Вечно Алая

Изабель Ронин, 2017

– Алая, – прошептал он, – знаешь, что я чувствовал, когда ты ушла от меня? – Я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Эмоции – нежность и напряжение, которые там увидела – сдавили мне горло. – Я чувствовал себя полностью уничтоженным. Ты сломала меня. И я был зол, но, когда вижу тебя, вся моя злость вдруг куда-то исчезает. И мне было больно, но любовь всегда идет рука об руку с болью, так ведь? Алая, все-гда, когда ты разбивала мне сердце, затем ты собирала его заново. И каждый раз мне становилось лучше, чем было раньше. Итак, – он обхва-тил мое лицо руками и погладил большим пальцем по щеке, – уничтожь меня.

Глава 9

Калеб

— Итак, — я глубоко вздохнул, открывая окно автомобиля, чтобы очистить мысли. Ее дурманящий запах все еще заполнял салон.

И я утопал в нем.

Подумай о чем-нибудь другом.

— Ты была в кафе «У Анны»? — спросил я.

— Там еще есть пекарня?

— Да, есть.

Она обрадовалась.

— Была, мне там очень понравилось.

Если бы я знал, что ей нравится это кафе, отвел бы туда давным-давно.

— Тогда поехали.

Она улыбнулась, и мое сердце застучало сильнее и громче.

— У нас есть время перекусить, прежде чем я отвезу тебя к Каре. Мои занятия начинаются в час, так что даже успею вернуться домой и принять душ. Хотя с другой стороны, — я замолчал и подождал, пока она посмотрит на меня, — может, ты хочешь принять душ вместе со мной?

Отчасти это была шутка. Но только отчасти.

Я ожидал, что она засмеется или закатит глаза, как в последний раз, когда задал ей тот же вопрос, но она этого не сделала. Просто посмотрела в окно, а на ее манящих губах появилась загадочная полуулыбка.

Возможно, это означает, что она…

Я откашлялся и открыл рот, чтобы пошутить, но понял, что лишился дара речи.

— Тогда у нас будет время позавтракать, — сказала она.

Сконцентрируйся на дороге.

— Включить радио?

«Я нервничаю, — вдруг осознал я. — Какого черта?»

Я заметил, что она пристально наблюдает за моими руками, пока я веду машину. Я немного подождал.

Она сделала глубокий вдох, словно готовилась к чему-то, а затем медленно взяла меня за руку, наши пальцы сплелись.

Это все, что мне было нужно.

Чтобы она держала меня за руку. В тот момент я чувствовал себя хозяином целого мира.

Я был даже круче, чем Джек Доусон^[1].

Я обернулся и посмотрел на нее. Она покраснела и, глядя прямо перед собой, снова переплела наши пальцы.

В тот момент я точно знал, что не раздумывая умру за эту девушку.

Она была моей единственной. Всегда была.

— Калеб, мне кажется, мы только что проехали кафе «У Анны».

Неужели она хочет, чтобы я помнил о каком-то кафе, когда мое сердце готово разорваться на части из-за нее?

Я даже своего имени не помнил.

Может, Джек Доусон?

— Ты передумал? — спросила она.

— Нет, конечно. Я принял решение очень давно. Думаю, сразу, как только впервые тебя увидел.

Я чувствовал, как она смотрит на меня, как ее рука еще крепче сжимает мою руку.

Я развернулся на светофоре, поставил машину на свободное парковочное место за кафе. И просто сидел, глядя перед собой.

— Помню, как впервые увидела тебя, — сказала она. — Это было не в клубе, а в студенческом городке.

Я вообще не помнил, что было в моей жизни до того, как встретил ее.

— И что я делал?

— Флиртовал с тремя девушками, — фыркнула она. Я ухмыльнулся.

— Ревнуешь?

— Нет.

— А почему тогда ты нахмурилась?

Она скрестила руки на груди.

— Я не нахмурилась.

— Вообще-то да.

— Нет!

— Да, ты…

— Ты ведешь себя как ребенок. — Она вышла из машины и направилась к главному входу в кафе.

Смеясь, я, словно щенок, поплелся за ней.

Кафе было маленьким и уютным, в винтажном стиле, который прекрасно дополняли антикварные зеркала и черно-белые фотографии Парижа на серых бетонных стенах. Коричневые столики и стулья выглядели довольно старыми, но я понимал, что на самом деле вся мебель новая. Над баром висела большая школьная доска, на которой разноцветными мелками написали меню.

Алая пошла к стеклянной витрине, где лежали хлеб и сладкая выпечка.

— Так красиво, — сказала она, сияя. Ее нос почти касался стекла, когда она разглядывала витрину. Вероника выглядела прекрасно и была похожа на ребенка в кондитерской.

После того как мы сделали заказ, она выбрала столик возле окна с видом на очаровательную улицу с недавно распустившимися цветами и высокими деревьями. Я сел напротив нее. Она обхватила свои щеки руками, ее глаза горели от нетерпения.

— Однажды у меня будет собственное кафе. Почти как это. Только я поставлю в нем маленький книжный шкаф, и люди смогут читать и общаться за чашечкой кофе.

Наклонившись вперед, я облокотился на стол руками и погладил ее локти, а ноги под столом зажал своими ногами.

Она делилась со мной мечтами. Она никогда раньше этого не делала.

— Я буду твоим первым и самым преданным посетителем, — пообещал я. — А у тебя в кафе будут подавать блинчики?

— Особенные блинчики, — прошептала она, улыбаясь.

Я улыбнулся ей в ответ, рисуя пальцем кружочки на внутренней стороне ее локтя.

Она продолжала говорить, и ее голос был для меня словно зов сирен^[2]. Мне казалось, я так долго его не слышал. Ее губы двигались, глаза блестели. Она была такой красивой.

Она легонько пнула меня под столом.

— Калеб, ты слушаешь?

— Ты сказала, что любишь меня. — Она прикусила губу, и я понял, что она старается не рассмеяться. — Не знал, что тебе нравятся круассаны. Думал, ты закажешь булочки с корицей, — продолжил я после того, как официантка принесла наш заказ. Я взял нож и положил кусочек масла на блинчики.

— Обычно так и есть, но иногда Деймон приносит Каре такие потрясающие круассаны. Его мама печет. Думаю, придется ее шантажировать, чтобы получить рецепт.

Я случайно вылил слишком много сиропа. Замечательно. Аккуратно поставил баночку с сиропом на стол и уставился в тарелку.

— Калеб? — произнесла она тревожным голосом. — Что-то не так?

Что-то не так?

Я поднял глаза.

— Что у тебя с ним?

— С кем? — она нахмурилась.

— С Деймоном, — проговорил я сквозь зубы. Ее взгляд прояснился, когда она поняла, о чем идет речь.

— О, Калеб, — она покачала головой, игриво улыбаясь. — Ты ревнуешь?

— Черт возьми, да, — я тяжело вздохнул. Ревность — это глупо, но я ничего не мог с собой поделать.

— Мы просто друзья. Той ночью, когда я встретила тебя в клубе, он всего лишь успокаивал меня. Я… я плохо себя чувствовала.

— Я, конечно, не собираюсь указывать, с кем тебе стоит дружить, а с кем нет…

— Вот и хорошо.

— Но, пожалуйста, пойми, я схожу с ума от ревности, когда вижу, как другие парни прикасаются к тебе, так что имею полное право ударить твоего «друга» в лицо, если мне вдруг покажется, что он ведет себя не по-дружески.

Она закатила глаза.

— Я говорила тебе…

— Да, говорила, но ты действительно считаешь, что дружба — это все, что ему нужно? Он каждый раз как бы случайно оказывается рядом, когда тебе необходимо дружеское плечо, чтобы поплакаться? А как насчет меня? Я для тебя больше, чем друг. Ты можешь плакать у меня на плече. Мое плечо — твоя собственность. Если хочешь, даже могу набить здесь татуировку, — я показал на свое плечо. — Или ты хочешь…

Она поставила свой стул рядом с моим, затем села и положила голову мне на плечо.

О, эта девушка.

Она забрала мое сердце. Целиком и полностью.

— Теперь я все поняла, — сказала она, — но было время, когда ничего не знала. Думала, ты меня ненавидишь.

— Я никогда не смогу тебя возненавидеть, — я прижался щекой к ее волосам. — Я люблю тебя, — сказал и стал ждать. — Хорошо, ты еще не привыкла это слышать. Все в порядке. Но я хочу, чтобы ты знала, каждый раз, когда я это говорю, говорю правду. Каждое слово — чистая правда, — закончил я.

— Я люблю тебя, — ответила она через секунду.

Именно так. Да, именно так. Она завладела мной.

Я это знал. Она это знала. И она знала, что я это знаю. И знаю, что она тоже это знает.

Примечания

1

Джек Доусон — герой фильма «Титаник» (реж. Джеймс Кэмерон), молодой американский бродяга и художник из Висконсина, который влюбляется в девушку из высшего общества во время путешествия на корабле через Атлантический океан. (Здесь и далее — прим. переводчика.)

2

Зов сирен — песня демонических существ из древнегреческой мифологии, которые очаровательным звуком своих песен усыпляли мореплавателей, при этом люди никак не могли им противостоять; затем сирены раздирали путников на части и пожирали.