Две половинки райского яблока

Инна Бачинская, 2014

Наташа Устинова неожиданно для себя купила в странном магазине «Астарта» куклу-ведьму и, разочаровавшись в жизни и в любви, попросила ее о помощи. Ведьма… помогла: Наташа бросила опостылевшую работу в банке и устроилась переводчицей к таинственному иностранцу Джузеппе Романо. Он якобы приехал в Россию, чтобы посетить свое родовое гнездо – поместье Якушкиных, – и только ближайшее окружение итальянца знало истинную цель его визита. На самом деле он собирался найти некий загадочный артефакт, которым, по легенде, владел его предок, масон Лев Якушкин. Что это за предмет, никто толком не представлял, известно было лишь одно – он обладал необыкновенной магической силой. Конечно, не один Романо догадывался о его существовании – в город съехались и другие охотники за сокровищами. Именно поэтому Джузеппе обратился к Наташе – ей отводилась в поисках особая роль…

Глава 6

Пляшите, вам письмо!

Местный канал передавал новости культуры. Рок-группа «Голоса травы» отбыла на гастроли в Македонию. Руководитель «Голосов» в интервью на фоне ревущего самолета делился творческими планами. Оригинальный профессиональный прием журналиста с ревущим самолетом не удался — вместо смысла один рев. Рок-музыкант шевелил губами, закатывал глаза в поисках удачного словца, размахивал здоровенными кулачищами, а в итоге получался пшик.

Приехал всемирно известный маг и волшебник, обладатель дипломов международных академий оккультных наук, господин Ханс-Ульрих Хабермайер. Большая честь для города. Даст три концерта. Девушка — ведущая программы так и сказала — «концерта», а не сеанса. Господин Ханс-Ульрих Хабермайер, сравнительно молодой, весь в черном, согласно цеховой традиции, но, как ни странно, светловолосый — ни радикально-черных локонов по плечам, ни испепеляющих черных глаз, — улыбаясь, смотрел с экрана и кивал согласно. Сообщил по-немецки, что счастлив побывать в нашем городе, так как давно об этом мечтал. Девушка, запинаясь, перевела. Я рассеянно смотрела на экран. Ханс-Ульрих Хабермайер… не слышала… Дэвид Копперфильд — слышала… Развелось их ужас сколько!

Потом показывали какой-то сериал в духе соцреализма, но с современными реалиями. Некая молодая женщина, узнав, что жених-бизнесмен ей изменил, бежит на край света с одним чемоданом. Поступок, однако. Возвращается в жалкую полуразвалившуюся хибару, которую оставила много лет назад. Начинает жизнь с нуля. Ходит босиком, умывается из жестяного умывальника во дворе. Удобства в конце огорода в кино не показали, а напрасно. Гордая и независимая. Вот дура! Кому теперь хуже?

Я задремала под сериал. Анчутка пригрелся на подушке около моей щеки и мурлыкал так, что прямо ходуном ходил, даже шерстка шевелилась.

Когда я пришла в себя, в комнате было уже темно. По телевизору шел кулинарный час. Энергичная молодая женщина споро нарезала овощи и зелень, приговаривая воркующим голосом, как это легко, быстро и вкусно. Я тупо смотрела на ловкие движения ее рук. Анчутка мурлыкал прямо мне в ухо. Вставать не хотелось. Голова была тяжелой. Недаром говорят, что нельзя спать на закате. Ничего не хотелось. Ну и не встану, подумала я. Мне теперь все равно.

От оглушительного телефонного звонка меня словно подбросило. Я резво поднялась и побежала в прихожую. Анчутка упал на пол и взвыл обиженно. Звонила, разумеется, Татьяна.

— Ну, что там у тебя? — спросила она благодушно, и я поняла, что Танечка переоделась в халат, поужинала, положила на лицо маску, улеглась перед телевизором, убрала звук и теперь готова общаться. — Кстати, твой мобильник не отвечает.

— Упал в воду, нечаянно, — ответила я. — Отстирала платье?

— Отстирала. Там и стирать нечего было. А крику, а визгу! Истерика, валерьянка, все шепотом и на цыпочках… Конец света. Как это — упал?

— Молча. Взял и упал. Лежал на краю ванны, а Анчутка скинул.

— Понятно. А ты как… вообще?

— Нормально. Я бросила работу…

— Как бросила? — ахнула Танечка. — Он что, выгнал тебя?

— Никто меня не выгонял. Я сама ушла.

— Не понимаю, — говорит Танечка беспомощно. — Как же ты теперь?

— Не знаю. Умру с голоду, наверное.

— Как ты можешь смеяться? Ты с таким трудом нашла это место. Что случилось?

— Ничего. Цыганка нагадала мне фарт, только надо снять паутину.

— Паутину? Знаю! — Танечка даже не задумалась. — Я тебе говорила — в углу прихожей, здоровенная такая, помнишь?

— Не помню. Цыганка имела в виду другую паутину.

— Какую это? — удивилась Танечка.

— Которая застит глаза! И еще сказала, что я фартовая, аж завидно.

— Нич-чего не понимаю! — заволновалась Танечка. — Ты ж не веришь! Давай по порядку. Откуда цыганка?

— Ниоткуда. Минуту назад не было — и вдруг, как из-под земли, — крученая, быстрая, юбки ходуном. Села рядом, схватила за руку…

Танечка глухо ахнула:

— Сколько ты ей дала?

— Откуда у меня деньги? Я ей сразу сказала, что денег нет.

— А она?

— А она говорит, я и сама вижу.

— Так и сказала?

— Так и сказала. Уцепилась за руку, хватка железная, пальцы жесткие. Уставилась в глаза и выдала про паутину. А у меня прямо мороз по коже, представляешь?

— Ужас! Я их боюсь до обморока. Помнишь, я тебе рассказывала про соседку, которую цыганка заставила вынести из квартиры золото и деньги? Загипнотизировала и приказала, чтобы вынесла. А та и вынесла, помрачение нашло, говорит. Все до копейки. Ты ей адрес, надеюсь, свой не дала?

— Она не спрашивала, — сдержанно ответила я.

— То-то! Никогда не давай цыганке свой адрес! И вообще, как только увидишь цыганку, сразу бросайся на другую сторону улицы от греха подальше.

— Это было в парке, я ее даже не заметила.

— Так что она тебе сказала? Про паутину, а еще?

— Про фарт. И еще сказала — не продешеви!

— А что это значит? — озадачилась Танечка.

— Откуда я знаю?

— А в каком контексте она это сказала?

— Ну… — Я задумалась. — Она сказала — спроси свое сердце и… не продешеви! А, вспомнила! Еще сказала — жди знака!

— Какого знака?

— Не знаю!

— Нужно было спросить! — Танечка повысила голос. — Раз в жизни цыганка сказала что-то путное, да еще и без денег, а ты не спросила!

— Ты же им не веришь! — закричала я в ответ.

— Не верю! Но иногда они говорят правду! Цыгане — древняя раса, у них знания. Особенно если задаром.

— Какие знания? Откуда у древней расы знание про мой фарт? Татьяна, думай, что несешь!

— А что было потом?

— Ничего. Я позвонила Зинке и сказала, что заболела.

— Из-за цыганки?

— Нет. Не только.

— А что еще?

— Жору привезла на работу шикарная блондинка… утром, — сказала я мертвым голосом. — В серебряном «Ягуаре».

— Ты сама видела? — ахнула Танечка.

— Сама. Пряталась, как идиотка, за водосточной трубой.

— Вот гад! — воскликнула Танечка. — А может, родственница?

— Как же! Они там целый час целовались, никак не могли расстаться. А я за трубой. Видимость — как в первом ряду.

— Вот гад! — повторила Танечка. — А я бы назло прошла мимо и…

— И что?

— Ну не знаю… Поздоровалась бы! Громко! Пусть знает.

Я невольно рассмеялась, представив, как Татьяна проходит мимо «Ягуара» с высоко поднятой головой и громко здоровается в закрытое окно. А те, внутри — ноль внимания, знай целуются.

— Напрасно смеешься. Уж я бы не стала сидеть за водосточной трубой, уверяю тебя! Я бы нашла что делать! Или камнем!

— Я была не права, — вздохнула я. Имея дело с Татьяной, нужно всегда помнить, что она — честный, добрый, порядочный человек и любит меня. Потому что, если этого не помнить, то от ее словес запросто сносит крышу.

— И что теперь? — спросила Танечка.

— Не знаю. Поеду к родителям и выйду замуж за капитана дальнего плавания. Дашь мне свои рецепты квашеной капусты и медовика?

— Не дам! Только продукты переводить. Могу подкинуть ученика — у нашей комической старухи Игнатьевой племянник поступает в аспирантуру. Хочешь?

— Тоже комик?

— Тебе не все равно? Завтра же поговорю, — решила Танечка. — Жаль, что он женат.

— Почему жаль? — Я делаю вид, что не понимаю ход ее мысли.

— Потому, — отвечает Танечка. — А из Интернета еще не ответили? Спроси у соседа… этого… как его?

— Владимир Маркелов. Совсем забыла! Надо бы проверить… хотя вряд ли ответили. Если бы ответили, он уже давно прибежал бы.

— Переживаешь?

— О работе? Даже не знаю. Работа, в общем, паршивая. И начальница… Татьяна, почему, как баба начальник, так сразу — стерва?

— Конкуренция большая. Наша культура не признает женщину-начальника на генетическом уровне, — серьезно сказала Танечка. — И ей, чтобы пробиться, нужно обойти знаешь сколько соперников-мужиков? Чем она сильнее и стервознее, тем больше шансов.

— Понятно, — сказала я. Наступила пауза. — Откуда ты все знаешь?

— Мы пьесу ставили про одну директрису, которая преследовала своего подчиненного на сексуальной почве. Там еще много всяких рассуждений было.

— Ну, и чем дело кончилось?

— Он ее убил!

— Может, мне тоже убить Жору?

— Ты с ума сошла! — сразу же поверила мне Танечка. — Ломать себе жизнь! Прекрати!

— Работы нет, любовник бросил, на моих глазах с другой… что же мне остается делать?

— Если бог в одном месте закрывает окно, то в другом открывает дверь, — сентенциозно произнесла Танечка.

— Из какой пьесы?

— «Звуки музыки».

— Мой любимый мюзикл. Где бы найти капитана с детьми? Сколько их штук было? Семеро, кажется?

— Семеро. У нас в театре была похожая история. Наша бухгалтерша, давно уже, вышла замуж за вдовца, только не капитана, а майора. Майора милиции с детьми. Тоже семеро, и все девочки. Представляешь? Отчаянная женщина!

— И что?

— Ничего! Всех воспитала и поставила на ноги. Теперь, как праздник, за столом, говорит, сорок пять человек собираются — зятья, внуки, правнуки. А ты Жорку убивать собралась!

Я невольно хмыкнула — только Татьяне была видна связь между убийством Жоры и бухгалтершей из театра. Доискиваться смысла бесполезно.

— Кто это сопит в трубку? — спрашивает вдруг Танечка. — Нас подслушивают.

— Это Анчутка, — отвечаю.

— У него что, насморк?

— Он так мурлычет, — обижаюсь я.

— А может, он ждет, пока ты вернешься с работы!

— Кто? — не поняла я.

— Сосед, как его… этот Володя Маркелов. Я бы на твоем месте сама зашла к нему… прямо сейчас. Давай! А потом позвонишь, как и что.

— Ни за что не пойду, — уперлась я. — Он еще подумает, что я за ним бегаю.

— Глупости! Он первый начал. Думаешь, он случайно зашел к тебе за отмычками? Может, и про дверь придумал. Знаешь, у меня чувство, что неспроста все это… Ох, неспроста!

— Что именно?

— Я уже говорила! Все это… приглашение на распродажу, ведьма с метлой, сосед с дверью, теперь еще и цыганка в парке и Жора в «Ягуаре»! Ох, смотри, Наталья!

— А Жора каким боком?

— Одно из слагаемых, — туманно ответила Танечка. — А вместе — результат!

— Добавь еще: господин Хабермайер!

— Какой Хабермайер? — вскрикнула Танечка.

— Маг и волшебник. Даст три концерта в нашем городе…

Не успела я закончить фразу, как в трубке раздался вопль, и вслед — тишина. Волосы на моей макушке зашевелились, словно от легкого ветерка, и дыхание прервалось.

— Татьяна! — заорала я. — Что случилось?

Тишина в ответ. Ни звука на той стороне. Только шорох эфира…

— Танечка! Ты жива? — испугалась я.

— Посмотри на экран, — прошептали из трубки. — У тебя местная программа?

Я перевела взгляд на экран. Оттуда, обаятельно улыбаясь, смотрел прямо мне в глаза маг и волшебник Ханс-Ульрих Хабермайер. Изящным движением головы он отбросил со лба платиновые волосы, улыбнулся еще шире. Я судорожно вобрала в себя воздух.

— Татьяна, ты… ты… Я чуть с ума не сошла! Думала, у тебя грабители. Или инфаркт. Его уже показывали раньше. Орать-то зачем?

— Это знак, — прошептала Танечка.

— Какой знак?

— Знак, о котором говорила цыганка! Как ты не понимаешь! Цыганка говорила про знак, так ведь? Ну и вот, а потом ты говоришь — еще и Хабермайер, я смотрю на экран — а он там! Хабермаейр! Понимаешь?

— А дальше что?

— Не знаю, — угасает Танечка. — Что-нибудь это да значит…

И тут вдруг раздается звонок в дверь. Отвратительный дребезжащий звук! Я вскрикиваю, хватаясь за сердце.

— Что? — кричит Танечка. — Что случилось?

— Успокойся, — говорю я. — Звонят в дверь. Подожди, я открою. Не клади трубку!

— Спроси сначала, кто! — кричит Танечкин голос из трубки мне вслед. — Не открывай сразу!

За дверью — сосед Володя Маркелов. Легок на помине. Я вижу его выпукло-вогнутое лицо в глазок. Распахиваю дверь.

— Не помешал? — спрашивает Володя, входя и протягивая мне малиновую орхидею в длинной прозрачной пластиковой коробке.

— Нет, — отвечаю, беру коробку и подношу к носу. Коробка ничем не пахнет. — Ну, что вы, не нужно… — смущаюсь я. — Спасибо! Проходите, пожалуйста.

Он идет почему-то в кухню. Из комнаты уже спешит Анчутка, ковыляя на кривых ножках. Задирает голову и издает вопль.

— Черный волк! — приветствует его Володя и берет на руки. — Подрос как!

Мы усаживаемся на табуретки.

— Кофе? — спрашиваю я.

— С удовольствием, — отвечает Володя.

— Еще есть печенье, хотите? — Татьяна упала бы в обморок от такого гостеприимства.

— Отлично, — отвечает Володя слегка невпопад и смотрит на меня загадочно.

— Что? — спрашиваю я.

Он лезет в карман джинсов и достает оттуда сложенный вчетверо листок. Поднимает над головой, как укротитель зверей — кусочек сахара. Мы с Анчуткой смотрим на листок. Неужели?

— Вам письмо, — говорит Володя. — Пляшите!

— Ох! — вырывается у меня. Я несусь в гостиную и хватаю трубку. — Татьяна!

— Слава богу! — кричит она. — Я уже думала, взломщики! Кто это?

— Сосед Володя, — отвечаю я. — Мне ответили!

— Кто?

— Не знаю еще. Сейчас прочитаю.

— И сразу позвони, — требует Танечка. — Расскажешь. Все-таки права была цыганка! Я же говорила!