Дети Шини

Ида Мартин, 2017

Шестнадцатилетняя Тоня живет, отгородившись от чувств и волнений, но видеозапись девятиклассницы Кристины, обвинившей Тоню и еще шестерых таких же одиночек в своей смерти, безжалостно переворачивает ее привычный, упорядоченный и закрытый мир. Ролик стремительно приобретает популярность в сети. А интернет-сообщество решительно настроено наказать «убийц» Кристины. Что же остается делать, когда «никто никого не любит», тебе шестнадцать, а весь мир против тебя?

Глава 5

Моя переписка с Линор напоминала бессюжетный роман с нескончаемыми главами и пространными отступлениями. Все, о чем мне было не с кем поговорить, обсуждалось с ней. Не часто, зато откровенно.

Да уж, знай я, с кем имею дело, не стала бы раскидываться фразами типа: «Чем старше становишься, тем непонятнее, как жить дальше», — и задавать дебильные вопросы вроде: «Почему люди так любят показуху?», «Что делать, если панически боишься темноты?», «Отчего никому нельзя доверять?»

А также выкладывать всякие школьные и домашние заморочки. И хотя Линор тоже говорила о своем, толком понять, чем она живет, я не могла.

Иногда она рассказывала какие-то истории, а порой задавала вопросы.

Линор:

Что бы ты делала, если бы нашла на улице телефон?

Осеева:

Отдала.

Линор:

Я тоже раньше так думала, но никто даже спасибо не сказал. Хозяйка просто забрала и еще смотрела так, словно его у нее из кармана вытащили.

Или:

Линор:

Ты у родителей одна?

Осеева:

К сожалению. Я бы очень хотела брата или сестру.

Линор:

А если бы они тебя не любили?

Осеева:

С чего бы им не любить меня?

Линор:

Просто представь, что живете вместе, а брат тебя на дух не переносит, родителей настраивает.

Осеева:

Наверное, попыталась бы доказать, что я лучше. Сделать что-то важное, хорошее, чтобы они поняли, как на самом деле все обстоит.

Или:

Линор:

Что бы ты делала, если бы тебя гнобил весь класс? Просто за то, что у тебя есть свои принципы — не такие, как у них? И тебе за это в спину кидали яйца, рвали карманы в раздевалке?

Осеева:

Я ни с кем в школе не общаюсь. Но, если бы так случилось, полнейший игнор и газовый баллончик в кармане. Щит и меч. У тебя проблемы с одноклассниками?

Линор:

Моим одноклассникам нет дела ни до кого, кроме них самих.

Но за всем этим мне так и не удалось разглядеть саму Кристину. Ни одной откровенной жалобы, страданий или девчачьей лирики. Местами проскакивали пространные размышления о счастье, смысле жизни и смерти, но как-то невнятно и без четко выраженной позиции, словно ей самой в этих темах было неудобно.

Телефон разрывался. Истерику Сёминой я предчувствовала всеми частями тела.

— Тоня, пожалуйста, мне очень нужно с тобой поговорить, — хлюпала она в трубку. — Я не справлюсь, я слабая. Давай встретимся, пожалуйста!

Я пришла к ее подъезду, села на спинку лавочки и стала ждать. Пустое созерцательное бездействие. Под ногами — колотый лед и пенистая жижа от соли, чуть выше — колючая проволока занесенных кустов, а над самой головой, на фоне равнодушного молочного неба, такие же уродливые ветви деревьев и нависающий прямоугольник дома.

Настя вышла, села рядом и взяла меня за руку. На ней были длинные перчатки без пальцев, а ногти покрыты черным лаком, как у ведьмы.

— Они нас ненавидят.

— Интернет — самая большая помойка в мире.

— Но они говорят, что мы плохие и должны умереть.

— Кто эти люди? Ты ценишь их мнение?

— Я стараюсь прислушиваться ко всем.

— Все не могут быть правы.

— Но все и не могут ошибаться.

— Очень даже могут. И вообще, делай наоборот: они говорят «сдохни», а ты живи! Назло.

— Но я чувствую, что с нами что-то не так, не могу объяснить, что именно, но где-то в глубине души у меня очень тревожно.

— Пойдем выпьем кофе, — я должна была подготовить ее к рассказу про Амелина и Линор.

В кафе мы взяли по большущей чашке кофе и сели за столиком в самом темном углу, за колонной, будто от чего-то прячась.

После третьего глотка я подумала, что, вероятно, все не так уж плохо. Может, стоило посмотреть на ситуацию под другим углом?

— Все, что с нами случилось, несправедливо и жестоко.

Настя неуверенно кивнула.

— И кто в этом виноват? Правильно. Кристина. Нет ничего проще, чем сказать, мол, я устала, все кругом плохо, все козлы, я не справляюсь с этим. Ладно, пусть не справляется, но не нужно трогать других.

Линор, Кристина в ролике и Кристина в школе — три совершенно разных человека. Может, идиот Амелин нас обманул? Такой, как он, способен. Или Якушин рассказывал о какой-то другой Кристине? Я совсем запуталась.

Настя просто сидела, слушала и хлопала накрашенными ресницами.

— Ты вообще можешь разозлиться? — Я требовательно дернула ее за рукав.

— Не уверена, — будто извиняясь, пролепетала она. — Обычно я злюсь только на саму себя.

Настя обняла ладонями чашку и горестно ссутулилась.

— Тогда больше не звони мне. Нравится себя пинать? Я в этом не участвую.

— Значит, и ты думаешь, что я немного недоделанная? — Ее пухлая нижняя губа непроизвольно выпятилась, как у ребенка.

К счастью, отвечать не пришлось, потому что в этот момент позвонил Петров. Он был не на шутку встревожен:

— Тут какая-то хрень происходит. Статейка ни о чем, но народ ведется. Мне на стену посыпалась такая дрянь, что впору удаляться.

Закончив разговор, я многозначительно посмотрела на Настю:

— Петрову гораздо хуже, чем тебе. Там какую-то гнусную писанину выложили.

Мы дружно полезли в телефоны. Долго искать не пришлось — пост какого-то Makarenko назывался «Дети шинигами».

«В очередной раз интернет-общественность потрясло трагическое событие — самоубийство пятнадцатилетней Кристины Ворожцовой. Перед тем как выпить смертельную дозу снотворного, Кристина выложила в Сеть ролик со своим предсмертным посланием.

„Помочь никто не может. Завтра — не наступит никогда. Никто никому не нужен“, — говорит в камеру девочка, а затем просто называет имена. Имена таких же детей, как она. Прямого обвинения нет, но мы с вами — взрослые люди, которым не нужно объяснять, что это значит.

Не секрет, что взаимоотношения между подростками в последнее время стали гораздо более жестокими. Сколько раз на просторах Интернета мы встречали истории и даже документальные видеозаписи, где озверевшие от ненависти дети измываются над теми, кто от них отличается! И, похоже, такое поведение становится отличительной чертой нынешнего поколения.

Компьютеры, телефоны и прочие девайсы полностью поглотили не только их разум, но и отняли способность чувствовать, сопереживать.

Они не в состоянии реально воспринимать мир, а вместе с тем, и адекватно реагировать. Эти дети потеряли ощущение настоящей жизни и настоящей смерти, они зависли где-то посередине.

Вы сильно удивитесь, но статистика поражает и пугает своими данными: 80 % таких подростков растут в полном достатке и благополучии, в условиях, где не нужно преодолевать бытовые трудности, испытывать нужду или голод, где родители сдувают с них пылинки и выполняют любую прихоть.

Опасность сегодняшнего дня заключается именно в невозможности родителей контролировать местопребывание души своего ребенка. В какие миры она отправляется при наличии Интернета и обилии разнообразных источников впечатлений?

Новое поколение больше не читает ничего, кроме чатов и соцсетей. Оно не создает, а лишь потребляет. Оно фотографирует только себя и свою еду, его песни и стихи не про цветы, солнце и небо, а про секс, наркотики и уход из этого мира. Оно не смотрит друг другу в глаза, не держится за руки, не сострадает и не любит.

Воспитанные на чужеродной культуре, хаотично перемешавшейся в незрелых головах, эти полуреальные-полувиртуальные дети рьяно оправдывают любое зло и презирают добро. Их кумиры — оторванные от реальности монстры, психопаты и извращенцы.

Они больше не хотят становиться великими героями, вместо этого выбирают модных японских проводников смерти — шинигами. Что, по сути, как нельзя точно отражает существующую ситуацию. Ведь для того, чтобы совершить злодеяние, им теперь необязательно физически контактировать друг с другом, их мир позволяет забирать жизни даже на расстоянии.

В своем последнем обращении юная Кристина Ворожцова очень точно подметила: „Вчера — не вернешь, завтра — не наступит никогда“.

При таком положении дел завтра действительно может не наступить. Но, вместо того чтобы бить в барабаны и признать, что человечество находится перед лицом мировой катастрофы, мы с вами в очередной раз лишь разведем руками и скажем: „Это же дети“».

— Как можно такое писать? Это вранье! — Настя задыхалась от возмущения. — Он понятия не имеет, кто такие шинигами. Многие из них очень добрые и помогают людям.

— А то, что он пишет, что Кристина умерла, тебя не смущает?

— Ты лучше комментарии почитай, — Настя бледнела на глазах.

«Кристина накажет этих уродов с того света».

«Какая чудесная девушка! Скорбим! А тварям с фотографий — гореть в аду во веки вечные».

«Призвать к ответу родителей за воспитание таких подонков».

«Это не дети. Это демоны, принимающие обличье невинности. Мир стоит на пороге апокалипсиса».

— Тоня, — Сёмина уже почти плакала. — Мне страшно.

Она обхватила себя руками и стала раскачиваться из стороны в сторону.

— Забей, — строго сказала я, собрав все свое мужество. — Это просто Интернет. Там они всегда плюются ядом, потому что тупые, слабые и ненавидят весь свет.

— Но они же — взрослые люди и пишут такое.

— Мы так же ничего не знаем про них, как они про нас.

Но она упорно твердила, что дальше будет хуже.

И как в воду глядела. Общественная реакция на ролик росла в геометрической прогрессии. Пожар разгорался.

«Люди, если вы знаете этих ублюдков, объединяемся. Мы должны отомстить за нашу Кристину!»

«Вот оно — подрастающее поколение во всей красе. Полная бездуховность. В голове только наркотики и секс».

«Кто-нибудь знает, где они живут? Можно устроить аварию или пожар. Могу научить, как сделать так, что легко сойдет за несчастный случай».

И еще много чего непечатного, несправедливого и просто обидного.

За два-три дня истерия достигла таких масштабов, что Маркова пробило. При этом он почему-то звонил мне и считал, что высказывать свое недовольство — в порядке вещей.

А в воскресенье вечером снова зашел Якушин. Неожиданно, без предупреждения. Родители были дома. Он вежливо поздоровался, но проходить не стал. Вместо этого вытащил меня на лестничную клетку для разговора:

— Я хоть редко в социальные сети вылезаю, но и до меня докатилось. Это уже чересчур.

— А что мы можем сделать? Сёмина на одном форуме попыталась заявить, что это неправда, а ее там такой грязью облили, что стало еще хуже, — я села на ступеньки, он опустился рядом.

— Шинигами какие-то, мир перед лицом катастрофы, смерть Кристины, — Якушин недоуменно пожимал плечами.

— Потому что позерка твоя Кристина. — За это время во мне накопилась большущая обида на Ворожцову и особенно на Линор. Теперь я отказывалась считать ее жертвой. — Оказывается, Ворожцова общалась с нами под черным ником. Долго общалась. Со мной почти два года.

Мне все время приходилось тупо смотреть прямо перед собой: на темное вечернее окно, серый камень лестницы, неровные шашечки половой плитки, потому что поверни я голову, и лицо Якушина оказалось бы слишком близко.

— Ты ей тоже личное рассказывал.

Он коротко кивнул.

— Специально искала темы, чтобы жалеть себя еще больше.

— Это совсем не в стиле Кристины. Она чудачка, но всегда была очень доброй.

Якушин достал сигарету, потом вспомнил, что в подъезде курить нельзя, и убрал пачку обратно. Но, пока он это проделывал, я осторожно взглянула на него, заметила серьезный задумчивый взгляд, тонкий белый шрам над левой бровью, коротко выстриженный висок и быстро отвела глаза.

— Хуже всего, когда не понимаешь за что, — сказала я.

— Хуже всего, когда ничего не исправить, — ответил он.

Тут из квартиры вышла мама и по всем правилам делового этикета предложила нам чай или кофе. И мы сразу разошлись, так ни к чему и не придя.

Единственным особо не парящимся по этому поводу человеком, оказался Амелин, который с чего-то вдруг решил, что после того визита мы стали закадычными друзьями.

Он постоянно писал: «Привет. Как дела?» и «Какие новости?» А в ответ на ссылку «Дети шинигами» присылал This is Halloween Мэнсона. Я спросила, при чем тут Мэнсон, и он стал умничать, что тексты в песнях всегда что-нибудь значат, но перевод в Интернете иногда полностью убивает настоящий смысл. А потом заявил, что выброс негатива под названием «Дети шинигами» его посмешил, но сама метафора прикольная. Ведь тела шинигами состоят из духовных частиц и от сильного духовного давления могут даже взорваться. Что у них есть черные бабочки, которые указывают путь в мир живых через пропасть между мирами и Тетрадь смерти.

Я предупредила, чтобы не вздумал доставать меня этими темами, потому что я не Кристина и терпеть не могу жалеть себя. Он ответил, что может говорить на любые темы, но я все равно довольно жестко обозначила, что у нас нет ничего общего, разговаривать не о чем, а от слов про «праздник жизни» меня чуть не стошнило.

Из-за всех этих тяжелых и тревожных мыслей я совсем перестала выключать на ночь свет, даже верхний. Потому как, стоило наступить сумеркам, мне начинало казаться, что кто-то стоит в углу, сидит на стуле возле окна, прячется за шторой или под кроватью.

Папа думал, что свет я не гашу оттого, что не сплю всю ночь, а мама ворчала, что слишком много трачу электричества. Они ничего не знали о моих призраках и знать не хотели.

А потом каникулы закончились и наступил черный понедельник.