Две половинки райского яблока

Инна Бачинская, 2014

Наташа Устинова неожиданно для себя купила в странном магазине «Астарта» куклу-ведьму и, разочаровавшись в жизни и в любви, попросила ее о помощи. Ведьма… помогла: Наташа бросила опостылевшую работу в банке и устроилась переводчицей к таинственному иностранцу Джузеппе Романо. Он якобы приехал в Россию, чтобы посетить свое родовое гнездо – поместье Якушкиных, – и только ближайшее окружение итальянца знало истинную цель его визита. На самом деле он собирался найти некий загадочный артефакт, которым, по легенде, владел его предок, масон Лев Якушкин. Что это за предмет, никто толком не представлял, известно было лишь одно – он обладал необыкновенной магической силой. Конечно, не один Романо догадывался о его существовании – в город съехались и другие охотники за сокровищами. Именно поэтому Джузеппе обратился к Наташе – ей отводилась в поисках особая роль…

Глава 4

Вызов

Володя вернулся через тридцать минут. Как свой, прошел прямо в кухню, поставил на стол белый металлический кейс. Раскрыл. Взглянул на меня — поехали? Я кивнула.

Плод совместных усилий в законченном виде выглядел следующим образом:

«Молодая женщина приятной наружности (тут наши мнения разошлись — я считала, что в такого рода информации нет никакой необходимости, но Володя сказал, что это повышает мои шансы. При этом он бесцеремонно меня рассматривал) с университетским образованием, свободно владеющая тремя европейскими языками, проживавшая долгое время в одной из европейских стран, ищет интересную, хорошо оплачиваемую работу в качестве секретаря-референта в сфере бизнеса, политики (что за бред!), художественного и технического перевода, туризма. Возможны также педагогика и тьюторинг. Поездки за рубеж приветствуются. Резюме предоставляется по первому требованию».

Электронный адрес прилагается. Даже два. Мой собственный и Володин, для солидности и надежности. «Уж я-то не пропущу», — заявил он снисходительно.

Мы еще раз перечитали объявление. Женщина, о которой шла речь, была мне незнакома. Это была светская дама, молодая, красивая, предприимчивая, проживающая постоянно за границей и оказавшаяся дома совершенно случайно — скажем, приехала получать наследство после смерти богатого дядюшки и застряла по причине… ностальгии. Прекрасно одетая… Я бросила взгляд на свои рваные чулки. Знающая, чего хочет, и умеющая отсечь все, что может помешать успешной карьере. Даже любовь! Карьера версус любовь. Женщина из объявления, вне всякого сомнения, выберет карьеру и экономическую независимость. Жребий брошен, и Рубикон остается позади. Только непонятно, что общего у меня с этой женщиной… А Володя… однако! Неужели он видит меня такой? Или просто дал волю фантазии? Интересно, бывает у программистов фантазия? Или они по жизни жестко придерживаются одних лишь фактов и математики?

И вообще, что ему нужно? Должна заметить, что все мы стали такими меркантильными и подозрительными, что совершенно перестали верить в добрые намерения и взаимопомощь, увы.

Сомнения, видимо, отражались у меня на лице — я поймала взгляд Володи, в котором светились любопытство, ожидание… еще что-то… азарт? Как будто он поспорил о чем-то сам с собой и теперь с нетерпением ожидает, кто выиграет.

— Нужно убрать про долгое проживание за границей. Три месяца всего…

— Уберем, — легко согласился он. — Еще есть замечания?

Я пожала плечами:

— Нет, кажется.

Мы помолчали.

— Кто такая Шеба? — спросила я вдруг, чем, видимо, озадачила его.

— Не знаю, — удивился он. — А что?

— А можно поискать в Интернете?

— Можно, в принципе, — ответил он. — Как пишется?

Я продиктовала. Он напечатал, побегал пальцами по клавишам и в итоге получил несколько десятков страниц о Шебе.

Оказалось, Шеба не кто иная, как царица Савская. Экзотическая и загадочная женщина, воплощение божественной мудрости, а также ясновидящая, о которой упоминают мировые исторические источники. Жила три тысячи лет тому назад в Сабе или Шебе, была такая доисторическая страна… Ученые до сих пор спорят, где она находилась. Одни считают, что на территории современной Эфиопии, другие настаивают на Йемене. Одна из легенд рассказывает, что во дворце царицы жили около двухсот кошек, поэтому в народе ее называли Королевой кошек. Но это недостоверно, утверждают известные ученые. Легенда эта, считают они, из разряда исторических сплетен и досужих выдумок.

— А Шеба имеет какое-нибудь отношение к Хеллоуину? — спросила я.

— К Хеллоуину? — удивился Володя. — По-моему, нет. Я думаю, Хеллоуин появился гораздо позже. И совсем в другом месте.

— Откуда вы знаете?

— Про Хеллоуин? Читал где-то… Все знают… Интересовался историей, — ответил он неопределенно. — Ну, что, закидываем?

— Валяйте, — разрешила я.

Его пальцы летали по клавишам, взгляд прирос к экрану, на лице рисовалось вдохновение. Он напоминал пианиста. Или… пришельца с технократической планеты, совершенной и гармоничной, не имеющей ничего общего с миром человека.

Потом мы снова пили кофе и ели бутерброды. Причем на сей раз Володя принес свой кофе. Удивительно практичный молодой человек. Его кофе был лучше моего и дороже. Удивительно, как много развелось богатых людей вокруг…

* * *

Еще из прихожей я услышала пронзительный телефонный звонок. Звонила Танечка Сидорова. Ее интересовало, как я. Подтекст — растоптанная, несчастная, униженная. Я ответила, что хорошо, чем удивила ее. Она уже готова была бежать на помощь, и мое «хорошо» выбило ее из седла. Чтобы не разочаровывать Танечку, я сообщила, что мне тяжело, но я стараюсь изо всех сил держать себя в руках. Она вдохновилась и предложила пойти в парк подышать свежим воздухом.

Мои родители на старости лет сошли с ума, по выражению маминой подруги Али. Отец — бывший военный — ударился в бизнес, для чего три года назад переехал к своему брату и моему дяде Руслану на Дальний Восток. Дядя Руслан был торговым моряком, а когда вышел на пенсию, затеял бизнес по продаже леса и металлолома японцам. Дела шли ни шатко ни валко, но все-таки шли.

Мама часто звонит, втайне надеясь однажды услышать в трубке мужской голос, но… увы. А как Танечка Сидорова, спрашивает мама. И побаивается услышать в ответ, что с Танечкой все в порядке, вышла замуж, собирается рожать. Из-за Танечкиной радости моя неприкаянность покажется ей еще горше. Моя мама любит Танечку и желает ей счастья, но ей делается немного легче оттого, что нас, таких нескладех, двое.

Моя подруга Танечка Сидорова — цветущая жизнерадостная женщина. Кто-то, возможно, нашел бы ее… как бы это сказать… простоватой или не особенно умной, или просто толстой… что неправда! Просто Танечка говорит, что думает. Справедливости ради нужно заметить, что не столько говорит, сколько ляпает. Бывает, ничего не попишешь. И пара-другая кэгэ лишнего веса в наличии. Зато в ней столько мягкости и желания утешить первого попавшегося горемыку, прижать к своей пышной груди, даже одолжить деньги, что на работе она пользуется заслуженной любовью. У всех — даже у заклятых врагов. Чего-чего, а врагов в том месте, где она работает, навалом. Танечка работает костюмером в городском драматическом театре. Она — актриса в душе, она видит себя тонкой, стремительной, поразительно красивой и ведет себя соответственно. Разговаривает тонким детским голоском, обожает цитаты из пьес, сентиментальна и любит всех мирить. А также разнимать в драках и призывать к любви и дружбе. Другого человека уже давно бы сожрали с потрохами за подобные художества, но Танечку не только терпят, но и любят. Хотя и хихикают за спиной, и крутят пальцем у виска.

Однажды, когда новый режиссер накричал на нее и чуть ли не обозвал коровой — он сказал, что не потерпит неповоротливых, как корова… как корова! — весь коллектив дружно, как один, устроил ему импичмент. Даже подхалим и трус Трубецкой, герой-любовник, в едином порыве примкнул к массам, что было просто поразительно. И режиссеру пришлось просить у Танечки прощения и целовать ей руки. Он даже встал перед ней на колени — умным человеком оказался и незлым. И с чувством юмора. Только излишне взрывным. Они потом даже подружились. Режиссер был холост, да еще с язвой желудка, и Танечка подкармливала его домашней едой, причем без всяких задних мыслей.

Почему ее любили? Все до одного, включая климактерическую Приму, бросающуюся косметикой и париками? Да потому что в Танечке Сидоровой не было ничего, ровным счетом ничегошеньки из того, что могло бы вызвать хотя бы намек на возможность соперничества, а только одна доброта и готовность немедленно бежать и выручать. «Ангел мой», — называл ее директор театра. Театральный художник Гриша изобразил Танечку в белой хламиде, похожей на пуховую перину, и с крылышками. А ведь ангел, как известно, существо бесполое…

Мы дружим с третьего класса, уже… даже страшно подумать, сколько лет. Танечка живет одна, замужем никогда не была, но мечтает о семье и детях. Она из тех немногих одиноких женщин, которые умеют есть красиво, а не питаются булочками и бутербродами. Когда я забегаю к ней на минутку по дороге домой, она тут же, не слушая возражений, принимается вытаскивать фамильное серебро и бокалы для вина. И ставит на стол плетеную корзиночку, где на салфеточке лежит красиво нарезанный хлеб. Салфетки, кстати, льняные, как и скатерть, а не бумажные. Мы не перекусываем, давясь, на ходу, косясь взглядом в голубой ящик. Мы обедаем или ужинаем, неторопливо беседуя. И никаких бормочущих под руку телевизоров!

На вверенном Танечке участке работы царит безукоризненный порядок. Кроме того, она отлично шьет. Платье, которое она мне одолжила для свидания с Жорой, было сшито ее руками. Давно уже, когда она была на несколько размеров меньше.

…Мы бродили по парку. Жесткие листья пружинили под ногами. Между ними торчали пики удивительно свежей, мокрой от ночных заморозков и все еще зеленой травы. Запах стоял оглушительный — пахло грибами, палыми листьями, влажной землей. День выдался удивительно приятный — бледное солнце проглядывало на серо-голубом небе, было безветренно и очень тихо. Даже городские шумы куда-то отступили. Танечка подбирала листья кленов, которые собиралась раскрасить золотой и серебряной краской, сделать букет, добавив траву с кисточками, и таким образом еще больше украсить свой дом. Мы двигались очень медленно, так как Танечка выбирала самые красивые листья. Она поминутно останавливалась, нагибалась, поднимала лист с земли, рассматривала его внимательно со всех сторон и присоединяла к букету. Или бросала. На лице ее было написано вдохновение. Танечка все, даже самую нудную работу, делает со вкусом. Я вспоминала Жору, разговаривая не столько с Танечкой, сколько с собой.

Танечка, казалось, не слушала, поглощенная листьями, но замечания ее говорили об обратном.

— Бедный, — вздыхает она. — Не может найти ту, одну-единственную…

— Кто? Жора? Бедный? — возмущаюсь я. — Бабник твой Жора! Распущенный, избалованный, инфантильный тип!

— Он просто не встретил свою женщину, — возражает Танечка.

«А я?» — хочется спросить мне, но я не решаюсь. Танечка тут же начнет простодушно доказывать, что… что… я, разумеется, хороший человек, но, может, Жора ищет что-нибудь… необычное… полное романтики, не похожее на других… Певицу, или актрису, или наездницу на лошади в цирке, а не… старшего экономиста. Иногда я ловлю себя на мысли, что мне хочется убить Танечку!

— У тебя есть его фотография? — спрашивает она.

— Откуда? — отвечаю я с горечью. — Если бы наш роман продлился хотя бы месяц…

— Жаль, — говорит она и добавляет: — Посмотри, какой славный листик!

— Хороший, — отвечаю я. — Ты знаешь, я ищу новую работу… Не хочу оставаться в Союзе.

— Я тебя понимаю, — говорит Танечка. — Каждый день видеть, как он проходит мимо с другой, держа ее руку в своей руке, и увозит ее на машине… (Любительница сериалов, черт подери!) А какую работу? — спрашивает она.

— Любую. Переводчика, частного преподавателя. Не знаю. Я просто хочу уйти оттуда и не видеть его больше.

— Ищешь через газету?

— Нет, через Интернет! Мне помог сосед.

— Сосед? — Танечка перестает собирать листья и выпрямляется, изумленно глядя на меня. — Какой сосед?

— Обыкновенный. Из двадцатой квартиры! — Я начинаю заводиться — как будто у меня не может быть соседа! — Он бегал утром, захлопнул дверь и позвонил мне…

— Хотел влезть через балкон? — догадалась Танечка.

— Нет! Ему нужны были отмычки.

— И ты дала ему отмычки?!

— У меня нет отмычек! — кричу я. — Татьяна, какие отмычки! Я что, домушник, по-твоему?

— Но ты же сама сказала… — обижается Танечка.

— Я сказала, что ему нужны были отмычки, но это не значит, что они у меня есть!

— А как же он открыл дверь? — Танечка недоуменно смотрит на меня.

— Да плевать я хотела на его дверь! Почему это должно меня волновать? — завопила я. Логика, однако!

— Но не ломать же дверь, — говорит Танечка. В ее взгляде осуждение.

— Он взял у меня какие-то железки… — сдаюсь я. — Из ящика в кухне… и открыл дверь. Не знаю, какие железки, — предупреждаю я следующий вопрос Танечки. — Какие-то. Его зовут Владимир Маркелов, работает программистом. Все!

— Женат? — спрашивает Танечка.

— Не похоже. О жене он не упоминал.

— Красивый? — спрашивает Танечка.

Я задумываюсь. Красивый? Не знаю. Румяный — да. Голубоглазый — да. Хорошо улыбается — да. Любит животных…

— Кстати, — говорю, — у меня появился кот. Котенок.

— Купила? — снова останавливается Танечка.

— Нет, сам приблудился. Сидел под дверью.

— Нужно немедленно показать его врачу.

— Зачем?

— Может, он больной.

— Татьяна, ну, что ты несешь? Почему это он больной? Прекрасный аппетит, прекрасно выглядит, орет так, что в ушах звенит.

— Почему же он орет?

— От полноты жизни. Требует внимания и ласки.

— А как ты его назвала?

— Анчутка.

Танечка ахает.

— Плохое имя! Ты хоть знаешь, что такое «анчутка»?

— Неряха и растрепа… ну, что-то вроде… Он совсем крошечный, с большой головой и громадными ушами… Настоящий анчутка.

— Анчутка — это чертенок! Вроде домового. Назови его лучше как-нибудь по-другому. Барсиком или… еще как-нибудь. Ты представляешь, сколько раз в день ты будешь поминать черта?

— Татьяна, успокойся! Какой Барсик, если он настоящий Анчутка? Может, он и правда домовой. Если бы ты видела, как он дрался с персом в десять раз больше себя!

— Откуда у тебя перс?

— Пришел с соседом из двадцатой квартиры.

— Твой сосед бегает с котом?

Я уставилась на Танечку — ей трудно меня удивить, мы знакомы сто лет, но сейчас ей вполне это удалось.

— Ага, наперегонки, — буркнула я. — Почему ты так решила?

— Ты же сама сказала, что он захлопнул дверь и пришел к тебе с персом. Значит, перс был с ним, а не в квартире.

Резонно, ничего не попишешь.

— Это был не его кот, — ответила я. Не разговор, а сплошной сюр.

— А чей?

— Он не знает. Чужой. Из нашего подъезда. Какая разница! — Я снова начинаю терять терпение. — Перс залетел в квартиру, как ненормальный, и набросился на Анчутку.

— Может, бешеный?

— Может. Анчутка дрался как лев. Кстати, — вспомнила я, — эта порода котов называется «черный волк».

— Никогда не слышала о такой породе. Перса ты тоже оставила себе?

— За каким чертом мне два кота? Этот перс здоровенный, как собака, его и не прокормишь. Мы его выбросили за дверь.

— А что было потом?

— Мы пили кофе… с пирожными.

— Он красивый? — спросила Танечка еще раз.

Я пожала плечами.

— Обыкновенный. Жора красивее.

— А потом?

— Потом мы вместе сочиняли объявление «ищу любую работу» и закидывали в Интернет.

— Он не пытался тебя поцеловать?

— Ты с ума сошла? — я воззрилась на Танечку, раскрыв рот. — Мы же незнакомы… практически. Мусор выбрасывали вместе два раза, да и то не факт.

— Если выбрасывали вместе, значит, знакомы, — возразила Танечка.

Резонно, опять ничего не попишешь. Хотя и не повод для поцелуев.

Так, непринужденно беседуя и шурша листьями, мы медленно брели по парку. Сначала по аллеям, затем просто по траве. Вдруг парк закончился, и мы оказались на улице Гоголя. Нос к носу с четырехэтажным особняком красного кирпича под номером тринадцать. Где помещался магазин магических принадлежностей и всяких хеллоуинских штучек под названием «Астарта».

— Здесь магазин, — я ткнула пальцем в дом. — Называется «Астарта». Всякие куклы и страшилки. Я прикупила ведьму.

— Ведьму? — удивилась Танечка. — Настоящую? Зачем тебе ведьма?

— Что значит «настоящую»? — не поняла я.

— Ну, настоящую… ведь можно обозвать ведьмой… ну, я не знаю… куклу какую-нибудь… какого-нибудь урода. У нас в театре, например, мы называем ведьмой нашу Приму.

— А-а-а… в этом смысле. Настоящую. Самую настоящую. С метлой, и выражение лица у нее… — я запнулась в поисках слова. Лукавая ухмылка Шебы стояла у меня перед глазами. Ухмылка, ямочки на щеках, приподнятая ножка в полосатом красно-белом чулке… — Выражение лица у нее самое что ни на есть… ведьмовское. Зовут Шеба.

— Шеба? — повторила Танечка. — Никогда не слышала. А зачем ты ее купила?

Хороший вопрос. Я пожала плечами — если бы я знала!

— Не знаю. Просто купила. — Я даже не стала рассказывать Танечке, что мчалась как на пожар, чтобы успеть до закрытия купить мою ведьму. — Хочешь посмотреть игрушки? Можем зайти.

— А что у них еще есть?

— Скелеты в шляпях, ведьмы в колпаках, пластмассовые тыквы. Маски всякие жуткие. Много чего. Я не успела все рассмотреть. Магические предметы. Магазин уже закрывался.

— А откуда ты знаешь про этот магазин?

— Они прислали мне открытку, пригласили на распродажу.

— Они пригласили тебя на распродажу игрушек? — поразилась Танечка. — Почему именно тебя?

— Понятия не имею. Ты разве никогда не получала по почте приглашения на распродажу?

— Что-то тут не то… — протянула с сомнением Танечка. — Получала на распродажу одежды, посуды, холодильников, но… почему магические предметы? Странно это как-то, и ведьма тоже… С чего это тебе вздумалось покупать ведьму? Ты же никогда не интересовалась магией.

— Я и сейчас не интересуюсь магией, — ответила я с досадой. — И не верю ни в чертей, ни в привидения. А Шеба понравилась мне как… кукла. Обыкновенная кукла. Хорошенькое личико и платье красивое — лиловый атлас, и берет с пером.

— Как пошито? — заинтересовалась Танечка.

— Пошли, посмотришь, — предложила я. — Купим копченой рыбки, сварим картошки. У меня вино есть. А хочешь, можно пива.

— Магия, странные письма, сосед, которого ты не помнишь, коты, которые врываются в квартиру… — Танечка принялась загибать пальцы, пропуская мимо ушей предложение насчет копченой рыбки и пива. — Ты же терпеть не можешь кошек! Что-то здесь не то, какой-то странный водоворот не поддающихся логике странных событий… — Она покачала головой. — И что бы все это значило? Чует мое сердце, неспроста! Ох, неспроста. Наталья, а ты ничего такого не чувствуешь?

— Ага, заговор потусторонних сил. Конечно, чувствую. Кушать хочется. Татьяна, опомнись! Какие потусторонние силы? О чем ты? Я и потусторонние силы? Пошли, познакомлю с живой ведьмой из «Астарты». Ты ее сразу раскусишь.

…Магазин «Астарта» был закрыт. Надпись на белой табличке по-прежнему предлагала желающим звонить два раза, но живая ведьма нам так и не открыла. Мы нерешительно стояли на крыльце. Танечка предложила позвонить три или четыре раза — пусть выйдет Генрих О. или доктор Остроумов и объяснят, когда работает магазин. Мы так и сделали, но дом по-прежнему оставался безмолвен. Никто к нам так и не вышел.

Видимо, распродажа уже закончилась…

— Покажи ведьму, — попросила Танечка, когда мы пришли. — Где она?

— Под торшером, — ответила я. — Посмотри сама, я в кухню.

— Ничего особенного, — сказала Танечка, входя в кухню минут через пять. — Не понимаю, что ты в ней нашла?

Она придвинула к столу табурет и уселась, при этом больно стукнувшись коленом о ножку стола.

— Черт! — вскрикнула Танечка, рассматривая колено. — Ну, угораздило! Третий раз за неделю!

— Осторожнее, — заметила я. — У меня мебель и так на ладан дышит, а ты тут со своими коленями!

— Подумаешь, — пробормотала Танечка, — мебель ей жалко! А где животное?

— Какое живот… Анчутка? Где-то здесь, — ответила я и позвала: — Кис-кис-кис, Анчутка, иди сюда!

Но Анчутка не появился. Я заглянула под стол, за буфет, приоткрыла дверь в ванную — если он там, то пусть выходит. Напрасно. Котенок исчез.

— Не знаю, — сказала я неуверенно. — Завалился куда-нибудь и дрыхнет. Потом посмотришь. Давай чистить картошку!

— И все-таки что-то здесь не так, помяни мое слово, — заметила Танечка.