Философский локдаун

Ирина Кам (2024)

Мир на пороге апокалипсиса. В условиях набирающего обороты всепоглощающего хаоса после состоявшейся третьей мировой войны семейная пара философов осознает, что проблемы разложившегося общества вовсе не в голоде и постоянно грозящей опасности. В попытке разрешить загадку происходящих с ними изменений, Вера и Анатолий идут на риск и начинают глубинный экзистенциальный эксперимент над своим ничего не подозревающим окружением. Его результаты оказываются весьма неожиданными и выявляют причины трансформации сущности человека, ведущей к катастрофическим последствиям для всей земной цивилизации.

Глава 4. Эксперимент

***

Первые недели эксперимента прошли в одиночных поисках Веры и Анатолия. Каждый из них пытался найти основные иллюзии в своих знакомых. В тех из них, кто по-прежнему пытался держаться за старое, несмотря на случившуюся катастрофу. То есть, получается, что во всех. Каждый раз, когда супруги отваживались выйти на улицу, они неизменно доходили до полуразрушенного здания университета. Здесь они встречалась с выжившими коллегами, которые также искали привычного пристанища в мире, оставшемся без каких-либо опор. Люди, которые раньше не искали понимания у окружения и эгоистично следовали по своему исследовательскому пути, сейчас пытались хоть как-то избежать навалившегося одиночества. И данное стремление практически всегда выливалось на обсуждение прошлой жизни и былых философских истин. Ностальгия по безвозвратно утраченному миру объединяла всех разрозненных до войны ученых.

В один из дней, по пути домой из останков университета, Вера и Толя остановились на обрушившемся мосту. Они рассеянно, почти бездумно разглядывали руины города, находящиеся вниз по течению реки. Изредка среди серой груды камней и бетона проскальзывали столь же серые силуэты людей. Это не было жизнью в привычном понимании представителей довоенной эпохи, коими являлась пара профессиональных философов. Но и смертью подобное существование они назвать не могли.

— Потрепало вероятностью апокалипсиса, — горько усмехнулась Вера. — Потрёп, вот такое нелепое и неблагозвучное определение происходящего почему-то пришло мне на ум.

Анатолий Борисович повернулся к жене. Он разглядывал знакомое до боли лицо, как будто искал в нем ответы на все вопросы, которые возникали в его рассудке. Кстати, тоже изрядно потрепанном, усмехнулся еле заметно мужчина.

Профессор продолжал молчать. И, в коне концов, в его мыслях, очистившихся от посторонней шелухи, сформировались два отчетливых вопроса: каким образом они дошли до такого абсурдного существования и как дальше двигаться вперед? Он ощущал сложившийся диссонанс всем своим существом. С одной стороны, мир разрушен. А с другой, всё ещё остаётся существенной силой в поисках истины и того самого смысла, который исчез с разрушением привычных крыш и стен. Да и дома в том виде, в котором они его привыкли видеть.

Эксперимент пошатнул уверенность Анатолия в себе. Конечно, он понимал необходимость риска и вред от чрезмерной осторожности при проведении опыта. Если они будут слишком бережно относиться к окружающим в ситуации нарастающего хаоса, то мир вокруг них превратится в пустую оболочку. Философ вспомнил поговорку из прошлой жизни. Да, благими намерениями устлана дорога в ад. Вроде так она звучала.

Но они и так существуют в аду при жизни. То есть, по большому счету, терять уже нечего. Если люди не обретут новую веру, они будут продолжать бессмысленно болтаться в гротеске, в ужасной карикатуре на настоящую жизнь.

Вера и Толя словно поменялись местами. Теперь он был настроен решительно, она же чувствовала страх, который с каждым днем становился сильнее. Каждый ее шаг был болезненным, каждое слово ложилось тяжёлым камнем на ее душу. Но Вера не могла себе позволить стать жертвой своей идеи. Даже в состоянии нарастающей паники она заставляла себя верить, что даже в этом новом полумертвом мире можно найти основу человеческого существования.

— Но мы все ещё живы, и значит, смысл жизни не исчез. Он где-то рядом. Надо только его найти. Надо лучше искать. Возможно, для этого придется что-то разрушить. Или даже кого-то разрушить до основания! — обычно ровный голос Веры разрывали нотки отчаяния. — Но этот риск оправдан!

Анатолий понимал, что его супруга, прирожденный философ, в данный момент пытается убедить не его, а, прежде всего, себя в необходимости бесчеловечных действий ради сохранения человеческого существа как такового. Он обнял жену за плечи правой рукой, в то время как его левый кулак крепко сжался в кармане брюк, словно при защите от врага. Невидимого врага, которого им предстояло найти в среде знакомых, теперь уже объединенных общей бедой — бессмыслицей.

— Идем домой, дорогая, холодает, — Анатолий бережно накинул на плечи Веры свой пиджак. — Поговорим дома.

По пути домой они думали почти об одном и том же. Сегодня их коллега Борис начал перечислять их немногочисленным студентам, сумевшим спастись после смертельных бомбардировок их города, общие принципы философии. Его речь звучала так, как если бы он повторял что-то заранее заготовленное. А голос был тусклым, осевшим, но вместе с тем уверенным.

После того, как студенты разошлись по домам, Вера спросила его достаточно резко, почему он проповедует истины, которые перестали иметь смысл. Борис вспылил, начал горячо рассуждать о том, что «продолжает учить студентов искать суть» несмотря ни на что, и в этом заключается его миссия! Женская интуиция Веры не позволила ввести ее в заблуждение. Она была уверена — Борис не имеет того стремления, о котором говорит. Он просто продолжает по инерции выполнять привычную для себя социальную функцию. Иными словами, плодит те же самые фальшивые внешние оболочки и надстройки, являющиеся отражением устаревших философских конструкций, уничтоживших их прежний мир.

Толя, до тех пор наблюдавший за диалогом коллег, решил вмешаться, поскольку был абсолютно солидарен с Верой.

— Ты не видишь, Борис, что мир изменился? — спросил он. — И нет ничего плохого в том, что необходимо начать думать по-другому, искать новый фундамент для совершенно иной жизни. А ты ведешь детей по той же дороге смерти, по которой прошли мы сами!

В ответ Борис лишь неопределенно покачал головой и попытался сменить тему. Это был признаваемый им самим отказ от реальности, изначальное нежелание видеть изменения, которые были очевидны для Анатолия с Верой.

Ранее, на жалких подобиях лекций среди руин бывших корпусов университета, они заметили подобное поведение у студентов. Юноши и девушки слушали философов отстраненно. В их глазах не было живого интереса. Они словно исполняли роль попаданцев — людей, закинутых в сегодняшнюю реальность из прошлого и не знающих как себя вести в чуждой для себя реальности. Один из студентов, Алексей, почти дословно повторял заученные фразы из довоенного учебника, утверждая, что современный мир нуждается в утраченных в войну «непреходящих ценностях», которые философы когда-нибудь обязательно вернут.

Вера задала молодому человеку вполне закономерный вопрос о том, какие ценности он имеет ввиду, и что с ними случилось, когда мир разрушился. Ведь, по сути, люди также продолжали общаться между собой, испытывали сострадание по отношению друг к другу в связи с пережитым. Иногда даже чем-то помогали тому, кто в этом нуждался больше всех. Например, делились уцелевшим подобием нарядов, если при этом оставалась еще пара одежек для себя. Внешне взаимодействия людей выглядели вполне себе человечно. Так о чем утраченном, что непременно необходимо вновь найти, идет речь?

Внятного ответа от студента Вера, разумеется, не получила. Более того, она также и не увидела его желания продолжить беседу в обозначенном ею направлении.

Мысли о прошедшем дне прервались, когда супруги оказались на своей некогда респектабельной улице, застроенной дорогими коттеджами. Сейчас все более-менее уцелевшие дома имели одинаково пыльный цвет. Словно тлен при жизни, непроизвольно подумал Анатолий. И сразу же про себя заключил, как частно им с Верой стали приходить на ум новые определения происходящего. А они ведь являются следствием трансформации глубинной сути окружающих людей феноменов. Неужели происходящие изменения сущности живого видят только он и его супруга?

— Надо поужинать, — Вера прервала мысли профессора, запиравшего входную дверь на ключ. — Я с утра замочила горох. Наверное, он уже мягкий.

— Да, подкрепиться не помешает, — Толя заметил, как серое платье Веры свободно болтается на ее хрупкой, ставшей совсем угловатой, фигурке. Она словно похудела за день еще больше. — Сегодня слышал, что завтра подвезут гуманитарку. Надо встать пораньше, пойти до пункта и занять очередь. Тем более, на прошлой неделе мы с тобой забыли ее получить.

— Да, конечно, — дожевывающая свою горстку еды Вера, как догадался ее муж, мыслями уже снова была в эксперименте. — Мы должны доказать им, что все прошлое сегодня фальшиво. Дать им возможность, если понадобится, заставить их вырваться из замкнутого круга заблуждения!

— Это невыносимо! — продолжила Вера. — С кем из коллег ни встретишься, они все придерживаются мертвых философских истин и, мягко говоря, неактуальных концепций. Вчера столкнулась с Екатериной, которая по-прежнему пытается транслировать всем окружающим мысли из лекций «О вечных истинах». Она выглядит как человек, который потерял связь с реальностью! Но все равно продолжает действовать так, как будто мир вокруг нее прежний! Нет ничего вечного, в том числе и истин. Неужели кроме нас с тобой, этого никто не видит?!

— Верочка, ну право, мы каждый день говорим об одном и том же. О том, что для нас с тобой уже очевидно и не нуждается в постоянном прояснении! Ты совершенно себя не бережешь, постоянно возвращаясь к рассуждениям о заблуждениях чудом выживших людей, — Анатолий подсел к жене и обняв, склонил ее голову к своему плечу. — Даже учитывая твой дар, нам понадобился год совместных усилий для того, чтобы понять — с существом человека творится нечто необъяснимое. А для того, чтобы данное понимание стало общепринятой нормой, могут понадобиться столетия!

Вера вскочила, хотела что-то сказать, но сдержалась. Лишь сжавшиеся в кулаки хрупкие кисти выдавали ее отчаяние.

— Да, — она обреченно вздохнула и села на табуретку, стоявшую напротив мужа. — Ты, как всегда, прав. Надо молча заниматься экспериментом. Найти первопричину творящегося с нами абсурда.

***

Начались дни рутинных исследований поведения окружающих и анализ собранных данных. Ежедневно Вера и Толя были обречены слушать устаревшие философские догмы наподобие изречений «никто не сказал, что мир не может вернуться к стабильности». Иногда им хотелось выразить свой протест и крикнуть в лицо очередному знакомому: «Ты что, не видишь, что никакой стабильности больше нет?! Мир ушел в другое измерение!». Но супруги понимали, что их отчаянный возглас утонет в пустоте непонимания.

Почти ежедневно Толя встречался с немногочисленными студентами, которые находили в себе силы учиться, и видел в их глазах ту же самую картину приверженности прежним идеалам и укладу жизни. Они продолжали считать философию абстрактной системой знаний, не применимую к реальности. Но сейчас даже самые, казалось бы, приземленные из них, начинали предаваться пространным рассуждениям.

В разговоре с одной из студенток, Евой, Анатолий заметил, как она изо всех сил пытается опереться на идеи, которые когда-то считались великими. Учитель не смог держать усмешки, понимая, что все эти концептуальные системы — всего лишь умирающие конструкции, как и всё остальное вокруг.

— Ева, как ты собираешься найти смысл, если все эти идеи уже не работают? — спросил он девушку.

Ева замолчала, но в ее взгляде отражалась неуверенность. Словно она сама не могла осознать, что именно ищет.

Моменты, в которые Вера и Толя сталкивались со ставшими фальшью конструкциями, встроенными в сознание людей, напоминали им о том, что их эксперимент не был просто интеллектуальной игрой. Он оказался гораздо более сложным процессом, чем они ожидали. Они не только искали фейковые идеи и учения, но и пытались, в сущности, разрушить сами себя, отвергнув философию, которой они учились со времен своего студенчества.

Через полгода, когда их эксперимент стал более глубокомысленным, они стали задавать себе вопросы, которых давно избегали. В поисках фейковых конструкций они начали сомневаться в своих честных убеждениях. Возможно ли такое, что они сами превратились в такие же интеллектуально фальшивые конструкции, как и все вокруг? Не стали ли они частью всеобщего заблуждения?

Второй этап эксперимента предполагал поиск глубины априорных фейковых структур в сознании человека. На основе проведенного анализа имеющихся заблуждений и укоренившихся убеждений людей из их окружения предстояло выяснить, к какому основанию их бытийной сущности приросли навязанные довоенным обществом стереотипы мышления.

Вера вспомнила, как на прошлой неделе, проведя целый день со студентами, она вдруг осознала, что их речь и поведение начали казаться ей совершенно механическими. То ли она сама в процессе эксперимента преодолела очередной уровень видения мира, то ли суровая жизнь послевоенной эпохи развивала защитные механизмы психики окружающих, чтобы сохранить их здравомыслие. Молодые люди не думали, они просто действовали по привычке. Но самым страшным было не то, что они смирились с разрушенностью своей бытийной целостности. Жутко было видеть, что они теряют былую способность к поиску первопричин нарастающей проблемы ухода человека от реальности.

Толя видел в этих проявляющихся защитных конструкциях формирование человека как безжизненного существа. Вроде черепа, набитого песком, который, несмотря на свою бестолковость, всё ещё пытается утвердить заложенную в него кем-то «истину».

Как-то вечером Анатолий и Вера молча сидели на полуразрушенной террасе. Полные размышлений и понимания того, что они не просто ищут фейковые формы сознания в окружающих — они ищут их в себе. А вдруг их собственные идеи, их собственные концепции тоже станут частью этого ложного мира?

— Мы не можем быть уверены в чем-либо, — безмолвно ответил Толя на вопрошающий взгляд жены, слегка улыбнувшись одними глазами. — Но, возможно, это и есть наш истинный путь — додуматься до сути происходящего абсурда через собственные ошибки и заблуждения.

— В любом случае, мы все обречены на смерть, — Вера молча взяла супруга за руку. — Поэтому постараемся помочь выжившим людям найти настоящую жизнь, свободную от лжи прошлого. От лжи, которая привела человечество к краху.

***

Тот молчаливый диалог укрепил в супругах искру надежды. Быть может, разрушив все фальшивые конструкции, они смогут найти то, что будет жить в человеке вечно и убережет его сущность от будущих потрясений.

Поскольку поиск фейковых мыслительных структур из эксперимента над окружением трансформировался в самоанализ, Вера и Толя обнаружили, что разрушение их внешнего мира стало результатом гораздо более сложного процесса — распада иллюзий сознания и устоявшихся концепций, которые они с рождения считали истинами.

Далее они обнаружили интересный парадокс, заложенный в психике человека: чем больше ты стараешься оградиться от ложных убеждений, тем очевиднее становишься их заложником. И, как следствие, попытки разрушить заблуждения в других, вызывают необходимость разрушить их в себе. И именно в этом процессе своеобразного саморазрушения Вера и Толя открыли для себя нечто важное: смысл не был чем-то, что можно было бы обнаружить как феномен или его предикат. Он не существовал в каком-то конкретном объекте или идее, потому что они были лишь фрагментами фальшивых конструкций. Смыслом для супругов стал сам его поиск и процесс осознания этого поиска. Он заключался не просто в научном исследовании, а в соприкосновении своей оголенной сущностью с ледяной бездной вселенского упорядоченного равнодушия. Бездной, живущей вне зависимости от трагедий маленькой населенной планеты.

Убедившись еще в начале эксперимента, что не существует ни одного философского учения, которое бы давало бы ответы хоть на какие-то экзистенциальные вопросы, Вера и Толя пришли к заключению, что мир изначально не был структурирован как-то нечто завершённое, где бы всё имело свои чёткие очертания во времени и пространстве. Мир, по задумке его Создателя, вероятнее всего задумывался открытым к множественным изменениям. А ошибкой человека стало желание найти как раз и стал поиск в нем каких-то непреложных истин и аксиом. Поэтому сами супруги и заметили свое практически непреодолимое стремление к поиску «вечной истины». То есть они в своих желаниях найти прочную основу жизни ничем не отличались от живших ранее философов. И чуть не повторили их ошибку.

Но сейчас, в результате мучительного обдумывания и осознания всех известных им философских теорий, Вера и Анатолий пришли к общему выводу — изменчивость, постоянное становление и открытость к трансформации стало их новым мировоззрением.

— Не надо искать смысл там, где его не может быть, — сказал как-то Толя, размышляя вслух. — Смыслом является сама способность человека существовать в этом хаосе, в этом мире разрушений и неопределенности. Возможно, наша задача — не восстановить былой мир, а научиться жить в этом новом состоянии. Вера, похоже, мы вновь обрели смысл нашей жизни. Но уже в новой реальности.

В данном случае Вера была согласна с мнением мужа умом, но не сердцем. Оно всё ещё тянулось к идее единой истины, которая чудесным образом освободит людей от всех их заблуждений. Но с каждым днём женщина всё больше ощущала: истина — это не то, что когда-нибудь возможно будет «найти» или построить. Истина — это познание жизни как непрерывного процесса. Каждый переживаемый момент при таком подходе к нему наполнялся своим смыслом, каждый шаг имел свое содержание, каждое сомнение конкретного человека порождало движение мысли вселенского масштаба. С такого ракурса война, которую они пережили, несмотря на разрушения и утраты, имела глубочайшее значение для смены картины мира в глазах людей. Война стала перезагрузкой, которая позволила по-новому взглянуть на будущее человечества, погрязшего в ограниченности, достатке и рутине.

Настал день, когда Вера согласилась с мужем полностью:

— Мы могли бы продолжить поиск и разрушить до основания фейковые априорные структуры, заложенные в сознание человека и потерявшие свою актуальность сегодня, — сказала она. Ее голос звучал тихо, но уверенно. — Но я думаю, что цель эксперимента уже достигнута. Мы здесь и живы в своем времени, в новой для себя реальности, несмотря на произошедшее с нами переформатирование.

— По большому счету, в самом начале нашего опыта изучения мышления поствоенного человека мы с тобой и сами не до конца понимали, на что конкретно был направлен наш поиск. Нам с тобой, как и всем обычным людям, хотелось вернуться в наш привычный мир. Который из-за своей обыденности вызывал у нас иллюзию безопасности, — в еле заметной улыбке Толи читалось снисходительное отношение к самим себе — исследователям, жившим годом ранее.

— А потом нам показалось, что необходимо во всем искать смысл, поскольку после войны он был потерян. Ведь нам поначалу казалось непривычным перестать строить дома, покупать все новую и новую одежду. Мы перестали нуждаться во вкусе пищи. И в целом не стало смысла работать для того, чтобы жить комфортно. Само понятие комфорта потеряло всякий смысл, — Вера нервно теребила в руках коротенький простой карандаш. — А всего-то надо было додуматься до простой житейской мудрости — умения жить в беспрестанно меняющемся мире. И не пытаться искать в нем что-то неизменное.

Толя удивленно смотрел на жену. Сейчас она выглядела не как умудренный жизненным опытом и фундаментальным образованием профессор философии. Ему показалось…

Не может такого быть! Они словно вернулись в прошлое. Не в то довоенное недалекое прошлое, в котором они уже были уважаемыми, респектабельными и известными учеными. А в старое студенческое общежитие уральского города прошлого века. И в аудиторию диамата, в которой под укоризненными взглядами Маркса, Энгельса и Ленина занимались любовью после лекций.

По щеке Веры скатилась слезинка. А их уже привычно мрачная гостиная, в которой пару лет не было никакого освещения, потихоньку озарялась ровным белым светом.

— Так… О чем, говоришь, беседуют с тобой звезды? — взгляд Толи был полон того самого задора, который в свое время покорил Веру.