3. Джучи. Дыхание смерти

Игорь Евтишенков

Новые планы Чингисхана по захвату Хорезмского царства заставляют его помощника Субэдэя выдвинуться на юг, так и не закончив разгром племени туматов. Монгольские воины не сумели добиться победы в долгом и упорном противостоянии. Отсутствие победы – ещё не поражение. Однако Джучи, сын всемогущего Чингисхана, собирается использовать эту неприятную для Субэдэя ситуацию в своих интересах. Он хочет доказать отцу, что может решить эту проблему лучше его старого друга.

Глава 3. Нарушение традиций и сбор оружия

В стойбище туматов царила тишина. Никто не радовался и не обсуждал сражение. Все устали и готовились к важному ритуалу. Внизу, на большой площадке перед ущельями остались только молодые охотники. Да и то не все. Раненых и убитых унесли. Но взрослых нигде не было видно. Когда Богдан наконец узнал, почему им никто не помогает, он с досадой стукнул себя по колену и махнул рукой на испуганно отшатнувшегося Тускула.

— Какие костры? Что они там жгут? Ты что, серьёзно? — воскликнул он. — Не может быть! Пошли, нужна помощь. Срочно! Скажи ребятам, пусть сносят оружие к реке. Там потом помоем. Если успеем, конечно.

Запыхавшись, они добрались до старой опустевшей стоянки. Затем дошли до крутого подъёма и взобрались наверх. Здесь остановились, чтобы отдышаться. Впереди раскинулось новое стойбище. Все туматы собрались и ждали своих старейшин у кромки леса, уходившего узкой полосой в сторону болот. Племя готовилось к проводам погибших охотников в долину предков. Возле гэра вождя, похоже, обсуждали это событие. Так, по крайней мере, объяснил Тускул.

Два бревна на земле, сверху — плетёная подкладка из гибких веток, на ней — старая шкура с пятнами вытертого меха по бокам. На этой лавке полулежит вождь туматов, облокотившись спиной на мешок. Рядом, согнувшись, стоит шаман. Обтирает раны. Тряпка — грязная, он обмакивает её время от времени в тёмную жидкость, недавно снятую с огня. Вокруг сидят старейшины и несколько старших охотников. Они негромко переговариваются, но ни одноглазого вождя ситучей, ни безбородого вождя даваней среди них нет.

Увидев чужака, охотники с почтением расступились. Старейшины замолчали, и все, как один, повернули головы в его сторону. Грязный и уставший, чужак выглядел не лучше остальных воинов, однако слухи о его сражении с монголами уже облетели стойбище, превратившись в невероятные легенды.

— Здравствуйте, — нелепо произнёс Богдан, чувствуя, что надо быть вежливым, но в то же время злясь на эти условности. — Мне надо поговорить с вождём. Вы не против? — ответом ему была тишина. — Э-э… Он жив? — осторожно спросил он, приблизившись к шаману. Дзэтай поднял на него взгляд, полный пустоты и отрешённости. Он снова пребывал в невменяемом состоянии. Разговаривать с ним было бесполезно. — Он жив? — повторил свой вопрос Богдан, обращаясь к Айлане, жене вождя. Она стояла возле костра, сцепив пальцы в немом жесте отчаяния и боли.

— Да. Но молчит, — последовал короткий, еле слышный ответ с оттенком безысходности.

— Что это? Ива? Кора ивы?

— Да.

— Не поможет. Надо снять одежду. Давай, иди сюда! Дари, Саха тут? Позови.

Через мгновенье перед ним уже стояли два подростка. Сняв с Баргуджина маймахи, штаны, нагрудник и рубашку, Богдан попросил их принести кипящую воду и разлить в маленькие плошки. Дари и Саха бросились выполнять.

— Айлана, надо поговорить, — позвал он жену вождя под монотонное бормотанье Дзэтая. Шаман отошёл к костру и бросил туда щепотку травы. Запахло чем-то приятным и сладким. Он снял с шеи многочисленные ожерелья из ракушек и стал ими трясти над головой, завывая и произнося непонятные заклинания. — Смотри, — Богдан показал на раны. — Тут рваные куски, видишь? Туда могла попасть грязь. Он его ножом ударил. Нож точно грязный. Они им мясо режут, едят, в земле чистят. Сама знаешь, — жена вождя внимательно посмотрела ему в глаза и медленно кивнула. Богдан добавил: — Грязь будет гнить в ране. Мы её оттуда не достанем. Понимаешь? — на эти слова снова последовал молчаливый кивок. — У нас нет лекарств. Ничего нет. Даже пенициллина. Вот, чёрт, как же это объяснить? Помнишь, я Уйгулане давал? Так вот, сейчас ничего нет. Завтра, на жаре, рана опухнет и будет гангрена, — Богдан волновался, стараясь растолковать ей, чем опасно заражение, но жена вождя неожиданно подняла руку и остановила его.

— Спаси его, — тихо произнесла она.

— Э-э… — протянул Богдан, поняв, что надо уже не говорить, а действовать. — Ладно. Давай два ножа! Засунь их в костёр. Пусть раскалятся. Будем прижигать.

— Хорошо, — как будто это было привычным делом, согласилась Айлана.

— Послушай, а где все остальные раненые? Где Нурэй? — спросил он, пока она доставала ножи и засовывала их лезвиями в угли.

— У своих гэров.

— Их надо осмотреть. Всех. Срочно. Понимаешь? Если такие раны… ну от ножа или сабли… да любые вообще, надо прижигать. Прямо сейчас. Пока не стали гноиться. Ты можешь пройти по гэрам и всем это сказать? Я здесь всё сам сделаю. Надо срочно всем туматам сказать. Тускула послать и ещё кого-нибудь. Ребят надо спасать! Помоги. Я ему рану сам прижгу. Ты сходишь? Тебя послушают.

Какое-то время Айлана молча смотрела на него, как будто перед ней было что-то странное и неизвестное. Богдан сцепил зубы и ждал. Его всегда раздражала эта медлительность туматов в трудных ситуациях, когда они тупо смотрели на него, как баран на новые ворота, как будто прикидывали в уме, стоит ли ему верить.

— Уйгулана пойдёт. Я пойду. Дари пойдёт. Саха пойдёт. Тускул пойдёт, — твёрдо произнесла жена вождя. В её голосе прозвучала неприсущая ей суровость.

— Господи, ушам своим не верю, — пробормотал Богдан, с благодарностью улыбнувшись и отойдя к костру. — Смотри, надо взять воду из котла. Остудить её в плошках. Потом промыть раны и прижечь. Больше ничего не прикладывать! До утра ничего не делать! Только поить водой. Обязательно поить водой, — это было всё, что он знал об ожогах, потому что однажды сам случайно поскользнулся и упал рукой на угли догоравшего костра. Тогда-то ему и пришлось выслушать от матери целую лекцию по классификации ожогов, оказанию первой помощи и немедленной транспортировке в ближайшее медицинское учреждение. Здесь, в диком племени туматов, отправлять раненых было некуда, да и лечить тоже было нечем. Поэтому пока надо было сделать хотя бы это.

Все, кого назвала жена вождя, сразу разошлись по гэрам.

Богдан ждал. Вскоре лезвия стали алого цвета, и ему оставалось только достать их из огня и прижечь раны Баргуджина. В момент первого прикосновения тот неожиданно пришёл в себя и дико заорал. Глаза у него округлились и выпучились, как будто их пытались выдавить изнутри. Несколько охотников вскочили на ноги. Остальные заволновались, но подойти никто не решался. Как и прежде, туматы хранили напряжённое молчание.

— Потерпи… пожалуйста… — пробормотал Богдан. — Надо прижечь раны. Иначе умрёшь, — он держал на весу второй нож. Взгляд Баргуджина медленно соскользнул с Богдана на раскалённое лезвие. Лицо перекосилось и замерло в страшной гримасе.

— Давай! — хрипло прорычал он и закрыл глаза. Однако вытерпеть такую боль было невозможно. Богдан сам передёрнулся. Он знал, что кожа подмышкой и на рёбрах была самым чувствительным местом. Баргуджин заорал нечеловеческим голосом и потерял сознание. Теперь его можно было оставить в покое.

— Всё будет хорошо, — Богдан кивнул в сторону вождя. — Завтра рана подсохнет. Через неделю заживёт. Если мы сами доживём, конечно, — при этих словах он криво усмехнулся и обвёл всех тяжёлым взглядом. Что-то в молчании сидевших по кругу людей настораживало его.

— Билбэт — ты спас наше племя, — торжественно заявил Тоэхай, самый старый из всех присутствующих. — Старейшины ждут тебя.

— Ну я тут, — с недоумением ответил Богдан. — Зачем ждёте? Идти надо… Там ребята таскают… Им нужна помощь…

— Да, уже пора. Всё готово, — не слушая его, произнёс старик. — Пора проводить наших братьев в долину предков. Впереди у них долгий путь. Пойдём! Мы все будем с ними до восхода солнца. Шаман призовёт души предков…

— Что?!! Стой, стой, стой! — не выдержав, перебил его Богдан громким голосом. На лицах старейшин застыло удивление. — Нельзя всем туда идти, — Богдан вдруг вспомнил, что Тускул упоминал об обряде прощания и сжигания тел, который длится всю ночь. Богдан лихорадочно пытался придумать, как переубедить туматов и ещё объяснить им это понятным языком. — Стойте. Дайте мне сказать! Я говорил с духами. Они сказали, что сейчас надо спасать племя. Спасать всех живых. Скоро придут монголы. Они хотят всех убить. Духи леса и гор видят их. Сверху. Души ваших предков хотят вам помочь. Поэтому надо идти к ущелью и собирать оружие. Прямо сейчас. Потом будет поздно. Завтра придут монголы и убьют всех прямо возле костров. И всё, для вас уже не будет костров. Понимаете? Некому будет их разжигать. Все погибнут!

— Билбэт — посланник духов, — торжественно сообщил Тоэхай. — Духи помогут туматам, когда придут монголы. Сегодня они были с нами. Наши охотники видели их. Духи не бросят нас! Потому что туматы всегда соблюдают традиции предков. Идём, Билбэт. Души наших предков ждут…

— Подождите! Вы меня не поняли! Стойте! — громким голосом закричал он, вскинув вверх руки. Старейшины встали, собираясь отправиться в дальний конец стойбища, несмотря на его уговоры. Охотники тоже готовы были последовать за ними. — Стойте! Там — целый тумен! Десять тысяч монголов. Вы слышите? Их больше нас в десять раз. На каждого тумата по десять монголов! Мы должны подготовиться. Они могут прийти ночью, с факелами. Они это умеют. Мы не сможем их остановить. Они подожгут гэры и расстреляют всех из луков. Я это точно знаю. Они всегда так делают.

— Души наших предков помогут нам, Билбэт, — невозмутимо повторил седовласый старейшина. Остальные одобрительно закивали головами.

— Да вы что, мухоморов объелись, что ли?! — уже с нескрываемым негодованием заорал Богдан. — Зачем было сегодня сражаться? Зачем столько ребят убили? Зачем? Чтобы теперь сдаться без боя, как послушные бараны на бойне? Ну тогда пойдите сами к монголам и скажите, что всё это было случайно! Что вы готовы умереть просто так, для их удовольствия. Нет! Не надо даже ходить. Ложитесь здесь и умирайте! Прямо здесь! Зачем куда-то ходить? Или вон, с обрыва в реку прыгайте, и всё, конец сразу. Легко и быстро! Зачем мучиться? — кричал он, обращаясь к каждому из старейшин. — Ведь вы тогда сразу попадёте к своим предкам. И увидитесь с ними. Это ведь так хорошо — сходите, прогуляетесь до долины смерти. Попрощаетесь с погибшими. Посидите с духами на камешке. А монголы в это время будут резать тут ваших женщин и детей. А? Как вам? Или, как бараны, можете взять женщин, детей и охотников и все вместе прыгнуть в реку, на камни, чтобы умереть. Можете? — он задохнулся от крика и чуть не закашлялся. Но в наступившей тишине никто не смел его перебить. — Скажите мне, зачем мы сегодня дрались?!! Зачем? — после этих слов среди охотников началось брожение. Они стали что-то недовольно говорить друг другу, кивая на старейшин, но Богдан ничего не слышал.

— Мы должны уважать законы предков, Билбэт, — снова торжественно заявил один из старейшин. — Мы все уже видели наших предков. Дзэтай показал нам их тени. Скоро они будут здесь. И мы должны их принять. Они заберут наших охотников в свою долину…

— Что? — с явным пренебрежением протянул Богдан, догадавшись вдруг, что упоминание шамана, общение с душами предков и осоловевшие глаза старейшин имели одну общую причину. Дзэтай дал им что-то выпить или съесть. Точно! Только теперь до него дошло, что всё это время он напрасно взывал к их разуму. Однако охотники, судя по всему, ничего не принимали, потому что их хмурые взгляды говорили о том, что они не хотят умирать просто так. — Стойте, мудрые старейшины племени туматов! — Богдан сделал серьёзное лицо и для большей убедительности приложил руку к груди. Его голос прозвучал торжественно и громко. — Духи только что сообщили мне важную новость! Они сказали, что давным-давно, когда ваше племя спасалось от суровой зимы, много туматов умирало в пути. И никто не провожал их в долину предков. Они все так и остались лежать вдоль той дороги, по которой вы пришли сюда. За ними никто не вернулся. И никто не помог их душам встретиться с душами предков, — эти слова возымели магическое действие на всех, кто находился возле гэра вождя. Старейшины стояли с открытыми ртами, потому что в уголках их одурманенного сознания всё же хранились отпечатки воспоминаний и легенд об этом страшном событии. А воины помнили страшные рассказы своих старейшин ещё лучше, потому что мыслили в этот момент ясно. Богдан выдержал паузу и продолжил: — Духи тех гор, в которых остались лежать тела умерших туматов, сказали мне, что нарушать законы предков нельзя. Поэтому старейшины должны пойти и проводить всех погибших сами. Потому что старейшины лучше всех знают, как это делать. Они — мудрые. Они ближе к душам предков, чем молодые воины и дети. Они смогут почтить всех — и живых, и мёртвых. А женщины и охотники должны позаботиться о спасении племени. Тогда все законы предков будут соблюдены: старейшины проводят умерших, а охотники спасут старейшин и всё племя, — Богдан чувствовал, что рассказанная когда-то Уйгуланой история о прошлом туматов произвела на всех неизгладимое впечатление и теперь с нетерпением ждал результата. Он даже задержал дыхание, чтобы не задрожать от напряжения. Но паузу надо было выдержать до конца. В наступившей тишине все думали, что услышали, тем не менее никто не решался высказаться первым. Однако ответ прозвучал не от старейшин и охотников.

— Он говорит правду! — раздался за спиной хриплый голос вождя. Тот пришёл в себя и даже смог сесть на своей невысокой лежанке. — Идите, костры ждут, — уже тише, с явным усилием обратился он к старейшинам. — А вы помогите Билбэту, — эти слова предназначались охотникам. После этого Баргуджин медленно опустился на шкуру и застонал. Из гэра показалось испуганное лицо немой Аруны.

— О, как хорошо! — воскликнул Богдан, заметив её. — Дай ему попить. Немного. Половину, — он показал на плошку. Потом, чуть позже, ещё. Поняла? — увидев робкий кивок, он с облегчением вздохнул и обратился к воинам: — Надо сегодня же снять все нагрудники и маймахи! И щиты! Соберите все, до единого! Ты, ты, и ты, простите, не помню имён, — замялся он, обращаясь к трём ближайшим охотникам, — возьмите всех свободных женщин и детей. Пусть идут к реке. С этой стороны только. Не отправляйте их к ущелью. Ни в коем случае. К реке! Пусть идут отмывать всё от крови. Понятно? А где ситучи? Где давани? Куда они делись?

Дальше выяснилось, что два племени уже давно отделились, чтобы проводить своих погибших охотников в долину предков. Богдану оставалось только сцепить зубы и тихо выругаться. Идти и переубеждать их не было времени. Если бы он знал, когда придут монголы, то, может быть, и рискнул. Но у него «не было возможности купить завтрашнюю газету», как любил повторять отец, рассуждая о будущем. Поэтому оставалось использовать только туматов.

Десять человек отправились собирать стрелы. Они были нужнее всех остальных предметов. В ущелье Богдан добавил в эту группу ещё десять молодых охотников, хотя те уже сильно устали, снимая с убитых нагрудники и маймахи. Однако между отдыхом и смертью выбирать не приходилось. Этот аргумент действовал максимально убедительно.

— Да, всем тяжело. Мне тоже. Надо, надо, давайте, попили воду внизу у реки, и всё, собираем дальше. Так, вы втроём ведите сюда лошадей. На них можно таскать нагрудники. Слушайте сюда: снимаем их и защиту. Бросаем в кучи. Они будут проходить и собирать всё на лошадей. Понятно? Так быстрее получится. Отдохнём потом, в долине предков. Сейчас напрячься надо.

— А что с уйгурами в реке делать? — напомнил кто-то о свалившихся на скалы всадниках.

— Вот чёрт… Не успеем. Боюсь, сегодня не успеем. Если монголы завтра не придут, тогда попробуем. Сейчас лучше собрать то, что на земле лежит. Так, нужны четверо дозорных. По два на ущелье. Кто там сидел раньше?

Охотники сразу нашли тех караульных, которые провели на дальних подступах к ущельям почти десять дней. Богдан отправил их обратно, не спрашивая Баргуджина. К сожалению, не было всадников даваней, которые подошли бы для этого задания намного лучше, но в тот момент ему не приходилось выбирать.

— Ребята, как увидите что-то или кого-то, сразу один сюда, к вождю бежит. Понятно? А второй сидит, пока не придут большие силы, много монголов. Если сразу будет много, тогда вдвоём уходите. Держитесь! Надо потерпеть, — сбивчиво, но понятно объяснял он.

Но юным туматам не надо было ничего объяснять. Воспитанные в суровых условиях горных лесов, они умели терпеть, а теперь, когда убедились в своих собственных силах в бою со страшным противником, воспряли духом и готовы были выполнять любые приказы. Чужак научил их защищаться, чужак умел говорить с духами, чужак показал им, как можно побеждать, поэтому его приказы в этот день были подобны приказам вождя.

Богдан тоже пошёл собирать шлемы и копья. Работы было непочатый край. Очень хотелось пить. Он один раз даже спустился к реке по крутому склону, чтобы не идти до конца ущелья, к пологому спуску. Там женщины отмывали снаряжение от крови.

Прошёл где-то час, скоро должен был наступить вечер, когда вдали появился сначала один гонец, а затем — другой. Оба сказали, что к ущельям с двух сторон подъехали небольшие отряды всадников. Похоже, монголы. Богдан сразу приказал всем отойти к кустарнику и спрятаться там.

Вскоре показались враги. Да, это были монголы. Но их было не очень много. Они ехали с поднятыми вверх луками, готовые стрелять при малейшей опасности. Но их сопровождали только тишина и хруст камней под копытами скакунов. Доехав до ближних ям, отряды с одной и с другой стороны развернулись и медленно отправились обратно.

Богдан снова поймал себя на мысли, что думает о причинах такого уверенного поведения монголов. Даже потеряв тысячу человек, они вели себя так, как будто были здесь хозяевами и абсолютно не боялись повторного нападения. Хотя нет, наверное, боялись, иначе зачем было посылать новых разведчиков?

Теперь они будут там думать, как снова не попасть в засаду. И в следующий раз уже точно не остановятся. Будут наступать всеми силами. В этом Богдан был уверен. Для сбора оружия у туматов оставалось время минимум, до рассвета.

Работа на поляне и возле ущелий шла как нельзя лучше. Из нового стойбища спустился Тускул с большой оравой подростков. Юношам не терпелось помочь своим братьям и отцам. Тем более, что в гэрах все только и говорили о подвигах охотников на поле боя. Теперь мёртвых врагов можно было увидеть своими глазами. А потом хвастаться, кто собрал больше всех стрел по приказу непобедимого Билбэта.

В какой-то момент это соседство детского смеха и смерти поразило Богдана и даже ввело его в ступор. Он стоял у края обрыва и смотрел на юных туматов, которые примеряли по очереди нагрудники и шлемы, кривляясь и изображая из себя монголов, другие спокойно выдёргивали стрелы из тел убитых воинов и складывали их в «свои» кучки, чтобы потом доказать, что у них больше — и всё это было так просто и обыденно, что у него даже закружилась голова. Трава вдруг ожила, заговорила, засмеялась детским смехом, проросла сквозь трупы, поднялась до пояса и закрыла это страшное зрелище. А над зелёным покровом цветущих трав радостно щебетали птицы, готовя гнёзда своим птенцам…

— Билбэт, эй, ты что? — перед глазами вырисовалась фигура Тускула с копьями подмышкой. Они выскальзывали и падали, перевешивая то в одну, то в другую сторону.

— Уф-ф… Ничего, — Богдан несколько раз моргнул и помотал головой, чтобы избавиться от наваждения. — Накрыло немного! Бывает. Приплющило. От жары поплыл, наверное.

— Что накрыло? — сын шамана внимательно посмотрел на него, в очередной раз озадаченный набором непонятных слов.

— Да это выражение такое. Ну когда устал и жарко. В глазах темнеет, знаешь, вот так.

— А-а, да, знаю, — с серьёзным видом подтвердил Тускул, потому что наконец понял, о чём идёт речь. — Надо воды попить. Или в речку зайти. Мне помогает, — со знанием дела добавил он.

— Точно! Сейчас схожу. Давай перевяжем эти копья. Тут вот ещё куча. И отнесём на плечах две связки. Да?

Ответа не последовало. Сын шамана уже складывал их так, чтобы тяжёлые наконечники находились на одной линии. Вскоре они водрузили две связки на плечи и осторожно направились к спуску.

На небольшом участке свободного от острых камней берега царила полная тишина. Полукруг из крупной гальки был образован расколом большой скалы. Поэтому здесь не было такого большого количества острых обломков падавших сверху камней, как вдоль ущелья.

Всё пространство длиной шагов в тридцать было занято женщинами и девушками. Стоя по колено в воде, они смывали кровь с копий, стрел, маймахов, нагрудников и шлемов. Одни охотники приносили их, бросали и уходили за следующими. Другие забирали на склоне «чистое» снаряжение и оружие и относили в стойбище, к гэру вождя.

Уйгулана заметила чужака ещё на самом верху. Он медленно спускался, неся на плечах копья. За ним шёл Тускул. Они были прямо не разлей вода. Странно, но сердце почему-то кольнуло при этой мысли. И ещё стало тяжело дышать. Чем ближе они подходили к воде, тем сильнее билось сердце и в глазах плыли круги. Вокруг было столько женщин, и если он подойдёт к ней… Что делать?

— Привет! Как вы тут? Вот, копья притащили. Ты что, устала? — Богдан видел, что Уйгулана смутилась, но не придал этому значения. Для него прыжки в воду с камня сняли все моральные ограничения на их общение. Тем более они «потёрлись носами», как она говорила ему тогда на склоне.

Поэтому Богдан даже представить себе не мог, что поведение девушки до весеннего обряда особенно в присутствии других женщин племени не могло выходить за рамки простых приветствий. Уйгулана, наоборот, боялась, что Билбэт скажет что-нибудь о прошлом, об их встречах и о странном обряде их племени касаться губами и закрывать глаза.

— Я не устала. Мы все помогаем, — не поднимая взгляда, ответила она.

— Слушай, я хотел сказать насчёт отца, — устало вздохнул Богдан. Уйгулана перестала тереть нагрудник и нахмурилась. — Завтра жарко будет. Надо следить за его раной. Нужна тряпка, ткань. Ну как у тебя на платье.

— Да, я понимаю. И что делать?

— Промывать водой, чтобы там гной не застаивался. Если будет сухая рана, как кора на дереве, это хорошо. Но если будет краснеть и желтеть, плохо. Смотри за трещинами. Если жидкость будет течь, то просто промывай. Хотя до вечера не должно загноиться. Главное, чтобы жёлтый или зелёный гной не потёк.

— Вода есть. Я всё сделаю. Аруна поможет. Спасибо тебе!

— Только воду вскипяти в котелке! Обязательно! Из реки не промывай! Надо кипячённую… Блин, после того как на огне она побулькает, надо остудить и перелить в чистую чашку. Понятно?

— Ну конечно! Ты бы ещё меня учил войлок валять для гэра, — впервые улыбнулась она.

— Надо будет, и этому научу. Вот осень наступит, и научу, — с весёлой искоркой во взгляде добавил Богдан, но Уйгулана вдруг покраснела и снова опустила глаза. Разговаривать с мужчиной об осеннем обряде было нельзя. Тем более в присутствии других женщин. Но чужак, видимо, этого не понимал. Сегодняшний бой на поляне превратил его в настоящего героя.

Все женщины пересказывали то, что слышали от мужей и взрослых сыновей. И слухи эти были невероятными. Билбэт в их рассказах представал не человеком, а духом гор и лесов. И вот теперь этот чужак говорил с ней о будущем приглашении в гэр. Все вокруг это слышали. Значит, уже сегодня ночью женщины племени станут пересказывать это своим мужьям, злобно и ревниво добавляя несуществующие подробности.

— Работы много, — с трудом произнесла Уйгулана. — Вон, ещё несут.

— Слушай, — Богдан оглянулся. Ребята действительно тащили кучу нагрудников и стрел. — Похоже, ты чего-то стесняешься. Не хочешь разговаривать. Ладно. Просто тут такое дело… Хочу, чтобы ты знала. Завтра придут монголы. Много монголов, — при этих словах все женщины, которые до этого притворялись, что усердно плещутся в воде, а на самом деле «бессовестно грели уши», замерли и повернули головы в их сторону. Но Богдан смотрел только на Уйгулану. — Всякое может случиться. Мы можем больше не увидеться. Если монголы прорвутся, бегите. Помнишь, где брёвна глиной замазывали?

— Да. На болотах.

— Попробуйте перейти реку там. Напротив. Или переплывите. По крайней мере, это лучше, чем тут остаться.

— Я никогда не брошу отца и братьев, — не поднимая головы, твёрдо произнесла Уйгулана.

— Да, да, я всё понимаю. Я тоже их не брошу. Мы все будем сражаться до последнего. Просто запомни, что можно уплыть по реке. Умирать необязательно. Да, звучит дико, наверное, но если ты увидишь, что все туматы погибли, а к тебе идут монголы, что ты будешь делать?

— Я брошу в них копьё!

— Неплохо. Тогда можешь завтра собрать всех женщин и приходить к ущелью. Будете кидать копья. Только друг друга не поубивайте!

Со всех сторон послышались смешки, хотя для Богдана в этих словах не было ничего смешного. Но у туматов было всё проще. Они воспринимали жизнь такой, какой она есть, и выражали свои эмоции, не стесняясь.

— Женщины не будут кидать копья, — тихо добавила Уйгулана.

— Я тоже так думаю. Помогать — это одно. А пойти и прыгнуть со скалы вниз — другое. Хотя тоже можно. По глупости. Кстати, многие так и делали. Раз, пришёл враг, а они «Ой-ой-ой! Что нам делать?!» И всё, головой вниз, на камни. А другие были хитрее. Они убегали, собирали людей, возвращались и убивали врага. Вот так. Так что можешь выбрать. Я не заставляю. Просто советую.

— Мне твои советы не нужны!

— Да, да, я понимаю. Тебе дела нужны. Обещаю, что мы все, я, Тускул, Тэлэк, твои братья и другие охотники, будем сражаться. Тебе это нужно?

— Да, — прозвучал короткий ответ. Уйгулана с трудом сдерживала слёзы, потому что не могла представить себе смерть отца, братьев и всех остальных туматов. А этот подлый чужак продолжал мучить её своими расспросами!

— Так вот, мы сделаем наше дело. А ты следи. Просто следи за нами. На всякий случай. Монголы — они воины без жалости. Поверь, порубят всех на кусочки, если что. Но ты не волнуйся. Мы вас защитим. Мне до осени дожить надо. Сама знаешь. Приду в твой гэр! — Богдан широко улыбнулся и вдруг увидел свисавший на ремешке медальон. — О-о! Ты не потеряла его! Ты же помнишь, да? — он нагнулся и поднёс круглый амулет к глазам. Там виднелись выцарапанные символы. Сердце накрыла волна тёплой радости, и он тихо прошептал: — Богдан любит Уйгулану.

Она ничего не ответила, только опустила голову. Что она могла сказать? Он и так всё знал, как, впрочем, и все остальные.

Когда Билбэт с Тускулом забрали очередную партию отмытого оружия и потащили его наверх, Уйгулана посмотрела им вслед полными слёз глазами и печально вздохнула. Впереди была трудная ночь, а потом ещё более тяжёлый день. Мать предупреждала её об этом. Она очень переживала за отца. Без него им было не выжить. А тут ещё этот Билбэт…