Философский локдаун

Ирина Кам (2024)

Мир на пороге апокалипсиса. В условиях набирающего обороты всепоглощающего хаоса после состоявшейся третьей мировой войны семейная пара философов осознает, что проблемы разложившегося общества вовсе не в голоде и постоянно грозящей опасности. В попытке разрешить загадку происходящих с ними изменений, Вера и Анатолий идут на риск и начинают глубинный экзистенциальный эксперимент над своим ничего не подозревающим окружением. Его результаты оказываются весьма неожиданными и выявляют причины трансформации сущности человека, ведущей к катастрофическим последствиям для всей земной цивилизации.

Глава 2. Поиск реальности

Вера открыла глаза и поняла, что ей снова приснился сон. Точнее, она опять провалилась в очередное бессмысленное видение. Какая еще, к черту, Богиня Вера?!

Она росла совершенной обычной девочкой, можно сказать, что даже и не доброй вовсе, а, скорее той, которых называли врединами. Дралась с мальчишками, ловила в грязном озере раков, всеми верховодила и считала себя атаманшей. Но она не умела рукодельничать, как все другие девчонки. Даже когда на уроке труда надо было сшить простое кукольное платье, ей его смастерил папа Веры. За что бы не бралась Вера, все у нее валилось из рук — даже готовить так и не научилась до сих пор. Точнее, до тех пор, пока у них водилась нормальная еда.

Вера вспомнила, как росла, превращалась в достаточно красивую стройную девушку и очень страдала, что она не совсем такая, как свои ровесницы. Но однажды ее отец, который тогда еще был жив, сказал Вере, что не надо стремиться быть похожей на других. Вера запомнила его слова: главное в этой жизни — понять, что у тебя получается лучше всего и заниматься именно этим делом. А ее отец был главным архитектором их города, выпускавшего танки для армии.

Теперь, спустя годы, женщина понимала, что для своих подчиненных он, убежденный коммунист, скорее всего был требовательным и жестким начальником. Но для Веры он остался самым добрым и мудрым человеком на свете.

После слов отца девушка долго думала, чем же таким ей нравится заниматься, чтобы это занятие у нее еще и хорошо получалось. И пришла к неутешительному выводу, что ничем. Только мысли о далеких звездах и созерцание звездного неба дарили ей чувство умиротворения и какой-то приятной наполненности.

Вскоре Вере начало казаться, что она научилась понимать, о чем говорят далекие звезды. И была счастлива. Но чем ближе становилась Вера к звездам, тем больше отдалялись от нее люди. Так продолжалось много лет. Вера привыкла, что окружающие ее не понимают, но не очень-то и переживала, потому что могла каждую ночь смотреть на свои любимые звезды и разговаривать с ними.

Но однажды над их городом пролетела непрошеная небесная гостья. Точнее, гость. Метеорит, вызвавший своим неожиданным появлением шок у людей по всему миру, был невыносимо ярким огненным шаром и разрушил все в их городе. Случившееся ошеломило Веру. Небо всегда казалось ей безопасным пристанищем от обыденной суеты и непонятных людских желаний, ради которых многие совершали неблаговидные поступки. Она почувствовала себя покинутой, преданной звездами.

Вспоминая самое глубокое потрясение своей юности, Вера содрогнулась. Она до сих пор не могла ответить себе на свой вопрос, почему именно в ее город прилетел один из самых крупных метеоритов за всю историю человечества и причинил людям столько страданий.

***

Вскоре взрослеющая Вере, как и любой другой советской девушке, пришлось задуматься о том, какую же профессию лучше всего приобрести. Ведь в то время, когда люди думали совсем по-другому, а над ее родным городом еще не пролетела звезда, было очень странно разговаривать со звездами. Такой профессии не существовало, за такие странные способности могли положить в специальную лечебницу и не выпустить оттуда до конца жизни.

Долго думала юная Вера, как же ей быть. И ничего не могла придумать, хотела уже пойти учиться на химика, как ее мама. Вроде хорошая профессия — химию преподавать. Да и интересная, если решить лабораторной наукой заняться. Но однажды к отцу Веры пришел его товарищ, который работал в городском партийном комитете первым секретарем. Он рассказал, что есть такой факультет, где учат на марксистов-ленинистов — то есть умных людей, которые могут дать совет любому человеку на свете по поводу любой жизненной или партийной ситуации. И правильно ли они говорят, проверить невозможно — это, примерно, то же самое, как если обычному человеку попытаться докричаться до самой далекой звезды и услышать ее ответ!

Надо же, подумала Вера, как интересно. Получалось, что если она поступит учиться на марксистку-ленинистку, то сможет спокойно разговаривать со звездами. А люди будут думать, что она самая умная, поэтому они ее не понимают. И поступила юная Вера на философский факультет.

Кого она только не увидела среди своих однокурсников: и карьеристов, мечтающих стать генеральными секретарями; и оторванных от жизни чудиков, которые могли явиться на учебу в одном носке; и ушлых девиц, поступивших в институт для того, чтобы охомутать будущего партийного деятеля. Но среди них не было ни одного человека, который бы, как и она сама, умел разговаривать со звездами.

Печально отработала Вера среди своих новых соучеников весь сентябрь. В пору ее юности все студенты-первокурсники должны были первый институтский месяц провести на колхозном поле.

Ну а затем наступил октябрь, и она начала учиться, как и все. И в первый же день увидела за последней партой незнакомого взрослого плотного круглолицего парня, который был явно старше всех остальных. Он сидел один и откровенно скучал среди однокурсников-юнцов. Вера подсела к нему — все равно все другие места в аудитории уже были заняты. Оказалось, что крепыша зовут Толя, и он вернулся на учебу после службы в армии.

Весь первый курс Вера старалась учиться прилежно, скрывая от всех, в том числе и от Анатолия, свои необыкновенные способности. А Толя приглядывался к Вере. До армии он почти десять лет проработал на заводе. И пришел на философский факультет в двадцать семь лет вовсе не потому, что хотел стать идеологическим деятелем.

Как потом признался Вере Анатолий, его жизненный опыт эпизодически подсказывал ему, что она — не совсем обычный человек.

***

Толя думал о себе как о совершенно ординарном человеке, который необычен лишь тем, что решил выучиться на философа в достаточно солидном для студента возрасте после нескольких лет работы штамповщиком и службы в противовоздушной обороне.

Его не прельщала возможность карьерного роста по партийной или карьерной линии. Его беспокоила проблема, которую он не хотел с кем-либо обсуждать. Он не умел любить. То есть совсем никого и никогда. Подростком, начав работать на заводе, он боялся ровесников, которые почему-то всегда причиняли ему боль. Поэтому у него выработалась привычка нападать первым. Толя даже специально ходил на борьбу, чтобы его никто больше не смог обидеть в рабочем городе, в котором он жил. И достаточно преуспел в занятиях спортом, потому Вера и отметила его плотное телосложение, когда увидела впервые.

Толю после пары эпизодов с его победами в неизбежных разборках перестали задирать подвыпившие работяги в общежитии, в котором он жил до поступления в институт. Через год его уже боялись все коллеги. Постепенно в рабочей среде не осталось никого, с кем бы он мог поговорить. Вслед за осознанием того, что у него нет ни одного друга, пришло ощущение невыносимого, пронзительного одиночества. Вместо того, чтобы выпивать как другие его соседи по комнате, Толя после рабочей смены начинал вести в глубине души длинные диалоги с самим собой, чтобы не слышать своих соседей. Постепенно он увлекся философскими книгами, которых в 70-е годы прошлого века нормальные, то бишь рабочие люди, в общем-то, не читали.

Постепенно Толя осознал, что жизнь длинна, и ему надо как-то научиться ладить с людьми и выстроить свой мир, в котором появится хотя бы один близкий ему по духу человек. Ведь после развода родителей он оказался никому не нужен. Поэтому пришлось начать работать в 14 лет. Хорошо, что предложили койко-место от завода. Толя без раздумий собрал свой нехитрый скарб и съехал от матери.

И, вот, в свои четверть века, после долгих раздумий он решил, что только на философском факультете сможет найти тех, кто хоть в чем-то с ним схож. Но сразу же после поступления его призвали на срочную службу. Потому что бронь от военного завода, на котором он трудился, перестала действовать.

И теперь, после восстановления в институте, молодой мужчина был весьма разочарован, когда увидел среди своих будущих однокурсников только мамкиных номенклатурщиков и откровенных чудиков в подростковых прыщах.

Подходил к концу первый год учебы. И до сих пор только Вера, которая уже просидела с ним за одной партой всю осень, зиму и половину весны, производила на Анатолия впечатление какой-то возвышенно неземной и, в то же время, здравомыслящей до чувства раздражения особы. Она не вызывала ощущение сумасшедшего человека, как многие их однокурсники. Наоборот, старалась все делать правильно, будто по одному ей известному уставу, походящему н армейский. Говорила, взвешивая каждое слово. И сторонилась всех, кроме единственной, похожей на себя внешне, подружки. Вдвоем девчонки чувствовали себя уверенно, потому позволяли себе некоторое девичье высокомерие по отношению к сокурсникам, которые их за это невзлюбили. Но воображать перед Толей девушки почему-то не смели.

Толя на своем опыте знал, что женщины старше него в качестве ни к чему не обязывающих отношений, в большинстве своем к нему благосклонны. Хотя ни о какой взаимной симпатии, а уж тем более о любви, речи и не шло. Возможно, считал он, была в нем для них притягательность сильного, но отстраненного самца. Такие девушки задерживались рядом с ним ненадолго. «Чем меньше женщину мы любим», снисходительно и безо всякого сожаления размышлял он о сменяющих друг друга девицах, находившихся рядом с ним.

Теперь, глядя на юную по сравнению с ним Веру, Толя подумал, что, пожалуй, было бы неплохо завести ненадолго очередные, ни к чему не обязывающие отношения. Девушка, без преуменьшения, интересная, можно даже сказать, что загадочная. Да и сам он ничего не потеряет от новой интрижки.

К тому же, Толя, менее подверженный юношеским гормональным всплескам по сравнению со своими более юными однокурсниками, уже начал работу над своим дипломным исследованием. Оно предполагало разработку гипотезы о том, как полюбить мир. Анатолий, прикинув свои силы, захотел создать Код Любви. Для него сей план не представлялся бредом, он точно, как ему казалось, все просчитал.

Вот и испытаю свои теоретические идеи на практике, подумал Толя. Им уже хладнокровно была придумана целая система координат, в которой любовь существовала в виде почти готовой схемы.

— Ты на эти выходные уезжаешь домой? — спросил Толя Веру после субботних занятий.

***

Вера не подала вида, как ее обрадовал вопрос Толи. Уже несколько месяцев она чувствовала к нему непреодолимый интерес. Вечерами, засыпая в студенческом общежитии, долго ворочалась с мыслями о мужественном, крепком соседе по парте, боясь, что соседки догадаются о ее, можно сказать, страданиях. Вера все не могла придумать, как же привлечь внимание такого основательного и взрослого, на ее прямо скажем, неопытный взгляд, мужчины. По сравнению с которым она чувствовала себя откровенной дурочкой. И тут он сам! интересуется, собирается ли она уезжать на выходных. Учитывая, что Верочка была достаточной неробкой особой, она моментально собралась, мысленно отказалась от запланированной поездки домой к родителям, приняла привычный вид высокомерной воображули и постаралась ответить как можно равнодушнее:

— Не собиралась вроде. С Ирой в кино хотели пойти.

— Да? — Толя не поддержал равнодушного тона Веры и включил «огоньки» в серых глазах, перед которыми еще не устояла ни одна женщина. Подобная заинтересованность к объекту внимания появлялась в его взгляде только в двух случаях. В первом это случалось искренне и непроизвольно, когда он занимался своим научным исследованием. Во втором — если видел перед собой особу женского пола, которую во что бы то ни стало надо было завоевать. А тут как на удивление сошлись они оба. — Возьмите меня с собой, не пожалеете!

— Ну пошли, раз такой большой любитель кино. Что, даже неинтересно, какой фильм мы будем смотреть? — Вера сама не знала, что вообще показывают в кинотеатрах и отчаянно надеялась, что Толя не спросит ее о названии фильма.

— Да какая разница! — Толя держался образа брутального заинтересованного мужчины, знающего при этом цену своему обаянию.

Он мысленно усмехнулся кокетству Веры, думая, сколько же времени уйдет у него на то, чтобы она потеряла голову и перестала строить из себя недотрогу. Достаточно богатый опыт общения Толи с женщинами позволил ему сделать вывод о том, что он более чем интересен Вере.

Поэтому Анатолий даже не удивился, когда через несколько часов, прошедших после занятий, Вера пришла на встречу одна.

— Ире пришлось внезапно уехать к родителям, — заявила она, глядя на него честными глазами. Вера и не врала, потому что ее подружка и так, как и она сама, собственно, на выходные собиралась поехать в родной рабочий городок, а не идти на внезапно придуманный Верой киносеанс.

Толя купил им билеты на какой-то глупый неинтересный фильм, который они еле досмотрели до конца. Он был ну очень далек от их философских интересов. Толя не преминул про себя отметить — Вера не возразила против того, чтобы ее билет оплатил он. Это было определенно хорошим знаком.

— Давай до общежития прогуляемся пешком, полюбуемся на цветы, — предложила Вера. Все будущие философы жили в одном студенческом общежитии, только они с Ирой на четвертом этаже, а Толя с ребятами — на втором.

— Почему бы и нет, отличная майская погода, — согласился Толя.

Дорога заняла всего-то пятнадцать минут, которые незаметно пролетели за увлекательной беседой об идеях Гегеля.

Было уже почти десять часов вечера, общежитие скоро закрывалось, а вариант ночевки на улице ими не рассматривался. Толя вдруг с удивлением обнаружил, что ему было интересно дискутировать с Верой до такой степени, и его планы по ее соблазнению куда-то улетучились.

— А пойдем ко мне, чай попьем, договорим о Духе, мои ребята тоже уехали, я один, — предложил Толя серьезно.

— Пойдем, — согласилась Вера с решимостью во взгляде. Причудливо сочетающиеся в ее привычном поведении кокетство и напускное равнодушие тоже куда-то подевались.

***

Вера стряхнула воспоминания усилием воли и обнаружила себя стоящей у окна, покрытого снаружи толстым слоем белесоватой пыли. Прислушалась к привычной тишине, которая еще год назад оглушала. Внешний мир, как и ее мысли, казался осколочным и многослойным, где каждый элемент был частью чего-то большего, но при этом не имел явной связи с остальными. Она отвернулась от окна и подошла к столу, на котором все еще лежали ее методички и фрагменты текста. Это были не просто написанные ею абстрактные философские трактаты. Они являлись следствием её поиска — поиска ответов на зависшие в воздухе вопросы. Который теперь, похоже, должен был перейти на новый уровень.

Вера поняла: она не может больше мириться с этим состоянием абсурда. Ужасное ощущение бессмысленности охватывало её перманентно. Но теперь, как только она осознала, что все имеющееся вокруг них разрушение — результат не просто внешней катастрофы, но внутреннего кризиса человеческой природы, она начала выстраивать план. План, в котором ей нужно было сыграть свою роль не только как философа, но и как экспериментатора, стремящегося понять истоки состоявшегося хаоса. Она должна провести эксперимент! Экзистенциальный эксперимент, который мог бы раскрыть то, что осталось за пределами обычного человеческого восприятия. Вера собиралась изучить саму суть человеческого разложения. Идея эксперимента была проста и безжалостна.

— Мы будем исследовать смысл нашей гибели, — сказала она вслух, как будто подтверждая только что пришедшую в её голову мысль.

Она посмотрела на Анатолия, который сидел в кресле, погружённый в чтение очередной философской книги. Его медленно перенесшийся на нее взгляд был полон неуверенности. Он всё ещё не догадывался, что задумала его жена и единственная верная соратница. Но Вера была уверена — она сможет убедить мужа в необходимости их действий.

— Анатолий, я нашла способ спасти мир. Нам нужно будет провести эксперимент. Мы должны понять, почему люди разрушили всё, — сказала она решительно.

Анатолий пристально смотрел в лицо Веры, не решаясь заговорить. Он всегда был более скептичным, чем она, и никогда не считал философию практическим инструментом для решения проблем. Однако он тоже чувствовал, что они уже исчерпали все традиционные пути поиска смысла и выходы из состояния обреченности. И принципы нового мира, в котором они вынужденно существовали, перестал поддаваться обычной логике.

— Эксперимент? — повторил он. — Ты действительно считаешь, что это возможно?

Вера внимательно разглядывала дорогое ей лицо. Словно пытаясь найти во взгляде мужа те самые давно знакомые искорки, которые всегда помогали ей двигаться вперёд несмотря на частые кризисы, случавшиеся с ней в моменты творческого поиска.

— Я думаю, что мы можем заставить людей взглянуть на мир с новой точки зрения, — сказала она. Её голос зазвучал решительно, как никогда. — Мы должны разорвать их привычные цепи восприятия и перенести их в пространство, где разрушение мира станет явным и понятным. Это будет не просто наблюдение за внешними признаками катастрофы, но глубокое проникновение в экзистенциальную пустоту, которая скрыта внутри каждого из нас. Нам нужно провести эксперимент, в котором каждый участник, будь то наш коллега, студент или случайный человек, станет частью нового мира, в котором все его убеждения, знания и надежды будут поставлены под сомнение им самим. И осознаны им заново.

— Ты хочешь, чтобы они все испытали… что? Сомнение в себе? Абсурдность своего наличного бытия в сегодняшней ситуации? — Анатолий задал вопрос предельно осторожно. И это было оправданно, на его взгляд. Он знал, что Вера способна пойти на крайности ради поиска ответа на интересующие ее вопросы. В данном же случае, а он это чувствовал, жена была готова на большее. Если называть вещи своими именами, на беспредел, способный уничтожить остатки их разума.

— Да, — сказала Вера, сделав паузу. — Но не только сомнение. Мы должны заставить увидеть, что их мир — это не что-то завершённое. Для них он всегда был фрагментом, без центра, без смысловой линии. И это осознание должно затмить их прежние представления о нем. Мы должны стереть границы между реальностью и иллюзией, между истиной и абсурдом. Я хочу, чтобы люди испытали своё собственное разрушение. И, возможно, через это понимание своего полного разваливания начали видеть — за их миром есть что-то большее. Или, может быть, мы все, в конце концов, поймём, что нет никакого смысла спасать этот мир.

Анатолий долго молчал, непроизвольно скрестив руки на груди. Он знал, что Вера не шутит. Когда она была уверена в чём-то, её решимость восхищала не только его, но и окружающих.

— Хорошо. Ты хочешь провести этот эксперимент с коллегами и студентами. Но как именно? Как ты хочешь заставить их осознать свою пустоту? Мы не можем просто втянуть их в ситуацию, которая будет для них абсурдной или непостижимой. Они уже привыкли жить в абсурде.

Вера подошла к столу, раскрыла несколько методичек и быстро начала читать. Она искала те фразы, которые могла бы использовать в своём эксперименте. И как-то сразу выделила для себя метод деструкции восприятия через фрагментированные тексты. Которые каждый из участников должен был бы интерпретировать исключительно по-своему. Но это должно было стать только началом всего предстоящего опыта.

— Нам нужно будет разработать несколько этапов, — сказала уверенно Вера, глядя на Анатолия. Посторонний человек мог бы подумать, что весь задуманный ею процесс был готов задолго до этого разговора. Но только не муж, знавший ее более полувека. — В первую очередь, каждый из участников должен будет столкнуться с неким абсурдным действием, не имеющим объяснения. Мы создадим ситуации, в которых их логика будет бессильна. Например, их будут окружать фрагменты историй, вырванных из контекста, без объяснений. Сложится иллюзия, как будто всё, о чем они знали, разрушается. Каждое наше действие будет сопровождаться жизненными вопросами, на которые они не смогут найти ответов. И этим мы создадим некий смысловой вакуум. Он сможет заставить их всех сомневаться в своём восприятии реальности.

— И что дальше? — Анатолий явно не был уверен, что это сработает.

— Дальше, когда они достигнут точки абсурда, мы предложим им не решение, а новый взгляд на эти вопросы. Мы покажем им, что все их предыдущие попытки понять этот мир были лишь играми. Возможно, они начнут чувствовать, что разрушение мира — это не что-то внешнее, а то, что они сами несут внутри себя.

Анатолий долго смотрел на жену, и, наконец-то, кивнул в знак согласия. Он понял, что Вера готова довести этот эксперимент до конца. До самого конца.

Это было безумие, но, возможно, именно в этом безумии можно будет найти надежду на спасение их рассыпавшегося мира. Собрать его хотя бы в некое подобие единого.

— Хорошо, — сказал он тихо. — Но помни: мы не знаем, куда это нас приведет.

— Мы не должны знать, — ответила Вера. — Мы должны увидеть, куда это приведёт. И только тогда мы поймём, что произошло с нашим миром.

Эксперимент начинался.