С.нежное сердце. Книга первая из четырёх

Илья Алексеевич Видманов, 2021

В и так-то непростой жизни следователя по уголовным делам Романа Павловича Птачека происходят крутые, прямо-таки судьбоносные изменения. Половина их накликана спецификой службы, вторая же – его собственной виной. И если бы всё это были лишь бандиты, преступники и всякие там желающие ему самого худшего негодяи… Ах! Как легко тогда было бы! К сожал… К сча… В общем Фортуна тут заготовила нечто совершенно особенное. Наблюдайте – и радуйтесь, что не являетесь прямыми свидетелями! Содержит нецензурную брань.

Из нового в старое

Начатое ещё летом, дело об ограблении туристки тянулось аж до декабря. Как и советовала дочь Роман нашёл убитую в соцсети по совпадению лица — бот хорошо сработал. Несчастная приехала из Нижнего Новгорода — видимо, как и все, хотела посмотреть на новые, выстроенные к чемпионату стадионы. На её странице оказалась уйма снятых уже в Самаре фоток, где женщина позирует в дорогих украшениях: золотая цепочка, золотые серёжки, золотые часики на тонком ремешке… Не бог весть что, но уж получше нуля.

Дальше на три месяца дело заглохло, но потом от одного ломбардщика-сексота пришла весточка: отпетый, известный на районе ханыга занёс дорогие женские часы. Сломанные, с треснувшим стёклышком, зато фирменные и по граммам ценного металла увесистые. Ломбардщик этот ещё с той репутацией — пока к ногтю не прижмёшь будет юлить до последнего, на сотрудничество идёт только из страха, что прикроют. И есть за что… Но часов он этих испугался. Такие вещи не носят люди, могущие с кем-нибудь просто так подраться, чтобы такие тикалки взять и по дурости раздолбать. Тем более женские. Увидел лобмардщик эти часы, взяла его жадность и купил он их за пятую часть цены. Купил, обрадовался… потом пригляделся, призадумался… вспомнил, что он сексот и позвонил патрону.

Дальше пошла настоящая головная боль. Продавший часы ханыга куда-то запропастился.

Пока его отыскали в деревне у друга, такого же пьяницы, прополз ещё целый месяц. Раскручивать же раба Бахуса оказалось ещё тяжелее, чем искать — тот вообще ничего, кроме имени матери, вспомнить не мог. В самом деле, не прикидывался. Выжимая из него словечко за словечком, как выцеживают берёзовый сок по капельке, Роман чуть не рехнулся! Однажды ханыга натрескался прямо в следственном изоляторе, а когда его за руки притащили на допрос, он только ронял слюни и пытался заснуть под лавкой.

Но всё-таки получилось. Часы к синяку свалились от собутыльника — старого кореша, в июне вернувшегося с крытки. Пришёл тот к нему в гости, они выпили. Потом ещё. Ещё добавили… Ханыга не помнил, как именно он стащил у корефана часы. Наверное просто шарил по карманам, когда тот уснул. Вместе с часами была ещё какая-то серёжка, но ту он потерял…

Стали искать «корефана». Настроились на худшее, однако кончилось всё просто удивительно — тот укатил в Ульяновск и почти сразу же после выхода снова загремел там за разбой. Когда им поинтересовались из Самары этот гражданин уже сидел на скамье подсудимых. Потрясающе удачно вышло, что среди ульяновских следаков попался настоящий ловкач: смог заставить отморозка сознаться ещё и в самарском «подвиге». Уж и как сумел?.. Преображенов лично звонил и благодарил его.

Таким образом этот неприятный «глухарь» и упорхнул. Капитану Птачеку пожали руку, сказали несколько приятных слов и послали работать дальше. Всё кончилось двадцать четвёртого декабря, до нового года осталось всего ничего. Роман не стал рассказывать дочери об успехе, решил приберечь новость на праздничный день. Тридцать первого в середине дня, когда он готовил мясо а Настя резала салат, Роман обронил как бы невзначай:

— Кстати, Настён… А помнишь, я тебе про убийство женщины рассказывал? Ну той, летом ещё, которая туристкой оказалась…

— Эм-м-м… Угу… — На отца она и не посмотрела, овощи чикала бесстрастно и молчаливо, как робот.

Роман открыл духовку и пылающая пасть поглотила поднос с телятиной.

— В общем, дочурочка, я тебя поздравляю. Ты оказалась права! — Хлопнув дверцей, Роман повернулся и сверкнул улыбкой. — Твоя догадка с соцсетью стала тем шагом, с которого мы сумели начать. Ты можешь собой гордиться!

Настя что услышала, что нет — ничего в её движениях не поменялось. Роман не видел, но прекрасно представил, что и в лице она не переменилась. Как стояла, сгорбившись над доской, так и осталась стоять.

— И больше всех тобой горжусь я! — Он подошёл и обнял дочь. — Ты умница! Настоящая умница!

И поцеловал её в макушку.

— Спасибо. — Настя дорезала морковь и стряхнула с доски в общую тарелку.

Роман отошёл, постоял… Скривив губы, он стал искать, что бы ещё такого вдохновляющего вымолвить, но Настя вдруг отрезала:

— Ты можешь идти, пап. На кухне я справлюсь сама.

Роман открыл было рот… но закрыл и почесал в затылке. Дочь двигалась с бесстрастностью машины, смотрела только перед собой и не оборачивалась.

— Ну ладно, красатулечка моя, ладно… — Он ухватил сзади верёвку и потянул — пояс жёлтого фартука с уточкой развязался. — Если что будет нужно — только свистни.

— Ага… — Настя самую малость кивнула. — Посмотри, кстати, тебе там подарок в зале у зеркала.

— Хорошо! — Фартук прыгнул на крючок, а Роман ещё раз с энтузиазмом поцеловал дочь в макушку. — Уже иду!

Выйдя с кухни он устремился к зеркалу. Взглянув ненароком в отражение — на него посмотрел черноволосый, с широким лбом и такой же широкой челюстью мужчина — Роман опустил глаза и наткнулся на маленький, в фиолетовой ленточке футляр. Интересно, что там?.. Вообще-то нельзя распаковывать до курантов, надо терпеть…

Поборовшись с любопытством он подарок всё-таки отложил. Потом вскроет, после двенадцати. Вместе с дочерью. Взяв пульт Роман устроился в кресле и стал щёлкать каналы: первый, второй, спортивный, исторический, про природу, снова спортивный… Нет, назад. Где там про природу?

Передача рассказывает о красотах Сибири, а с кухни докатывается шкварчание, клацанье и жужжание. Спустя минут двадцать в зал приплыл соблазнительный, пробуждающий голод аромат. Рот наполнился слюной, Роман голодно сглотнул. Даже живот заурчал, как лягушка на болоте.

В коридоре прошаркали шаги. Настя вышла из кухни, тоже уже без фартука. Не взглянув на родителя она прошла в свою комнату. Из-за стены донёсся её звонкий девичий голос.

— Пап, всё готово! На стол я накрыла!

Телевизор послушно умолк. Роман улыбнулся и предвкушающе потёр ладони, уже хотел встать… но остановился. Что-то в тоне дочери его насторожило.

— В смысле накрыла?.. Ещё же ведь не двенадцать… Настенька?..

Молчок. Роман подождал, но ответа так и не последовало. Хлопнув по коленям он встал, сделал пару шагов и опёрся плечом о косяк у закрытой двери.

— Доченька… — Роман поднял руку и несильно постучал пальцем в полотно. — Настенька… А что ты там делаешь?..

Опять молчание. В голову уже полезли нехорошие мысли, когда вдруг выстрелил ответ:

— Переодеваюсь!

Глядя в закрытую дверь Роман постоял… потом отошёл и вернулся в кресло. Подперев челюсть кулаком он закинул ногу на ногу и стал ждать. Запахи с кухни всё ещё соблазняют, только вот аппетит куда-то делся. Минут пятнадцать висела тишина, наконец дверь открылась и дочь вышла: накрашенная, с колечками и серёжками, в светлом, очень красивом платье, подаренном ей матерью по окончании восьмого класса.

Настя — не Настя, а снежная королева из сказки. Холодная, не улыбчивая, с подведёнными тушью глазами и перламутровыми губами.

— Доченька… — От удивления у Романа упала подпирающая челюсть рука. — Чё-то я не понял…

Настя прошла мимо отца и остановилась напротив зеркала.

— Я буду праздновать новый год с подругами. Мы собираемся у Люды, ты её знаешь. Не волнуйся, пап, ничего такого там не будет.

Сказала и, как ни в чём не бывало, пошла к выходу.

— Доча! — Роман вскочил, как ужаленный. — А мне-то ты почему ничего не сказала?!

Настя взяла куртку.

— Не сказала?.. — У неё поднялись брови. — Наверное запамятовала… Но, в любом случае, мы с девчонками уже договорились, так что я всё равно пойду.

Роман подступил к своему ребёнку. От удивления он часто заморгал, у него даже престал закрываться рот.

— Но… Настя… Я думал мы встретим новый год вместе, как семья… Разве мы с тобой это не обсуждали?..

— Нет, пап, не обсуждали. — Дочь нагнулась к сапогам. — Наверное это ты сам так решил, а меня не предупредил.

Одевшись, она потянулась к дверной ручке. Рука Романа сама, будто по собственной воле, легла ей на плечо.

— Доча…

Дочь покосилась на его ладонь… и холодно перевела взгляд на его глаза.

— Пап… — Её взгляд стал прямым и словно бы металлическим. — Этой своей новостью о переезде ты и так сделал мне большущую подножку. Спасибо тебе огромное… Не лишай меня хотя бы возможности побыть в праздник с подругами, которых я, возможно, очень долго теперь не увижу.

Роман смотрел на Настю, будто одеревенелый. Пытаясь справиться с собой он постарался руку убрать, однако та не пожелала сдвинуться. Прилагая просто титанические усилия, миллиметр за миллиметром ладонь с дочериного плеча он всё-таки стряхнул… и сразу сдулся, стал худее, сгорбился.

— Хорошо… — Голос его упал и разбился. — Хорошо, доченька… Делай, как полагаешь нужным…

Настя повела плечом, на котором только что лежали отцовские пальцы. Цокая каблуками она распахнула дверь и, не оборачиваясь, ушла. Глядя ей в спину Роман застыл и опомнился лишь, когда цоканье прекратилось, а подъездная дверь там внизу давно уже хлопнула. Медленно, как в тяжком недуге он за дочерью наконец закрыл… и медленно, словно несёт гроб потопал в зал.

Оставшийся вечер Роман провёл тупо уставившись в телевизор, а на кухню заглянул лишь когда до нового года осталось пять минут — за коньяком.

Фиолетовая ленточка с дочкиного подарка слетела под ноги, футляр раскрылся и в ладонь лёг галстук — красивого тёмно-синего цвета, приятный на ощупь. Небрежно завязав узел, Роман сунул, как попало, голову в петлю и свинтил с бутылки крышку.

— С Новым Годом! — закричали из телевизора.

— С новым счастьем… — Роман запрокинул бутылку и жадно глотнул.

***

Новость о переезде в штыки восприняла не только дочь. На службе Романа не поняли и бросились отговаривать ВСЕ. Друзья наперебой приводили доводы, ставили аргументы, один даже выступил с пламенной речью, почему Роман ошибается и переезжать ему нельзя ни в коем случае! Такое стало неожиданным и приятным: неужто любят и ценят?.. Или боятся, что без него придётся совсем туго?..

Только двое отнеслись вроде бы спокойно — Обжигалов и начальник. Обжигалов, как узнал, просто подошёл и спросил:

— Ты чего, Ром — переезжаешь?..

— Ну да.

— Ага, понятно… Ну удачи.

И пожал руку.

Начальник, когда Роман пришёл с заявлением, сдвинул сердито брови, посмотрел это так с претензией, как генерал на солдата, сломавшего метлу, и поинтересовался:

— Ты что?.. Серьёзно?..

— Да, Владимир Дмитриевич. Серьёзно. Я не передумаю.

— А я тебя и не отговариваю… — Преображенов уронил взгляд на листок и громко, слишком громко прочистил горло. — Значит ты уходишь… Совсем со службы собрался?..

— Нет, Владимир Дмитриевич. Я перевестись хочу. Как думаете — найдётся для меня в Тольятти местечко?..

Преображенов будто и не услышал. Глаза его бежали по строчкам сверху вниз, перечитывали… и вдруг поднялись на Романа.

— Намёк понял… — Со стуком он выдвинул ящик и бумажку спрятал. — Ладно, Ром. Решил, так решил. Я с Понятовским знаком, он там по Автозаводскому району назначен. Хотя, конечно, занимаются они почти всем подряд — как и у нас тут. А располагаются вообще в центре… Я с ним созвонюсь и о тебе поговорю.

От радости Роман аж подскочил, ладонь его подлетела к виску.

— Премного благодарен!

Не обращая внимания на такие выкрутасы «старик» достал новые бумажки и стал читать. Не поднимая глаз он буркнул:

— Собирай вещи. Передавай дела… Ступай.

А «передать дела», что на простом языке попросту значит избавиться от них, оказалось сложнее, чем поначалу представлялось. Свои же собственные ребята, которые вместе с тобой работают, в тесном кругу все сплетни с тобой обсуждают, через плечо к тебе заглядывают… затеребили по мелочам! Вот это вот объясни. А вот что здесь у тебя? Где подшивка к этому делу?.. Когда, говоришь, была явка?.. Романа терзали, но с дьявольским терпением он перенёс всё, никого не послал и даже не посоветовал идти и закончить хотя бы школу без двоек. С чистой как у пионера совестью он в последний раз перешагнул порог родного управления. Оглянулся, посмотрел на заснеженное здание… опустил взгляд, выдохнул пар и убрался восвояси.

Интереснее было с Понятовским: тот аж сам позвонил, чем одновременно и удивил и встревожил!

— Алло?.. Это Роман Птачек?..

Звонок застал Романа в пробке, вечером во время жуткой вьюги на улице Советской Армии.

— Да. Чем могу?..

— С вами говорит полковник Понятовский Григорий Евгеньевич, начальник следственного отдела по Автозаводскому… Тольятти. Мне насчёт вас Преображенов звонил… Я так понимаю вы хотите к нам переводиться?..

Сигналя так громко, будто начался конец света, мимо пронеслась чёрная классическая иномарка с мигалкой, а за ней и ещё одна.

— Вам сейчас удобно разговаривать?..

— Да-да, конечно. — Роман прикрыл телефон. — Просто я тут в пробке… Да, Владимир Дмитриевич правильно вам сообщил. Я собираюсь переезжать и хотел бы перевестись без увольнения. Такое возможно?..

— Ну, в принципе да. Почему нет?.. — И резко и даже грубо, словно с претензией: — Когда вы приедете?

Роман чуть трубку не выронил. У них что там — недокомплект?..

— Д-а-а-а… в ближайшее время, думаю. Наверное недели через две уже буду…

— Хорошо! Буду вас ждать. Насчёт перевода мы с Преображеновым всё уладим. Сохраните мой номер и, как только прибудете, тут же отзвонитесь. Желаю лёгкого переезда. Буду ждать звонка!

И отключился.

С глазами, как два арбуза, Роман изучил номер, хмыкнул… и спрятал телефон в карман. Потом об этом подумает…

…Труднейшее ждало в конце: собрать все вещи, аккуратно упаковать и нанять проверенных ребят, которые всё куда надо перевезут и ничего по дороге не сломают. Телевизор, холодильник, пылесос, стиральная машинка, микроволновка… лампы, кастрюли, тарелки… Куча, огромная куча белья! И целая тонна мелочей.

Настя, как заморозилась, так и не оттаяла. Отца она избегала, на вопросы отвечала односложно, сама о чём-то спрашивала редко… хотя и делала всё, что Роман говорил. Но с таким лицом…

Ко всей этой непростой в общем-то суете к счастью добавился и один всё-таки приятный момент: соседи, Гришины, как узнали о переезде Птачеков, сразу предложили их квартиру снять. Их дочь вышла замуж, но молодые всё ещё живут с родителями. Для важности Роман сказал, что подумает. Думал он ровно пять минут — сколько запросить за аренду? Потом плюнул, нашёл объявления по району, сравнил и назначил цену чуть ниже средней. На том и порешили.

Всё. Все коробки собрали, тюки упаковали. Машину с грузчиками наняли. Вперёд! Жди, Тольятти!

***

Жёлто-кирпичный дом по Советской семьдесят четыре возвышается над серыми хрущёвками, как каменный утёс над земляными горками. Снега по подоконники, все окна в инее. Бегущая во двор дорожка так глубоко под наледью, что и лом вонзи — до асфальта не доберёшься!

Роман свернул с главной и, стараясь не задеть остановившуюся посреди дороги старушку, ушёл в поворот. Дом — вот он, далеко петлять не надо. Но какие-же сугробы! «Форд» пробуксовал мимо соседней хрущобы, ушёл налево и встал у первого подъезда. Хоть и рулил, краем глаза Роман наблюдал за дочерью: когда повернули к хрущёвкам она аж замерла, глаза её округлились, а рот предательски открылся… но зато, когда остановились у явно более новой семиэтажки, дочь тихо-тихо выдохнула и опустила ресницы.

— Вот и приехали… — Роман заглушил двигатель; как бы знаменую конец пути его ладони легли на руль немного по-иному. Постучав по нему, как по барабану, он повернул голову и добавил: — Ну что?.. Выходим?..

Сзади докатился рык большого мотора. По следам «форда» во двор заполз грузовик. Ища, куда встать, водитель закрутил головой на триста шестьдесят, как филин. Грузчик рядом сориентировался, ткнул пальцем и машина покатила дальше, сделала разворот и пристроилась к подъезду задницей.

Водитель припустил стекло, закурил. Дверь кабины распахнулась, наружу выскочили двое: высокий паренёк и мужчина, наверное, годов под сорок. Ростом заметно меньше напарника, да и в комплекции худее, хотя вот парадокс: когда тягали стиральную машинку, Роман сам видел, как этот мужик нёс нижнюю, самую тяжёлую часть и тяготы никак не показывал, а вот парень скалил зубы, раздувал ноздри и пыхтел, будто тащит столетнюю ель…

Роман открыл дверь и вылез на холод. Щёки, уши и нос мгновенно защипало, а от лёгкого, но пробирающего до костей ветерка глаза аж заслезились!

— Чё там, высоко подниматься? — Мужик посмотрел на заказчика, потом повернулся к дому и прощупал его взглядом снизу доверху. — Какой этаж?

Щёлкнула дверь «форда», вышла Настя. За белым пуховиком и вязаной белой шапкой видно только белое лицо. Волосы убраны, пальцы спрятаны в белые шерстяные перчатки. Заслоняясь от ветра дочь обогнула машину и встала рядом с отцом.

— Третий. — Роман поднял глаза и поймал взглядом балкон, где уже бывал. — Идём за мной. Как раз по дороге двери откроем.

Мужик повернулся к долговязому, что-то неразборчиво буркнул. Парень качнул головой и полез распахивать грузовик. Роман оглянулся на дочь, поймал её взгляд и кивнул на дом. Настя моргнула. Продуваемая ветром троица захрустела снегом к подъезду.

Роман вынул ключ, приложил к магниту. Электроника пискнула, дверь распахнулась. Пока поднимались Настя крутила головой — на стенах ни единой засечки, ни точки ни строчки. Нет картинок, нигде не валяются бумажки. Копоти от огня на белизне потолков тоже нет. На подоконниках цветы… Когда Роман месяц заезжал сюда, ему тоже этот вид понравился. Правда потом не понравилось целых два дня вывозить старый хлам, но дочь мусора уже не увидит, она прибыла на всё готовое. То есть почти готовое. Предстоит ещё своё разложить. Ох… Это ещё дня на два, а то и дольше…

Поднявшись на третий Роман встал перед лакированной, цвета красного дерева дверью. Рука уже знакомо вставила ключ, крутнула. Замок щёлкнул и полотно отворилось. Держа осанку и подбородок поднятым, капитан Птачек перешагнул порог. Не разуваясь он прошёл вперёд и развернулся. Его взгляд остановился на Насте.

Цокая каблуками вошла и дочка. Её глаза повернулись направо, налево… Каблуки процокали дальше. Настя остановилась возле белой деревянной двери, открыла её, заглянула…

— Вот сюда всё и тащите. — Роман подошёл к противоположной от дочери двери, распахнул. — Складывайте всё в зале. Холодильник со стиралкой сразу на кухню.

Мужик кивнул.

— Ну спросим, если чё!

Развернулся и потопал обратно

Дочь оглядела первую комнату, потом прошла к открытой отцом второй… после проследовала в конец коридора, где напротив кухни располагается дверь третьей. Роман заставил себя ждать, когда она скажет что-то сама. Сцепив пальцы за спиной он прошаркал, почти не отрывая подошв, в зал и встал возле окна во двор. Через стекло открылись занесённый белизной двор, покрытый снегом грузовик и болтающий с водителем долговязый.

По документам тётка эту квартиру купила ещё на котловане. Дешёвые обои, деревянные плинтуса, крашенные в жёлтое трубы и белёные потолки. Начальная отделка как она есть. Стёкла, слава богу, пластиковые — и на том спасибо. Прожила женщина здесь больше двадцати лет. Никто её не навещал, так и умерла она одна, в постели. Роман помнил её плохо, в юности видел всего-то пару раз, когда с родителями в гости наведывались. Тогда тут всё выглядело также. Теперь не хватает только её вещей — холодильника «Орск», стиральной, ещё советской машинки «малютка» и деревянных скрипучих стульев… Всё теперь на помойке. За это немного гложет совесть, однако пользоваться таким хламом уже никак нельзя, а своё ставить куда-то требуется, вот и…

Когда Роман узнал о смерти тётки и её завещании, он, где стоял, там и сел. Сейчас, глядя на уже начавших суетится грузчиков он почему-то вспомнил тот момент… и улыбнулся.

Скрипнула половица. Роман не обернулся; он наблюдал, как ребята вытаскивают стиральную машинку. Дочь встала рядом, посмотрела в окно.

— Да уж, пап… Дома у нас было всё-таки получше…

Роман пожал плечами.

— Уют создать можно везде… Ты уже присмотрела себе комнату?

Настя отошла, повертелась, покрутила головой.

— Может быть возьму вот эту… или ту, напротив…

Развернувшись дочь вновь вышла в коридор. Её взгляд пробежался по стенам и проёмам заново. Настя задрала голову, подняла руку и неожиданно прыгнула — до потолка не дотянулась, а каблуки при приземлении звонко стукнули!

— Вообще-то здесь просторненько…

Снова дочь заглянула во вторую комнату. Её бодрые шаги переместились к третьей… Наконец она вернулась.

— Наверное, пап, я возьму ту, которая в конце коридора. У неё окна на улицу выходят. Там, я заметила, и балкон тоже есть…

Роман повернулся, его губы растянулись в широкой улыбке.

— Конечно бери, красота моя! — Быстро, он как коршун сгрёб застигнутую врасплох дочь в объятия! А его губы крепко припечатались к её белой, всё ещё холодной щеке. — Конечно бери! Хоть две забирай!

Услышать от дочери даже ничтожную похвалу он и не надеялся. Быть может ей здесь всё-таки понравится?.. Может быть это перемирие?..

Из коридора докатились низкие голоса: один призывал другого держать нормально и так круто не наклонять.

— Хозяин! Куда ты там говорил машинку ставить?!

Больше часа грузчики ходили туда-сюда, ещё часа два собирали шкафы, кровати и прочие тумбочки. Когда уставший, взмокший и испачкавшийся старший попросил накинуть тысчонку за возникшие трудности, Роман даже не спорил, дал без вопросов. Захлопнув за людьми дверь он повернулся, упёрся в неё спиной и утомлённо вздохнул.

— Ну всё… Пора обживаться…

Дочь копалась в ванной и разговаривала сама с собой: что-то она не находит своего бальзама-ополаскивателя…

— Пап, ты не видел?.. Да ну где же он?! Я же точно его в эту сумку клала!

Пройдя на кухню Роман сел за всего час назад собранный стол; повздыхал, поглядел по сторонам… и потянулся к карману. Телефон лёг на ладонь. Вот в адресной книге мелькнул нужный номер… Пошли гудки…

— Алло?..

— Григорий Евгеньевич? — Роман смахнул со столешницы свежую пыль. — Это Птачек. Роман. Вы просили позвонить, когда я приеду. Вот, я звоню…

— А, Роман! Молодец, что не забыл! Но что-то ты поздно, вечер уже…

— Да ведь, Григорий Евгеньевич, я только приехал. Мы даже вещи ещё разобрать не успели. Вряд ли я сегодня в отделение поеду…

На том конце помолчали.

— Ты вот что, Рома… Ничего, если я так?.. Ты вот что: ты вещи разбери, сделай там всё, что потребуется… Денька тебе, надеюсь, хватит?.. Ну а уж послезавтра с утра будь добр в отдел. Адрес знаешь?

Роман задумался — он ведь недавно смотрел карту, специально запоминал…

— Садовая пятьдесят семь?..

Понятовский ответил с таким воодушевлением, что можно стало представить, как он хлопнул себя по колену!

— Молодец! Знаешь, где работаешь!.. Давай, Ром. Обживайся. Распаковайся… Послезавтра как штык чтобы в семь у меня! Жду.

На кухню зашла дочь. В руках два оранжевых тюбика.

— Папа… — Глаза её, как у ребёнка, у которого отняли конфету. — Ты точно мой бальзам не трогал?.. Я нигде не могу его найти. Уже всё обыскала…

Роман отложил телефон и взглянул на дочь с такой теплотой, какую, как он иногда считал, никто и никогда, кроме него, дать ей не сможет. Какая любовь более искренняя, чем родительская?..

— Ну пойдём! — Он встал и подошёл к ней. Его ладонь легла ей плечо. — Поищем! Готов спорить, этот твой шампунь лежит на самом видном месте. Вот увидишь, я его мигом найду!..

…Весь вечер и часть ночи прошли за распаковкой. И ещё многое осталось! Спать не легли, а рухнули, как убитые. Утром Роман проснулся раньше, чем хотел: что-то не спалось. Хоть кровать и старая, своя, а новое место всё равно в непривычку.

Зевая так, что в рот можно кулак засунуть, капитан Птачек прокрался мимо закрытой дочериной комнаты в туалет. Справив нужду прошаркал тапочками на кухню и потянулся к выключателю, хотя солнце уже во всех углах, лампочка не нужна. Щёлкнув кнопкой Роман поймал себя на двух мыслях: он ещё не проснулся и пытается включить свет в вообще-то светлой комнате… а свет-то и не включается…

Лениво разбирательство с электрикой отложив, Роман поставил чайник на огонь и рухнул за стол. Руки скрестились на столешнице, голова опустилась. Проведя щекой по волосатому запястью капитан Птачек сладко зевнул, закрыл глаза…

Проснулся он от тёплого запаха влаги. Чайник! Роман вскочил и с испугом уставился на надрывающийся жбан: пар столбом, стёкла запотели! Вырубив газ Роман схватил тряпку и взялся за пышущую ручку! Обжигая пальцы снял крышку — воды на два пальца, хотя наливал полный! Вот зараза!

Постояв и тихо, с ворчанием поругав себя, Роман решился всё-таки пакетик заварить. Чашку налил до краёв, одноразовый мешочек с листовым мусором выжался и полетел в помойное ведро. Ну ничего: вот обустроимся — и сразу всё на лад пойдёт. Кстати насчёт обустройства…

Новый хозяин квартиры потянулся и щёлкнул выключатель ещё раз. Ничего. Подставил стул и дотянулся до люстры. Перед глазами замаячила лампочка. Абсолютно целая. Новенькая.

— Хоть бы не разрыв… — Роман цедил сквозь зубы ругань, пока её выкручивал. — Только бы не разрыв. Этого ещё не хватало…

Лампочку в ванной сменил на кухонную. Щёлкнул выключатель… и свет зажёгся! Роман опустил голову и с мукой вздохнул, провёл запястьем по лбу.

— Хотя, может быть, это цоколь?.. Хоть бы это был цоколь! Только бы не пришлось проводку вскрывать…

В инструментах отыскалась старенькая отвёртка с маячком. Перехватив её поудобней Роман залез на стул и с надеждой ткнул в держатель… Ничего. Ткнул немного иначе… Потом взял нож и резко, сердито отрезал люстру — из потолка остался торчать одинокий, раздвоенный на конце провод! Отложив её на стол Роман облизал губы и аккуратно, как минёр, одними пальцами чиркнул первым маленьким проводочком о второй… Ничего.

— Капут… — Капитан Птачек слез со стула и тут же сел на него, уронив лоб на ладони. — Пипец… На полдня работы, не меньше…

Через две минуты он уже стоял в подъезде и разглядывал щиток.

— Та-а-а-ак… — Взгляд пробежал по счётчикам, нашёл седьмой и остановился на автоматах. — Ну-ка…

Послышались шаги, голоса. Дверь восьмой квартиры отворилась и в подъезд вышла женщина лет тридцати. Голова непокрыта, волосы завиваются до плеч. В красивой, но не дорогой дублёнке. Лицо академическое, интеллигентное. Умные глаза тут же поймали незнакомца и прилипли к нему, как магниты!

— Здравствуйте… — Роман сделал лицо поблагодушней и наклонил голову. На небо полетела горячая благодарность, что всё-таки не поленился надеть майку и трико, а не вышел, как хотел, в одних трусах…

— Здравствуйте… — Женщина не скрыла удивления. — Ой, а что… Вы теперь здесь живёте?..

— Ну, в общем-то да… — Роман почесал затылок. — Тут тётя моя раньше жила. Вы, должно быть, её знали…

— Ах… — Соседка закачала головой. — Вероника Ильинична! Как не знать!.. Пусть земля ей будет пухом… — Она перекрестилась. — Прекрасная была женщина… Коля, ну что ты маме по ногам-то ходишь!

Ударившись в женщину, будто слепой, из квартиры выпорхнул мальчишка! Лет десяти, крепкий, спортивный. Под правым глазом овальной синячок.

— Ой! А вы кто?!

Вытаращившись на нового человека он поднял брови и с вопросом оглянулся на мать.

— Роман. — Капитан Птачек протянул мальчишке ладонь. — Ваш новый сосед. А вас, кстати, как зовут?..

— Ой!.. Ха-Ха!.. А я и не представилась! — Женщина прикрыла смущённую улыбку. — Вера. Очень приятно… Это вот Коля… Коля, не стой столбом, поздоровайся… А это Андрей, мой муж.

Вслед за мальчишкой из квартиры выбрался мужчина лет сорока с хвостиком. Лицо, как и у жены — интеллигентное, начитанное; с таким вещают с кафедр. В висках седина, в расстёге пуховика видны галстук и пиджак. Чёрные зимние ботинки блестят, как на парад.

— Здравствуйте. — Роман протянул ладонь и ему. — Я Роман, ваш новый сосед…

Мужчина, как и его сын, сначала замер, будто его по голове ударили… но сориентировался быстро и тоже протянул руку.

— Андрей. Очень приятно… — Они крепко рукопожали. — Так, получается, это теперь здесь живёте вы?..

— Получается… — Роман улыбнулся и развёл руками. — Вчера только вот переехали. Мы с дочерью. Теперь будем здесь жить.

Семья замерла. Каждый из троих глядит на нового знакомца и будто придумывает, что сказать. Повисла неловкая пауза…

— Коньки! — Мальчик хлопнул себя по лбу. — Коньки забыл!

Растолкав отца с матерью он ломящимся сквозь кусты бегемотом протиснулся обратно!

— На каток идём… — заметил Андрей, проводив сына критическим взглядом. — Коля так увлекается хоккеем, знаете ли… Вся комната в грамотах. А вашей дочери сколько лет?..

— Немного… — Роман пожал плечами. — Пятнадцать. В этом году будет девятый заканчивать.

— Ой, как вам хорошо! — Женщина хлопнула в ладоши. — А нам ещё учиться и учиться!

— Верочка… — Андрей взглянул на жену неодобрительно. — Учиться всегда хорошо. Тем более я уверен, Роман будет настаивать, чтобы его дочь закончила и десятый с одиннадцатым. Я прав?

Роман раскрыл рот…

— Идёмте! — Мальчишка обратно протиснулся меж родителей, как боулинговый шар меж кеглей. — Идёмте скорее! Мы уже опаздываем!

— Извините… — Женщина виновато улыбнулась. — Надо спешить!

— Как-нибудь в другой раз познакомимся более обстоятельно. — Андрей снова пожал новому соседу ладонь. — Простите великодушно… Этого сорванца слишком мало порют…

Последнее он произнёс как бы в шутку, вот только губы сжал и поспешно отвернулся.

Следуя за громыхающим сыном родители с шумом покинули подъезд. Роман постоял с полминутки, подождал. Вдруг вернуться…

— Будем знакомы… — Вздохнув, он снова взглянул на щиток. — Так что тут у нас?..

Вырубив автоматы капитан Птачек вернулся и с облегчением обнаружил свет и журчание воды в ванной. Дочь уже встала, значит можно и пошуметь.

— Доброе утро! — Роман задержался у глушащей звуки двери, прислушался: дочь чистит зубы. — Как спалось?

Внутри помусолили меж щёк, прочистили горло и сплюнули. Ответ прозвучал подчёркнуто серо:

— Доброе. Не очень…

Скривив уста и пожав плечами Роман вернулся на кухню, уже с неприязнью предвкушая будущую трудную работу. Глаза ухватили свисающий оголённый провод…

— Та-а-ак… Где-то там у меня была пика…

Когда Настя вышла — от горячей воды на щеках румянец — она застала отца, тащащего ящик с инструментами.

— Чего это?.. — Растирая полотенцем подбородок, дочь взглянула серьёзно. — Что-то случилось?..

— Да вот, понимаешь… — Роман пронёс инструменты мимо и перешагнул порог кухни. — Свет что-то не горит, хочу починить. Сейчас мы с тобой позавтракаем и я посмотрю, что можно сделать…

Разочарованно и устало дочь вздохнула, закрыла глаза, сжала губы и помотала головой. Полотенце из её рук прыгнуло на крючок, а Настя встала в дверном проёме своей новой комнаты.

— Я не голодна! — Дверь за ней закрылась. — И до вечера, наверное, есть не буду… И выходить не хочу.

Ящик встал рядом со столом. Роман оглянулся и как раз застал дочерину спину, скрывающуюся за дверью. Недолго постояв так, как лемминг на страже, он вздохнул и опустился. Пальцы открыли крышку, разгребли всякое. В ладонь легла приятная тяжесть молотка.

— Ну и я тогда не буду… — Капитан Птачек услышал, как теперь уже и сам он звучит, словно туча, пасмурно. — Лучше вот делом займусь…

…Возня затянулась на часы. Собрав на голове килограмм бетонной пыли Роман вскрыл аж целых два метра! Серые грязные пальцы сжали обгоревший краешек шнура… Поработав ножом и отвёрткой, Роман слез со стула и пошёл включать счётчик. Когда возвращался, он держал пальцы скрещёнными и всё твердил: «Давай! Давай!» Облизав пересохшие губы он подцепил провод. Пальцы взяли индикаторную отвёртку, коснулись разлохмаченной половинки… Есть!

— Слава богу! — Роман провёл грязным, серым запястьем по такому же грязному, серым запачканному лбу. — Слава тебе, хосподи!

И только тут взгляд его упал на образовавшийся беспорядок, до того почему-то не замечавшийся. Словно он прятался, но вот вдруг взял и выпрыгнул! Оглядев кучу ужасно неприглядного мусора Роман содрогнулся.

— Вот чёрт…

Убив на уборку ещё с час новый хозяин квартиры оглядел кухню — ну, вроде всё чисто — и наконец-таки поплёлся в ванную. Умывшись через силу он еле как вытерся и почапал, шаркая подошвами, сразу в спальную. Кровать приняла в нежные объятья. Подушка убаюкала, одеяло согрело. Глядя в блаженную тьму Роман снова долгожданно заснул…

…Что-то шкварчит… И запах такой… жаренный. Сонно, медленно и неспешно капитан Птачек поднял веки. Взгляд упёрся в темень, скользнул к усеянному звёздами окну…

— Й-й-о-о моё… — Роман зевнул и растёр кулаками глаза. — Чё?.. Уже вечер что ли?..

Шкварчит на кухне. И запах, назойливый запах подсолнечного масла на сковородке. Там горит свет — ура, работает! — и голоса, как в какой-то телевизионной студии.

Гоня сон Роман встал и сладко потянулся. Чавкая, словно уже чего-то съел, он надел тапочки и побрёл в ванную. Проходя мимо кухни Роман глянул краем глаза: дочь жарит яичницу и смотрит что-то по телефону. Когда умывшийся, взбодрившийся и разрумяненный отец переступил порог, Настя уже накладывала на стол.

— Яйца кончились. — Она разрезала яичницу на две неравные части и скатила на отцовскую тарелку бо́льшую. — И масла тоже на донышке.

— Ничего, купим. — Роман уселся за стол и с наслаждением внюхался в дочкину стряпню. — Достань, пожалуйста, колбасу и дай мне нож. Ага, спасибо…

Когда Настя приблизилась Роман хотел поцеловать её, но она отстранилась, сделала вид, что не заметила. Оба уселись поудобнее, стали кушать.

Вилкой и ножом дочь орудовала бездумно, всё её внимание в телефоне, где то ли прямая трансляция, то ли ролик. В шоу обсуждают мужчину, который ушёл из семьи и отказывается платить алименты. Студия свистит, улюлюкает, а наглец требует генетического теста…

Прожёвывая кусок за куском, Роман всё ждал: взглянет ли дочь на него?.. За десять минут ужина она так глаз и не подняла. Когда тарелки опустели Роман с сожалением почувствовал, что не наелся.

— Доченька! — Чтобы заглушить электронику ему пришлось повысить голос. — У нас хлеб остался?

Не отвечая Настя встала и, оглядываясь на мобильный, сунул руку в хлебницу. Перед отцом на разделочную доску лёг батон. Роман поморгала… хмыкнул; сделал бутерброд, зажевал… Настя вернулась за стол и продолжила ковыряться в тарелке. Из своей и так не большой порции она съела половину и сейчас просто отщипывает по чуть-чуть, вся целиком в шоу. Роман поразмыслил и сказал, будто ни к кому не обращаясь:

— Вот нахал, а?..

— Что?.. — Настя подняла глаза… и тут же опустила.

— Вот прохвост, говорю. — Роман указал на экран. — Дитё заделал, а теперь увиливает.

— Ещё не ясно… — Дочь снова подняла глаза… и вновь снова же опустила. — Может он и не его вообще…

В студии разгорелся скандал, кто-то полез в драку. Пошли грубые выкрики и запикивания. Роман поёрзал на стуле, откусил от бутерброда ещё, прожевал. Минуты две он сидел, ожидая, что дочь, может быть, скажет что-то ещё… Настя молчала.

— Ты уже созванивалась с подругами? — Прикончив закуску Роман опять взялся за нож.

— С подругами?.. — С великой неохотой оторвавшись от экрана дочь прищурилась. — В смысле?..

— Ну… звонила им? Рассказывала, что уже переехала?.. Как доехала?.. То да сё… — Роман покрутил ладонью.

Какое-то время Настя осмотрела на отца молча, потом поджала губы и снова опустила взгляд.

— Нет, пока не звонила… Потом позвоню… Или напишу… Друзьям…

Роман отрезал ещё батона, ещё колбасы. Намазал маслом и укусил получившийся шедевр. Прожёвывая он то смотрел на дочь, то опускал взгляд и морщил лоб, размышляя.

— Ну, думаю, здесь у тебя тоже друзья появятся… Когда пойдёшь в школу, я уверен, ты убедишься, что здесь вовсе и не плохо…

Настя взглянула на родителя, как глядят на идиотов. Снова опустив взгляд и поджав губы она обронила:

— Мне было достаточно прежней школы… и прежних друзей…

Роман почавкал и вздохнул.

— Доченька… Какая-то ты слишком мрачная. — Сделав паузу он натужно прибавил бодрости: — Я тут, кстати, насчёт местных школ узнавал. Представляешь — тут одна как раз поблизости!.. Двадцать третья, на Ставропольской девятнадцать. Пешком от нас минут за десять добраться можно. Ещё ближе, чем была твоя в Самаре…

— Папа! — Настя не выдержала, отложила телефон. Глаза её превратились в раскалённые угли. — Лучше не напоминай! Лучше не говори! Начал тут… Дома я всех знала! Дома всё было привычно! Все друзья мои дома остались, а я теперь здесь! — Роман бутерброд отложил; взгляд его полностью прикипел к дочери, ставшей вдруг необычайно словоохотливой. — Мы уже с подругами договаривались, куда пойдём учиться, чтобы вместе! А что теперь?! — Настя округлила глаза. — А что теперь?! А теперь всё! Пуфф! — Она развела руки. — Пшик! На ноль помножено! А тебе плевать!

Забыв о яичнице дочь вдруг поднялась и, старательно закидывая голову и отворачиваясь, заспешила к себе. Роман хотел ухватить её за руку, но в последний момент передумал. Глядя на уносящуюся фигуру он громко вставил:

— Доча! Но ведь и не учиться ты не можешь! Школу-то всё равно тебе надо заканчивать!

Дверь в Настину комнату в очередной раз с грохотом захлопнулась.