Несколько тёмных историй

Игорь Валерьевич Мерцалов, 2023

Таинственный призрак подстерегает водителей в ночи на степных просторах… Чёрный альпинист из советского фольклора вершит свой загадочный суд… Индейское проклятие обрушивается на линчевателей… Старинное зло, запертое в "нехорошем" лесу, готово пробудиться…На страницах этого сборника читателя ждут древние и современные легенды, ужас, таящийся в тёмных углах мироздания и в тёмных закоулках человеческих душ ."Тёмные истории" разнообразны и порадуют любителей разных направлений хоррора: от современного фольклора до тёмного фэнтези.

Демон степных дорог

(в соавторстве с Юрием Клыковым)

— Дядь Петя, я тут в холодильнике плитку шоколада оставлял, вы её не видели?

— Да вон, в блюдечке. — Старик сложил газету и посмотрел на меня поверх очков. — Два раза звал тебя чай пить, уже и наломал, и полакомился. Садись, чайник стынет.

— Хорошо, — вздохнул я. — Там ещё сыр лежит, я его завтра в поездку возьму.

— А, ладно…

Пётр Иванович пошуршал газетой и поинтересовался моим мнением о том, куда катится мир.

Однако новости были мне сегодня нужны, как зайцу пассатижи. Я проглотил кружку чаю с парой кусочков шоколада. Придётся где-нибудь в дороге купить, для восстановления сил.

— Пойду дальше собираться.

— Ты как будто до Китая нацелился.

— Ну, не Китай, конечно… Впрочем, всё узнаете из видео на моём блоге! — улыбнулся я.

Он только рукой махнул. Смартфон у него был, внуки позаботились, но осовременить деда так и не смогли. Дорогая игрушка оставалась для него обыкновенной «звонилкой».

Хотя над чем тут смеяться? Вот я — современный человек, за день по сто раз ныряю в мутные воды всемирной паутины. И что, делает меня это счастливее? Нет, счастливым меня сделает завтрашняя поездка. Потому что она закончится встречей лицом к лицу. Я обниму Ксанку, поцелую родинку на левой щеке, и мы наконец-то обо всём договоримся…

Вернувшись к укладке рюкзака, я вспоминал крайний разговор. Не понравился он мне. «Слушай, мне сейчас неудобно говорить, пиши в вацап…» Но по минутам ждать ответа, когда сердце не на месте, это не дело Естественно, так ни к чему и не пришли.

Уже больше года — как обосновался в городе — я снимал комнату у Петра Ивановича. Закрепился, начал зарабатывать. Впереди маячили радужные перспективы. Я стал думать о том, чтобы снимать не комнату, а квартиру.

И, наконец, покончить с муками любви на расстоянии.

Ксанка тоже мечтала о переезде в город, но опасалась неудачи. Вот и вчера намекнула, что готова подождать ещё немного.

Нет, такие разговоры по телефону не ведутся. Нужно смотреть в её тёмные блестящие глаза, тронуть светлый локон — тогда слова станут убедительней, казалось мне.

Тут-то я и придумал, как распорядиться выходными. Что может быть лучше? Свалиться, как снег на голову. В пыли и в поту, зато с весёлыми глазами: не ждала? А мне совсем нетрудно отмахать полтораста ради встречи с тобой. Ещё полевых цветов нарвать по дороге. Ну, разве не красиво?

Я проснулся по будильнику без четверти четыре. Привёл себя в порядок, доукомплектовал рюкзак водой, половиной булки чёрного хлеба, куском сыра. Потом накинул спортивную куртку, вывел с балкона двухколёсного дружка и вышел за дверь.

Листва на верхушках клёнов золотилась в косых лучах встающего солнца. Галдели воробьи. Я укрепил на руле держатель для телефона, включил фронтальную камеру и сказал:

— Шестнадцатое июля, четыре двадцать три утра. Сегодня меня ждёт самое безумное приключение в жизни. 150 кэмэ — от областного центра, где живу и работаю, до районного центра, где родился и вырос. Под июльским солнцем. По шоссе, где слепни и фуры, и порой не знаешь, чего опасаться больше. На велосипеде, купленном только весной, без серьёзной подготовки. Авантюра? Конечно. Но я хочу по-настоящему испытать себя. А заодно — показать вам интересный маршрут. Итак — поехали!

Эх, жаль нельзя сразу выложить это! Но во главе угла, конечно, был сюрприз для Ксанки. Вчера я продумал примерный план видеопутешествия: начитаю за время поездки ключевые моменты, остальное наговорю при монтаже.

Город был тих. Машина на квартал, прохожих и того меньше. Воздух был прозрачным и не по-городскому вкусным. Я ехал мимо светофоров, всё ещё мигавших жёлтыми глазами.

Мышцы разминались, я ускорялся. Проехал новый микрорайон со свеженькими, как с картинки, высотками. Впереди показалась кольцевая развязка. За ней лежала граница города и начинался путь к Ксанке и переменам в судьбе.

В воображаемых спорах всегда так легко одерживаешь верх… И всё равно продолжаешь спорить, вот что интересно. Смакуешь ожидаемую победу, так и этак на неё любуешься. Я снова и снова перебирал в голове несокрушимые аргументы, пока не поймал себя на этом бесполезном занятии. Тогда, чтобы отвлечься, снова включил камеру телефона. У меня была заготовка, придуманная ещё в прошлую поездку. Прокрутив её в голове, на выезде из города я тронул кнопку записи.

— Дорога! — заговорил я, тщательно регулируя дыхание. — Артерия жизни современной цивилизации. И хладнокровный мытарь, собирающий кровавую подать за свои услуги… На шоссе нужна осторожность, это я знал всегда. Но по-настоящему осознал уязвимость велосипедиста только теперь, когда с весны обкатывал «железного коня» на объездной дороге и колесил по пригородам.

Я сделал паузу, восстановил дыхание. Надо говорить короче.

— Взять фуры. Они большие и шумные, как стегозавры. Однако способны подобраться к велосипедисту незаметно. Поверьте, это очень неприятно… когда она внезапно появляется из-за плеча… и наносит акустический удар по нервам… и накрывает волной горячего воздуха…

Стоп, к чёрту, так я без дыхалки останусь в самом начале!

— И тяга у них страшная. Надо пропускать, а то засосёт, — прибавил я и остановил запись.

Так, теперь надо поймать в кадр фуру. А про возможных пьяных водителей расскажу на привале. Я стал перебирать в голове короткие фразы, которые всё же можно будет выдать на ходу. Нашлось три или четыре варианта, но вскоре я обнаружил, что снова мысленно спорю с Ксанкой.

Она не одобряла моего блогерства. «Несерьёзно, Гоша! Их сотни тысяч, чего-то добиваются единицы». Я вяло аргументировал тем, что творческие порывы нельзя гасить, а надо развивать.

Теперь я умнее. Я скажу: «Ксанка!» Нет, не так. Я поцелую её над родинкой на левой щеке, улыбнусь и скажу: «Ксана, человеку иногда надо отдыхать. Это просто мой отдых. Причём полезный для здоровья. Я снимаю видео и кручу педали — ну что может быть лучше?»

Это ведь и правда здорово — крутить педали! Тело втягивалось в работу, подыскивало оптимальный ритм. Километры дороги стлались впереди и позади. Машин ещё было немного. Я смотрел по сторонам, напитываясь родными сердцу пейзажами.

Утро разгоралось. Могучее солнце, равнодушное к маленьким людским заботам, торжественно восходило на свой небесный трон. Воздух нагревался, травы источали пряные запахи. Красота мира раскрывалась в царственном блеске светила. Золото живописных полей рапса по правую руку и дыхание воздушного океана завораживали. Я задержался, чтобы заснять несколько планов.

Потом был крутой подъём, а дальше — ровная дорога с идеальной песчаной обочиной. Деловито и сосредоточенно я преодолел часть пути. Первый серьёзный привал сделал в зоне отдыха за селом Ленинским. Позавтракал хлебом с сыром, обильно запил водой и покурил. Уже после второй затяжки понял, что зря это сделал. Поплохело ненадолго, но ощутимо, сердце захлесталось. Похоже, на сегодня с никотином придётся завязать.

Ну, и к лучшему, постарался я убедить себя. Отдохнул, записал видео о привале и снова сел в седло.

Следующий отрезок пути настроил меня на философский лад. Тело втянулось в работу. Виды живописной долины, где расположен мавзолей казахского батыра, всё глубже проникали в душу. И совершалось в душе какое-то движение, поворот барабана, из которого, как в лотерее, вдруг выпал счастливый билетик. Я по-настоящему полно осознал, какой серьёзный вызов бросил себе, решившись на этот велопоход.

И пришло убеждение, что после благополучного финиша я уже не буду прежним. Всё плохое сгорит, выйдет с потом, которым пропиталась футболка. А всё хорошее приумножится…

«Хватит, — твёрдо скажу я. — Ты говоришь, что любишь меня, так почему обижаешь недоверием? Наши деды в этих краях вообще в палатках начинали, и всё у них получилось. Разве мы хуже?»

Дорога мягко текла под колёсами, мышцы работали размеренно и упруго, однако я понимал, что давно прошёл предел возможностей, на котором себя испытывал. Теперь я не мог наверняка предугадать, как отреагирует тело на продолжающиеся нагрузки.

Следующий отрезок пути был просто тяжёлой работой. Я хладнокровно давил на педали, следя за дорогой и самочувствием. Ветер был попутным и ехать не мешал. Приближался к Рублёвке — примерно середине пути. Здесь мной заинтересовались слепни и долго сопровождали меня, назойливо заглядывая в лицо. Гады. Дёрнешься из-за них, когда мимо будет кто-то проезжать, и всё…

Однажды на объездной меня чуть не сбила «Daewoo Nexia» цвета электрик. Водитель вдруг, без видимой причины, вывернул на встречную полосу и пронёсся в полуметре от ошалевшего меня. Может быть, к нему в кабину залетал слепень?

В Рублёвке я остановился, купил пару шоколадных батончиков и пополнил запас воды. Одну полторашку положил в рюкзак, другую примотал к раме купленным в том же сельском магазинчике скотчем. Влага из меня выпаривалась вёдрами, а впереди ждал продолжительный отрезок без населённых пунктов, придорожных кафешек и АЗС.

И без связи, кстати. Сидя в тени сирени на лавочке, я залез в телефон. Да-да, в те самые соцсети, которые не делали меня счастливым. Может, я зависим от них, как большинство моих современников. А может, это было немного трусливое желание растянуть отдых.

Чуть ли не первой новостью, попавшейся на глаза, оказалось сообщение об аварии — причём как раз на той трассе, по которой я ехал. Кто-то из случайных свидетелей заснял место происшествия с пассажирского сиденья. Фигуры полицейских, тёмно-синяя груда металла, когда-то бывшая «Хондой», «КамАЗ» с помятой левой скулой. Новость оказалась старой, с прошлой недели, но всё равно стало не по себе. Я погасил экран и снова оседлал свой «горник».

Чтобы не думать об аварии, стал размышлять, что делает сейчас Ксанка. Где и за каким занятием я найду её? Впрочем, что гадать — в огороде, со шлангом! Самая середина лета, жара, нельзя без полива…

Дорога продолжала жить своей жизнью, обслуживая человечество и нисколько им не интересуясь. Гнала через себя «стальные тельца» легковушек и большегрузов, торопила: скорей, скорей! И они спешили, каждый навстречу своей цели: кто-то к мечте, кто-то к богатству… кто-то к смерти.

Мрачные мысли странным образом поддержали меня. Начиная от Рублёвки, я перестал замечать усталость. Механически выполнял необходимые действия, а мыслями был далеко.

Только голод давал себя знать. Ужасно хотелось мяса или сала. Через пятнадцать километров пришлось устроить новый привал. Я остановился, отснял несколько красивых планов, а потом отвёл велосипед подальше от трассы и расположился в траве. С удовольствием снял рюкзак. Направив на себя камеру телефона, стал не торопясь, с наслаждением есть и вещать:

— Планируя вояж, я вычитал, что опытные велопутешественники не рекомендуют брать в дорогу мясные продукты. Тяжело, мол, усваиваются. Но у меня, наверное, организм по-другому устроен. Нехватка калорий ощущается всё сильнее. Боюсь, остатки сыра и хлеба только раззадорят желудок. Что касается шоколада, на который я возлагал большие надежды, похоже, мой хищный мясоедский организм вообще не воспринимает его как источник питательных веществ. По крайней мере, ещё в Рублёвке я сжевал первый растаявший от жары батончик и не ощутил никакого эффекта…

Так, под милую застольную беседу с будущими зрителями, я прикончил все припасы, кроме батончика. Его решил оставить на случай. Тем более, от сладкого ещё больше хочется пить, а я и так хлебал воду, как верблюд.

Воздух звенел от зноя. Оглушённая солнцем степь пела шорохом ветра, проводов и миллионом голосов насекомых. В выцветшем небе выписывала круги чёрточка широко раскинутых крыльев: кобчик терпеливо высматривал добычу. Покончив с остатками провизии, я поймал его в кадр, потом заснял крупные планы трав, ползущего по зелёному стеблю кузнечика. Мышцы ещё не пришли в норму, обед не усвоился, и я снова заговорил на камеру:

— А знаете, ведь мы приближаемся к мистическим краям. На моей малой родине зародилась одна жутковатая легенда. Причём совсем недавно, в период постройки ХБ. Слышали, наверное: серьёзное предприятие, на которое у нас так надеялись… Но сейчас не о том. Когда его строили, появился в наших краях странный призрак. Женщина в белом невероятного роста — метра три. И с копытами на ногах. Встречают её всегда на ночной дороге. Об этом рассказывали разные люди, обычно не склонные к шуткам. Якобы она может передвигаться с поразительной скоростью…

Я сделал паузу, подумал и прибавил:

— Я когда-то писал об этом. Для «крипи-точка-ру». Оставлю ссылку в описании, если интересно. В моей крипипсте нет ни единого слова выдумки. Я лично слышал многие истории. Якобы эта женщина преследует водителей грузовиков, охрану и других людей, кому не повезло оказаться ночью на трассе в окрестностях завода. Явных доказательств смертей из-за встречи с «женщиной с лошадиными ногами» нет, но, согласитесь, жутковато…

Я вздохнул, бросил на траву спортивную куртку, которую надевал ранним утром, и лёг. Сдвинул бейсболку, чтобы закрывала глаза от солнца. Травинки кололи спину, мышцы расслаблялись. Очень хотелось курить, и я закурил. Ничего, легче пошло. Наверное, потому что я лежал.

Я слукавил. Счёл, что неуместно развивать мистическую тему в фильме о велопутешествии. Когда-нибудь сделаю отдельное видео. И в нём расскажу про ХБ — агропромышленный комбинат, который начали возводить близ моего родного райцентра в «тучные нулевые». Обещали, что с его запуском на округу снизойдёт изобилие плодов земных и благорастворение в воздусех.

Многие были против. Кто-то говорили о возможных экологических проблемах — они, к счастью, ошиблись. Кто-то заметил, что не учтена роза ветров, — мол, ХБ ещё до выхода на проектную мощность будет отравлять жизнь всему райцентру. Вот эти оказались правы, так что с мечтой о благорастворении в воздусех пришлось попрощаться: воняла эта зараза знатно.

С изобилием плодов, кстати, тоже не слишком заладилось. Однако в целом отношение людей к гигантской бетонной коробке посреди степи было терпимым. Почти все успели поработать на «хэбэшке»: кто строителем, кто водителем, кто инженером. Лично я два месяца пробыл там охранником, сразу после армии.

Работа под боком — для сельской местности это многого стоит.

А призрак… ну, не верить же в него всерьёз? Много было рассказов о том, как по ночам водители в ужасе выжимали педаль газа до упора, стараясь оторваться от бешено мчащейся за ними женщины с копытами. Кто-то из водителей отказывался от ночных рейсов, менялся, даже в убыток себе. Но ведь большинство ездили ночью на «хэбэшку», так никого и не встретив.

Правда, был ещё гружённый арматурой «DAF», который улетел в кювет на ста тридцати кэмэ в час. Парня знали у нас, он был местный: непьющий, аккуратный водитель. И была «Mitsubishi» одного из руководителей стройки, которая перевернулась на шоссе на скорости в сто шестьдесят. «Коврик» из обломков легковушки и ошмётков плоти растянулся метров на двести. Эти два случая молва однозначно связывала с призраком.

Это соображение стало решающим, когда я выбирал, что писать. Именно признаки убедительности в подобных историях всегда заставляли меня ощутить холодок на спине…

Кстати, о холодке. Что-то спине, действительно, прохладно.

Я открыл глаза и несколько секунд соображал, что не так, а потом резко сел.

Ё-моё…

Разомлев на полуденном солнце, я задал храпака! Теперь в кружеве облачков над горизонтом дотлевал оранжевый закат, степной ветер холодил обгоревшую кожу на груди и животе. Меня лихорадило. Спина ныла от долгого лежания на земле.

Я поскорее надел просохшую футболку и спортивную куртку, размялся, браня себя последними словами. Такого фиаско и вообразить было нельзя. Чувствуя себя кривой корягой, я вывел велосипед на окутанную сумерками трассу.

Что теперь делать? Впереди — четыре или пять часов пути в темноте. Вернуться в Рублёвку? Подумав, я отверг эту мысль. Всё равно далеко отъехал, доберусь до неё только за полночь, пока найду ночлег… Времени жалко. Уж если двигаться, то вперёд, надеясь на попутку. Ни впереди, ни позади не было видно ни одного огонька фар, но, вообще-то, трасса оживлённая, глядишь, кто-нибудь подберёт меня.

Я поставил на руль фару и начал разгон. Сперва неторопливо, чтобы дать разгореться мышцам, потом стал наращивать обороты.

Над головой уже разгорались звёзды. Становилось прохладнее, но на ходу я быстро согрелся. Ноги наконец поймали упущенный ритм. Обгоревшая кожа перестала сковывать движения. Жуткая досада на самого себя постепенно выветривалась. Тело вошло в рабочий режим, я начал думать, что, когда всё закончится, смогу вспоминать об этом нелепом происшествии со смехом.

Но пока смешно не было. За меня взялся голод. Скромный обед на траве давно отошёл в область преданий. Перед глазами стояли котлеты. В первой же кафешке надо купить хоть пару чебуреков.

Воцарилась ночь — призрачная, ненастоящая июльская ночь, в которой полной тьмы чуть больше получаса. Сначала остаётся светлая полоска в западной части небосклона, а чуть она погаснет, вспыхивает зарёй восток. В следующем селе я встречу рассвет — пройдут ровно сутки с тех пор, как я вывел велосипед из подъезда.

Время от времени я поглядывал в зеркало заднего вида, но за спиной так и не было ни одного огонька. Впереди, кстати, тоже. Уникальная ночь. Уж я-то хорошо знаю эту трассу, немало поездил по ней на рейсовых автобусах да на попутках.

Ничего, зато можно крутить педали без опаски!

Вскоре я приметил впереди огонёк, но быстро понял, что это не фары. Я приближался к селу. Попытался вспомнить, есть ли там придорожное кафе. Не получилось. Надеюсь, что есть. Сочный чебурек, будь он неладен, истязал меня, почти физически ощущаясь во рту.

И тут обратил внимание на какой-то звук.

Резкий и тревожный, он отчётливо разносился в ночной тиши.

Я нервно сглотнул. Это был стук копыт по асфальту. Не то, что хотелось бы услышать после воспоминаний о страшилке про женщину с лошадиными ногами.

Я оглянулся, но ничего не увидел. Уже наступил тот самый отрезок максимальной тьмы.

«Ты рядом с селом, это просто чья-то лошадь, сильно рискующая попасть под колёса», — строго сказал я себе.

Я навалился на педали и поехал вперёд, следя за дорогой, возникавшей из мрака в свете галогенной фары. Лошади на трассе — явление не редкое. Сколько уже было случаев, когда машины по ночам налетали на бродячих животных! И лошади гибли, и люди, и техника превращалась в груду лома. Я сам по весне писал о страшном случае: мужик за рулём уцелел, а его семью едва отскребли от салона…

И всё равно — табуны остаются без присмотра, а значит, рано или поздно выходят на трассы…

Впрочем, тут не табун, только одна лошадь. И, возможно, она под седлом. Копыта уже давно стучат — значит, лошадь идёт по дороге, а не переходит её в поисках лучшей травы. Поздний всадник, только и всего.

Я ехал уже минут десять, но огонёк села нисколько не приблизился. Расстояния в степи обманчивы. Если вы не привычный ко всему кочевник, не доверяйте своим глазам. Такая уж особенность у открытых пространств: близкое кажется далёким, а далёкое близким…

Однако прошло ещё минут десять, огонёк ярче не стал. Я недоумевал. Это же не Жаман-сопка, до которой, кажется, вот-вот доедешь, а она час-другой маячит на горизонте, вроде бы даже не приближаясь.

Просто какой-то уличный фонарь, как до него может быть настолько далеко?

А лошадиная поступь по-прежнему слышалась за спиной. Вдоль позвоночника ужом скользнул сквознячок страха. Судя по звуку, животное шло неторопливым шагом, но почему-то никак не отставало.

Огонёк, значит, не приближался, а лошадь не отдалялась…

Это не укладывалось в голове.

Я ничего не понимал и продолжал крутить педали, наращивая темп. Дыхание начало сбиваться, я хватал ртом воздух, но по инерции продолжал считать, что вот-вот доберусь до села. Однако время шло, а ничего не менялось.

Кроме одного.

Может быть, это мне казалось, но стук копыт за спиной раздавался всё отчётливее.

Словно постепенно приближался.

В груди поднималась паника. Я не заметил, как разогнался до предела, и мчался теперь, как Луценко на финишной прямой. Счастье, что асфальт был ровным, я крепко рисковал. Шоссе летело мне навстречу, справа, на краю круга света от фары, текла обочина.

Мрак, шелест шин и зловещий стук за спиной… Это не она, правда? Конечно, не верю же я, что она…

Я утратил счёт времени. Могло пройти десять минут, могло полчаса. Потом я выдохся. Деревенский огонёк не приблизился ни на йоту. Чёртовы копыта не смолкали, и теперь я уже не сомневался, что они звучат громче.

Может, проще уже встать на месте и дождаться, когда это приблизится? Увидеть, узнать?

Судорожно дыша, я остановился, шевельнул руль и посветил направо. Метрах в двадцати от дороги начиналось пшеничное поле. Я выключил фару, покинул седло и, пошатываясь, свернул с дороги, ведя велосипед за руль.

Решение было принято инстинктивно. Я не думал о том, что делаю и на что рассчитываю. Я просто шёл, сминая упругие колосья, чтобы оказаться как можно дальше от трассы с её пугающим стуком копыт.

Сердце металось в груди, дыхание рвалось, и почему-то очень страшно было дышать громко, а тихо — не получалось. Металлическое жужжание комаров сверлило мозг, отзываясь уколами на шее, кистях и лице.

Пшеница поднималась мне до пояса. Велосипед путался в ней. Я спотыкался на каждом шагу. Шорох колосьев был нестерпимо громким. Из-за него, а ещё из-за собственного сопения, я не слышал цокота копыт. Может, именно сейчас звук приближался ко мне. Я шёл и шёл, не считая шагов.

Наконец я остановился. Силы кончились. Меня окружали невидимые хлеба, слегка волнуемые ночным ветерком. Наступила полная тишина — если, конечно, не считать комаров, моего судорожного дыхания, которое я приглушал всеми силами, и бешено стучащего сердца.

Сначала я не поверил себе, но стук копыт действительно исчез. Я с трудом удержался от нервного смеха. Спустя секунду мне пришло в голову, что оно могло тоже сойти с дороги и последовать за мной. В свете звёзд я смогу разглядеть это, чем бы оно ни было, только оказавшись к нему вплотную.

Я напрягал слух. В шорохе молодых колосьев не было ритмичности шагов, но поверить в это я ещё не мог.

И потому стоял минут десять, напряжённый, как струна.

Наконец у меня закружилась голова, я сел на землю, положил велосипед рядом. Устал бояться. Если оно вдруг вынырнет из мрака, я всё равно ничего не смогу предпринять. Уж лучше дать отдых ноющим мышцам.

Потом я лёг, глядя на звёзды и ожидая решения судьбы. Под фатализмом обречённости крепла надежда, что всё обойдётся. Ведь не случилось же пока ничего плохого. Может, и дальше не случится? И мне останется только дождаться рассвета. Уж конечно, когда рассветёт, все страхи останутся позади. Чертовщина творится только глухой ночью. Только ночью видели её водители…

Впрочем, проклюнувшаяся в душе надежда тотчас сменилась слепым ужасом, как только я представил, что вот прямо сейчас надо мной вдруг нависнет, заслоняя Млечный путь, огромный силуэт… Я вздрогнул и сел, вновь превратившись в слух.

Ничего. Как же хотелось курить! Я снял рюкзак, нашарил в одном из карманов пачку сигарет, однако подумал, что разумнее съесть последний шоколадный батончик. Нужно восстановить силы.

Я потянулся к другому карману. Но тут мои уши различили новый звук.

Он не имел ничего общего с топотом копыт, но сердце всё равно сжалось от накатившего тоскливого ужаса.

Это был детский плач. Негромкий, но отчётливый.

Меня охватила дрожь, я закусил губу. Из глаз брызнули слёзы. От страха мне самому захотелось плакать, как ребёнку. Что происходит? И почему — со мной?

Словно сорвалось что-то внутри, и я зашептал: «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй…» Как из пулемёта застрочил. Успел, молясь, обидеться на бога — за что со мной так? Потом, осознав, что повторяю слова, как попугай, замолчал.

Всему должно быть разумное объяснение! Обязательно должно быть. Просто в темноте я напугал сам себя.

Этот плач, на самом деле, должен быть хорошим знаком. Тут неоткуда взяться ребёнку, кроме как из деревни. Он заблудился, напуган ещё больше моего, вот и ревёт. Но вряд ли он отошёл далеко от дома. Значит, деревня уже близко.

— А-а, а-а…

Плач бил по нервам. Полный отчаяния и бессилия, он даже мало походил на человеческий голос. Я подумал, что, может быть, принял за плач крик животного.

Стука копыт по-прежнему не было слышно. Я встал в полный рост, повёл головой из стороны в сторону, определяя направление. Потом поставил велосипед на колёса и зашагал на голос.

Свет не включал. В ту минуту я действительно верил в рациональное объяснение, но не до такой степени, чтобы фарой отсвечивать.

Долго идти не пришлось. Плач, похожий на скулёж щенка, становился всё ближе. Боже, что я буду делать, если ребёнок ранен?

Голос затих на полувздохе, когда я приблизился вплотную. Я включил фару.

— А-ай!

Тонкая рука закрыла лицо. Я успел рассмотреть большие глаза, спутанную гриву светлых волос, какую-то неопределённую хламиду. Передо мной сидела, поджав ноги, заплаканная девочка лет семи. В её лице мне померещилось что-то неправильное. Что-то такое, чего никак не должно было быть. Но я не стал присматриваться, чтобы не пугать её, и поспешно выключил свет.

— Эй, не бойся! Я тебе помогу. Что у тебя случилось?

Ответа не было. В навалившемся мраке я готов был усомниться, не привиделось ли мне дитя, но тут послышался новый всхлип.

— Я иду к тебе. Ты же не боишься меня, да?

В неверном свете звёзд едва виднелись очертания детской фигуры. Мне показалось, что девочка отрицательно покачала головой. Я сел на колени перед ней.

— Как тебя зовут? Меня — дядя Гоша. Как ты здесь оказалась?

Никакой реакции. Наверное, она настолько напугана, что не воспринимает меня.

— Ты из деревни? Заблудилась? Послушай, у меня тут шоколадка есть. Хочешь? Батончик. Вот, сейчас разверну… — Я зашуршал обёрткой. — Я уже съел один такой, второй не хочу. Бери…

Не знаю, что бы я делал, если бы она проигнорировала подношение. Однако после нескольких томительных секунд ожидания тёплые детские пальцы коснулись моей руки. Она поднесла батончик к лицу, понюхала и принялась есть, издав какой-то новый звук, который я расшифровал как удовлетворение.

— Вот, тут есть вода, если захочешь запить. Лично я не могу не запить шоколад.

Вода её не заинтересовала.

— У тебя что-нибудь болит? — продолжал я осторожные расспросы. — Ты одна, или рядом должен быть кого-то ещё?

Единственным ответом был новый всхлип. Бесполезно. Ребёнок не в себе. Я встал.

— Что ж, доедай, я помогу тебе вернуться домой. Так, куда подевался огонёк? Наверное, что-то его заслоняет… — негромко рассуждал я вслух. — Ладно, всё равно по полю идти не получится. Надо выбираться на шоссе.

Если девочка и слышала меня, то была слишком занята, чтобы отреагировать: тщательно облизывала обёртку и пальцы. Я открыл бутылку с водой и протянул ей. Она и не посмотрела на меня, но потом я качнул бутылку, чтобы булькнула вода, и девочка тотчас выхватила её у меня из рук.

Через шесть секунд я остался без запаса воды. Девочка бросила пустую бутыль и обёртку на землю.

— Эй, кто тебя учил мусорить? — возмутился я и подобрал то и другое. — У меня тут специальный пакет к велосипеду приторочен. Никогда не бросай мусор где попало, слышишь? В любой жизненной ситуации нужно поступать правильно, иначе нашей планете конец. Ну что, поела, отдохнула? Тогда пошли.

Звёзды показали мне направление. Я поднял велосипед и зашагал в сторону трассы. Девочка заковыляла за мной, как-то неловко переваливаясь с ноги на ногу.

— Тебе больно?

Кажется, она надула губы и отвернулась. Что же с ней такое? Всё ещё напугана? А может, умственно отсталая?

Я подвёл к ней велосипед, придерживая его бедром, взял девочку за подмышки и поднял в седло.

— Держись…

Она судорожно вцепилась пальцами в седло и обхватила стойку ногами, стукнув по ней подошвами. К рулю даже не потянулась. Господи, кажется, и впрямь умственно отсталая.

Чтобы выбраться на трассу, мне понадобилось не больше пяти минут. Сдерживая дрожь, я осмотрелся.

Было тихо. Тьма ещё не верила, что ей скоро придётся отступить, давила со всех сторон. Но копыта не стучали. Деревенский огонёк вновь появился в поле зрения, и, кажется, стал-таки ближе.

— С виду всё в порядке, — сообщил я своей молчаливой спутнице. — Теперь дойдём до деревни…

Внезапно она издала громкий протяжный вопль, от которого у меня сердце чуть не оборвалось, и соскочила с велосипеда. Всякая хромота у неё прошла, она резво побежала в другую сторону.

Я прирос к месту. Её шаги звучали почти в точности, как напугавшие меня копыта.

И ещё я разглядел то, чего не заметил, даже когда поднимал её в седло. Девочка оказалась очень высокой — её светлая головка, которой положено было доставать мне, от силы, до пояса, находилась на уровне моего плеча. Руки и тело были обычными для её возраста, но несли их неестественно длинные и неестественно изогнутые ноги.

Я быстро потерял её из виду, но долго ещё бездумно глядел вслед.

Между тем проступили из тьмы обочины и край хлебного поля. Звёзды над головой нехотя тускнели. Я тихо рассмеялся. Мне пришло в голову, что все страхи напрасны, потому что, конечно, я прав, и всему происходящему имеется очень рациональное объяснение.

Оно очевидно: я сплю! Я лежу под полуденным солнцем, или под вечерним. А может, уже наступила ночь, недаром же мне приснилось, как я замёрз. Так или иначе, и девочка, и та, другая, мне только привиделись. Скоро я открою глаза, обругаю себя за то, что проспал, и продолжу свой безнадёжно испорченный вояж…

Резкий поток света застал меня врасплох. Рядом остановилась появившаяся из ниоткуда обшарпанная «ГАЗель». Дверца с пассажирской стороны открылась.

— Эй, парень! Подвезти?

От «ГАЗели» несло выхлопными газами и жаром. Воздух вибрировал от несколько натужной работы двигателя. И машина, и мужской голос, пригласивший меня в попутчики, были очень реальны.

Я не заставил просить себя дважды.

Закинув велосипед в почти пустой кузов, я устроился на сиденье. Было тесновато — в кабине ехали двое, русский и казах. Зато не так страшно, как одному. Хотя и было жаль надежды вдруг проснуться и посмеяться над причудливым сновидением.

— Куда едешь?

Я назвал пункт назначения. Потом пришлось ответить, откуда я (и выслушать тонко завуалированные сомнения в своём психическом здоровье), и что со мной такое приключилось, что я «был бледен, как мел, когда меня подобрали». Пришлось сослаться на усталость.

Я постепенно успокаивался. Промелькнула мимо деревня, до которой я никак не мог добраться. Сразу стало легче.

Над степью разгорался рассвет нового дня. Парни закурили, предложили и мне. Разговор от моего веловояжа перешёл на марки велосипедов, детские воспоминания, потом мы едва не заговорили о политике, но тут водитель вдруг сказал:

— Что за ночь сегодня? Всех на трассу потянуло. Канат, ты, если что, в кузове перекантуешься?

Впереди белела человеческая фигура.

— Серёга, ну мы же не такси! — возмутился его приятель. — Одного подобрали, всё, мест нет.

— Вроде женщина, — отозвался водитель и начал сбавлять скорость. — Да и нехорошо мимо проезжать…

— Этот хоть спортсмен, а она — дура… — проворчал Канат, но чувствовалось, что ворчит он только для проформы. — Может, случилось что-нибудь? — спросил он, наклоняясь к ветровому стеклу и щурясь.

«ГАЗель» катилась всё медленнее. Меня прошиб пот. Не знаю, как они сразу не увидели, что фигура впереди неестественно высокая. Однако сказать я ничего не успел. Когда мы приблизились, это стало очевидно: голова длинноволосой женщины, облачённой в светло-серую накидку, заметно возвышалась над кабиной грузовичка. Я хотел посмотреть на её ноги, но, кажется, от страха даже глазные мышцы отказались мне подчиняться.

Она остановилась и стала медленно оборачиваться…

Водитель, коротко выругавшись, выжал полный газ. Под рёв мотора мы проскочили мимо фантасмагорической фигуры.

Посеревший Сергей посмотрел вправо, на зеркало заднего вида, с трудом выдохнул и вдавил педаль газа. Я наклонился, чтобы тоже посмотреть в зеркало.

Господи, помилуй… Слегка наклонившись вперёд, она бежала за нами. Под хламидой, заменявшей ей одежду, проступали очертания лошадиных ног. Чудовищная женщина неслась огромными скачками. Каждое её движение по отдельности могло показаться медленным и тягучим, но вместе они складывались в стремительный бег.

— Твою ж мать, — простонал Сергей. — Убери башку! Убери!

Я не сразу понял, что закрываю ему вид на женщину с лошадиными ногами. Канат схватил меня за плечо и рванул, заставляя откинуться на спинку сиденья.

У меня в животе словно катался холодный металлический шар. Не видеть её оказалось хуже, но сильная рука Каната удерживала меня. Он что-то кричал, кажется, по-казахски. Сергей матерился высоким голосом. Его трясло, губы плясали.

Даже за рёвом мотора я отчётливо слышал частый стук тяжёлых копыт.

Он приближался.

И вот в окне дверцы, рядом с которой я сидел, появилось бледное лицо…

Она бежала, неестественно согнувшись и заглядывая в кабину. Её руки были плотно прижаты к бокам, словно приклеенные. Туловище вытянулось почти горизонтально. При этом голова невозможным образом сохраняла вертикальное положение.

Рыхлое, слегка вытянутое лицо с грубыми, точно наспех вылепленными чертами, лишь едва покачивалось: её бег был очень ровным. Только колыхались на ветру нечёсаные чёрные патлы.

Хуже всего были её тусклые глаза. В них не было ничего человеческого. Не могу выразить словами, что я в них увидел. Нечто невообразимо чуждое, чего не доводилось встречать ни одному человеку на земле.

По крайней мере, ни одному из тех, кто пережил встречу с женщиной с лошадиными копытами.

В какой-то миг я отчётливо понял, что это конец. С нами случится то, что уже случалось с другими: Сергей выйдет на предельную скорость, а потом будет авария. «ГАЗель» улетит в кювет и останется валяться с кабиной, полной человеческого фарша.

Она пристально рассматривала нас. Даже предположить было невозможно, какие мысли таятся за глухими заслонками непроницаемо чёрных глаз.

— Дави! — заорал Канат. Он тоже смотрел вправо. — Дави её!

Она вдруг резко взяла влево, придалась к самому борту, точно сама намеревалась вытолкнуть грузовик за пределы трассы.

Её лицо оказалось не более, чем в двадцати сантиметрах от меня. Нас разделяло только стекло и ладонь расстояния.

Сергей с Канатом орали — я еле слышал их. Паника будто отключила какие-то органы чувств и нейронные связи в мозгу. Кажется, я тоже орал, как безумный. Во всяком случае, у меня саднило горло. Но клянусь, я не слышал собственного голоса.

Сергей не выдержал и крутанул руль влево. Я почувствовал, как отрываются от дорожного полотна левые колёса. Канат — должно быть, инстинктивно — повис на руле. Он успел в последнюю долю секунды. Колёса бухнулись на асфальт, нас тряхнуло.

— Где она? Где она? — визгливо кричал Сергей, глядя то в одно, то в другое зеркало.

Противоестественного существа не было видно.

— Тихо! — посоветовал Канат.

Мы с Сергеем замолчали. Стука копыт не было слышно, никакая фигура не маячила позади. Не меньше минуты мы сидели неподвижно и переглядывались.

— Фуф! Кудай какты! Тормози! — воскликнул Канат.

— Она что, отпустила нас? — спросил Сергей.

— Снижай скорость, — требовал Канат. — Снижай. Всё равно от неё не уйти.

Серёгу всё ещё трясло — только руки на руле оставались твёрдыми. Я раскурил и протянул ему сигарету.

— Возьми! Всё уже кончилось, слышишь? Сергей, может, лучше просто следить за дорогой? — спросил я.

— Ты гляди, Серёга, гляди, — поддержал Канат. — Я назад смотрю. Нет её. Ты только скорость снизь…

Мы заговорили одновременно, дополняя и перебивая друг друга. Канат, как оказалось, был из соседней области. Краем уха он кое-что слышал о женщине с лошадиными копытами, но всерьёз не воспринимал. Зато Сергей, как и я, знал о ней много. Он был уверен: всё дело в том, что якобы где-то здесь было старинное мусульманское кладбище, и республиканскую автотрассу построили прямо на нём…

— А она-то кто? Зачем гонится? Что ей надо? — спрашивал Канат.

— Разное говорят, — поморщился Сергей. — То ли в несчастной любви дело…

— То ли в аварии, — прибавил я. — Вроде бы она мстит за то, что её саму сбили когда-то.

— Парень ей изменил, — уверенно вставил Сергей. — И она мстит тем, кто налево ходит.

— А я слышал, она сама изменила, а потом под машину бросилась…

— А копыта тут при чём? — допытывался Канат. — Что это там?

Он спросил это, глядя вперёд. Сергей вздрогнул и наклонился к лобовому стеклу, всматриваясь в дорогу. Спустя секунду и на меня накатил ужас. «Накликали! — мелькнуло в голове. — Надо было молчать!»

Но серое пятно в неверном свете зари не было высокой фигурой. Это была съехавшая в кювет машина.

— Вот почему нас отпустила, — хрипло прошептал Сергей. — Уже достала кого-то…

— Не останавливайся, — сказал Канат.

— Не дурак.

— Эй, парни…

Сергей нервно выкрикнул, перебив меня:

— Нет!

Серый «Volkswagen» со смятой крышей и разбитыми стёклами пролетел мимо нас по правому борту.

— Пожалуйста! Это Лёшкина машина, я её знаю!

Сергей, сморщившись, как от зубной боли, сбавил скорость.

— Знакомый, что ли?

— Сосед! Остановите, пожалуйста!

— А если она рядом? — воскликнул Канат.

Но Сергей уже принял решение. «ГАЗель» остановилась и двинулась задним ходом.

— Авось пронесёт. Вон, солнце уже появилось.

— Ох, алла… — протянул Канат.

***

Величественное солнце, равнодушное к бурлению человеческого мирка, неторопливо восходило на свой небесный трон. Я сидел на раме лежащего велосипеда. Один из патрульных подошёл ко мне и протянул сигарету.

— У вас кончились? Возьмите.

— Благодарю.

Пальцы дрожали, две спички пропали даром. Полицейский взял у меня коробок, сложил жёсткие ладони «лодочкой», чиркнул и протянул мне надёжно укрытый от ветра огонёк. Я поймал его дрожащим концом сигареты и глубоко затянулся.

— Расскажите толком, — попросил полицейский и сел рядом со мной на корточки. — Вы знали погибшего?

— Да, с детства, — проговорил я. — Это Лёшка Шарафутдинов. На соседней улице жил.

— А его… подругу — знаете?

Я ответил не сразу: тупая спица в сердце мешала говорить.

— Знаю. Тоже с детства.

— Серьёзно у них было, да? — участливо спросил патрульный.

— Надо полагать.

Что тут ещё скажешь? Задранная юбка, лифчик на полу машины — да, надо полагать, у них всё было довольно-таки серьёзно.

— Как её звали?

— Кружилина. Оксана Витальевна. Давайте об этом потом, — попросил я.

Он внимательно посмотрел на меня, кивнул и встал.

Я достал смартфон и открыл папку с фотографиями Ксанки. Смотреть на них было сродни мазохизму, но нужно было прогнать видение изломанного тела и кровавой каши вместо правой половины лица. Левая половина уцелела. Я провёл много времени возле смятой машины, глядя на белую щёку с родинкой посреди чёрных лоскутьев плоти. Она казалась чашечкой какого-то отвратительного цветка.

Мы у неё дома, мы в поле (Ксанка в венке из одуванчиков), мы в кафе, мы городском парке, мы на вечеринке у друзей (Ксанка на поддаче, и сама она этого снимка никогда не видела). Ксанка на берегу реки. Ксанка после душа, прикрывается полотенцем и притворно сердится на меня.

Мы в детстве. Мне десять, ей восемь. Растрёпанные, счастливые. Большая компания детворы играла в догонялки, а мой отец наугад щёлкнул нас на свой доисторический «ФЭД». По случайности я и Ксанка оказались рядом, словно позировали на фоне бегающих друзей. Потом я решил, что этот снимок был знаком судьбы, потому и отсканировал его.

Да уж, знак… никогда раньше не обращал внимания, что точно между нашими фигурами на заднем плане замер Лёшка. Он обернулся и смотрел на нас, улыбаясь. Я перевёл взгляд на маленькую Ксанку и вздрогнул, чуть не выронив телефон из рук.

Мне стало ясно, что именно я увидел в свете велосипедной фары на пшеничном поле. Что именно показалось мне неправильным, невозможным. Лицо нечеловеческой девочки было… лицом маленькой Ксанки. С той самой родинкой, ещё едва заметной.

И, если я правильно понимал, плач среди колосьев пшеницы раздался как раз в то время, когда тридцатью километрами дальше по дороге лёхин «Volkswagen» перевернулся, сойдя с дорожного полотна, упал на крышу и снова встал на колёса уже грудой лома.

Я спрятал телефон и швырнул окурок на обочину. Полицейский снова подошёл ко мне.

— Опергруппа будет через пять минут. Мы потом отвезём вас в райцентр.

— Спасибо, — кивнул я через силу.

Хотелось кричать.