Машинополис

Иван Николаевич Алексеев

Сборник фантастических рассказов. Действие происходит в совершенно разных реалиях. В каждом рассказе человек живёт и действует сообразно созданным автором обстоятельствам.

— Я.

— Странно. Все на месте. Всем оглядеться! Видите других?

Скафандры вокруг меня зашевелились. Кто-то приподнялся, кто-то сел.

— Я один, — это был голос Стратега. — А вы все вместе?

— Да, мы рядом друг с другом.

— Где я, Здешний? — голос Стратега дрожал.

Я переключился на вид его глазами. Он перемещался, судя по всему, ползал. Такой же жёлтый пол и нагромождение механизмов. Но в поле его зрения были трёхногие, занятые этими механизмами. Вскоре мне стало дурно. Нельзя смотреть чужими глазами без того, чтобы не закружилась голова, по крайней мере, если она и без того раскалывается.

— А-а-а!!! — заверещал вдруг Стратег, как будто его резали, крик этот резко стал далёким, глухим.

Я вновь вернулся к его зрению. И увидел лишь кусок пола, остальная часть шлема просто была чем-то накрыта, руки так и тянулись сдёрнуть эту завесу.

— С него сняли скафандр, — пробормотал Смерч. — Мы должны ему помочь.

Началось. Нас убивают. Я, вдруг взялись силы, в груди разлилось бодрящее тепло, встал на ноги. В этом атрофированным мышцам помог скафандр. Но и с его помощью всё ощущалось тяжёлым, будто отлитым из свинца. С собственными конечностями, туловищем сладить бы, не то что с крепкими трёхногими. Поднимались и остальные.

— Вперёд-вперёд! — подгонял Смерч.

— Куда вперёд? Где он? — спросила Пантера.

— Он находится с вами. Координаты его скафандра совпадают с вашими, — сказал Здешний.

— Ты же видел куда его несли.

— Ничего я не видел. Эти скафандры не дают одновременного обзора во все стороны. Я вижу то же, что и вы. Хорошо, у меня идеальная память. Могу сопоставить всё, что видели, и вывести вас примерно.

— Много болтаешь. Где он? — в голосе Смерча звучало явное раздражение.

— Когда вас вносили в здание, его куда-то засунули. А сам он смотрел проекцию на скафандр: вид глазами Пантеры. Пантера, заботится о тебе. Думаю, если его рядом нет, а скафандр рядом с вами, в метре, значит, должны быть подземные уровни. У меня сверху видны двухмерные координаты. Ищите лифт или лестницу.

— Какие же у них лестницы, у трёхногих? Они ходят кругами, лестница должна быть вроде пандуса. На ступенях они бы спотыкались.

Но не было нигде кругом лестниц, лифтов, пандусов. Всюду ровный жёлтый стекловидный пол.

Трёхногие выдумали иной способ перемещаться между этажами. Как выяснилось, они придумали заменять целиком изрядные куски помещений. Вместе с предметами и существами там находящимися. Вдруг, плавно, мягко, едва не половина большого зала, где мы находились, скользнула в сторону и вниз, затем ещё и ещё. При этом видны были пролетавшие вверх на противоположной стороне замещаемые нами помещения. В паре из них шевелились многопалые фигуры. Мы побывали в трёх залах, пока не остановились на четвёртом подземном уровне. Стратега там не было. Очевидно, его занесли в здание первым, сразу же опустили вниз, разделались с ним, а теперь настала очередь остальных. Опуская нас вниз, его подняли вверх. Сложная кутерьма с перемещением по этажам, видно, вполне отвечала своеобразным взглядам трёхногих.

Воинственность наша, между тем, росла. Мы привыкали к движению под действием притяжения, привыкали к чувствительности скафандров. Теперь в нас крепла уверенность, что мы так просто свои жизни не отдадим. Заставим их заплатить, хотя равна ли нашей ценность трёхногих жизней?

Четвёртый уровень был сумеречный. Основное освещение проистекало от света их звезды. Крыши и полы его пропускали, чем ниже, тем меньше. Потому внизу светились стены, светом белым, имевшим явную естественную природу. Потому что светились, но плохо освещали.

Вообще, энергетика этого мира была большей частью не связанной со сгоранием топлива. Вовсю использовалось местное Солнце, что не жалело жара. Машины их, конечно же, использовали электрическую энергию. Возможно, летательные тоже. Аккумуляторы с высоким КПД умели делать и земляне, но такого широкого применения они не находили, по крайней мере до нашего отлёта. Думаю, по причинам въевшейся традиции жечь органическое топливо в двигателях. Да и экономику с политикой нельзя игнорировать: всё это выращивание особых растений, перерабатываемых затем в горючее, это же сельское хозяйство половины планеты.

— Драться будем, — сказал Смерч. — Как только появятся эти уроды, набрасываемся на них, валим на пол и бьём.

— Легко сказать. Попробуй, урони трёхногого-то. Это тебе не двуногий. Скорее, они нас уронят.

И нас уронили. Не трёхногие, а их аппараты. Опутали по рукам и ногам верёвки их щупалец. Умело, словно часто делали это, открыли запоры скафандров и раздели нас. В нос ударил яркий аромат, так пах их воздух. Кислорода в нём было мало, мы дышали как выброшенные на берег рыбы. Аппараты работали с еле слышным приятным жужжанием. Конечно, с их технологиями, можно было сделать и совсем бесшумных роботов, шум в них ввели нарочито, для ублажения слуха или чтоб включённая машина сообщала о своей работе. Надо мной склонился трёхногий. Он не был похож на человека, а потому не виделся безобразным. Ожившее дерево из детских картинок. Его длинные пальцы-ветки бегали по мне, мягкие, вроде человеческих, преисполненные осязанием. Я видел, как голые тела остальных закрашивали коричневой краской и чувствовал, как меня ею опрыскивали. Без скафандра я превратился в беспомощную куклу, с которой можно делать всё что угодно. Тяжело было даже голову поворачивать. Горькое отчаяние охватило меня, потекли слёзы, я застонал никого уже не стыдясь. Кто-то, должно быть Кит, и вовсе визжал.

— Мы умираем, но умираем как люди, гордо! — выкрикнул Смерч.

— А я вижу, что нет, — сказала Пантера.

Она стояла! Сутулая, нескладная фигурка вся коричневая. Стояла уверенно, водила перед собой руками, прикрывая, насколько могла, интимные части тела от мужских глаз.

— Попробуйте пошевелиться. Только подождите, пока они закончат наносить на вас состав.

Я попробовал. Легко вскочил на ноги. Сила пришла ко мне, приятное ощущение собственных работоспособных мускулов. Встали и другие. Выглядели мы, конечно, очень странно: шоколадно-коричневые, как будто излишне загорелые, при этом коричневое всё, белки глаз тоже.

— Дышится теперь легко, — заметил Смерч.

— Они изменили нас этим составом, — сказала Пантера. — Он, наверное, влияет на клетки наших организмов, преобразует их, подгоняет под условия планеты.

— Мне кажется, это всего лишь скафандры, в которых ощущаешь себя голым. Я как будто покрыт плёнкой, и эта плёнка усиливает мои движения так же, как и наши скафандры, — совершенно спокойно, будто это не он визжал минуту назад, произнёс Кит.

— А как ты дышишь? Никаких дыхательных приспособлений не наблюдается, рот и ноздри открыты. Это не скафандры, — возразила Пантера.

— Быть может, не совсем открыты. Скафандры попросту уплотняют и очищают воздух у лица.

Я считал, что Кит рассуждал здраво, чудесный скафандр добавил ему ума.

— По крайней мере, мы хорошо себя чувствуем, дышим, двигаемся и ждём продолжения, — сказал Смерч.

И всё-таки Кит был прав. Наши голоса, они изменились, стали выше, как у детей. Думаю, это из-за уплотнённого перед лицами воздуха. Впрочем, может и из-за переделанных под условия планеты клеток лёгких. Голос Смерча перестал быть командирским, превратился в писклявый и какой-то сварливый.

Трёхногие, их здесь было четверо, смотрели на нас и тоже переговаривались на своём дельфиньем языке. Самый маленький из них, карлик или ребёнок, был мне по пояс, а самый большой, настоящий великан ростом под три метра. Их жёлтая кожа была такой же самой краской, как и коричневая на нас, закрашивала глаза. И это было за теорию Кита. Впрочем, другой цвет, а значит иной состав краски, поддерживал теорию Пантеры, ведь и клетки в трёхногих иные.

Возникла проблема общения. У нас отсутствовала связь с кораблём, наши скафандры куда-то исчезли. Без технической оснащённости, без Здешнего мы ощущали себя куда более голыми, чем лишённые всякой одежды, облитые ничего не скрывавшей коричневой краской. Языка мы не понимали, жесты жителей иной планеты конечно же не имели ничего общего с жестами землян, нам оставалось только смотреть на них, да и это не рекомендовалось: прямой взгляд мог быть воспринят как признак агрессии. Некому было нас направлять. Смерч, живой образ героического космонавта, привык во всём опираться на Здешнего и, похоже, не был готов принимать разумные решения. Рука и Кит — узкоспециализированные учёные — дальше своих знаний ничем не отличались от простых парней вроде меня и Беркута. Гениальная же Пантера больше всего сейчас заботилась сокрытием от наших взоров своих сомнительных прелестей. Стратега трёхногие, специально или нет, от нас отделили.

Конец ознакомительного фрагмента.