

На обедах, если ее не было, то все говорили о ней. Если она была, то говорили о ней. С ней же. И право же, все будто помешались. Не хватает здесь Игната с его нравоучениями.

Я посмеивалась над неловкими попытками молодых людей ухаживать за девушкой. Кажется, все цветы в округе были сорваны под корень и теперь сухими вениками валялись около ее палатки. Слава всем богам, что подвиги совершать было просто негде. А то, правда, всех драконов бы поубивали, василисков истребили и разбойников перевешали. Что поделать, рыцари. И поступки у них рыцарского масштаба.

Сама девушка была мила со всеми и очаровательно улыбалась, делая вид, что не замечает, как все из кожи вон лезут, чтобы ее удивить. И все бы хорошо, любовь и на войне никто не отменял. Но в лагере начался разлад.

Все началось с того, что я несла тяжелейший мешок с картошкой по всему лагерю со склада, который располагался в конце лагеря и сегодня почему-то не охранялся. На меня налетели два дерущихся рыцаря и сбили с ног, картошка разлетелась по полю. Парни не обратили на это внимания, и их разборки продолжились. Один повалил второго, ударил по лицу. Из рассечённой губы и, кажется, сломанного носа, заструилась кровь.

Не зная, как это остановить (между ними я точно лезть не буду), я встала и побежала к ближайшим рыцарям. Нагнав, указала им на драку. Они рванули к парням, разняли.

— Это не все, мы с тобой еще поговорим, — кричал воин. Второй ответить ему не мог, у него вместо лица была сплошная кровь. Его отвели в лазарет.

Странным образом это никак не повлияло на настроение в лагере. Драки будто не было, и все решительно делали вид, что ничего не произошло.

Тем временем Аурика каждую ночь проводила с разными мужчинами. То я застаю ее за поцелуем, пока она помогает с мытьем посуды. То, прогуливаясь по лагерю, вижу, что ее за руку рыцарь ведет в казарму. То замечаю, как из отведенной ей палатки выходит мужчина, поправляя взъерошенные волосы. Сначала я просто отворачивалась и старалась делать вид, что не замечаю, но с каждой такой “ночью” обстановка накалялась.

Вторая драка началась на обеде, когда один из почитателей девушки выразил желание сесть рядом, но его опередил более юркий. Парни чуть не упали в костер, когда сцепились. Смотревшие на это рыцари даже не пытались их разогнать. И я лезть в это не стала, не убьют друг друга, так меня зашибут. Пошла к себе в палатку, где всю ночь не могла уснуть, думая, что случилось с войском, и почему все так резко сошли с ума.

Вывод был один. Аурика.

На следующий день, как и во все последующие я старалась держаться от нее подальше, даже случайно получила по лицу от одного из ее ухажеров и теперь красовалась синяком. Девушка же, будто чувствуя, начала появляться в любом месте, где была я. Награждать улыбкой или нежными прикосновениями. Сначала даже не верилось, что она так явно намекает мне. Я молчала и в конечном итоге практически перестала появляться в лагере днем, просиживая в палатке. В нее она, слава всем богам, не заходила. Пока что.

Отряд не возвращался. При попытках спросить, где они, на меня махали рукой и просили не мешаться под ногами.

В пустыне бушевала буря, не прекращавшаяся уже два дня. Я набирала воду из ручья, когда заметила голую девушку, купающуюся в нем. Отвернувшись, я постаралась уйти незамеченной, но меня окликнули:

— Чего же ты, — я посмотрела на Аурику. — Не уходи, — ее совсем не смущала собственная нагота, она была очень красива. Девушка вышла из воды, накинула на себя платье. — Дан, пойдешь ли ты со мной сегодня смотреть на звезды? — она взяла меня под руку, и мы пошли в лагерь вместе. Я отрицательно покачала головой. Она нахмурилась, но тут же скрыла все за улыбкой. — Ну и дурак, — отпустив руку, двинулась вперед меня. Я же сглотнув, разжала руку. Всего на долю секунды мне показалось, что черты девушки заострились, а глаза стали черными. Она не человек.

* * *

Этой ночью она пришла ко мне, сидела напротив и пристально смотрела. Я притворялась спящей, но сердце стучало так громко, что я уверена: она уже все знает. Стоило солнцу встать, она исчезла.

Впервые за все время, встав утром, я опустилась на колени и начала молиться Саите, прося защиты и помощи. Умоляла, чтобы отряд с рыцарями вернулся. Чтобы Аурика, кто бы она ни была, не прирезала меня следующей же ночью…

Молитвы помогли, она не тронула меня, придя в следующий раз.

— Я знаю, что ты не спишь, — сказала она совсем другим голосом, хриплым и громким. — И я знаю, кто ты, маленькая мерзкая лгунья, — она сбросила с меня одеяло и увидела клинок, который я держала в руках и прятала все это время под подушкой.

Мои руки дрожали и то, что я увидела, напугало меня так сильно, что кинжал едва не выпал из моих рук. Аурика смотрела на меня, безумно улыбаясь. Это была не девушка, не человек. На ее голом теле чернели письмена, грязные черные волосы волочились по земле. Она была нага, только на бедрах висела повязка из грязной ткани, точно такой же, которую я видела на кочевниках, побывав у них в плену.

— Не притворяйся немой, — она подошла ближе, клинок был направлен на нее, но она будто не замечала этого. — Ты такая же, как и я, — ее движения были по-звериному пугающие. — Ты — легенда, которая восстала в этом грязном мире, чтобы показать, кому на самом деле принадлежит эта земля, — она оскалилась, отошла и села на кровать. — Надо же, альва, о тебе столько же россказней, сколько обо мне лжи. Убери эту игрушку, — она махнула рукой, и клинок выпал из моих рук.

— Кто ты? — просипела я, от долгого молчания мой голос звучал приглушенно. Я прокашлялась.

— До сих пор не догадалась? — она помолчала, будто бы ждала, что я и правда скажу ей. Потом улыбнулась. — Шаман. Я шаман того народа, который вы истребляете уже столько веков, — она сорвалась на крик, потом засмеялась.

— Вокруг рыцари, — сказала я.

— И что? Ты думаешь, кто-то тебя спасет? Ты действительно такая дура? Не заметила, как каждый из этих хваленых воинов готов порвать пасть за меня?

— Ты их околдовала, — это было утверждение. — Что с остальными? — она посмотрела на меня внимательно.

— Можешь их не ждать, — она будто развеялась и тут же оказалась около моего лица. — Помощи не будет. И либо ты помогаешь мне, и я убью тебя быстро, либо идешь против, и я устрою зарево на месте твоей палатки, — я сглотнула и кивнула. Она оскалилась и прошептала, прежде чем исчезнуть: — Хорошая девочка.

* * *

Как после этого жить, я не знала. Пыталась исполнять возложенные ранее обязанности, готовила, убирала. По ночам засиживалась около костра, наблюдая, как воины теряют остатки разума, идя на поводу у ведьмы. Еще я молилась как никогда раньше. Весь мир сейчас принадлежал кочевнице, она теперь царь и бог. Мне оставалось уповать на чудо.

Иногда она приходила ко мне. Как я думаю, старалась запугать. Она молчала, с той ночи мы не говорили. Но ее демонические глаза всюду меня преследовали, даже в короткие минуты сна. Она была везде.

Но Аурика не имела власть над всем. Тем утром все шло обыденно и, когда в лагере раздалось ржание и топот копыт, все отреагировали бурно. Я же подумала, что шаманка привела свою армию. И слава всем богам, что я ошиблась. Это был Димитрий, командующий.

Он прискакал из пустыни, его конь выглядел загнанным, а сам мужчина — уставшим и злым. Его лицо покрывал песок, волосы были спутаны, одежда — грязна, латы уже не сияли. Он спрыгнул с коня и направился в свою палатку. Замершие рыцари переглянулись, вокруг столпились воины. Я не могла сдержать улыбку.

Он не выходил целый день, я стала бояться, что ведьма прирезала его. Аурика делала вид, будто ничего не произошло, во мне же теплилась надежда, что скоро появятся Игнат и Петро. Но они не появились ни на следующий день, ни через три дня.

Димитрий, придя в себя, отправил в пустыню отряд и раздавал приказы гонцам, которым не суждено было донести врученные письма. В пылу деятельности рыцарь не замечал, как сильно изменились его воины. Я же боялась приближаться к нему, потому что чувствовала на себе взор Аурики.

Но с приездом командира во мне зародилась надежда, и я каждую ночь пыталась придумать, как мне встретиться с ним. Я тенью следовала за мужчиной, боясь подойти. Шаманка все время была близко, стараясь вскружить голову и ему. Она призывно улыбалась, шутила, но почему-то Димитрий бросал на нее все такие же холодные взгляды и продолжал заниматься делами.

Не знаю, что взбрело ей в голову, когда она ворвалась ко мне в палатку в одну из ночей и требовательным голосом приказала встать. Я подчинилась. Схватив меня за руку, она пошла со мной до шатра командира, распахнула полы ткани и вошла. Димитрий спал, не обращая на нас внимания. Аурика толкнула меня к нему и, когда я упала и посмотрела на сумасшедшую ведьму, она торжествующе улыбнулась и вышла. Мне пришлось тихо выползать из палатки. Я не решилась разбудить мужчину, мне было интересно, в какую игру собралась играть шаманка. Но спросить у меня не получилось, потому что после той ночи она исчезла. Это было как осуществление всех моих молитв, и на третий день я, не боясь, пошла к Димитрию.

Воин сидел за письменным столом и на мой приход отреагировал, зло спросив:

— Кто разрешил тебе входить? — ждать я не стала, подошла ближе, мужчина напрягся.

— Мне срочно надо вам сказать, это важно, — я откашлялась. — В лагере творится что-то странное, если вы не заметили, — меня не перебивали, поэтому я без остановки тараторила. — В это трудно поверить, но Аурика, та девушка, которую вы спасли, — шаманка, и она околдовала всех в вашем отряде. Ваши письма и отряд так и не выехали за пределы лагеря. Нам надо бежать, пока она не завладела и вами. Я не знаю, почему, но она сбежала, не надо медлить, — мужчина встал, подошел ко мне.

— Ты уверен? — только и спросил он.

— Да, абсолютно, мы остались вдвоем.

— Откуда мне знать, что тебя не подослала эта песчанница? — он нахмурился.

— На меня не действуют ее чары…

— Почему? — он схватил мою руку, от чего меня бросило в жар.

— Я девушка, и нам надо бежать, не медлите, — он внимательно на меня посмотрел и, придя к каким-то выводам, отпустил, сказав:

— Мы выедем через час, тебе надо что-то собрать? — я отрицательно покачала головой.

— Я останусь с вами, — сказала я, сев на стул.

За сборами прошло минут сорок, Димитрий вскочил на коня, я тоже. Мы двинулись к заграждению, чтобы нас выпустили. Воин сказал, что нам надо скакать к другому отряду, расположенному неподалеку.

— Извините, командир. Мы не можем вас пропустить, — сказал, глядя на нашу попытку выехать, стражник.

— Почему? — спросил воин.

— Не знаю, но, если вы попытаетесь уехать, мы сделаем все возможное, чтобы вернуть вас назад, — рыцарь не стал спорить, слез с коня и пошел к себе, будто не расстроившись из-за произошедшего. Я последовала за ним.

— Что нам делать? — мне же было страшно.

— Сбежим этой ночью. Все еще хуже, чем я предполагал, — он стал копаться в своем сундуке с вещами, стоявшем у кровати.

— Как же мы сбежим, если вокруг эти? — я кивнула в сторону улицы.

— Для этого в мире существует магия. Отдохни пока, сегодня ночью нам придется долго идти, и силы тебе пригодятся, — Димитрий все еще что-то искал, я же, воспользовавшись его разрешением, легла на постель и впервые за долгое время уснула.

Проснувшись и открыв глаза, я сильно зажмурилась и еще раз уставилась во тьму палатки. Казалось, что я осталась одна. Но тут же тяжелая мужская рука легла мне на рот. Это был Димитрий. Он дал мне пузырек с янтарной жидкостью, показав, что ее надо выпить. Я подчинилась. Рыцарь взял меня за руку, и мы спокойным шагом вышли из палатки. Я сжала его руку. Что он делает?

Мы проходили около костров, мимо патрулей, но на нас никто не обращал внимания, все будто резко отвели взгляд. Теперь понятно, почему он говорил про магию. Так мы добрались до конца лагеря, потом до кромки леса. Он так и не выпустил мою руку из своей. От этого страх притаился внутри, потихоньку вырываясь наружу.

Только когда мы зашли в лес и шли уже около получаса, он отпустил меня и сказал:

— Нам предстоит долгий переход. Жаловаться и плакать будешь дома, а сейчас ты не девушка, ты — воин. Выполняй все, что я скажу, иди по моим следам, не отвлекайся. Мое слово — закон, и ты с этим не споришь. Жалеть тебя никто не будет. Если не спрашиваю — молчи, — он достал из своей сумки сапоги. — Переодень, они лучше, — и двинулся сквозь ночь.

Было очень темно, и только его сияющие в ночи латы помогали не потерять воина из виду. Интересно, на кой он их надел? В лесу с таким грузом идти труднее. Я часто спотыкалась и даже один раз упала, благо ничего себе не повредив. Димитрию мои “ой” порядком надоели, и поэтому, в зависимости от дороги, он то брал меня за руку, чтобы вести, то вскидывал на плечо. В первый раз от такого поворота я настолько перепугалась, что чуть не перевалилась через спину на землю. Предупреждать надо. Даже с такой ношей воин оставался безмолвным, в душе, скорее всего, ругая меня на разный манер.

Осенняя ночь была непроглядной, будто смоль залила небеса. Даже звезд не различить.

Мы сделали первую остановку, когда небо посерело из-за восходящего солнца, и лес наполнился звуками, наскоро перекусив и вздремнув пару минут. Даже постель стелить не стали, просто сели, опершись спиной на дерево. Ничего не снилось. От такого отдыха только сильнее хотелось спать. Весь оставшийся путь глаза слипались, а рот то и дело открывался в зевоте.

Димитрий шел быстрым шагом, ведя по известной ему тропе. Иногда он пригибался и показывал мне стоять, чтобы мы ненароком не потревожили какого-нибудь медведя или волка, их в этих лесах пруд пруди. Воин иногда уходил дальше, предупреждая, что идет на охоту. Он быстро возвращался с зайцем или не успевшим улететь глухарем, а на стоянках мы делали костерок, где жарили вкуснейшую дичь. Припасов, что взял мужчина, должно было хватить дней на пять, да еще есть мясо. С голода не помрем.

Второй день тянулся бесконечно долго. Вокруг был лишь лес, редкие болота и вечные шорохи, которых я лишь недавно перестала бояться. Погода выдалась на удивление чудной. К вечеру, конечно, холодало, но не так сильно, чтобы этого не пережить. Мы остановились на ночь, я рухнула на землю и, сняв сапоги, стала массировать ноги. От усталости они буквально гудели. Димитрий тем временем разжег костер, разделал глухаря и поставил жарить. Все в той же надоедающей тишине.

— Ты устала? — вывел меня из своих мыслей вопрос.

— Никогда столько не ходила, и за постель я бы сейчас продала самое дорогое, что есть. Если бы оно, конечно, было — он улыбнулся неожиданно доброй улыбкой. Я же решила в полной мере воспользоваться тем, что он нарушил молчание. — Долго еще идти?

— Достаточно, — сказал он более благосклонно.

— Достаточно, чтобы оставшийся путь ты нес меня на руках? — он даже удивился такой наглости, потом покачал головой.

— Мне тоже нелегко, тем более с таким грузом, — он бросил взгляд на меня. Было обидно. — Сегодня похолодает, ложись спать со мной, — от этих слов я отшатнулась. — Я тебя не трону, — от этих слов по коже побежали мурашки страха, я уже это слышала. — Так просто будет теплее, — видя мой испуг, сказал он.

— Нет, спасибо…

— Не спорь, я не хочу, чтобы ты подхватила воспаление, — он посмотрел на меня серьезно, и было что-то в его глазах, новое и странное.

— Я не могу, извини, — ответила я после паузы.

— Делай как угодно, — сказал он зло и, постелив плащ на землю, улегся. Я последовала его примеру и легла поближе к костру.

Ночью, вопреки моему желанию, действительно очень похолодало. К тому же налетел ветер, и у меня зуб на зуб не попадал. Все попытки уснуть оканчивались провалом. Димитрий крутился и ругался, но так, чтобы я слышала, какая именно дура, и что делать со своей гордостью. Он встал, подошел ко мне и просто лег рядом, обняв и накрыв своим плащом. Я оцепенела от страха, потому что сейчас в моих мыслях был другой мужчина, который хотел воспользоваться мною при первом же случае. Я лежала, практически не дыша, видела, как ветер гнет деревья. Вся внутри собралась, будто действительно ожидая, что сейчас он сорвет с меня одежду, закроет рот рукой… И… И?

Димитрий спал, его мои мысли не волновали. Он не попытался ничего сделать, и страх, сковавший горло, отступил. Он спрятался где-то ниже, не исчезнув полностью, но уже позволил мне дышать и засыпать. Без сновидений, в спокойствии.

Правда, проспать пришлось недолго, на весь сон ушло часа четыре. Причем уснуть по-настоящему я смогла только в последний час. Димитрий, не жалея, разбудил меня, дал в руки застывшее холодное мясо и сказал:

— Идем, останавливаться больше времени нет, — и мы продолжили путь.

Наблюдая в течение трех дней спину Димитрия, я уже почти стала его тенью. Повторять его движения и остановки, следить за тем, куда он смотрит, и видеть то, что он видит. Между нами будто потихоньку рушилась стена, теперь я могла говорить с ним, и он даже отвечал на некоторые мои вопросы. Примерно на два из десяти, но и то хлеб.

— Так для чего вам доспехи? Ведь неудобно так идти, они весят, наверно, десятки килограмм? — упорствовала я.

— Это не доспехи в полном смысле этого слова. Это броня специальной магической ковки. Легче и прочнее, чем что бы то ни было. — Отвечал он, сдавшись. А потом обычно добавлял: — Ты замолчишь, если я попрошу? — на это я качала головой, он только наигранно вздыхал, и наш разговор продолжался.

* * *

Опять ночь, мы сидим у костра. Буквально мгновение назад рядом с нами прошла парочка лосей, которых я увидела только благодаря Димитрию. Кажется, он замечал все, что творится вокруг.

— Удивительные животные, — сказала я заворожённо, когда они прошли мимо. — Всегда поражала красота леса и зверей, — Димитрий тем временем разводил костер и привычно молчал. — Я скучаю по времени, когда жила рядом с лесом, мне не хватает этой тишины и спокойствия, — присела ближе к нему и задумалась, вспомнив Адэт. Вырвался всхлип. Что бы я отдала, будь у меня возможность оказаться сейчас дома? Да все, что угодно, до последнего носка.

Рыцарь дал мне сухарики и запеченную картошку, от которой руки сразу стали черными. Приходилось дуть и откусывать горячие кусочки, ибо есть хотелось нестерпимо, да и горячее всегда вкуснее.

Мы уже поели и расстелили постель, но не ложились. Димитрий тоже был погружен в свои думы.

— Кто еще знал, что ты — девушка и знаменитая лесная нимфа, которую повстречал один из воинов? — вдруг спросил он.

— Игнат и Петро, — сказав это, я только осознала, что так и не спросила, где они. Движимая страхом, я совсем позабыла о друзьях. — Они меня спасли, — я выдохнула и спросила: — Они живы? — я смотрела в землю, не поднимая взгляд. Было страшно услышать ответ.

— Когда я покидал их, они были живы, — ответил Димитрий.

— Но как? — спросила я.

— Как я выбрался? — я кивнула. — Не знаю, меня будто вывели из этой вечной песчаной бури. Я не стал возвращаться, сразу отправившись в лагерь, чтобы отправить подмогу.

— Это все она, — глухо произнесла я. Рыцарь на это никак не ответил, и в тишине мы легли спать. От усталости я уснула, стоило мне закрыть глаза.

Ночная прохлада обошла меня стороной. Когда я проснулась, то поняла, что все это время Димитрий обнимал меня. Попытка выбраться из крепких рук не увенчалась успехом, он лишь сильнее меня сжал. Откуда только взялась эта нежданная нежность?

От этой мысли стало не по себе. Только одно может быть этому причиной. Прислушавшись к себе, я поняла, что от рисунка исходит приятное тепло. Это могло означать только то, что Димитрий — мой новый нареченный.

Он вскоре проснулся, собрался в тишине, и мы продолжили путь. Смотря ему в спину, я думала об одном. Значит, та сила, что вывела его из пустыни, — это зов альвы. Поэтому на него не влияла сила шамана. И Аурика не могла об этом не знать, когда тащила меня к нему в палатку. Один вопрос: “Что все это значит?”

Аурика, я уверена, знает, что он — мой суженый. Она вдруг исчезает и позволяет нам сбежать. Аурика ничего не делает просто так. Но у нас нет пути назад, и впереди нас что-то ждет. И навряд ли хорошее.

Эти мысли грызли меня, и я, в конце концов, схватила Димитрия за руку, показывая, что хочу, чтобы он меня выслушал.

— У нас большие проблемы, — начала я.

— О чем ты? — сразу насторожился мужчина.

— Аурика, — я вздохнула. — Это ее план. Наш побег — это ее план, и я не знаю, что именно она нам приготовила.

— С чего ты это взяла? — я подумала, как бы объяснить всю сложившуюся ситуацию.

— Она контролирует весь отряд и при твоем появлении вдруг исчезает, притом, что знает: я первым делом побегу к тебе, и мы сбежим. Она пустила нас не на конях, а именно пешком, по этому темному лесу, — рыцарь задумался.

— Я думал об этом, — признался он честно.

— Мы идем в надежное место, где нам помогут? — спросила я.

— Сейчас это наш единственный шанс, — ответил он.

— Хорошо, — согласилась я. — Нам надо быть аккуратными.

— Чему быть, того нам не избежать, — Димитрий явно хотел сказать что-то еще, но вместо этого взял меня за руку, и мы пошли быстрее. У нас и правда не было выбора, и, если есть хоть небольшой шанс все исправить, мы должны попробовать.

После этого разговора Димитрий вел себя крайне странно. Практически не выпускал мою руку из своей, хотя я знала, что ему неудобно так идти. Когда из леса раздавался треск или сотни других звуков, он отпускал мою руку, заслонял своим телом и клал ладонь на рукоять меча. От таких его действий я окончательно превратилась в слух и сама реагировала на любое движение.

Последующие ночи он не спал. Я не знаю, как ему это удавалось, ведь сама буквально валилась, подкошенная усталостью. К тому же мои ноги превратились в одну большую кровавую мозоль: я натирала новую на только что порвавшейся старой. И, сняв сапоги, ловила мгновения блаженства. Если получалось, то находила в осеннем лесу листья кулаты, маленького растения, которое помогало заживлению. Но его время подходило к концу, и встречалось оно тем реже, чем сильнее холодало.

Стоило моей голове опуститься на плащ, я тут же засыпала. Пару раз проснувшись, я видела, как воин сидит рядом и смотрит в темноту леса.

— Отдохни, — шептала я, он же укрывал меня посильнее и качал головой. Я снова засыпала, наутро не понимая, привиделось мне это или нет.

Шел пятый день пути. Встали мы ранним утром, вокруг еще было темно. Димитрий сказал, что сегодня мы должны дойти. Его лицо было хмурым со вчерашнего дня, видимо, он обдумывал мои слова, и так же не мог прийти к решению этой странной задачи.

Сквозь деревья уже были видны огни лагеря, ветер доносил гул голосов и ржание лошадей. Мы уже час наблюдали из темноты, Димитрий молчал. Но идти нам все равно некуда, поэтому мы вышли из укрытия и направились к лагерю.

Нас встретили настороженно, но пропустили. Мы зашли в лагерь, я старалась держаться ближе к рыцарю, вокруг натыкаясь только на злые взгляды и враждебность. Здесь все явно не так, как планировал Димитрий. В сопровождении стражи и других рыцарей мы дошли до командира отряда, он встречал нас с верными рыцарями.

— Ну здравствуй, Димитрий, — сказал седобородый мужчина, но не подошел. Нас будто окружали, мужчина оставался спокойным.

— И ты здравствуй, Данил. Спасибо за такой теплый прием, — он показал руками на всех окруживших нас воинов.

— А что ты хотел? — ответил тот. — Предателей у нас встречают только так. Радуйся, что не убили тебя, как собаку, на краю леса.

— Предателей? — весело спросил Димитрий. — Уж таких титулов за мной точно не значится, — я же все время осматривалась и сжимала кулаки сильнее.

— Нам поступил приказ: если ты придешь к нам — задержать, как предателя короны, и наказать по законам военного времени. Все прекрасно знают твои отношения с королем, — мужчина поморщился. — Я надеялся, что все это — ложь, но вот ты тут, что предлагаешь делать мне?

— Поверить другу, — сказал серьезно Димитрий. — В моем лагере разлад, на нас напала шаманка из песчанников. Все мои воины одурманены, и мне пришлось бежать. Подумай, стал бы я приходить к тебе, если бы был предателем? — он сделал шаг к мужчине.

— Я уже ничему не могу верить, Димитрий, — сказал на это седобородый. — Мы должны исполнять приказы, ты это прекрасно знаешь.

— Если ты исполнишь его, то никогда себе не простишь, что убил меня просто так, за ложные обвинения. Данил, мы столько прошли с тобой, — но седобородый уже отвернулся и направился к палатке. Так дело не пойдет. Я вышла из-за спины рыцаря и метнулась к командиру, схватила его за руку, пока меня не остановили.

— Он говорит правду, — крикнула я. — Мы сбежали вместе. Из его отряда вернулся только он, остальные канули в пустыне из-за шамана. Она околдовала всех. Пока не было Димитрия, весь лагерь погрузился в раздор. Постоянные драки, неисполнение приказов. Сейчас те воины в опасности, они — добыча легче щенка. Не верите Димитрию, поверьте мне, отправьте на помощь, и мы последуем за вами. Прошу, — я упала на колени, не отпуская руки рыцаря.

— Кто ты? — сказал он.

— Мое имя Сона, рыцари спасли меня.

— Девчонка?! — он бросил взгляд на Димитрия, тот стоял, застывший, смотря на меня. — Дитя, — он поднял меня. — Война не игрушки для девочек, и решать не тебе, — он передал меня одному из рыцарей, — уведи ее. Его убить, — указал он на Димитрия и скрылся в палатке.

— Не-е-е-т, — закричала я, пытаясь вырваться, но ничего не вышло. Меня потащили подальше от поля. Я видела, как Димитрий провожает меня взглядом, готовый к схватке.

Меня завели за бараки и отправили в палатку, стоявшую на окраине, приставив стражу. Я слышала звуки боя и крики, не слушать этого я не могла. Было жутко присутствовать при таком. При казни невинного человека. Вот, в чем был план Аурики. Убить Димитрия, убрать меня и истребить армию рыцарей. От страха и волнения я сильно закусила губы. И снова молилась, теперь не за жизнь воина, а за легкую смерть, за его душу, за то, чтобы все старые и новые боги покарали эту мерзкую дрянь.

Время остановилось, и, когда крики затихли, я разжала кулаки. На ладонях алели кровавые ранки от ногтей. Прижала ладони к лицу и заплакала. Мои плечи еще тряслись, когда в палатку зашли.

— Пойдем, — произнес рыцарь. Убрав руки от лица, я посмотрела в голубые глаза Димитрия, его лицо рассекала рана, руки были в крови. — Надо спешить, — я встала и обняла воина.

— Спасибо, спасибо, что ты жив, — отпустив его, я вышла из палатки, он — за мной. В лагере было тихо.

— У нас немного времени, чтобы скрыться, — я не стала спрашивать, что там случилось. Эта история не для сегодняшнего вечера.

Добравшись до леса и скрывшись в его тени, я спросила Димитрия.

— Куда мы?

— В столицу, другого выхода нет.

— Хорошо.

Зачиналось утро, мы дошли до ручья, где оба вымылись и застирали грязные вещи, особенно окровавленную одежду воина. Наш путь теперь шел через парочку деревень. Доспехи Димитрия сильно привлекали взгляд, а, после объявления его предателем, стали опасны. Поэтому мы спрятали их в лесу. Длинные светлые волосы пришлось отрезать, они тоже были приметными.

В деревню мы вошли другими людьми. Мужчина и подросток, обычные крестьяне, если не обращать внимания на крепкую фигуру Димитрия. В деревенских домах всегда рады гостю, тем более такому красивому и с интересными новостями. Нас впустила к себе старушка, что жила на краю. Накормила картошкой и теплым хлебом, дала новую одежду.

— От мужа осталось, так и деть некуда, — отдавая рубаху Димитрию, сказала она.

Долго задерживаться мы не стали, перекусили и отправились в путь, взяв с собой немного еды от добродушной хозяйки.

Мы шли по лесу вот уже второй день. Я часто думала о Димитрии, и мысли мои были неловкими. Рыцарь был очень красив, высок, плечист, с чистыми голубыми глазами. И он был силен настолько, чтобы помочь мне сбежать от оборотня. Но не могу же я просто так заявить, что богами нам определено быть вместе? Наплести сказку про старую легенду, а потом? Вдруг он откажет или, что еще хуже, сойдет с ума, как Эрридан, и тогда мне не убежать. Все это грызло меня.

Ночь и новый привал. Теперь мы жжем костры и жарим зайца, которого поймал рыцарь этим днем.

— Я вспомнил тебя, — завел разговор воин. — Ты — тот утопленник, которого нашел на пути ко мне отряд Игната.

— Угу, — ответила я, дуя на горячее мясо. — Я надеюсь, что они живы.

— Я тоже, — ответил он честно. — От чего же ты бежала? Говори правду, нам еще долго идти. Я не хочу очередной нож в спину, — будто бы он знал, что меня волнует.

— От мужчины. Я бежала от сошедшего с ума оборотня, — я смотрела в его глаза, когда говорила это. Он не показал вида, что удивлен, просто кивнул и замолчал, будто ожидая, что я продолжу. — Он хотел заявить на меня права и избил свою невесту, когда та сказала, что хочет остаться с ним. Она и помогла мне бежать, но нас настигли наемники. Моего спутника, возможно, убили, меня сбросили в Терку, — я закончила рассказ, ожидая, что скажет мужчина.

— Оборотни берегут свою пару, — сказал на это Димитрий. — Он будет тебя преследовать, — это был не вопрос, и я решила не отвечать. — Пока ты с рыцарями, — он осекся, и мы оба замолчали, погрузившись в свои мысли.

Спали мы вновь вдвоем, спасаясь от холода.

* * *

Она появилась из ниоткуда, просто возникла на нашем пути. Все такая же, со злым оскалом и письменами на теле, черными волосами. Димитрий задвинул меня за спину и вынул меч.

— Как мило, — произнесла Аурика. — Вы уже подружились? Я рада. Не будем медлить, — она появилась рядом со мной и, вцепишвись, бросила на землю, где тут же схватила меня за волосы. Димитрий не успел на это отреагировать и сейчас зло смотрел на ведьму. — Я вижу тебя насквозь, — прошипела она. — Вижу, что движет тобой, и из чего ты состоишь. Знаю, что девчонка стала тебе дорога, и с каждым днем рядом с ней ты чувствуешь себя все лучше. Милая пташка не рассказала тебе, почему? Ты знаешь, кто такие альвы, рыцарь? Слышал легенды о женах нескольких мужей? О женщинах, что владели сердцами королей, воинов и магов, объединяя их в самые могущественные кланы? — Димитрий молчал. — Знаешь ли ты, какая магия прячется в этой девчонке? Она уже проникла в твое сердце, уже пустила туда свои корни, и ты уже принадлежишь ей. Теперь она не просто девушка из толпы, она — твой светоч, — она рассмеялась. — Она — твоя надежда и твоя слабость. А теперь слушай меня, воин. Едь в Хасу, умоляй короля вывести все войска с земель моего народа, а иначе, — она сильно дернула меня за волосы и запрокинула мою голову. — Девчонка будет приходить тебе в письмах по частям. Ты меня понял?

— Дословно, — ответил Димитрий.

— Вот и умница, мы ждем тебя, — ведьма скрылась со мной во тьме перехода.

* * *

Я очнулась в своей палатке, голова нестерпимо болела от воздействия чужой магии. Шаманка заботливо доставила меня обратно в лагерь и бросила на землю, сказав, чтобы я не совершала глупостей. Димитрий был на пути к Хасе, и я не уверена, что слова ведьмы на него повлияли. Не верилось мне и не хотелось, чтобы он пошел на поводу у Аурики. Он — воин и должен думать в первую очередь о своем войске.

С нашего ухода ничего не изменилось, воины все так же вились вокруг девушки и не обращали внимания ни на что иное. Драки стали обычным делом, даже убийства уже не пугали. Стало страшно ходить одной, в пылу драки могли пришибить и меня.

Аурика любила приходить ко мне и рассказывать, как убила моих друзей в пустыне, лишив силы песчаными бурями. Рассказывала, как Димитрий должен вымаливать у короля отступление, и о том, как она убьет воина, а потом и меня. Она получала удовольствие, смакуя грязные и жестокие подробности. Она предлагала перейти на ее сторону, говорила о том, что две легенды должны стать явью вместе. Мечтала, как будет владеть миром благодаря моему дару. Она была всемогуща, и противопоставить ей мне было нечего. Оставалось только не обращать внимания на ее слова и сжимать кулаки.

Этими рассказами она подвигла меня на мысль. Эта мысль пришла ко мне во время долгих ночных раздумий. Мысль о том, как уничтожить эту дрянь. Димитрий придет в лагерь, один или с войском, но придет. Не может не прийти, тут его воины. Его люди здесь. Аурика ошиблась, думая, что главная причина борьбы рыцаря — это я. Нет. Он — вождь своего народа, и его он точно не бросит. Но шаманка надеется на меня, ей плевать на рыцарей. А значит, если убрать одно звено, то все распадётся. Если ей нечем будет удерживать воина, то и противопоставить она ему ничего не сможет. Не будет меня, не будет и сдерживающей силы, как думает Аурика. А значит, мне только и надо, что убедить ее в своей готовности идти на смерть.

* * *

Шли дни, Димитрий не появлялся, и это начинало настораживать. Закрадывались мысли, что его бросили в темницу или остановили где-то в пути. Волнение становилось все больше день ото дня. Аурика подливала масла в огонь, говоря о том, как Димитрий жалок, а я глупа.

Был жаркий день, когда из пустыни к нам пришли послы песчанников. Замотанные в балахоны, они прошли по нашему лагерю и двинулись в палатку командующего. Никто их не остановил, у рыцарей не осталось воли, они следовали приказам шаманки. Аурика встретила гостей, они долго говорили, и лишь ночью посланники двинулись обратно. Проходя мимо, один из кочевников задел меня плечом и вложил что-то в мою руку. Я не подала вида, и, когда они скрылись из виду, пошла к себе, чтобы под светом прочитать послание.

“Будь осторожна”.

Не осталось сомнений: Димитрий готовит удар, и нанесет он его из стихии Аурики.

Рыцарь не медлил, и уже на следующий день произошла битва.

Я стояла и чистила овощи к обеду, когда пришли “песчанники”, но в этот раз все не прошло гладко. Лагерь взорвался воплем Аурики, и палатку, в которой они были, снесло резким порывом ветра. Тут же будто из пустоты появились воины. Они обезоруживали тех, кто готов был биться за свою госпожу. Быстро сработав, они взяли ведьму в кольцо, она яростно смеялась.

Димитрий, сняв с себя повязанную на голове ткань, вышел вперед, выставив меч.

— Глупый мальчишка, — прошипела она и, в одно движение оказавшись рядом со мной, бросила меня на землю. — Я убью ее, — это был идеальный момент. Я крикнула:

— Попробуй, — и на ее глазах я острым ножом прошлась по руке, густая бордовая кровь заструилась по белой коже. Доля секунды и отвлечение внимания — все, чем я могла помочь рыцарям, но и этого хватило. Воины бросили в нее копья, одно из них пронзило ее спину. Свирепым взглядом смотря на меня, шаманка повисла на деревянной рукояти.

— Мы могли завоевать мир, — шепчет она в агонии. Несмотря на то, что была сильно ранена, она яростно пыталась вырвать копье из земли. Что ей и удалось.

Такое зрелище никогда не забудется. Черная шаманка с грязными волосами, испачканными кровью, пронзенная тяжелым копьем, двигается мне навстречу, протягивая свои окровавленные руки. Она шла недолго, пока острый меч Димитрия не сверкнул на солнце, и на землю не повалилась отрубленная голова. Тело, лишившись опоры, медленно упало, залив кровью песок. Я отодвинулась подальше, не в силах встать, чтобы темная жидкость не коснулась меня.

Ко мне подошли, взяли на руки, и знакомый голос сказал:

— Тише, девочка, все будет хорошо, — мы отдалялись. Последнее, что я видела в тот день, — это как тело Аурики сжигают, и черное пламя озаряет лазурное небо.

* * *

Все началось заново. Опять я, выжившая вопреки словам шаманки, Игнат и Петро, которых разыскал Димитрий в пустыне. Оживший лагерь, где не было драк, а только ночные посиделки у костра и истории. Никто не упрекнул рыцарей, под властью ведьмы потерявших разум. Большинство из них осталось в лагере, некоторые ушли в другой отряд вместе с войском, что направилось в Хасу. До их отбытия только раз в лагерь вновь вернулась враждебность.

Это произошло после боя, когда приехал советник и прилюдно отчитал Димитрия за то, что тот самовольно приказал армии идти в атаку. Все происходило около палатки во время обеда. Худосочный мужчина вышел первым, заявив:

— Все это — глупые домыслы!

— На войне нет глупых домыслов, Стислав, — отвечал идущий за ним рыцарь.

— Значит, есть, — настаивал советник.

— Я не поведу своих воинов в атаку, тем более из-за шаманов, которые, как выяснилось, существуют до сих пор — твердо заявил Димитрий.

— Это не твои воины, и ты не главнокомандующий, не забывайся, — смерил Стислав рыцаря высокомерным взглядом. — Вы принадлежите королю, и это его приказ.

— Но…

— Приказ, а не просьба. Я все сказал. Если они нападут, вы будете сражаться.

— Легко обрекать воинов на смерть, если сидеть под защитой крепких стен, — прозвенело над лагерем.

— На что вы намекаете? — зашипел министр.

— Рыцари в первую очередь принадлежат Веторгу, нашему богу и покровителю, а уж потом царю. А наш бог не любит напрасных смертей, — Стислав весь побелел от ярости.

— Как ты смеешь, смерд! — Он аж подскочил.

— Я заслужил свое звание смелостью, а не происхождением, — ответил на это воин. — Вам пора, — он указал на дорогу, и мужчина, быстро чеканя шаг, пошел к лошадям вместе с охраной.

До самого вечера воина не было видно в лагере. Кто-то сказал, что он ускакал вслед за министром. В это мне совсем не верится. Скорее всего, уехал по своим делам или опять в разведку. Все Рыцари, после отъезда сухопарого министра, суетились и бегали по лагерю, обеспокоенно поглядывая на песчаную степь. Ближе к вечеру, когда зажгли огни костров, меня подозвал к себе Игнат. Сказал, что нам есть о чём поговорить.

Я села на землю рядом с ним, смотря на блики огня и на то, как старый воин готовит походную кашу на ужин.

— Как ты сегодня совсем не одичала? — спросил он, устало потирая глаза. Видно, не только простые воины беспокоились, но и он без дела не сидел. — Димитрий так и не вернулся, — промолвил он. — После приезда Стислава все на ушах стоят. Если ты заметила, его у нас никто не любит. Хоть мы все тут дворяне, таких аристократов не признаём. Наверное, — он сделал небольшую паузу, — мы — последние приличные люди в нашей стране, — потом оглянулся на меня, будто бы сожалея, что произнёс эти слова. Я просто смотрела на него, внимательно слушая. — Димитрий не любимчик у наших царей, он их не любит, — сказал он чуть тише. — Да будто бы есть за что их любить, — он повел плечами, закутавшись сильнее в плащ. — Так вот, о чём это я? Димитрий — хороший воин, но не аристократ. Для благородных людей это не имеет значения, потому что в нашем деле важно совсем не это. Но находятся глупые высокородные выскочки, которые так и мнят себя властителями мира, и простолюдин в армии их не устраивает.

Тут к нам подошел Петро, принеся каждому кашу, присел и спросил:

— О чём вы тут шепчетесь? — Игнат ответил:

— Да всё о том же, о чём и весь лагерь говорит, — Петро хмуро свел брови.

— Самим становится стыдно, что во главе армии стоят такие люди как министр и иже с ними, — он оглянулся: не слышит ли кто наш разговор. Потом сказал тише, — всем нашим вельможам нужно дать хотя бы сотую долю того благородства, которое есть у Димитрия.

— Он был простым мальчиком, сыном конюха и придворной швеи, — продолжил Игнат прерванный другом разговор. — Учили его драться серебряные воины, которые состояли при короле. Не при том, что правит сейчас, а при жизни его батюшки. Он был неплохим правителем. Жалко, что под конец совсем из ума стал выходить, — Игнат долго смотрел на костер, потом заговорил снова. — Я тоже его учил, занятым он был мальчишкой. Пока все бегали и воровали на площадях и рынках, он пропадал в казармах и на учебных полях, учась и отрабатывая удары, как самый настоящий из благородных рыцарей. Он многим нравился, и это покровительство даровало ему титул и преданность серебряным рыцарям. Он прослужил отличную службу, ни разу не запятнал свою честь, которой уже давно нет у наших дворян. Воины его ценили и слушались, поэтому он дослужился до капитана. Но война и рыцарские походы — это одно, а столица и королевский замок — совсем другое. Наследник его невзлюбил, хотел забрать титул и лишить звания рыцаря. Поговаривают, что чем-то наш Димитрий не угодил величайшей особе, — на этих словах Петро слабо ударил друга локтем, мол, молчи. — Да об этом все знают, чего молчать-то? — ответил на действие друга Игнат. — Если я не расскажу, то кто-то из наших вояк, да ещё и прибрешут. — В общем, собрал он как-то бал. Хотел, видимо, Димитрия при всех унизить. Да только нашему капитану палец в рот не клади. Выразил он на приёме отсутствие своего уважения, и к наследнику, и к благородным аристократам. С бала ушел и потерял звание командира. Что на бумажке написано, в военных походах не действует, поэтому здесь он для всех командир, — воин опять надолго замолчал.

Поглядывая на палатку Димитрия, я ела пересоленную походную кашу. Невольно волнение за мужчину передалось и мне. Мои рыцари вскоре поели и ушли к себе спать. Мне же спать не хотелось, поэтому я решила прогуляться по лагерю. Посидела у нескольких костров, слушая рыцарские байки. Все поднялись, когда услышали ржание лошади из леса. Кто-то рядом сказал: «Командир вернулся». Все вздохнули с облегчением. Он спешился и быстрым шагом пошел в палатку. Я тоже поднялась от дальнего костра и решительно пошла в палатку к Димитрию. Будто что-то в груди требовало увидеть его сейчас.

Я вошла бесшумно, мужчина переодевался. Мы не говорили с ним с того времени в лесу. Он, если было время, спрашивал, как у меня дела, и кивал, когда я отвечала, что все хорошо.

Красивое тело воина было покрыто шрамами.

— Что ты хотела? — спроси он, и я сначала даже не поняла, к кому он обращается. Значит, заметил.

— Как ты? — искренне поинтересовалась я.

— Бывало и хуже, — он повернулся ко мне, посмотрел недолго. Потом сделал пару шагов и обнял меня, прижав к широкой груди. — Просто постой так со мной, ничего не говори, — я тоже обхватила его руками и прижалась сильнее. Возможно, нам обоим это было нужно. Постояв так немного, он отпустил меня и глухо произнес: — Иди, сейчас мне нужно побыть одному, — я не возражала и тихонько вышла на улицу, сердце колотилось, как бешеное, а в груди было приятно тепло.

* * *

Понемногу, но всё вокруг стало изменяться. Мы отправили раненых и убитых ушедшим караваном, проводив их самым роскошным пиром, который я видела когда-либо. Меня же, после случая с Аурикой, стали замечать. Подходили и спрашивали, как я, шутили про мою ложную немоту. Помогали, если видели, что я не могу с чем-то справиться. Из обычного подростка я превратилась в девушку, которая помогла справиться с ведьмой. Я все чаще замечала, что Димитрий стал пристально наблюдать за мной, где бы я ни находилась. Стал больше говорить со мной и даже как-то научил меня, как правильно держать нож.

Но было и еще кое-что. Мне надо было уезжать. Димитрий не разрешил мне остаться надолго, тем более, после случая с шаманкой, ситуация обострилась, а король так и не дал подмогу. Вскоре должен был прибыть караван, который направлялся в Миритан, столицу эльфов, на коронацию наследного принца. От этой новости в груди начинало щемить, я не хотела сейчас покидать своих друзей и Димитрия.

Ночью мне не снились кошмары. Я смотрела в потолок палатки и не могла уснуть, слишком много думая и уходя в себя. Когда было особо трудно без сна, я выходила к костру, которых было так много в лагере. Там сидели воины и в основном молчали.

В одну из ночей рядом со мной присел Димитрий. Недолго он сидел молча, потом сказал:

— Если ты и уедешь, то со знанием, как защитить себя. Пошли, я хочу кое-что тебе показать, — я не возражала, встала и пошла за ним на поле. — Ты худая, значит, тебя спасет только ловкость. Всегда следи за врагом, а лучше прячься и беги. Оружием владеешь? Ну, конечно, нет. Завтра сходи к оружейнику, пусть даст тебе кинжал под твою руку. Носи его всегда с собой и бей только тогда, когда враг приблизился к тебе. У тебя будет один удар. Чтобы убить, надо ударить сюда, — он показал на шею с правой стороны, немного выше ключицы, а потом обратную сторону бедра. — Там проходят главные кровеносные артерии, один удар, и твой противник умрет.

Он встал напротив, показал, куда надо бить и несколько легких приёмов. Мы повторяли их всю ночь, пока первые лучи солнца не прочертили темное небо. После учебного боя мы сидели на земле, спиной опираясь на ограду, Димитрий посмотрел на меня и спросил:

— Тебе уже рассказали мою историю? — Я кивнула. — Воины больше сплетники, нежели бабы на рынке, каждый раз в этом убеждаюсь, — Я улыбнулась, вспомнив, как Игнат любил обсуждать других рыцарей. — Ты ведь тоже не аристократка, из простолюдинов? — я кивнула. — Я всегда хотел чего-то добиться, а не просто быть сыном конюха, — он сделал паузу, потом продолжил. — Нельзя так жить, не бороться, давать всему идти своим чередом. Так и жизнь пройдет, а ты останешься таким же мальчишкой, сколько бы лет тебе не было. Мне всегда так говорили мои учителя, и я усвоил их уроки. А теперь мир изменился, и твоя борьба никому не нужна, — он запустил руки в короткие волосы, я села чуть ближе.

— Я могу тебе помочь? — спросила.

— Ты уже помогаешь, — ответил он, улыбнувшись. — Благодаря тебе я впервые понял, что есть и другая жизнь. Не только армия и рыцари, но и семья, — он посмотрел мне в глаза и провел рукой по моей щеке. От такой ласки я невольно закрыла глаза, потом осознала, как это выглядит, и залилась румянцем. Он одарил меня доброй улыбкой и, приблизившись, поцеловал в лоб. Потом, вдохнув, произнес, — оставайся в моем сердце, — я ничего не ответила, и он встал, подав мне руку. Мы вместе дошли до моей палатки и попрощались, так и не сказав друг другу важных слов.

* * *

Наши трудные и полезные тренировки продолжались три ночи подряд. Димитрий не щадил меня, кидая на землю, набивая синяки, отрабатывая приемы. После таких тренировок, я спала как убитая и кряхтела как старуха, стоило мне неудобно лечь или слишком резко встать. Игнат посоветовал делать растяжку, чтобы мышцы привыкли к напряжению. И даже принес мне обезболивающую мазь. Мы больше не говорили. Димитрий будто бы отдалялся от меня, молча уходя после каждой тренировки. А днем был так занят, что практически не покидал свою палатку.

Дни проходили в глупых делах и метаниях, я тоже избегала Димитрия. Его вдруг стало как-то слишком много. Я замечала его везде, куда бы ни бросала взгляд. Будто бы раньше его не существовало, а сейчас он был в каждой детали, на каждом повороте и в каждом взгляде. Впервые я видела его по-настоящему, внимательно рассматривала.

* * *

(Шалан, Хаса)

Этой ночью он не спал. Они были уже столько дней в пути, а он так и не мог понять, где находится Сона. Единственное, что было ясно, так это то, что она жива и находится где-то на территории Шалана.

* * *

(Лагерь рыцарей, граница Шалана и Пустыни Ий)

Тренировка опять закончилась полным моим провалом, но все же кое-что стало получаться. К примеру, синяков стало на порядок меньше, и теперь я могу продержаться против Димитрия целую секунду! Была еще ночь, сегодня мы закончили пораньше, и Димитрий не стремился уходить.

— Пошли к речке? Если ты не против, — спросил он.

— Мм, хорошо, пошли, — он помог мне встать. Мы направились к лесу, прошли сквозь редкие деревья и уселись на бережку.

Он молчал, я тоже не решалась начать разговор.

— Я — один из них? — начал он. — Один из твоих нареченных? — я смущенно кивнула. Этот разговор должен был когда-нибудь состояться. Он недолго молчал, потом взял меня за руку, будто ища поддержки. — Ты меня специально искала? — я отрицательно покачала головой, потом посмотрела вперед.

— Я бежала от первого… суженого. Я рассказывала тебе о нем, его имя Эрридан, он — вожак волков на пограничной заставе Тер`Рионовской пустоши. Богиня сама направляет меня. Я не знала, кто ты, пока не поняла, что Аурика не может тебя охмурить. Она притащила меня ночью в твою палатку, ты крепко спал. Она сразу все поняла, я — чуть позже, когда мы были в лесу.

— Ты не поняла это сразу? — спросил недоверчиво он.

— Нет, мой рисунок изменяется при появлении такого мужчины. В прошлый раз он больно пульсировал. В этот — лишь слегка саднил, но я списала все на зуд.

— Рисунок? — переспросил он.

— Да, отметка богини, — я опустила рукав рубашки, оголив ключицу. Он внимательно посмотрел на два распустившихся цветка. Даже протянул руку, чтобы потрогать, но я отшатнулась. Он положил руку обратно.

— И много таких, как я? Предназначенных тебе? — я опустила голову.

— Я тоже этого не хотела Димитрий. Это не мое желание, я родилась с этим “даром” и даже попыталась избавиться. Если тебя это смущает, то я могу все прекратить.

— О чем ты? — не понимал он.

— О том, что ты должен стать моим… мужем. Это необязательно. Есть обряд, который позволит тебе отказаться от этой участи, — пояснила.

— Кто сказал, что я этого хочу? — спросил он, я посмотрела на него.

— А кто может хотеть такого? Иметь женщину, которой назначены еще десять мужей, — сказала я с усмешкой.

— Десять? — от удивления он приподнял бровь. — Надо же, — почему-то его эмоции расстраивали, я будто готовилась, что он сейчас отшвырнет меня. — Сона, ведь ты нравишься мне не из-за этого, — вдруг сказал он спокойно. От признания мои щеки заалели сильнее. — То, что сказала на той поляне Аурика, было правдой. Только после ее слов, когда она забрала тебя, когда я увидел, как ты порезала свою руку, а потом беспокойно спала, я понял, что она права. Я с самого начала обратил на тебя внимание, сначала просто взглянул на странного паренька, но почему-то тебя запомнил. И поверил тебе сразу, как ты пришла в палатку предупредить, признавшись, что девушка. Ты всегда была во мне, будь то магия или что-то иное. И сейчас я не хочу что-то менять. Позволь мне просто побыть рядом и понять.

— Хорошо. Но я не люблю тебя, — ответила я честно.

— Я не прошу, — он улыбнулся. — Я сам не знаю, что именно чувствую, и не хочу просить тебя лгать мне.

— Но ты хочешь, чтобы я была рядом. Для чего? — спросила я серьезно.

— Не знаю. Ты — что-то, без чего трудно. Не смертельно, но трудно. Будто часть, убрать которую, и мир изменится. После нашего разговора, я только и думал, что об этом, — он впервые был таким искренним. — Может, это хорошо. Это знак для меня, что есть другая жизнь.

— Ты пугаешь меня, — призналась я.

— Я сказал, что ты мне дорога, а ты уже хочешь бежать? — он придвинулся ближе. — Твой взгляд не говорит о том, что тебе страшно, — я смутилась и отвернулась. Он молчал. Голоса были где-то далеко, мы смотрели в чудное ясное небо. — Давай попробуем? Боги знают лучше нашего.

— Ты говоришь так только потому, что не понимаешь, — сказала я тихо.

— Разве мы вообще что-то понимаем? — он посмотрел на меня. — Может, ты — мой дар? За все, что я делал, за что боролся? — он сел совсем рядом и, взяв мою руку, поцеловал ее. — Мы не нужны никому, я — уж точно. Даже если не полюбишь, если я не полюблю, мы можем просто держаться вместе. Я смогу защитить тебя от опасностей этого мира, просто позволь мне идти рядом.

Разговор быстро закончился, когда мы заметили, что стражники патрулируют берег реки. Они кивнули нам, а один даже подмигнул, чем окончательно меня смутил. Я, извинившись, поспешила в лагерь, оставив воина одного.

* * *

Он опять был в каждом взгляде, был рядом все чаще и чаще. Но хуже всего: он стал смотреть на меня по-другому. Иногда задумчиво проходить взглядом по моей фигуре, лицу. Стал спрашивать мое мнение об интересующих его вопросах. И я стала чувствовать его по-другому, не просто как воина, рыцаря, а как мужчину. Это произошло не сразу. Просто в какой-то момент я осознала, что уже не смотрю ему в глаза, потому что меня пугает его взгляд.

Он начал прикасаться ко мне. Даже если это случайная встреча около костра или у палаток, но он мимолетно дотрагивался. Стал смотреть мне в глаза, когда говорил. В один из дней он зашел, когда я переодевалась, и, пока я не заметила, не собирался выходить. За что получил ощутимый выговор от Игната и даже угрозу надрать уши особо ретивым рыцарям. Димитрий только смеялся и обещал украсть меня из лап этого злого дракона.

— Совсем от любви голову потерял, — бурчал седовласый воин.

— Может, это и не любовь, — сказала я, когда он подошел ближе.

Мы с Игнатом подружились, он стал мне самым близким человеком после Адэт. Я рассказала ему даже больше, чем Димитрию, в один из дней после выздоровления. Он не ругал меня за то, что я солгала насчет немоты, просто укорил, что ему-то могла и сказать. Поведала ему о тете, о проклятии альвы, о моем пути в Хасу, о храме и встрече с богиней. О том, что мне предстоит найти еще девять мужей. Что его особенно развеселило. Он знал и о моих переживаниях, о мыслях, о волнении насчет Димитрия.

— Уж я-то знаю, что такое любовь, — сказал мне воин. Сам он так и не рассказал ни о жене, ни о дочери. Я его за это не упрекала, еще придет время.

— Я боюсь, что заставляю его чувствовать это. Как разрушила любовь Весты и Эрридана.

— У Димитрия нет невесты, так что и рушить нечего. Сона, он сильный мужчина, которого даже шаманка не смогла одурачить. Не думаешь ли, что ты сильнее ее? — мужчина улыбнулся, а я игриво погрозила кулаком.

— Я не хочу, чтобы он страдал из-за моего дара, — сказала чуть тише.

— Позволь ему самому сделать выбор, — ответил мне на это рыцарь, а потом, подхватив за руку, повел смотреть тренировочный бой — одно из главных развлечений лагеря.

* * *

Разбудил меня Игнат:

— Сона, вставай, караван приехал. Тебе надо собираться, — я открыла глаза, кивнула, быстро умылась и вышла. В первую очередь заметила Димитрия, который разговаривал с купцами.

— Они уедут послезавтра утром, держат путь к эльфам. Скоро коронация наследника, хотят хорошо наживиться, — поведал мне Петро. — Димитрий договаривается с ними, чтобы они взяли тебя до Миритана, — я посмотрела на него ошарашенно. — Видно, он тоже понял, что тебе тут не место. Ты уже отхватила свою долю от войны, большего не надо.

Димитрий, поговорив с мужиками, двинулся к нам.

— Ты мне нужна, — смотря на меня, произнес он. — Пошли, — больше ничего не сказав, двинулся к речке. Мне пришлось следовать за ним. Мы дошли до берега, когда он заговорил:

— Послезавтра поутру ты уедешь.

— Хорошо, — я была растеряна, мне казалось, что у нас будет больше времени.

— Я не отпускаю тебя, — он подошел и, несмотря на мои протесты, обнял. — Не гоню, но и держать не буду. Вчера доставили послание: песчанники готовят нападение, мы должны их опередить. Теперь я знаю, что могу сражаться не только за Шалан, — он прижался к моим волосам. — Если нам и не суждено больше увидеться, то я не хочу быть этому причиной. Похитят тебя, ранят или убьют, все будет на мне.

— Обряд отречения? — пролепетала я.

— Нет, не хочу. Так просто я не отдам свою судьбу. За оборотня не волнуйся. С тобой поедет Игнат и отряд рыцарей. В столице эльфов тебе тоже боятся нечего, у них плохие отношения с оборотнями, и там шанс встретить его еще меньше, чем в пустыне.

— А ты? — вырвалось у меня.

— Ты сказала, что судьба уже связала нас, и все дороги ведут к тебе, — он отпустил меня, посмотрел в глаза. — Если это так, я тебя найду. Совсем скоро. Этот поход будет последним для меня, я уже отправил приказ на подпись. Три-четыре дня, и мы увидимся. Теперь ты — мой ориентир, — он достал из кармана шнурок и что-то серебряное. — Это первое, что я купил себе на жалование дворянина, — он продел шнурок через мужской серебряный перстень. — Возьми, он зачарован на меня. Теперь я точно тебя не потеряю.

— Зачем тебе это?

— Если я и не был первым, кого ты нашла, я хочу быть тем, кто первый сделает тебя своей. Этот перстень говорит, что ты моя. Тебе выбирать, друг я тебе, враг, муж или любовник. Я выбрал, — он крепко меня обнял и прошептал: — Не иди сейчас за мной, я еду на разведку. Мы не увидимся ни сегодня, ни завтра, иначе я тебя не отпущу, — убрав руки, он поцеловал меня в лоб и вернулся в лагерь. Рисунок впервые жег кожу, я поморщилась от боли.

Оставшиеся две ночи я провела в палатке Димитрия. Опять не спалось, снедало волнение и свербящее внутри чувство беспокойства. То, что, сказал он, заботило меня. Мне хотелось, с одной стороны, от стыда больше никогда его не видеть, с другой же — остаться в лагере и дождаться его приезда. Все путано и странно. Саита была права, когда рассмеялась на мои слова.

Я не любила рыцаря, но, как он и сказал, мы будто превратились в части жизни друг друга, без которых было уже совсем не правильно. Он ушел, оставив мне кольцо и обещание вернуться. А я, даже не признавшись в этом себе, буду его ждать.

* * *

Наутро, разбудив с первым лучом солнца, Игнат заставил меня помыться и ровно остричь волосы, ощутимо отросшие за полтора месяца. Дал новый красивый камзол и добротные кожаные сапоги, плащ да походную сумку.

— Димитрий приказал, — только и ответил он на мой вопросительный взгляд. Мол, с чего такие почести-то?

Сборы были быстрые. Лагерь тревожило отсутствие командира, и все ждали нападения или плохих вестей. Так что от нас все хотели избавиться поскорее. Купцы погрузили в обоз все, что не смогли продать, и тронулись в путь. Пожилой толстый торгаш запел звучным голосом походную песню:

— Опять уйду я на войну, прощай, моя любовь.

А я все жду, что ты придешь, все двери сторожу.

Не жди меня, я в землях тех обрел себе покой.

Моя любовь, я в бездну ту отправлюсь за тобой.

Тебя найду, к себе прижму и сердце одолжу…

Он завывал грустно и фальшиво. Мы отдалялись от лагеря, я смотрела, как рыцари убирают палатки и достают пушки из шатров. Грядет битва, и я молюсь всем богам, чтобы рыцари одержали в ней победу.

Пустыня скрылась из глаз, теперь вокруг одни леса. Голосов позади уже не слышно, мы отъехали очень далеко.

— Игнат, — позвала я. — Димитрий не просил мне что-нибудь передать? — спросила я неожиданно даже для самой себя.

— Он просил, чтобы я приглядел за тобой до его приезда, — воин усмехнулся. — И на старуху бывает проруха, — и затянул очередную песню вместе с купцами. Я же замолчала, дотронулась до перстня, висевшего на шее, и улыбнулась.

Дорога судьбы опять отправляет меня в путь, теперь к эльфам. Неужели самого наследника мне в женихи готовят? Аль короля? Засмеявшись от души, я подхватила мотив фривольной песенки и запела с остальными. Фиг с ними, с женихами этими, хоть день о них не буду думать!

* * *

(Шалан, дорога, ведущая на север от Хасы)

Оборотень встал рано, разбудил всех и сказал, чтобы собирались. Этой ночью произошло несколько вещей. Он почувствовал Сону, и у нее появился еще один нареченный.

— Куда мы? — спросил Велимир, когда вождь со всех сил пустился вскачь.

— Следуйте за мной, — только и сказал на это Эрридан. В голове у него билась мысль: “Дождись меня, только дождись”.