Мы остаёмся жить

Извас Фрай, 2019

Спустя три тысячи лет он решает умереть. Но если бы всё было так просто… Многие века он искал смерть. И нашел её. Но прежде, чем уйти из жизни, бессмертный должен рассказать свою историю любимой – от детства в древнем этрусском городе до должности посла Марса на Земле. Вдвоём они отправляются в своё последнее путешествие. Странствуя по городам, они открываются друг другу с новых сторон, отвечают на главные вопросы вечности и стремятся узнать, что такое бессмертие. По пути встречают главного врага, без помощи которого бессмертному не удастся уйти из жизни. Когда все истории будут рассказаны и сведутся к концу, что они оставят после себя? Прожив три тысячи лет, бессмертному предстоит научится жить, прежде чем он покинет этот мир. И только та, что остаётся жить, может ему в этом помочь. Содержит нецензурную брань.

Интермедия Первая

Смотри внимательно.

Сцена из окна придорожной закусочной: большая птица срывается с ветки и налету хватает когтями маленькую птицу. Та из последних сил пытается спасти свою жизнь и вырваться из объятий смерти; но большая птица своим огромным клювом в несколько ударов сносит маленькой голову. И они обе летят вниз, оставляя за собой воздушный след из маленьких и больших перьев, окрашенных кровью. Насладившись трапезой, большая птица улетает, оставляя за собой лишь комок раздробленных костей.

А я — делаю глоток кофе и разворачиваюсь к Машеньке, вернувшейся к моему столику со стаканом молочного коктейля в руке и трубочкой во рту.

— Ты выглядишь грустным. Задумался над чем-то?

Я поворачиваю голову в сторону окна и тут же отворачиваюсь, глядя теперь в кофейное пятно на столе.

— Да так — ничего особенного.

Жестокость природы — никогда не удивляла и не поражала меня.

А о моём собственном образе жизни — моей жестокости к самому себе — можно было уверенно сказать одно: прожигать свою личную бесконечность — это моё любимое занятие. Я ненавидел свободное время — оно для меня как проклятие. Но другого — для меня просто не существует.

Однажды, я решил отправиться в Калифорнию — это был четвёртый или пятый раз в моей жизни. Ничего особенного не произошло — впрочем, как всегда. Только дуракам приходит в голову теперь говорить о приключениях, которые на самом деле — простая рутина, о которой и нечего говорить. В тот раз я прибыл в золотой штат в конце шестидесятых годов двадцатого века — мало кто помнит, какие это были времена — разве что, из учебников истории. Больше всего из этой поездки мне запомнился разговор с одним типом, отрастившим себе волосы до колен. И этот сумасшедший с первых своих слов показался мне чуть ли не самым разумным человеком на всём западном побережье. Я просто выпивал в баре, а он сидел рядом со мной в разноцветной рубашке. И тут ни с того ни с сего заговорил, обращаясь не ко мне, но будто к барной стойке, вентилятору над головой и всему Сан-Франциско в частности:

— Алкоголь — отличный антидепрессант; до поры, до времени, пока не станет сильнейшим депрессантом.

Хоть в этих слова и не было ничего для меня нового и уж тем более особенного, но они всё равно надолго засели где-то глубоко в остатках моих чувств и я решил поставить ему пиво. Между нами завязался разговор. По мере разговора, я поделился с этим незнакомцем, чьего имени я так и не узнал, самыми тяжёлыми вопросами, уже давно терзавшими мою старую гнилую душу. Тогда, он сказал:

— Если ты получаешь удовольствие от прожигания жизни — лучше всего тебе будет сделать какую-нибудь самую безумную и бесполезную для тебя штуку: выучи латынь, отправься в путешествие по Китаю без денег, напиши сборник стихов и сожги его, создай рок-группу…

И как я мог ему объяснить, что на момент нашего разговора всё, что он мне предложил (кроме последнего пункта, к которому я впоследствии не раз возвращался) я уже сделал; а некоторые вещи — даже не один раз.

После этого я понял, что говорю не с разумным человеком, а скорее со стеной, у которой меньше шансов меня понять, чем курице станцевать балет. Тогда же я понял, что разговор с любым человеком приведёт меня всё в тот же тупик: в один миг я пойму, что разговариваю и пытаюсь доказать что-то пустоте.

Тогда я расплатился за нас двоих и вышел из бара, больше не возвращаясь к этому вопросу. Некоторые вещи — следовало бы понять намного раньше, чем нам это удаётся. Но есть и такие истины, с которыми трудно смириться и за сотню лет. С этими словами я и хожу среди людей, не разговаривая с ними без крайней необходимости. Но теперь, мне стоит попытаться вновь завести этот разговор — постараться объяснить всё так, чтобы Машенька смогла меня понять. Моя главная задача — забыть всё, что меня ограничивает — и рассказать всё, как оно было, как оно и остаётся. По таким ведь правилам это работает?

— Ну что, как тебе начало моей истории? — спросил, наконец, я, заказав ещё одну чашку кофе.

— Ничего. Хорошая сказка. Я, конечно, не понимаю при чём здесь Древний Рим и прочая ерунда — мы ведь не на уроке истории. Я вот слушаю тебя — слушаю и всё жду, когда ты наконец скажешь мне то, что собирался сказать на самом деле?! Или ты серьёзно позвал меня с собой, чтобы рассказывать мне это: убийства, произошедшие три тысячи лет назад, демоны, оборотни, волшебные чаши…

— Там не было оборотней.

— А скоро будут?! Я уже не могу дождаться.

Я прикрыл лицо ладонью. Может, с самого начала это было ошибкой? Впрочем, чего я ожидал?! Что она поверит мне с первого слова?! Так всегда бывает, когда я пытаюсь говорить серьёзно: все либо думают, что я шучу, либо считают, что сочиняю сказки.

Страшненькая, но милая официантка принесла мне чашку кофе; времена идут, а они остаются всё такими же. По первому глотку я понял, что этот напиток — не стоит ничего.

И я разозлился: на кофе, на Машу, да и навесь мир; и стукнул кулаком по столу — неожиданно для всех, даже для самого себя. И вот спустя невыразимо долгие три секунды какого-то совсем уж дурацкого замешательства, я начинаю бубнить какие-то слова: извиняться, обращаясь то ли к Машеньке, то ли к страшненькой, но всё же милой официантке, которая всё равно уже слишком далеко, чтобы что-либо услышать. Лучше бы я этого не делал — тогда, мне удалось бы сохранить хоть какие-нибудь остатки достоинства. Добрая треть чашки вылилась, образовав вокруг себя лужу тёмно-коричневого цвета. Маленькие капельки кофепада проливались на пол.

— Прости, я немного перенервничал. Конечно же, ты можешь думать о моей истории, что угодно. Я ведь только затем, чтобы рассказать её — и ничего больше.

Я всё-таки сделал второй глоток, а за ним и третий.

— Но чего мне точно не хочется — так это продолжать наш разговор здесь. Я бы с огромным удовольствием очутился в каком-нибудь другом месте.

Кафе-бар «Чумацкий Шлях» затерян где-то по дороге от Запорожья до Мелитополя; то есть между самой задницей мира и ещё большей. Раньше здесь была степь; теперь двухэтажные поля, чтобы вырастить как можно больше всего. Если голоден — вероятность отравиться здесь на порядок ниже, чем в соседних кафе-барах. Но после обеда: единственное желание, которое возникает у тебя — убраться отсюда как можно дальше и скорее.

Я шел с Машей по шоссе. Мимо нас проносились автомобили. До Мелитополя оставалось минут двадцать на машине. Кажется, я шокировал её тем, что отправились мы не в Грецию и не в Рим; не в Нью-Йорк или хотя бы Пекин. А в Мелитополь. Но я решил, что это будет неплохой разминкой перед тем, как мы вместе отправимся в Москву. Что правда, сейчас думать и мечтать о столице Западной Российской республики — более, чем просто глупо. Нам нужно думать, как прибавить бы шагу, чтобы добраться до черты Мелитополя хотя бы до ночи.

— Скажи, мы ведь с тобой всё равно ни о чём не говорим, — внезапно начал я, — ты правда не поверила ни одному моему слову?

— И ты мне скажи: тебе нужно, чтобы я верила или чтобы слушала?

— И то, и то — я бы принял с благодарностью. Но больше всего мне нужно, чтобы ты меня понимала, — я вовремя заметил, что мой голос чуть не сорвался на крик и вовремя его приглушил, — больше — мне ничего не нужно.

— Чего ты вообще пристал ко мне — завёл меня чёрт знает куда?! Если бы я не знала, что ты безобиден как мышка — то давно от страха убила бы здесь. А ты ещё и решил, что я должна тебя понимать.

— Это историю я рассказываю не в первый раз.

В пяти сантиметрах от моего плеча пронеслась машина, чуть не сбив меня с ног потоком ветра.

— Я делаю это всё, потому что собираюсь уйти — далеко; мне всё больше и больше кажется, что мой жизненный путь вот-вот оборвётся.

— Найми себе психоаналитика — тебе это в две копейки обойдётся. При чём здесь я?!

— Ты нужна мне.

— Зачем?

На этот вопрос я не нашел ответа. Может быть, я действительно просто теряю время.

Но Маша, внезапно, решила меня успокоить:

— Ты взял меня в это путешествие для того, чтобы рассказать свою историю. А я — согласилась слушать. Половину ты уже рассказал.

— Нет, это даже не начало — так, только вступление.

— Ладно, неважно. Ты ведь взял меня, чтобы вместе скакать галопом по городам, верно?

— Можно сказать и так.

— И читать мне свои истории?

— Да.

— Так давай просто продолжим ехать. Ты будешь говорить, а я буду слушать. И не будем больше ссориться — как и договаривались. Идёт?

— Да. Я только об этом и мечтаю. Но не знаю, — слова, которые я подготовил для ответа, внезапно рассыпались и я никак не мог собрать их воедино, — мне кажется, я начинаю забывать собственную жизнь. О некоторых моментах я умалчиваю; другие — наоборот — не знаю почему, додумываю. Боюсь, я не смогу сразу вернуться к истории обо мне и Гелионе. Все эти годы — она лежала в далёком чулане моей памяти. Я не прикасался к ней. А сейчас, вынув её наружу, я обнаружил, что она вся в пыли. У меня в голове мечутся столько мыслей. Вся эта длинная история, которую я собираюсь тебе рассказать — на самом деле, она состоит из нескольких историй из разных времён, когда я жил и выживал. Я бы соврал тебе, если бы сказал, что все события в этом рассказе происходили в чёткой закономерности — друг за другом. К моим годам любому становится ясно, что представлять себе время в виде прямой линии — неправильно и глупо. Время — это спираль; и в ней легко заблудиться. Мне было бы легче, если ты позволишь мне отложить историю о Гелионе и его убийстве на потом. Я ещё успею её рассказать. А пока, мне хотелось бы оставить её незаконченной и приступить к следующему этапу моей жизни — идёт?

— Мне бы ещё тебя понимать — эх, много же ты от меня требуешь. Ну ладно, тебе решать — твоя ведь история. Я уже поняла, что ты не успеешь мне её рассказать полностью до того, как мы дойдём до Мелитополя.

— Это невозможно. Я могу рассказывать её без остановок — но тогда у тебя всё в голове всё тоже превратиться в кашу — поэтому, лучше не торопиться.

— Вот и отлично. Вижу, ты изменился в лучшую сторону после нашей последней встречи. Так что, с тобой вполне можно провести время. К счастью, у нас его более чем достаточно.

— Если твой парень-официант не против.

— Муж-официант. С какой это стати тебя стало интересовать его мнение?! И да, не думаю, что он против, раз в награду он получит пару чемоданов с деньгами.

— Ты бы согласилась разделить со своим мужем-официантом вечность?

— Я бы ни с кем не согласилась её провести. Бесконечность — штука исключительно личная. Раз твоя история про бессмертие, то ты тем более должен это знать.

— О да.

Нам навстречу, со скоростью не меньше ста километров, ехаламашина. Внезапно она остановилась на обочине в пяти шагах от нас. Из неё вышел водитель и спросил:

— Это вы заказывали такси?

Маша повернула голову в мою сторону.

— А что?! — удивился я, — ты ведь не думала, что я заставлю тебя ночью тащиться пешком до Мелитополя?! Садись в машину — нас ждёт лучший отель города.

— И зачем всё это?

— Чтобы было.

— Лучший в твоём понимании — это тот, в котором тараканы не набрасываются на людей, а просто мирно проползают мирно?

— Если нам повезёт, в нашем номере вообще не будет насекомых.

— Это уж вряд ли.

Мы сели в машину. На удивление быстро, она доставила нас куда надо. Мы заселились в номер и только завидев кровать, Маша сразу упала на неё, притворившись мёртвой. Я же долго не мог уснуть — глядеть в потолок часами стало для меня привычным занятием. Я вышел на балкон подышать свежим воздухом. В небе необъяснимо ярко горели звёзды.

Я думал о своей истории. Наверное, единственный способ бороться с воспоминаниями — это рассказывать их снова и снова — пока они полностью не утратят весь свой смысл и не приобретут новый. Эти я и займусь завтра. А пока, стоит ненадолго забыть, где я нахожусь. Не в городе, а во вселенной — где же ещё.

Этой ночью: все звёзды улыбались лишь мне одному.