Машинополис

Иван Николаевич Алексеев

Сборник фантастических рассказов. Действие происходит в совершенно разных реалиях. В каждом рассказе человек живёт и действует сообразно созданным автором обстоятельствам.

© Иван Николаевич Алексеев, 2023

ISBN 978-5-0059-9706-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МАШИНОПОЛИС

Небо — густое, влажное, тёмное — заслонило собой Солнце, пропустив сквозь себя только часть его красок. А с запада, куда смотрели окна комнаты, подплывала, должная загородить и эти тревожные красные лучи, бескрайняя чёрная туча. Альберт немного сдвинул стекло, набрал полную грудь вкусного наружного воздуха. Силуэты зданий перед ним напоминали горные пики. Кто-то, быть может, стоял так же у окна и смотрел на него. На него, маячившего в окне, не в комнату. Но Альберт поспешил задвинуть и затемнить окно. На кровати лежало то, что не должны были видеть. То, что полчаса назад было женщиной, заботившейся о фигуре и нарядах, любившей душещипательные истории, радовавшейся и мечтавшей. И вот теперь жизнь её оборвалась, оборвались все её истории, все надежды, все ожидания. И лишил её этой жизни Альберт, не считаясь со всем величием чуда существования, ведомый своим лишь самолюбием, которое он видел оскорблённым. Оскорблённым так сильно, что убийства казалось недостаточно.

Альберт сел на пол, прижал ладони к голове, застонал, повалился на бок. Покрытие пола, красновато-коричневое, имитировавшее махагони — они выбирали его вместе — матово блестело. Самоочищение, в него встроенное, не оставляло шанса ни малейшему пятнышку. Он подумал о том, всосал бы пол кровь, пусти он в дело оружие? Всосал бы он всю кровь, умещавшуюся в человеке? И нет ли в нём какой-нибудь сигнализации на этот случай? И если есть, то за ним уже пришли бы, если бы была кровь. Он нашёл для себя крохотный повод для крохотной радости: хорошо, что он задушил её, а не зарезал. Хотя, безусловно, он отдал бы половину собственной жизни за возврат назад во времени.

Невзирая на отчаяние, горечь в груди, Альберт не собирался сдаваться. Напротив, его разум искал выхода, с наименьшим ущербом и, разумеется, наказание законом было исключено. Быть может, когда-нибудь истерзает его совесть, не сейчас. Надо встать, вымыться, выпить кофе — и начать приводить в жизнь план, очертания которого уже появились в его голове.

Выносить тело — немыслимо. Это будет тотчас замечено. Какой-нибудь домашний прибор, а то и не один, непременно заметит, отметит и сообщит. Так что лучше ничего не трогать, закутать тело одеялом — спит. Непременно надо избавиться от чипа. Благо Альберту минуло сорок лет, и старый чип в его руке по закону нуждался в замене. Тут стоило попробовать фокус с третьей рукой. О нём Альберт думал когда-то как о занимательной проделке, когда представлял себе невозможную жизнь без чипа. Но поскольку жить без чипа действительно невозможно, ему нужен был чей-то другой чип. И об этом он думал раньше: можно ли человеку прожить хоть день с чипом робота? Можно не только день, решил он тогда.

Первым делом Альберт раздобыл чип робота: вырезал его из своего домашнего помощника. Конечно, при сканировании подмена должна сразу раскрыться. Но на то Альберт и инженер. С помощью старого компьютера, валявшегося в его столе, и советов из сети он прошил чип, заменил префикс в коде, сделав его чипом андроида, завернул до поры в толстый кокон из фольги. Теперь надо было избавиться от чипа в руке.

Альберт бродил по квартире, не зажигая света, в полумраке. Комнаты, где всё случилось и где лежало тело, он избегал, да и дел у него там не осталось. Он тщательно вымылся в душевой. Поел, аппетит не пропал. Собрал небольшую сумку вещей. Заказал протез руки, покупка не из дешёвых. Понятно, без чипа все его сбережения не будут ему принадлежать, так что он заказал медицинский браслет, не только украшение, но и компактный доктор, который ставил диагнозы и выписывал лекарства. Браслет можно было не привязывать к чипу, что было кстати. На оставшееся после покупки дорогущего браслета Альберт купил три комплекта такой одежды, какую, по его мнению, предпочитали андроиды: яркую, однотонную, без дизайнерских излишеств. Также он взял продуктов, калорийных и не занимавших много места, вроде шоколада и консервированных мидий. Сборы отвлекли его. Однако, когда пришли покупки, когда сумка была уложена, горькие мысли оформились в реально ощутимую горечь в голове, груди — и он скорчился в углу.

В иных городах по всем углам расставлены автоматы для смены чипов, но не там, где проживал Альберт. В его городе всё ещё действовали по старинке. Не по той, конечно, старинке, как было с первыми чипами: когда руку разрезали и затем зашивали, оставляя небольшой шрам. Но в сравнении с уличными автоматами, посещение кабинета выглядело анахронизмом. Более того, туда ещё всегда была очередь. И Альберт, в мешковатом плаще, с сумкой на коленях примостился на пластмассовом сиденье за женщиной с ребёнком лет пяти, ещё в детском браслете, тот получал свой первый чип. Перед ней сидел молодой парень, по виду иностранец. Иностранцы обычно не меняли свои чипы. Значит, это был иммигрант, остающийся навсегда. Альберта, как и многих других, иммигранты раздражали: казалось, что они крали часть его хорошей жизни, не за плохой же жизнью они иммигрировали. Но в нынешней ситуации раздражаться выглядело неуместно: его собственное преступление по всем законам и взглядам нельзя было сравнить с иммиграцией — делом, возможно, даже хорошим.

Дождавшись своей очереди, Альберт поправил третью руку, спрятанную в глубине рукава, выдохнул и вошёл. В кабинете всем заправлял большой, размером со шкаф, робот. И выглядел этот робот как шкаф. При этом в нише шкафа была установлена голова андроида. Голова улыбалась во все зубы, дружелюбно смотрела и разговаривала, артикулируя ртом. При этом рук роботу не приделали, ограничились двумя гибкими манипуляторами, расположенными относительно головы соответственно рукам. Робот поздоровался с вошедшим Альбертом, указал, где и как тому расположиться. На удачу, процедуру организовали так же, как и много лет назад, когда Альберт ставил текущий чип. Если бы нужно было засовывать руку внутрь шкафа, фокус с третьей рукой не удался бы — и Альберт вышел бы с новым чипом, который пришлось бы пытаться вынимать самому, что почти невозможно, ведь только первые чипы заводили под кожу. Затем, столкнувшись с их массовым удалением и подменой, стали вживлять их в кость. Без специального оборудования, снабжённого, разумеется, системой слежения, заменить чип стало нельзя.

Робот щупальцем взял прибор, прижал его к запястью, острой болью отозвалась секундная процедура. Робот вынул из прибора старый чип, на удивление блестящий, без капли крови, вставил его в другое устройство, чтобы перенести код в новый. В это время Альберт опустил руку, тряхнул ей, рукав удлинился, в скрытую теперь ладонь выскользнул протез, который Альберт выставил перед роботом. В принципе, можно было бежать сразу. За ним не погнались бы. Но информация, что Альберт без чипа, стала бы всюду известна. В дальнейшем, когда открылось бы преступление, его стали бы искать не по чипу, а по внешности. А так у него будет фора, лишнее время, пока не отыщут протез. И спрятать его можно так, что искать и гоняться за ним будут долго. Если он, например, спрячет чип в птицу, воробья, то до смерти этого воробья его не отыщут. Если сбросит с лодки в океан, то его посчитают утонувшим, разве что не затеют доставать. Если отправит посылкой в дальнюю страну со сложной политической обстановкой, то все шансы, что не найдут никогда, разве оттуда отправят посылку обратно. Вариантов скрыться — множество.

Альберт стоял, прижавшись спиной к стене здания. Строил планы, один другого фантастичней. Но об оборванной им жизни не думал. И память не желала к тому возвращаться, а разум нашёл оправдания и давно простил сам себя. Знакомо это всякому преступнику. Домой возвращаться он не помышлял. Ещё тогда, когда он выковыривал чип из домашнего помощника и переделывал его, уже тогда замыслил он выдать себя за андроида. Скрыться в обособленном от всего человечества месте, в городе со своими законами и правилами, отличными от человеческих, в городе, где, несмотря на всю его прозрачность, несмотря на то, что каждый шаг в нём отслеживаем и оцениваем, искать его не станут. Хвоинкой малой скроется он в еловом лесу среди миллионов хвоинок. А задумал Альберт укрыться в городе роботов, даже не городе, а целой стране, занимавшей огромную площадь и кормившей, одевавшей, снабжавшей разными вещами, вплоть до космических кораблей, полмира, а то и весь мир. Знал Альберт, были там и люди, фанатичные приверженцы роботов. Притом обитавшие не на территории представительства людей. Так что жить человеку там тоже можно. Альберт направился на вокзал.

В Машинополис ходили больше грузовые поезда. Однако были и пассажирские. Ведь в Машинополисе был человеческий район, обособленный от остальной части, называвшийся представительством людей. Кроме того, были познавательные экскурсионные маршруты по городу, его улицам и заводам. Они считались опасными. Впрочем, именно их опасность и влекла любителей острых ощущений со всего мира. Так что туристический бизнес в Машинополисе приносил постоянный доход своим владельцам — роботам.

Вообще, называть роботов роботами считалось некорректно. Роботами называли их те, кто неприязненно к ним относился и только за глаза, в бытовых разговорах. Также роботами считались всевозможные манипуляторы и автоматы с простой, слабой электронной начинкой. Официально роботов назвали искусственными организмами. Также нельзя было называть компьютерами мощные компьютеры. Имя им было искусственный интеллект. Позволялось говорить сокращённо: ИО и ИИ, хотя на взгляд некоторых это тоже унижало, как слово «робот». Альберт пользовался словом «робот» не из-за неприязни, а оттого, что говорить его было проще, чем ломать язык о слово искусственный организм. В его городе, да и вообще в городах людей таких роботов, которых надо было называть искусственными организмами, практически не было. И повода показывать свою некорректность у Альберта тоже практически не было. Более или менее развитые роботы обитали лишь в Машинополисе. Причиной этого была потенциальная опасность таких роботов, у которых неизвестно что в мыслях. Законы робототехники Азимова так и остались нереализованной выдумкой. Некое их подобие делалось в простых домашних помощниках, которыми управляли написанные людьми программы. Но искусственный разум уже не поддавался программированию, иначе это был бы уже не разум, а короткий поводок кухонного помощника без возможности развития. А к чему приводит саморазвитие без тех степеней несвободы, которые заложены в людях всей историей создания их вида, начиная от простейших одноклеточных, неизвестно, а потому опасно.

Поезда в Машинополис шли отовсюду и во все стороны мчались железнодорожные составы оттуда. Однако пассажиров брали не все и далеко не везде. Станции, где в поезд мог сесть человек, находились в самых больших и важных городах. Но Альберт не собирался садиться в прямой поезд, не желая дать зацепку тем, кто, возможно, пустится по его следу. Он сел в поезд, шедший в противоположном от Машинополиса направлении. Чип человека вместе с куском протеза руки он сунул в мусорный контейнер, рассчитав, что мусор вывезут в конечной точке маршрута, у берега моря. Там его переработают, при этом чип уничтожат — и ищи его, как ветра в поле. Сам же выскочил на следующей крупной станции, укрываясь очками, козырьком и воротником. Теперь, без чипа, он стал невидимкой. Невидимки — движение, стиль жизни, вызов обществу — их хватало повсюду. Но укрыться среди них было невозможно. Стоило невидимке попасть в зону камеры наблюдения, как та, не обнаружив чипа, принималась определять его личность. Скорее всего, так же камеры поступали и с людьми оснащёнными чипами, дублировали идентификацию. С невидимками — наверняка.

Но невидимка, человек без чипа, во всём ограничен. Его участь — жалкий попрошайка, его пища в мусорных контейнерах, жизнь его нездоровая, недолгая. Выглядели невидимки так, что видеть их не хотелось, дурно пахли, имели тягу к спиртному и отвращение к труду. Альберт никогда не мог понять, как они добывали алкоголь. Ведь без чипа его не купить, не работая, не купить и с чипом, на который начислялся заработок. И спиртное не такой продукт, который выбрасывают едва початым. Очевидно, имея главной целью жизни нахождение спиртного, оно им доставалось. Это иллюстрировало мощь человеческих возможностей при достижении желанной цели. Главное, цель выбрать и сильно возжелать. Впрочем, Альберту, ставшему невидимкой, не нужна была водка. Транспорт был тоже недоступен невидимкам, без чипа им нельзя было ни ездить, ни летать, только ходить пешком. Между тем, Альберт полагал, что если невидимка прилично выглядел, не успел пропитаться бродяжьей вонью, он мог путешествовать свободно. Он знал: многие модификации устройств, берущих плату за проезд, видят только чипы. Главное, войти, сесть, никуда не ходить. Мало ли какие могут быть в поезде устройства и пассажиры. А ещё лучше проникнуть на грузовой вагон под видом груза. Но это, конечно, невозможно. Где их грузят?

Без каких-либо приключений, в вагоне самого низкого класса, доехал Альберт до городка, расположенного в каких-то ста километрах от Машинополиса. Это была самая ближняя к цели станция в маршруте этого поезда. Дальше предстояло идти пешком, не заходя в город и держась подальше от дорог и строений, от людей, словно дикий зверь. Но и зверей также надо было опасаться: путь лежал через обширный лес.

Между станцией и лесом было маленькое предместье маленького города. Чистенькое, аккуратненькое, как картинка в детской книжке. Беленькие домики окружали беленькие заборчики, белил тут не жалели. В палисадниках радовало глаз разноцветье цветов, а позади домиков виднелись садовые деревья. Наверное, в этих садах на белых скамейках временами сидели красивые счастливые люди в белой красивой одежде. Альберт в серой, неприметной куртке, в надвинутой на глаза кепке с длинным козырьком, в больших солнцезащитных очках выглядел тут втройне подозрительным. Быстрым шагом, почти бегом, он пересёк поселение. Прохожие оглядывались на него, редкие автомобили снижали скорость рядом с ним. Или ему это казалось.

Лес начинался не сразу за городом. Пустыри, поляны, сараи, рощицы, огороды, там и тут виднелись люди. Однако пара десятков шагов среди деревьев — и он уже вне человеческой цивилизации. В лесу о людях напоминали лишь тропинки и ничего более. Альберт шёл, ориентируясь сначала по Солнцу, заканчивавшему свой небесный путь. Двигаясь на юг, ему следовало держать его справа. Затем пользовался старым навигатором, не идентифицировавшем владельца. Две ночи провёл Альберт в лесу. Оба раза нашёл он себе укрытие: заваливал себя ветвями в небольших ямах. Он ел крекеры и шоколад, пил набранную в ручье воду и примерял на себя лесную жизнь. С опаской, вот уж дикарь, он пересекал открытые пространства, шоссе, просеки с линиями электропередач и без линий — противопожарные. Утром третьего дня Альберт вышел к Машинополису.

В лесу он слышал шелест деревьев, падение шишек, голоса птиц — негромкие, приятные звуки. Сквозь них город он различил, как равномерный низкий гул. И сразу за лесом начиналось ограждение. Машинополис окружал высокий забор из проволоки, за ним, через километр, ещё один, а между ними просматриваемое охраняемое пространство. Это было сделано не для защиты города, а для защиты от города, от его жителей, у которых неизвестно что в искусственных мозгах. Теперь Альберту предстояло отыскать вход. Машинополис так много всего производил и так много требовал сырья, что составы шли в него без остановки. Там можно было попробовать пройти. Держась кромки леса, а дальше и не таясь, Альберт двигался в сторону железной дороги. Он видел вышки с охраной, зенитные орудия, боевые машины — человечество защищало себя. Если его замечали, то не обращали внимания: мало ли кто там ходит, не робот же, не бежит же из города к людям.

Альберту повезло. Ему удалось вскарабкаться на пустую, а, следовательно, и особо не охраняемую платформу, прицепленную сзади притормозившего состава. Его появление, разумеется, не ускользнуло от систем слежения поезда, однако в приоритете у них был груз, а не лишний пассажир. Лёжа в углу, укрытый своей сумкой, он смотрел наружу через небольшую щель. Он видел ровные поля, кое-где машины убирали урожай, или опрыскивали его, или поливали. Десятки километров полей. Иногда поля перемежались пастбищами с пасшимися на них круглобокими животными. Машинополис был крупным поставщиком продовольствия. Ближе к городу началась череда бесконечных теплиц, в них, безусловно, произрастали щепетильные к внешним условиям растения. Когда закончились теплицы, возникли заводы. Тоже одинаковые, аккуратные, перед некоторыми стояли ряды готовой продукции. Тут же были и грузовые платформы. Но поезд у них не остановился, продолжив свой путь. В его составе были три пассажирских вагона, и он спешил высадить людей на центральной станции города, а уж затем выгружать сырьё и наполнять себя готовой продукцией.

В центре Машинополиса располагался район, населённый людьми. Это был официальный человеческий район, называвшийся Представительством. Там находились государственные учреждения, оттуда наблюдали за всем, что происходило в Машинополисе. Район огораживала не только стена, но и крыша — система куполов. Конечно, была и зоркая система слежения, такая, что и крошечное насекомое проникнуть не могло, без того, чтобы не изучили его начинку. Человеческий район вплотную примыкал вокзалу. Некоторые пассажиры по шлюзу проходили в него. Другие, туристы, оставались на вокзале, где попадали в руки искусственных организмов, гидов. Были и третьи, которым нечего было делать в представительстве и не интересовали придуманные изощрённым искусственным умом экскурсии и развлечения. Это были настоящие жители Машинополиса, жившие вместе с роботами на одних с ними улицах и в одних с ними домах. Люди эти обитали там на свой страх и риск. Ведь если кому из роботов пришла бы мысль нанести им вред, никто не смог бы им помочь. Человеческая служба спасения действовала только в человеческом районе.

Когда поезд прибыл на вокзал, Альберт с невозмутимым видом последовал к вращающимся цилиндрам дверей, за которыми был выход в город. Ещё в дороге он вынул прошитый им чип и закрепил его на руке пластырем. Никто его не остановил. Пять минут спустя он брёл по улице, выдавая себя за ещё одного андроида. Вообще говоря, чипы в Машинополисе были не в ходу. Искусственные организмы не имели нужды в постоянном контроле друг над другом. Но и наличие чипа не возбранялось. Роботы, сделанные не в Машинополисе, и роботы, производимые для людей, все оснащались чипами. Так что Альберт стал вполне себе стоящим андроидом.

Альберт направлялся туда, где могли жить люди. План города он изучил заранее. В нём было множество кварталов, но, исключая Представительство, люди могли существовать только в одном месте, застроенном домами похожими на человеческие. В остальной части города нормального жилья не было вовсе. Роботам не нужна тёплая постель, кухня и гостиная. Они жили там же, где работали. И только в одной части города, там, куда шёл Альберт, проживали определённой конструкции роботы, имевшие потребности сродни людским. Это были так называемые искусственные организмы третьего типа. Эти организмы строились наподобие живых существ. С подобием нервной и кровеносной систем, с парой-тройкой органов чувств, росшие и развивавшиеся, питавшиеся и отдыхавшие. Не обязательно похожие на людей, чаще всего вовсе непохожие. Некоторым из них нужна была вода, некоторым канализация, часть нуждалась в свете, а кому-то надобен был кислород. Нужды сродни людским.

Навстречу Альберту попадались редкие прохожие — роботы всевозможных типов. Крохотные и огромные, быстрые и преисполненные достоинства, вылитые люди и натуральные монстры. Посередине улицу отвели для транспорта, разметив её в точности как люди, однако никто по дороге не ехал, если не считать особенно быстрых роботов, нёсшихся очертя голову по ним. Грузы, очевидно, перемещались по специальным подземным или надземным каналам. Много было андроидов с той или иной степенью схожести с человеком. Вернее, изначальной схожестью. Почти все андроиды попали сюда из мира людей, были сделаны для людей и людьми же были отвергнуты. Живя с людьми, андроиды выглядели как люди. А попав в Машинополис, нужда поддерживать сходство с человеком отпала. Поэтому тех, кто появился в городе не так давно, отличал более-менее сносный вид, наличие полных или не совсем полных комплектов одежды на них. Но всё же было ясно, что это андроиды, а не люди. По равнодушию, по чересчур ровной походке, по мелким деталям, вроде надорванной кожи. Давние жители Машинополиса уже совсем от людей отличались. В первую очередь, многие роботы не видели нужды следить за своей внешностью. Были андроиды с содранным кожным покровом. Содранным опрометчиво, потому что кожа на них предназначалась не только красы ради, но и защищала их начинку. Были и с кожей, но без одежды, и виделись случайные разрывы, обнажавшие механическое их устройство. А иногда попадались эстеты. Они были с тщательностью одеты, ухоженные волосы уложены в причёску, словом, старались выглядеть по-человечески. И такие тоже отличались от людей, с первого взгляда. Им была чужда человеческая стадность, непонятна мода, позволявшая людям выделиться не выделяясь. Если бы они не были ограничены ассортиментом готовой одежды, выглядели бы ещё ужасней. Самые яркие, самые ядовитые цвета и самые пышные фасоны были на них.

Альберт поначалу опасался, что его заметят, пристанут, куда-нибудь отведут, выдворят из города. Беспокойство его оказалось напрасным. Интроверт в городе роботов легко бы достиг апофеоза общительности, по местным меркам, конечно. Альберт не видел, чтобы кто-то с кем-то общался, шёл парой и вообще разглядывал другого робота. Хоть на голове стой, будь самой известной знаменитостью или предприми акт самосожжения — интереса у здешних жителей не вызовешь. Интерес к другим не свойственен роботам, если только он не входит в его задачу. Но всё же, и Альберт это знал, роботы первых двух типов были связаны друг с другом. Неразрывно объединялись они и с искусственным интеллектом — мозгами, заполнявшими целиком высотные здания. Не оснащёнными конечностями, электронными, оптическими, квантовыми и ещё мало ли какими мозгами. Последние следили за всем и вся, знали всё обо всём, в том числе о появлении в городе Альберта. И если бы у них появилась причина или причуда выдворить его, расправиться с ним — половина роботов на улице ринулась бы на него. Альберт полагал, что они считывали его поддельный чип и, полагая его андроидом, оставили ему место в жизни этого города. И даже если это было не так и его видели как человека с прошитым чипом, это не считали непорядком. Роботы поразительно равнодушны и понимание порядка у них своё собственное, отличное от человеческого.

Альберт заранее изучил Машинополис. И без разных устройств, способных его выдать, он кое-как ориентировался. План города стоял перед глазами. Сейчас он находился в самом центре. Здесь за вокзалом высились купола Представительства. Туда ему было нельзя. Слева вдали высились пики башен. В них размещались те, кто всё знал и всем здесь управлял. Неизвестно, а скорее неясно было, считать ли их одной системой, как единым организмом, либо же сообществом отдельных машин. Ведь каждая из них в отдельности была сама по себе искусственным интеллектом, могла делать мгновенно огромное число вычислений и, будучи снабжённой какой-никакой коммуникацией, способна была управлять городом единолично. Тысячи же их, объединившихся в одно, превращались в величайший разум, непостижимый и недостижимый для людей. Человеческое представительство контролировало в первую очередь эти башни. Судя других по аналогии с собой, люди предполагали, что столь высокоразвитой разум непременно должен был возжелать захватить весь мир и готовил людям печальную участь. Альберт шагал в противоположную от башен сторону. Там, куда лежал его путь, располагались городские районы, населённые особенными роботами — искусственными организмами третьего типа.

Если неясно было, считать ли искусственный интеллект единой системой или сообществом отдельных компьютеров, то искусственные организмы делились на три типа по определённым признакам. Искусственный организм первого типа — это самый обычный робот. Каким его сделали на заводе, таким он и оставался до конца, полностью завершённым, статическим, без развития. Его, конечно, можно было улучшить, заменить чипы, ввести новые программы. Однако для этого нужна, как правило, переделка, вмешательство. Часто вмешательство это совсем ничтожно: секундный сигнал, мгновенная замена блока. Второй тип искусственных организмов делался чтобы развиваться, меняться — в том его суть. Искусственные организмы второго типа — это саморазвивающиеся организмы. По мере роста их опыта и интеллекта они меняли себя сами, для чего в них закладывались резервы. Искусственный организм второго типа основан на принципах, на которых действует и развивается искусственный интеллект. То есть это тот же самый элемент искусственного интеллекта, только снабжённый конечностями и органами чувств. Например, самый примитивный организм второго типа, электронный, расширял объём памяти и разрядность шин по мере надобности, для чего в нём предусматривалась возможность неограниченного наращивания этих свойств. Искусственные организмы третьего типа также развивались сами, хотя значительно медленнее и ограниченнее искусственных организмов второго типа. Они отличались главным принципом своего устройства. Это были биологические системы. Были искусственные организмы третьего типа, состоявшие из скелета, металлического или пластикового, на котором наращивались мышечные клетки, в трубках скелета скрывалось подобие кровеносной системы, всё это венчал мозг и нервная система также на основе клеток. Клетки эти получали как путём переделки клеток животных и человека, так и искусственным образом. Для некоторых создавали разные специальные клетки, другим только нервные и клетки мозга, третьи и вовсе вживлялись в тела животных. Правда, о последних сообщали лишь как об интересных экспериментах. Словом, искусственных организмов третьего типа было великое многообразие. Для них существовало и своё собственное название — киборги.

Жизнь искусственных организмов третьего типа очень походила на человеческую. Новые они напоминали новорождённых, не внешне, а развитием. Биологическая память их наполнялась не по шинам данных, а через органы чувств, как и у детей. И благодаря этому производство искусственного организма третьего типа занимало долгое время. Конечно, структура их памяти отличалась от таковой у людей и животных, обучались они быстрее гораздо. Но в сравнении с другими роботами, усваивавшими информацию мгновенно, они выглядели величайшими тупицами. Биологические клетки надлежало питать и поить, потому они ели, пили и выделяли. Разумеется, и тут всё делалось по-своему. Некоторые, кто имели рты, ели и пили через них. Однако таких было ничтожно мало, ведь делалось это только ради сходства с людьми. Система пищеварения значительно усложняла организм, а потому обычно внутрь заливался уже готовый раствор, в котором и пребывали биологические клетки. Вообще, искусственные организмы третьего типа считались не имевшими смысла и назначения, обычно ничем, кроме медленного своего развития, заняты не были и просто жили в отведённом для них районе города. Очевидно, в них был какой-то потенциал, ведь их делали и развивали. И именно в районе искусственных организмов третьего типа проживали люди. Ведь район этот ничем почти не отличался от части обычного города. И город машин поддерживал жизнь своей человеческой популяции, снабжал её пищей. Всё остальное люди устраивали себе сами. И в этот район Альберт держал путь.

Район обитания искусственных организмов третьего типа узнавался стразу. По эту сторону улицы громоздились серые коробки без окон, обиталище роботов первых двух типов, а напротив и зелень, и фонтаны, и скверы, и отблеск стёкол в окнах домов вычурной архитектуры. И масса андроидов. Каждый второй робот на улице — андроид. Ясно виделось, что искусственные организмы третьего типа в какой-то степени отождествляли себя с людьми, особенно андроиды. И район свой построили по образцу человеческого. Отдельные андроиды и себя самих с тщательностью подгоняли под человеческую внешность. Впрочем, таких было немного. Альберт подозревал, что многие андроиды здесь относились к двум первым типам, и именно они и настраивали себя на сходство с людьми, согласно заложенным в них установкам. Да так оно и было. Искусственные организмы первых двух типов выполняли здесь всю работу. И сообразно местной эстетике, выглядели они как люди. Быть может факт, что им прислуживали люди, хотя бы внешне люди, грело что-то в глубинах искусственных душ здешних жителей.

Альберт первым делом озаботился поиском людей, настоящих людей, живших в этом районе. Однако действовать нужно было с осторожностью: от людей он ожидал проблем с большей вероятностью, чем от роботов, которые были равнодушны к нему. А с другой стороны, взятая с собой еда закончилась, и ощутимо сосало под ложечкой. Альберт надеялся отыскать что-то вроде кафе с пригодным в пищу ассортиментом. В обычном мире кафе становились большой редкостью. Люди почти перестали выходить из дома. Их устраивали виртуальные заведения, радовали созданные программой фееричные развлечения, все возможные коммуникации, дружба, ссоры, любовь, совместный отдых, спорт и родственные отношения происходили без личного контакта. Учились в школе все из дома, дальнейшее образование проходило в том же кресле. Дальше у многих работа — не вылезая из кресла. Некоторые заводили детей, сидя в кресле и не зная настоящего образа собственной супруги — их матери. Что говорить о кафе? Они были не нужны и сохранились лишь в отелях, а также маленьких городах и посёлках, где люди чуть более старомодны, где аккуратные белые домики и красивые палисадники. Ожидать кафе в городе машин не приходилось тем более. Но как-то люди должны были питаться. Это надлежало выяснить в первую очередь.

Альберт подозревал, что люди, жившие в Машинополисе, не отличались общительностью и дружелюбием. Ведь были у них какие-то, уж точно не одобряемые обществом, причины тут поселиться. Он вглядывался в праздно шатавшихся по улице жителей района. Роботы узнавались сразу, некоторые, впрочем, труднее: по их реакции на Альберта и всё-таки неуловимого отличия их мимики. Один робот, второй, третий — он проходил мимо, не находя в них потенциального собеседника. Хотя это было очевидно иррационально, ведь внешность робота никак не могла выказать его характера, если можно говорить о характере, когда речь о роботах. Но говорить надлежало именно с роботом, от которого можно ожидать простодушия, в отличие от человека, который, скорее, откажется общаться, а то и предпримет что-то, чтобы выдворить незваного гостя вон из Машинополиса. Наконец, один из роботов приглянулся ему.

— Здравствуйте! — начал Альберт. — Я не отвлеку вас, если мы немного поговорим?

Робот посмотрел на него совсем как человек, долгим взглядом. Казалось, сейчас губы должны разойтись в улыбке или, наоборот, согнуться в дужку. Но никаких эмоций, за исключением этого многозначительного взгляда.

— Здравствуйте! — произнёс робот, выдержав паузу. — Пожалуйста, говорите предельно ясно, общаясь со мной. Смысл вашего вопроса мне не понятен.

Робот оказался не большого ума, тем более или даже для робота. Это был, без сомненья, искусственный организм третьего типа. Ведь искусственные организмы первых двух типов должны были быть в непрерывной связи как друг с другом, так и с объединённым искусственным интеллектом, их разум был двояк: индивидуален и вместе с тем глобально един. А глобальный разум, конечно же, знал все языки, вместе с особенностями их употребления, идиомами, диалектами и арго. Но тут, насколько помнил Альберт, в его словах не было ничего, что могло бы быть непонятно.

— Чего ты не понял в моём вопросе?

— Вы сказали: я не отвлеку вас, если мы немного поговорим? Сформулируйте свой вопрос более понятно.

— Да что такое?! Куда уж понятней!

— Я не понял этого вопроса тоже. Вы сказали: да что такое?! Сформулируйте свой вопрос более понятно.

— Хорошо. Ты — искусственный организм третьего типа?

— Я — искусственный организм первого типа, — ответил робот и уставился своим долгим взглядом на Альберта, ожидая продолжения беседы.

— Ты точно первого типа искусственный организм? — Альберт заговорил с расстановкой, обдумывая слова, в духе робота.

— Я точно искусственный организм первого типа.

— Искусственный организм первого типа может соединиться с другими искусственными организмами?

— Может.

— Соединись и обработай мои вопросы с другими.

— Не могу. У меня эта функция ограничена. Я индивидуальный искусственный организм первого типа, — сказав это, робот развёл руками.

— Ты — редкий искусственный организм первого типа, — резюмировал Альберт.

— Не редкий, — сказал робот уже в спину Альберту.

Альберт же направился к андроиду-женщине с идеальной как у всех андроидов фигурой и красивыми, как было принято при изготовлении их, чертами лица. Впрочем, данное ей при производстве она умудрилась как можно сильней обезобразить. Одежда на ней никогда не стиралась и не менялась, имитация кожи местами облезла, обнажив чёрную пластиковую основу, волосы спутались в единый колтун, впрочем, могший сойти за кое-какую причёску.

— Добрый день! — начал беседу Альберт. — Могу ли я поговорить с тобой?

— Можешь, — робот-женщина остановилась с видимой готовностью помочь ему.

— Как тебя зовут?

— Меня зовут Майя.

— Ты знаешь каких-нибудь людей, живых людей, настоящих?

— Я знаю людей. Много людей.

— Отлично! Как мне отыскать их? Где они обитают?

— Много где. Они повсюду, — лицо робота изобразило эмоцию, прочитанную как растерянность, но это в контексте общего ответа. — Они по всему миру.

— А в Машинополисе люди где? — уточнил Альберт.

— В Машинополисе люди — это мы, андроиды. Есть и настоящие люди. И они здесь, в этом районе. Вон человек, — Майя указала на невысокого человека в яркой одежде, показавшегося Альберту андроидом как благодаря своей одежде, так и из-за его скованной походки и равнодушного выражения лица.

Альберт, в надежде, что человек не заметил его, развернулся и зашагал в противоположную от человека сторону, ноги и руки при этом он старался сильно не сгибать, полагая быть более похожим на робота с такой походкой. Завернув за угол, он выглянул из-за него — человек продолжал идти с прежней прытью в прежнем направлении, и лицо его было обращено в другую сторону. Майя же стояла и наблюдала за Альбертом. Изящная, миловидная, хотя и бродяжьего вида. Альберт остро захотел узнать какого она типа. Как бывает с людьми: когда очень хочется узнать год рождения человека неопределённого возраста или национальность человека необычной внешности. И если не знать этого, не поместить человека в нужное место среди распределения в мозгу людей по разным признакам, то возникает дискомфорт. А ещё Альберт поймал себя на мысли, что если Майя вынудит его придушить себя или фатально закоротить её схему, ничего ему за это не будет. И ужаснулся этой мысли, ведь он не какой-нибудь патологический убийца. С другой стороны, в Машинополисе убийство робота вполне могло быть наказуемым преступлением. Он махнул Майе и она, будто ждала этого, сразу засеменила к нему своей необычной и вместе с тем очень женственной походкой.

— Красавица, мне нужна помощница, — сказал он ей елейным голосом. — Не найдётся у тебя часочка свободного времени, чтобы показать мне это место.

— Свободное время у меня есть, — сказала Майя и растянула углы рта в стороны, что должно было означать улыбку.

— Скажи мне, есть ли тут пустующие квартиры, где я мог бы поселиться?

— Ты можешь жить где хочешь. У нас нет собственности на помещения в домах. Надо найти место, где бы не было людей и искусственных организмов третьего типа. Они всегда имитируют право собственности на помещения. Им так лучше. Иметь определённое место для получения пищи. Ты тоже будешь имитировать владение помещением. Также ты можешь имитировать право собственности на искусственные организмы. Люди это делают.

— То есть я могу занять любую свободную квартиру?

— Да, — кивнула Майя, совершенно по-человечески.

— И могу взять тебя к себе?

— Да.

— И ты согласишься быть моей?

— Да. Я сделана именно для этого. У Альберта поднялось настроение. Он подумал, что жизнь налаживается.

— Пойдём скорее подберём нам квартиру! — сказал он.

Альберт с Майей вошли в ближайший дом. Если снаружи он выглядел как обычный дом, с дверьми и окнами, то внутри оказался не очень и человеческим. В нём не было не то что квартир, вовсе никаких помещений. Вертикальные и горизонтальные железные балки составляли внутренний каркас, делали дом прочным, устойчивым. Однако на эти балки не настелили полы. Не было и внутренних перегородок. Лестницы также отсутствовали. На все четыре этажа окон вверх глаз тонул в переплетениях этих балок. Либо дом не достроили, либо он стоял для красоты, не для жилья.

— Это подойдёт, — сказала Майя. — Здесь нет никого.

— Что это? Ничего получше разве нет? — Альберт не верил своим глазам. — Пойдём-пойдём поскорее отсюда.

Следующий дом оказался более привычным. В нём были стены, потолки и лестницы. Впрочем, обшарпанные и наставленные без системы. Большинство помещений были проходными, а в большинстве проёмов отсутствовали двери. Дом выглядел лабиринтом. И, судя по шуму и ароматам, был населён. Альберт с Майей переходили из помещения в помещение, обнаруживая повсюду мусор, а также всевозможных роботов, которым было плевать на грязь и вонь.

— В остальных домах тоже грязно? — спросил Альберт. — Я имею в виду, где-нибудь убирают?

— У нас убираются. Некоторым из нас нравится убираться, они на это запрограммированы, — ответила Майя.

— Так пойдём туда, где чисто. Можно найти такое место?

— Можно. Я должна выйти в сеть для этого. Ты мне позволишь?

— Разве ты не постоянно в сети? — удивился Альберт.

— Теперь я твоя, а андроиды моей конструкции могут выходить в сеть только с позволения владельца.

Общаясь с Майей, Альберт подозревал, что говорил не с ней, а с более мощной машиной, вернее, с системой машин. Майя, полагал он, выступала всего лишь как интерфейс. На это его наводила манера общения Майи, более очеловеченная. Впрочем, многие роботы, особенно андроиды, были запрограммированы на беседы, и, очевидно, для этого не требовалась большая вычислительная мощность.

— Позволяю тебе на полчаса выйти в сеть, — торжественно объявил Альберт.

— Есть много вариантов чистых помещений. Я предположила твои запросы — и выбрала помещение с доставкой пищи, водопроводом и канализацией. Помещение наиболее удобно и красиво для тебя. Также я нашла где можно взять разные нужные вещи, их нам принесут.

— Предположить мои запросы можно было и сразу, — проворчал Альберт.

Квартира, выбранная Майей, находилась неподалёку. В совсем уж правильном доме. В холле их встретил андроид-швейцар, облачённый в отутюженный костюм. Сам же холл был устроен по образу дорогого отеля, с позолотой и картинами на стенах. В этом доме был лифт, идеально чистые коридоры. А в квартире из трёх комнат стояла красивая мебель, была большая ванная, гардеробная. Альберт понимал, что тут не обошлось без людей, что обязательно будут соседи, которые обязательно станут навязывать ему свои правила, совать носы в его дела, могут выяснить его личность и сдать полиции. Но, с другой стороны, здесь было роскошно, комфортно, а когда из особого шкафа — маленького лифта, ведшего напрямую в квартиру — появились великолепные вкусные блюда и напитки, подобранные искусственным разумом на вкус человека-гурмана, возвращаться в замусоренные комнаты стало немыслимо. Очевидно также и то, что никого в Машинополисе он не обманул, пытаясь выдать себя за андроида. Также он понял, что пока он ещё не разыскивается, а жертва его так и лежит на кровати, никто её не хватился. Ведь, разумеется, стоит его физиономии появиться в сети, как глобальный интеллект Машинополиса в микросекунды отыщет его, схватит и отправит куда следует отправлять разыскиваемых преступников.

Пока Альберт ел и размышлял, Майя времени не теряла. После трапезы он нашёл её в соседней комнате, полностью поменявшейся. Она успела помыться, закрыть облезшие части покрытия и надеть домашний халат. Отмытая её поверхность стала совершенно неотличимым от нежной девичьей кожи как на вид, так — Альберт потом в этом убедился — и на ощупь. Чистые волосы уложились в задуманную изначально причёску с эффектным вьющимся локоном. А милое личико украсил небольшой румянец, конечно, нарисованный. С такой Майей хотелось быть рядом даже безо всякой беседы.

— Я нравлюсь тебе, милый? — спросила она игривым тоном.

— Да.

— А вот так? — она приоткрыла взору часть себя, скрытую халатом.

Альберт молча отошёл к двери, нашёл в ней запор и защёлкнул его…

Солнце, уходившее за горизонт, стало большим и красным. Покраснело и небо рядом с ним. Альберту нравилась закатная игра красок. В его квартире, той квартире, из окна заката не было видно. Даже если бы оно было обращено на запад, всё равно громады домов не дали бы ему насладиться зрелищем. Здесь же, в Машинополисе, больших домов было немного, только башни с искусственными мозгами, которые не попадали в вид из окна. Альберт стоял у окна и любовался пейзажем. Он решительно вдруг стал фаталистом. Ему стало всё равно. Пускай его ловят и наказывают. Этот мир — краткая иллюзия. Как любовь Майи, как их наслаждение друг другом и окутавшее его счастье. Всё фальшь, всё программа, всё обман. Он будет наслаждаться и будет счастлив всё то время, что ему отмерено. Пускай неделю, пускай десятилетия — это пролетит, пускай. Это был его первый шаг в жернова Машинополиса, которые, перемолов, меняли человека не в лучшую для того сторону.

В доме, где поселились Альберт с Майей, было около семидесяти квартир. Примерно, потому что нумерация в нём была организована удобным образом, поэтажно. Первая цифра в номере квартиры — этаж, а остальные — порядковый номер на этом этаже. Квартира Альберта находилась на седьмом, последнем, этаже, вмещавшем ровно десять квартир. На других этажах количество квартир могло отличаться, на первом уж точно, если там, вообще, были квартиры. И в большинстве из этих семидесяти квартир кто-то жил. Роботы третьего типа, люди, а также роботы первых двух типов, которым не нужны были квартиры, но которые составляли компанию роботам третьего типа и людям. В доме, как принято было в Машинополисе, соседи не обращали друг на друга ни малейшего внимания. Ни роботы, ни люди, привыкшие жить по правилам роботов. Впрочем, иным людям требовалось общение, они дружили друг с другом, общались, смеялись. Однако жизнь с роботами наложила на них отпечаток — их компании не были открыты для новых людей, новая дружба зарождалась трудно и долго.

На седьмом этаже люди жили ещё в двух квартирах: полный молодой человек и женщина в годах, всех избегавшая, почти не выходившая из своей квартиры и выглядевшая как полоумная. Молодой человек демонстративно не замечал Альберта, не приветствовал его при встрече, не отзывался на приветствия. Так было принято в Машинополисе. Иногда Альберт видел его в компании другого юноши, также глубоко погружённого в себя. Что их связывало, что привело в Машинополис, чем они занимались — Альберт мог только гадать. Также его соседями были два робота третьего типа: андроид и робот, напоминавший огромное насекомое. Оба робота развивались, очевидно, недостаточно долго, чтобы достичь высокого интеллекта. Они пребывали на уровне маленьких детей. И за каждым следовал робот первого или второго типа, игравший роль воспитателя. На других этажах здания, безусловно, кто-то проживал. Впрочем, все здесь жили без чёткого расписания, дом населяли бездельники, которых даром снабжал всем необходимым Машинополис. Поэтому не было встреч с соседями в лифте по утрам и вечерам. Соседей со своего этажа Альберт видел очень редко. Сумасшедшую женщину, вообще, лишь однажды. Никто не досаждал ему, никто не отвлекал от тяжёлых мыслей, всё чаще посещавших его в его беззаботной, бездельной жизни.

Прошёл месяц, прополз следующий. Чем дольше Альберт бездельничал, тем дольше тянулись скучные дни. Он развлекал себя играми, погружался в иллюзии, что очевидно давало радость и смысл существования его толстому соседу. Но деятельный характер Альберта не подходил для такого провождения времени. Он страдал от понимания, что бездельем и развлечениями убивает своё время, что человек создан для развития и для того, чтобы приносить пользу этому миру. Уж таким его воспитали. Игры и иллюзии надоели, Альберт обратился к творчеству. Он пробовал рисовать, сочинять стихи и даже песни. Оказалось, что и с приложением времени и усердия у него не было способностей к творчеству. Всё, сочинённое, нарисованное им, не нравилось ему самому, не говоря о том, чтобы восхитить кого-то другого. На восторженные суждения Майи полагаться не приходилось.

Сожительство с Майей не было равным партнёрством по очевидной причине — она была просто машиной. При этом машиной, которая выглядела и вела себя как самая обычная жена. А поскольку Альберт относился к ней без уважения, командовал ею, иногда он чувствовал себя домашним тираном, абьюзером. И тогда перед его глазами появлялось то тело на кровати. Становилось тошно до такой степени, что если бы окно можно было открыть на достаточную ширину, чтобы выйти сквозь него на улицу, он бы вышел. Так он презирал, ненавидел себя в эти моменты. Майя же покорно затыкалась или убиралась с глаз, делая его ещё большим негодяем. Часто Альберт вспыхивал огромным чувством любви к Майе. Это было несложно к такой красавице. За любовью приходила ревность. Альберт начинал расспрашивать Майю о её прошлом. И Майя, в отличие от женщины из плоти и крови, рассказывала все подробности, корчившемуся в муках ревности Альберту. А так как она была сделана очень давно, переходила от одного владельца к другому много раз, и притом имела идеальную память, то рассказывать ей было чего.

Иногда у Альберта просыпалось желание исследовать мир роботов. Он бродил по Машинополису, заходил в заводские цеха и в башни, осматривал всё. Никто ему не препятствовал, все были заняты своим делом, не обращая на него никакого внимания. Однажды Альберта разозлило, что все вокруг его игнорируют. Находился он в тот момент у конвейера, на котором роботы-андроиды и близкие к андроидам занимались точной регулировкой уже готовых передатчиков, предназначенных для установки ещё куда-то. Они меняли в них малюсенькие детали, пока те не начинали принимать и передавать сигнал на нужных частотах. Сначала Альберт, заинтересованный этим действом, смотрел и задавал вопросы. Но роботы не были настроены на болтовню — никто ему не отвечал. Тогда он в сердцах стал выхватывать передатчики из рук роботов, швырять их на пол, топтать ногами. При этом он орал как сумасшедший, размахивал руками и плевался в роботов. Те же продолжали игнорировать его и его действия, брали новые изделия с конвейера.

— Негодяи! Железные истуканы! Вы не люди, а жалкие копии! — без толку орал Альберт.

Появился робот-уборщик, вобрал в себя сломанные передатчики и укатился прочь. Альберту вдруг стало стыдно. На него накатилась слабость. Он отчётливо понял, что находился среди машин, предметов. И что весь город — это сплошные предметы, что и Майя — предмет, что он одинок и что теперь надлежит привыкать к одиночеству. Либо искать общества людей, не таких ненормальных как его соседи. Однако ещё несколько недель Альберт довольствовался беседами с Майей. Подходящего для дружбы человека он не мог повстречать. И это не удивительно. Ведь и в огромных, наполненных миллионами людей, городах бывает сложно найти себе друга.

И вот настал день, когда он вышел из дома. Вышел как на прогулку. Он и сам не до конца решил будет это простая прогулка или нет. И это была прогулка, которая завершилась у пропускного пункта в человеческий район Машинополиса. Район, закрытый настолько, что дверь хитроумного и прочного сейфа вскрыть было бы проще, чем проникнуть в ворота этого пропускного пункта.

— Я хочу пройти, — произнёс Альберт в переговорное устройство, отмеченное соответствующим знаком.

Ответа не последовало и вход не открылся.

— Я преступник, я хочу сдаться!

Тишина. Альберт уже собрался идти назад, пускай будет прогулка, когда ему в голову пришла мысль, что пропускная система считывает его электронный код, который принадлежит роботу — и, конечно, не реагирует на слова и действия этого робота.

— Поищи меня! — крикнул он в переговорное устройство.

— По номеру документа поищи.

Он продиктовал номер документа. Этот номер дублировал код чипа. Люди пользовались им, в основном, для связи друг с другом, для точной идентификации. Всякий помнил свой номер наизусть, благо было в нём всего двенадцать цифр. Но, очевидно, потому что самого чипа не было, система не послушалась. Мало ли что на уме у этого дефектного андроида. Альберт и сам подумал, что действует как неисправный андроид, чья программа сбилась — и отныне он сумасшедший, представляющий опасность. Стоило убраться подальше от человеческого района, где роботов воспринимают как угрозу, пока его не ликвидировали.

Альберт попробовал проникнуть в поезд, идущий из города. Но обнаружил, что если выход с вокзала был свободный, то войти туда оказалось не так просто. Повсюду автоматические преграды не давали пройти тем, кому проходить не полагалось. Он направился к дверям, сквозь которые попал в город, вошёл в цилиндр, однако тот и не думал вращаться. Запрыгнул вторым вместе с каким-то роботом — так и стояли вдвоём пару десятков секунд, пока Альберт не вышел. Как только цилиндр начал поворачиваться, Альберт вновь заскочил в него, пихнув терпеливого и молчаливого робота. Цилиндр сразу вернулся назад. Грузовая часть вокзала охранялась ещё пуще, огороженная толстой и высокой стеной. Через единственные ворота, в туннель, сделанный точно по их размеру, въезжали и выезжали только закрытые грузовые платформы.

Альберт сел на тротуар и обхватил голову руками. Мысль появилась, приобрела очертания и, он это знал, стала фактом, определяющим его дальнейшую жизнь, отношение к этой жизни, фактом должным напоминать о себе каждую минуту. Он понял, что отныне он заключённый, что город роботов тюрьма ему и что понимание это будет мешать возможному счастью его. Альберт повалился набок и замер. Мимо прокатился небольшой уборщик. Он всосал то, что посчитал мусором, но слезы Альберта он не коснулся.