Секреты фарфоровой куклы

Илина Григоричева, 2020

Действие романа разворачивается в Англии начала XVIII века. Молодой и талантливый, но бедный композитор, будучи сыном разорившегося немецкого барона, всеми силами старается добиться признания высшего общества, которое не спешит открывать перед ним двери. Но он упорно и верно движется к заветной цели. Знакомство с юной скрипачкой, дочерью могущественного герцога, переворачивает его судьбу раз и навсегда. Любовная интрига развертывается на фоне общественно-политических событий. Эта книга о вечном противостоянии добра и зла, любви и ненависти, радости и горя. В ней автор поднимает темы, актуальные во все времена, и показывает, насколько разными могут быть взгляды людей на одни и те же события.

Оглавление

Глава 1

Эта история уносит нас, читатель, в Англию начала восемнадцатого столетия. Стояло прекрасное весеннее утро. Лондон еще спал, хотя кое-где уже начинали открывать свои лавочки мелкие торговцы. Небольшая улочка на окраине Лондона постепенно оживала; из булочной на углу доносился приятный запах свежей выпечки. Неказистый двухэтажный дом, стоявший рядом с булочной, давно требовал ремонта, уныло поскрипывая на ветру обветшавшими ставнями. Он принадлежал некой миссис Астер — женщине средних лет, которая содержала маленький пансион, сдавая комнаты внаем.

Напротив их дома была лавка зеленщика. Несмотря на свое занятие, зеленщик Блейк считал себя потомком дворян и всегда намекал соседям на это. Блейк любил всех поучать и давать молодым, как он говорил, отеческие советы. У него было восемь детей и маленькая, тощая, запуганная жена. И в этот ранний час зеленщик был уже на ногах, открывая свою лавочку. Он предпочитал торговать прямо на улице, а не внутри, как бакалейщики. От его лавки только что отъехала бричка, нагруженная свежими овощами и зеленью. Блейк удовлетворенно посмотрел ей вслед взглядом зажиточного торговца — его дела и впрямь шли неплохо. Он гордился, что всего этого он добился собственным, неустанным трудом, тому же он учил и детей своих. Посмотрев направо, он увидел стоявших в конце улицы четырех молодых людей.

— Что за времена наступили! — сердито, сам себе сказал Блейк. — Юноша благородного происхождения, вместо какого-либо приличного занятия, пиликает на скрипочке по тавернам. Вот если б мой сын только посмел заняться чем-то вроде этого! — и он погрозил кулаком появившемуся на пороге бледному отроку лет шестнадцати, своему старшему сыну, который служил у отца приказчиком.

А парни, стоявшие в конце улицы, прощались.

— Ну что ж, я думаю, всем нам сегодня улыбнулась удача! — сказал юный и красивый испанец по фамилии Гарсиа. Он бережно разгладил полы своего потертого кафтана, в одном из карманов которого приятно позвякивали монеты. — Раньше такую сумму я зарабатывал, в лучшем случае, за месяц.

Ему согласно кивнул Пирсон, низкорослый, но крепкий рыжеватый парень с голубыми глазами и веснушками вокруг чуть вздернутого носа. Эндрю Пирсон был уроженцем Лондона, где его отец содержал небольшую часовую мастерскую. Он был самым младшим из друзей — ему едва минуло семнадцать, и самым веселым, чего нельзя было сказать об Энтони Дрэнке — долговязом, неряшливом молодом человеке и самым старшим из всех. Родом он был из провинции, но сбежал из дому в пятнадцать лет, когда после смерти матери отец женился вторично, а мачеха сделала его жизнь невыносимой. Теперь Тони стукнуло двадцать девять.

— До завтра, — как-то не очень оптимистично произнес Дрэнк и, таща за собой виолончель, вошел в небольшой домик весь увитый плющом, из окон которого виднелись давно требующие стирки занавески.

— До встречи, друг, и спасибо, — сказал Гарсиа их четвертому товарищу, — благодаря тебе на нас всех скоро прольется милость из кармана герцога Чандоса, — он хитро улыбнулся и добавил, — мы с Пирсоном лишь немного отдохнем, а потом отправимся в «Два Петуха».

Четвертый юноша, о чем-то серьезно задумавшись, продолжал стоять на месте. Он был некрасив в обычном понимании мужской красоты: невысокого роста, очень сильно худощав и такой сутулый, что порой казался горбатым. Сутулость его была следствием безуспешной попытки скрыть косое левое плечо, которое было чуть ниже правого. Увечье это являлось результатом падения в младенчестве из колыбели по вине нерадивой няньки. Кисти рук и ступни ног парня были слишком большими по сравнению с телом, и потому казалось, что они как будто взяты от другого человека, более крупного. Свои темные, почти черные волосы до плеч он зачесывал назад, собирая их на затылке и не желая сбривать под парик, как многие делали это, следуя моде того времени. На его смуглом, худом, чуть вытянутом лице резко выделялся тонкий нос с горбинкой, что придавало ему некоторое сходство с сынами Авраамовыми. Но все недостатки его наружности покрывали большие карие глаза — красивые и умные. А взгляд этих глаз был всегда спокойным, мягким и каким-то удивительно лучистым. Одежда на нем была далеко не новой, но настолько опрятной, что начиная от гладко выбритого лица и белоснежной блузки под кафтаном, кончая начищенными до блеска туфлями, весь облик юноши смотрелся вполне достойно.

Надсадно закричал чей-то петух. Юноша встряхнулся от своих мыслей, вдохнул полной грудью утренний воздух и зашагал вниз по улице, весело напевая и радуясь наступающему дню, как может радоваться этому парень в девятнадцать лет. Дойдя до булочной и купив две буханки свежего хлеба, он поспешил было войти в пансион миссис Астер, но тут его остановил Блейк.

— Ну что же, молодой человек, опять музицировали до утра? — с оттенком строгости в голосе спросил он. — Вам хоть прилично платят за это? С теперешними-то налогами не разживешься, а у вас семья. Не стоит ли задуматься о стабильном заработке?

— Да ничего, я не жалуюсь, — спокойно ответил юноша. Невозмутимость явно была его отличительной чертой. — У меня теперь будет больше учеников, и я смогу платить няньке лучшее жалованье, чтобы она смогла и ночью оставаться у нас, когда это потребуется.

— Вашему отцу ближе к ночи сильно нездоровилось, и мы взяли Клауса переночевать. Моя жена только что накормила и отвела его к вам.

— Я так благодарен миссис Блейк…

— Чего уж там. Всегда рады помочь, своих-то восемь! — перебил его Блейк, который по натуре был все-таки добрым человеком.

— Дерек… Дерек, сынок, — послышался слабый голос из открытого окна пансиона на втором этаже.

Юноша извинился перед Блейком и поспешно зашел в дом. Дверь в его комнаты была приоткрыта, и как только он вошел, под ноги ему буквально выкатился очаровательный белокурый малыш. Запрыгнув к нему на руки, мальчик прижался личиком к его щеке. Немного подержав ребенка на руках, молодой человек посадил его на стул и дал кусок горячего хлеба. Тот немедленно принялся быстро-быстро жевать.

— Как он любит тебя, Дерек, — сказал изможденный, еще не старый мужчина, лежавший в углу на кровати. Его строгое лицо довольно хорошо сохранило отпечаток былой красоты, а белокурые волосы лишь на висках подернулись сединой.

Маленький Клаус действительно просто обожал своего брата Дерека, ибо именно так звали юношу. Настоящее и полное его имя было Теодерих Вольфганг Иоганн фон Лансдорф. Он и его брат Клаус были сыновьями разорившегося немецкого барона, того самого, который лежал сейчас на кровати. Их род давно измельчал и так обнищал, что нынешний прямой его отпрыск барон Фридрих Христиан Вильгельм фон Лансдорф — отец Дерека и Клауса, со своей супругой были вынуждены переселиться из Дрездена — столицы саксонского курфюршества в сердце Великобритании — Лондон, где один родственник обещал им более сносное существование. Но через два года этот родственник умер, а наследство принял его сын, очень жестокий и надменный человек, который не хотел видеть родню в лице Фридриха, так как отлично знал о его «полузаконном» титуле барона фон Лансдорфа. Дело было в следующем: отец Фридриха барон Ульрих Людвиг Вильгельм фон Лансдорф, едва выйдя из лет отрочества, страстно влюбился в красивую и такую же юную еврейку Ребекку Шнайдер и, к ужасу родных, самочинно женился на ней. Кроткая девушка изо всех сил старалась понравиться родне своего мужа, но все было напрасно. Ребекка отказалась от веры своих предков и, несмотря на законность их брака, ни родня Ульриха, ни общество не признали ее баронессой фон Лансдорф. Мать Ульриха пыталась разрушить этот брак, устроила небывалый скандал и пожаловалась курфюрсту. И поскольку Лансдорфы состояли в родстве с саксонским курфюрстом, то он, рассердившись на юного родственника, признал этот брак морганатическим[1]. Вскоре после рождения их единственного сына Фридриха несчастная и непризнанная баронесса скончалась. Злые языки болтали, что умереть ей помогла Генриетта фон Лансдорф, тетка Ульриха по отцовской линии, как будто бы имевшая опыт в таких делах. Так это было или нет — осталось неизвестным, но Ульрих с тех пор начал вести беспорядочную жизнь, не пожелав жениться вторично. Получив и так уже не слишком большое наследство после смерти отца, Ульрих начал с невероятной быстротой спускать «на нет» все состояние фон Лансдорфов. Воспитание маленького сына он доверил своей матери.

Совсем молодая женщина, которой было едва за тридцать (ее отдали замуж девушкой-подростком), но черствая и высокомерная Вильгельмина София фон Лансдорф воспитывала внука в лютеранской вере и держала бедного ребенка, что называется, в черном теле. Его заставляли учить наизусть много молитв, взращивали ненависть к католикам, а особенно к евреям. За малейшую провинность он часами простаивал в углу на коленях, куда перед этим рука его строгой бабки щедро рассыпала сухой горох. Бедный маленький Фритц жил в постоянном страхе перед Вильгельминой, Генриеттой, тетками и прочими родственницами фон Лансдорфов, которые желали видеть его таким, каким не стал для них Ульрих. Они внушали мальчику, что гнилую кровь его матери необходимо изгладить добродетелями. Почти не видя своего отца и не получая должного мужского воспитания Фридрих, подрастая, хотя и не любил бабку, незаметно становился похожим на нее.

Мальчику было двенадцать, когда однажды ночью ему послышался чей-то хохот. Он проснулся, подумав, что это сон. Но хохот продолжался. Очень удивленный, ведь бабка учила, что громкий смех недопустим, Фритц поднялся с кровати и вышел из своей спальни.

Смех раздавался из покоев его отца. Он тихо пошел туда, осторожно заглянул в плохо закрытую дверь и увидел там то, что оставило в его душе след на всю оставшуюся жизнь: пьяный отец совершал плотский грех с двумя служанками, притом все трое были обнажены.

Фритц опрометью бросился к себе в комнату и проплакал до самого утра. С тех пор он больше не чувствовал уважения к отцу и стал менее замкнутым с бабкой и родственницами. Все свои силы он положил на учебу. Пастор хвалил тихого и старательного мальчика.

Так, к двадцати одному году Фридрих блестяще окончив Университет, стал профессором теологии. Вскоре, во время очередного загула умер барон Ульрих. Фридриху и Вильгельмине едва хватило средств уплатить его долги и, благодаря бережливости обоих, сохранить родовой замок. Всего Вильгельминой в браке было рождено семеро детей, но достигли зрелого возраста лишь трое — Ульрих и дочери-близнецы Урсула и Бенигна. Выдать замуж дочерей так и не удалось, в виду полного отсуствия приданого, а также позорной жизни их брата. И эти две девушки остались старыми девами.

Таким образом, единственный наследник Ульриха — барон Фридрих Христиан Вильгельм фон Лансдорф фактически не имел права называться таковым в обществе. Он был весьма привлекательным молодым человеком. Внешне он не унаследовал ни одной черты своей матери, а очень походил на отца, который, пока его не обезобразило пьянство и распутство, слыл красавцем и сердцеедом. Фридрих был высоким, стройным блондином с голубыми глазами, за которыми, однако, скрывалась какая-то непонятная тревога. Нравом же он совсем не походил на своего беспечного отца. Замкнутый, немного нервный, ему почему-то казалось, что все хотят его обмануть, дабы он сбился с пути и закончил свои дни как отец — так сильно была ему ненавистна жизнь, которой тот жил.

Выбрав себе религиозное поприще, Фридрих, чтобы как-то жить, преподавал в Университете теологию. Однако, став в свои юные лета законченным ханжой, полного взаимопонимания с бабкой он так и не нашел. Вильгельмина же теперь любила единственного внука, считала его самым умным и достойным молодым человеком, к тому же так внешне похожим на ее покойного, непутевого сына. Она отлично осознавала, что при их бедности и неопределенном положении внука в обществе, тому никогда не удастся жениться на какой-нибудь девушке из богатой и знатной семьи. Но сердцу надеяться запретить нельзя, и женщина истово молилась о хорошей и выгодной женитьбе для внука. Вильгельмина ничуть не раскаивалась в своей ненависти к покойной невестке, зато очень раскаивалась в своем поступке, совершенном сгоряча много лет назад, когда устроила общественный скандал из-за свадьбы сына. Фридрих же упорно избегал женщин вообще — ханжески-религиозное воспитание и отвратительное поведение покойного отца сделали свое дело. Предлагая внуку попробовать сосватать ту или иную невесту, по мнению Вильгельмины подходящую ему в жены, она встречала решительный отказ. Фридрих считал девушек, воспитанных без каких-либо лишений нерелигиозными, а заодно безнравственными. Ну и от себя, разумеется, гордый юноша не мог скрыть, что не хочет быть отвергнутым и осмеянным из-за сватовства богатых невест. Молодой человек писал трактат за трактатом о борьбе с человеческими страстями, а главное — о раскрытии пагубных происков сектантов и католиков. Неопределенное положение в обществе решило его судьбу — вскоре он стал пастором.

И тут случилось то, чего так не ожидала Вильгельмина. Многие девушки тайно вздыхали о своем новом красивом пасторе. И когда Эльза — дочь богатого виноторговца Ганса Миллера увидела его в первый раз, то сразу дала себе клятву выйти за него замуж. Задача эта была не из легких. Во-первых, пастор сторонился женщин, а во-вторых, вокруг него всегда находилось много знатных и красивых девушек. А Эльза не отличалась ни красотой, ни благородством крови.

Она была обычной русоволосой и сероглазой девушкой, каких можно встретить где угодно, не запомнив их лиц. Но за такой непримечательной внешностью стояли ум, веселый и добрый нрав, смекалка. Быстро сообразив, что представляет из себя пастор, Эльза сменила красивое платье на очень скромное и старомодное. В ее руках теперь всегда была Библия. Она стала горячо участвовать в делах прихода, гневно отвергала даже самый намек на ухаживания противоположного пола. И хотя ее сердце пылало от любви, она продолжала держать высоконравственную позицию, часто появлялась в поле зрения фон Лансдорфа в обществе старух и чопорных старых дев. Все это не ускользнуло от внимания пастора. Много еще времени, сил и уловок потратила Эльза на Фридриха. Борьба длилась пару лет. Другой девушке давно, может, и надоела бы эта погоня за призрачным счастьем, но не такова была Эльза — ее любовь только усилилась.

И вот, наконец, она победила! Пастор, восхищенный ее добродетелью, сделал предложение. Эльза прекрасно понимала, что ей, возможно, придется всю жизнь подавлять свои искренние чувства, веселый и жизнерадостный нрав, но она была из тех женщин, которые твердо знают, чего хотят. А она больше всего на свете хотела стать женой пастора Лансдорфа, и она стала ею!

Ярости Вильгельмины не было никакого предела. Она не желала признавать новую баронессу, как когда-то не признала жену Ульриха. Зато Ганс Миллер полностью разделил с Эльзой радость, дав за ней солидное приданое. После смерти жены он один воспитывал ее. Ганс был вполне зажиточным виноторговцем, а его дочь теперь баронесса!

Значит, и внуки его будут аристократами. Тайная и, казалось бы, несбыточная мечта о титуле осуществилась! Но Эльзу совсем не волновал ее титул, к тому же почти мифический — она упивалась своей любовью. А Фридрих, узнав получше свою жену, еще раз понял, что не ошибся в выборе и искренне привязался к ней.

Вильгельмина и ее дочери приложили все усилия, чтобы сделать их жизнь невыносимой. Такая ситуация начала раздражать Лансдорфа. Эльза души не чаяла в своем муже, во всем его поддерживала.

Поддержала и тогда, когда он загорелся поездкой в Англию, по приглашению своего богатого родственника. Эльзе уже предстояло скоро родить, но, несмотря на это, они спешно отбыли из родных краев.

Вскоре по прибытии в Лондон у них родился сын, которого назвали Теодерих Вольфганг Иоганн, а уменьшительно, по-немецки — Дитц, от имени Теодерих. Они дали такое имя своему сыну в честь его крестного — Теодериха Эммануила барона фон дер Пфальца, который был дружен с ними и открыто называл Фридриха бароном, общаясь с ним на равных. Через два года, когда им отказали в гостеприимстве и всяческой поддержке, семья фон Лансдорф была вынуждена скитаться с одного места на другое, в поисках лучшей доли. С досады Фридрих готов был отправиться назад на родину, но жена, вспомнив о Вильгельмине, сумела его отговорить. Семейство перебралось в Оксфорд, где Фридрих снова стал преподавать в Университете, а епископ назначил ему приход. Там же, на деньги из приданого Эльзы, они купили неплохой двухэтажный домик.

Примечания

1

Морганатический брак — брак между лицами неравного положения, при котором жена не пользуется сословными привилегиями мужа (и наоборот), а дети — отца.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я