Чёрный Лес

Ив Соколофф

Кто сильнее: ведьмы или вампиры? Стоит ли бояться говорящих собак? Достаточно ли в двадцать первом веке одной лишь любви, чтобы спасти Спящую Красавицу из хрустального гроба? Не слишком ли много странных вопросов для начинающего рок-музыканта? Однако ему совершенно необходимо найти ответы. И побыстрее, пока надежда вернуть свою любимую не умерла окончательно.

Глава 4

Май с Мартином немного посмотрели телевизор сидя рядышком на диване, щелкая кнопками пульта по кругу и иронично комментируя очередную телевикторину, которыми был забит вечерний эфир. Было еще не слишком поздно, но девушка отчаянно зевнула и потянулась.

— Слушай, я что-то так устала… Пойду ложиться, ок? Ты же сможешь себе сам тут постелить, правда?

— Конечно, не волнуйся, не в первый же раз!

— Зайдешь ко мне через пять минут? Ты же обещал мне спеть на ночь. Что-нибудь хорошее.

— Обязательно!

Она улыбнулась и побрела чистить зубы.

Мартин привычно устроил себе постель, достав из ящика дивана все необходимое, затем принялся задумчиво настраивать гитару. Он услышал, как Май прошла по коридору, дал ей время улечься и тихонько постучал в дверь.

— Заходи! — послышался ее сонный голос.

Мартин вошел в темную комнату, ориентироваться в которой позволял лишь приглушенный свет, падавший из коридора и слегка разгонявший темноту напротив открытой двери. Девушка уютно свернулась под одеялом, глаза ее были закрыты.

— Спой про чаек. Хорошо?

Мартин устроился на самом краешке стула возле кровати, на котором была сложена одежда Май, помедлил секунду и запел негромко, под аккомпанемент гитарного перебора:

Чайки в море, рыба ждет.

Ветер, волны, острый лед —

Все готово для тебя…

Ты плыви, любовь моя.

Вдаль, в туман, во тьму, вперед.

Твой корабль, спеша, идет.

К черной бездне, где на дне

Есть местечко и тебе.

Это была грустная песня про «Титаник», она особенно нравилась Майтанэ. Но в этот раз девушка, похоже, так устала, что даже не дослушала до конца. Когда последние ноты повисли в воздухе, постепенно затихая, Май уже спала, дыша ровно и едва слышно.

— Спокойной ночи, — прошептал Мартин.

Ответа не последовало. Вдруг, поддавшись мгновенному импульсу, он наклонился и легонько поцеловал тонкие пальцы, расслабленно лежавшие поверх одеяла. Стараясь не шуметь и чувствуя, как кровь горячей волной прилила к щекам, Мартин выскочил из комнаты и бросился на диван, уткнувшись лицом в прохладу подушки, не до конца веря в реальность того, что с ним происходит.

Май чуть улыбнулась во сне, словно видела приятный сон и тихонько прошептала что-то неразборчивое.

* * *

Уставшая и очень довольная Элена удобно устроилась в объятиях засыпающего Оскара. Ей тоже очень хотелось спать, но одна мысль не давала покоя, снова и снова вытаскивая ее из приятной дремоты.

Она тихо позвала:

— Оскар, ты спишь?

— М-м-м?

— Ты не думаешь, что, выставив сегодня детей из дома, мы подталкиваем их к… отношениям?

— К чему? Не преувеличивай! Мартин сто раз ночевал у вас, а Май у нас, это для них не является чем-то исключительным.

— И все же… Последнее время они какие-то странные…

— Ну, не знаю… если ты про секс, то что такое пестики и тычинки они давно уже в курсе и сомневаюсь, что есть способ как-то контролировать в этом плане двух вполне взрослых людей. Если приспичит, найдут время и место. А если ты имеешь в виду романтическую сторону отношений, то разве реально на это повлиять? Как можно заставить человека влюбиться? В любом случае, дети давно выросли, оставь их в покое.

— Думаешь?

— Уверен. Давай спать… или у тебя есть еще какие-нибудь предложения?

— Есть… но, вообще-то, лучше с этим подождать до утра, я уже засыпаю.

* * *

— Март! Март! Дрыхнешь?

— Что?

— Спишь?

— Уже нет… — Мартин протер глаза.

В комнате было темно, но не слишком — яркий месяц заглядывал в окно, которое, конечно же, никто не потрудился завесить. Май, одетая в узкую футболку и короткую юбку, стояла возле дивана и смотрела на него.

— Мне не спится… — девушка не стала уточнять, что спалось ей прекрасно, а снившийся сон был очень хорошим, вот только она не могла вспомнить точно о чем он был — от него осталось лишь нежное эхо, сладко отдававшееся где-то глубоко в груди и требующее хоть какого-то романтического продолжения. — Пойдем погуляем немножко? Луну посмотрим.

— А что, пошли…

Мартин уже натягивал джинсы, мысль о романтической прогулке под луной его приятно волновала. Сон подождет.

Они спустились на пустынную улицу и направились в сторону моря. Мартин отважно взял девушку за руку, та не возражала, даже наоборот, крепко сжала его руку своей узкой прохладной ладонью. Через десять минут дома остались позади, больше не закрывая бархатисто-звездчатое, как мантия сказочного мага, небо. Молодые люди подошли к перилам набережной, далеко впереди в густом мраке чернел силуэт острова Санта Клара, а прямо под ногами суетливые волны, увенчанные пенными барашками, неровными рядами набегали на песок пляжа, таинственно отблескивая в оранжевом свете уличных фонарей.

— Красиво… — тихонько сказала Май.

— Ага.

С океана налетел порыв прохладного ветра и девушка поежилась, смущенно скрестив руки на груди: она надела футболку прямо на голое тело и теперь ей вдруг стало немного неловко за мгновенно отреагировавшую на холод, слегка напрягшуюся грудь, натянувшую эластичную ткань отвердевшими кончиками.

— Замерзла?

Не дожидаясь ответа, Мартин чуть неуклюже обнял девушку, та немного постояла не убирая скрещенных рук, но и не делая попыток высвободиться, а потом порывисто обняла его за шею, доверчиво подняв лицо. В ее глазах отражались два маленьких искристых месяца. Мартин робко прикоснулся губами к уголку ее рта, Май неловко ответила на поцелуй. Потом смелей, сильней и настойчивей. И вдруг все вокруг закружилось в вихре неизведанных доселе эмоций. Какое-то время они продолжали целоваться уступчиво-нежно, будто опасаясь спугнуть нахлынувшее чувство. Мартин прижимал к себе Майтанэ, держа свои руки у нее под мышками, чувствуя ее живое, немного лихорадочное тепло, касаясь ладонями краешков небольших упругих грудей. Затем она отстранилась и, крепко взяв его за руку, проговорила чуть хрипловатым голосом:

— Пойдем домой…

— Пойдем, конечно, пока ты не простудилась! — кивнул Мартин и решительно повел ее в сторону дома.

Они перешли пустую темную улицу, не обратив внимания на красный сигнал светофора. В голове у Мартина был полный сумбур: с одной стороны он жаждал продолжения, ему не хотелось выглядеть в глазах Майтанэ нерешительным малолеткой, но он очень боялся форсировать события, ни в коем случае не желая спугнуть что-то тонкое и невыразимо еще хрупкое, только начавшее сплетаться между ними. У Мартина, если не считать интрижки с Мари, совсем не было реального опыта в подобных делах, и все десять минут до квартиры он ломал голову над тем, как же ему поступить.

Но все получилось само собой: они еще раз поцеловались, стоя посреди темной гостиной, а потом Май прижалась виском к его щеке и замерла, тихонько дыша. Мартин осторожно гладил ее между лопаток, стараясь ни о чем таком не думать.

— Я, наверное, пойду спать… Ок? — чуть слышно прошептала девушка, и добавила еще тише: — Мы же никуда не торопимся?

— Конечно, — выдохнул Мартин чуть разочарованно, но вместе с тем облегченно, — мы совершенно не торопимся. Я теперь тебя никуда не отпущу.

Она серьезно смотрела на него в темноте широко раскрытыми глазами. Он слегка взъерошил пальцами ее стриженый затылок, отчего по всему ее телу пробежала волна электричества, почти заставив пожалеть о своих словах. Мартин нежно прикоснулся губами к уголку ее рта.

— Спи хорошо.

— И ты…

Она порывисто высвободилась и скрылась в своей комнате, словно боясь в последний момент передумать.

Не зажигая свет Май быстро скинула юбку и футболку, выпрямилась, провела ладонями по всему телу сверху вниз, пытаясь унять легкую дрожь, сгоняя бегающие под кожей мурашки куда-то к пяткам. Легче не стало: сердце сладко трепетало, а где-то глубоко внутри возникло и все усиливалось странное ощущение, похожее на легкую приятную щекотку, и это было ново и волнующе-прекрасно. Май подумала, что это и есть те самые пресловутые бабочки, которые порхают внутри очень влюбленных девушек.

И это не имело ничего общего с теми эмоциями, которые вызывали грубоватые ласки отставленного ухажера, не говоря уж о том, что случилось после. Ей не хотелось думать об этом, особенно сейчас, но воспоминания упрямо всплывали из памяти одно за другим. Сначала все было весело и даже интересно, а потом…. Потом ей подумалось: чем этот красивый жизнерадостный парень хуже для первого раза, чем остальные? Затем…. А вот затем, когда в самый последний момент она вдруг неожиданно сама для себя передумала, робкий шепот ее протестов был попросту проигнорирован: то ли ухажер был уже слишком занят, то ли посчитал это проявлением пустых девичьих страхов, на которые не стоит обращать внимания. Было неприятно, даже больно, но, к счастью, длилось совсем недолго. Очень скоро довольный парень наконец отпустил ее и спросил, как будто ему было чем гордиться:

— Ну, и как тебе? Класс?

Она молча, быстро кое-как оделась и, не оборачиваясь, выскочила за дверь, услышав вслед удивленное:

— Ты же сама этого хотела!

Май провела ладонью по глазам, пытаясь отогнать неприятные мысли. Все давно прошло, хотя поначалу она чувствовала себя довольно гадко, и винить тут можно было, в основном, себя. Она помотала головой. Вот чего точно не стоило делать прямо сейчас, так это чересчур драматизировать произошедшее… И что интересно, ухажер очень потом удивился, что Май не пожелала продолжить общение… Девушка вздрогнула, стараясь не вспоминать его имя, усилием воли загоняя эти не самые лучшие переживания в глубины памяти. На секунду ей даже показалось, что, испугавшись отголосков прошлого, бабочки в животе угомонятся, но не тут-то было. Она села на постель, поверх одеяла.

— И где твоя хваленая рассудительность, которой ты так выпендривалась перед мамой? — спросила она себя вслух. — Так втюриться в друга детства, которого знаешь как облупленного… Это надо было постараться! — она ненадолго задумалась. — Но… в конце концов, неужели мы уже не заслужили эти самые «глупости»? А, будь, что будет… Или не будет, если Март уже заснул, пока я тут рефлексирую!

Девушка встала и, не обращая внимания на то, что совершенно раздета, распахнула дверь. Мартин, который все это время так и простоял столбом посреди темной гостиной, ровно там, где она его оставила, глубоко задумавшись о своем, поднял глаза на звук. Мгновенно все поняв, он сделал несколько широких шагов и горячо обнял ее обнаженные плечи. Она, гибко, как-то по-кошачьи, отступила назад в свою комнату, увлекая его за собой.

И как же это было чудесно! Он обнимал ее упругое, но вместе с тем податливое тело, гладил нежную кожу, легонько целовал в шею, стараясь максимально сдерживать свой пыл, чтобы ничего не испортить. Потом Май легла на постель, Мартин сел рядом, наклонился к ней, накрыл ладонью и легонько сжал ее грудь. Она вздрогнула, ее колени крепко сжались.

— Ты же не сделаешь мне больно?

Он сразу же разжал руку, поднял взгляд и понял, что Май имеет в виду что-то другое. Ему показалось, что в ее глазах, чуть блестящих в свете месяца, бесстыдно заглядывающего в окно, появилось настороженное, почти испуганное выражение.

Внезапно он догадался:

— Ты все еще…

Она помотала головой.

— Как? — вырвалось у него.

Это было совершенно, чудовищно бестактно, но он даже не успел подумать об этом.

— Давно уже, — она пожала плечами, и в этом движении ему почудился скрытый упрек.

Значит у Май кто-то был. Эта мысль совершенно неожиданно больно обожгла его, заставив замереть. Но когда? Когда он уехал? Или раньше, когда… Именно! Когда они с Мари обжимались по кустам и кинотеатрам! И Май имела полное право делать тоже самое с кем хочет. Мартин медленно выдохнул, ощущая, как ревность раскаленной иглой ворочает глубоко в груди, и понимая, что пока не имеет на это чувство никакого права. Усилием воли он выкинул это из головы, понимая, что если он любит Май, ничто больше не имеет значения. Он ласково посмотрел в ее доверчивые, полные тревожного ожидания глаза, и прошептал:

— Я никогда, слышишь, никогда не сделаю тебе больно. Я люблю тебя, Май.

Он наклонился и начал легко-легко целовать ее сжатые губы, чувствуя, как ее напряжение растворяется, омываемое теплой волной нежности. Она обхватила его за шею, горячо отвечая на поцелуй. Не слишком умело лаская Май, Мартин теперь старался быть еще более внимательным. Им повезло: они действительно очень подходили друг другу по темпераменту, и, несмотря на полное отсутствие реального опыта, никому не было больно, наоборот, довольно скоро и без особых ухищрений у них все получилось. И это было просто здорово.

Позже они пошли спать на диван в гостиную — там было больше места для двоих. Когда они уютно устроились в обнимку, Мартин на всякий случай спросил:

— А как же мама?

— Я закрыла дверь на цепочку, нас не застигнут тут врасплох!

— Но она же догадается.

— Конечно! И что? Это что-то меняет? — она с шутливой подозрительностью посмотрела на него в темноте. — Или ты собираешься завтра сбежать?

— После всего, что было? — он легонько поцеловал ее тонкие улыбающиеся губы. — После того, как я пятнадцать лет возле тебя увиваюсь?

— Говорят, мужчины такие: соблазнят девушку и — бежать, оставив ее на произвол судьбы с семью детьми!

— Ну, если с семью… Знаешь, по-моему, мы самые настоящие, как это ты все время по-русски… Дураки! Как можно было не понимать очевидного?

— Молчи, глупый, к чему слова? — прошептала Май тихонько, уткнувшись носом ему в шею.

— Люблю тебя! И никогда тебя не оставлю!

Она еще крепче прижалась к нему.

— И я тебя люблю.

Утром его разбудил аромат свежесваренного кофе. Солнце светило вовсю, рисуя на паркете под окном яркие желтые квадраты. В квартире было тихо, было слышно, как Май возится на кухне, что-то тихонько напевая по-русски. Мартин потянулся, вскочил и, быстро собрав постель, схватил одежду в охапку, намереваясь идти в душ. От вчерашнего сумбура в голове не осталось и следа, ему было легко и радостно на душе, да что там говорить, он был просто на седьмом небе. Он заглянул на кухню. Увидев его, Майтанэ заулыбалась так, как могут улыбаться только счастливые, всецело довольные женщины.

— Доброе утро, товарищ! — шутливо отсалютовала она Мартину.

Она где-то откопала его старую, немного выцветшую, но все еще яркую красную футболку, видно оставшуюся от его прошлых ночлегов и надела вместо платья. В этом несколько фривольном, но, в целом, вполне приличном наряде Май была просто неотразима.

— Ты такая красивая!

Ее щеки порозовели от удовольствия, Май подошла к Мартину и коротко поцеловала.

— Кофе готов, ты в душ? Давай скоренько, ок? И будем завтракать!

— Окей! — улыбнулся он в ответ, скрываясь в ванной.

— Только оденься! — крикнула она ему вслед. — Чувствую, скоро придут гости.

Май прошла в прихожую и сняла с двери цепочку, слегка улыбаясь своим мыслям.

* * *

Как Оскар не пытался, ему не удалось отговорить Элену от раннего визита домой. Еще с вечера они собирались провести выходной на пляже, и ей неожиданно понадобилось захватить из дома некие совершенно необходимые для этого мероприятия вещи. Конечно же это был просто предлог, но открыто спорить с нервничающей женщиной Оскар благоразумно не стал. На площадке третьего этажа, когда они оказались перед нужной дверью, он попытался было надавить кнопку звонка, но Элена его опередила, открыв дверь ключом. Она сделала несколько решительных шагов по полутемному коридору, повернула и резко замерла на пороге кухни. Оскар, неотступно следовавший за ней, успокаивающе положил ей свою сильную руку на плечо и легонько сжал.

— Доброе утро! Как хорошо, что вы зашли! — весело воскликнула Май, глядя на мать с отчетливым вызовом.

Она, все в той же мужской футболке, сидела на коленях у немного смущенного Мартина, который, совершенно не подумав, как это выглядит со стороны, слегка поглаживал голые коленки девушки. Судя по реакции Элены, сцена получилась весьма красноречивой, Мартину подумалось, что хуже могло быть только если бы их застукали прямо там, на диване. Он поднял взгляд на отца, но вместо осуждения увидел в его глазах немного лукавую улыбку и… одобрение. Оскар очень любил своего сына и уже давно относился к Майтанэ как к дочери, но вместе с тем он неплохо разбирался в людях, искренне веря, что дети никогда не стали бы выходить за рамки дружеских отношений ради сиюминутной страстишки. А значит все было глубоко и серьезно, и это его только радовало.

— О, смотрю, у вас тут еще полно кофе! Не возражаете, если мы присоединимся? — добродушно поинтересовался он, легонько подталкивая застывшую Элену к стулу и отходя к полке за чашками.

Женщина послушно села, не отводя напряженного взгляда от спокойно-счастливых глаз дочери. Элена вдруг поняла, что вот он тот самый момент, к которому она уже какое-то время пыталась себя подготовить, но о котором ей не хотелось даже и думать: пора было отпускать дочь — самого близкого и любимого человека, во взрослую жизнь, и это было неожиданно тяжело. Но она понимала, что так и должно быть, и была по-настоящему благодарна Май за то, что та не очень-то торопилась взрослеть и не пыталась как можно быстрее избавиться от ее опеки.

Элена вздохнула и грустно сказала:

— Майтанэ… Ты же только вчера говорила мне о своей излишней рассудительности, — она говорила по-русски, и сейчас ее совершенно не заботило, что это было не слишком-то вежливо по отношению к остальным.

— Она никуда не делась, — серьезно ответила Май.

— Рада это слышать.

— Мам, понимаешь, Мартин он такой… — она явно искала в глазах матери одобрения и поддержки.

— Конечно понимаю и тоже считаю, что он очень хороший. Прости мою реакцию, просто после этих ваших событий… Ну, понимаешь… Мартин ведь только недавно разбирался с Мари, плюс эта твоя история…

— Какая история?

— Ну, когда ты потом закрывала шею…

— Ты заметила?!

— Конечно.

— Черт!

— Просто не стала лезть, я решила, что ты сама рассказала бы, если бы произошло что-то совсем плохое.

— Спасибо! — Май, рискуя свалиться с коленей Мартина, подалась вперед и благодарно сжала нервные руки Элены, теребившие краешек салфетки.

— Так вот, я немного побаивалась, что после этих ваших историй, под влиянием импульса вы можете наделать глупостей, о которых потом будете жалеть… Но, раз уж ты говоришь, что у вас все серьезно, могу только порадоваться за вас… — она чуть помолчала и решительно добавила: — Все, я выговорилась, и мне полегчало.

— Не волнуйся, мам, ок? У нас все прям совсем серьезно, правда, Март? — Майтанэ живо повернулась к Мартину.

Тот, естественно не поняв ни слова, только беспомощно улыбнулся.

— Просто скажи «да»! Две буквы: «д» и «а», — подсказал Оскар, подмигивая, — я всегда так делаю в подобных ситуациях с Эленой, и, как видишь, работает!

Все заулыбались, Май пересела наконец на свободный стул и хозяйственно предложила родителям тосты и джем. Оскар не отказался позавтракать еще раз и, отпив глоток кофе, предложил:

— Мы с Эленой собираемся на пляж. Вы как смотрите на то, чтобы с нами пойти?

— Честно говоря, у нас репетиция через час, — ответил Мартин. — Надо показать ребятам новый материал.

— А после, если вам еще не надоест к тому времени валяться на солнце, мы вас найдем! — подхватила Май. — Погода сегодня самая купальная должна быть!

— Хорошо, тогда мы пойдем занимать лучшие места! — Элена, к которой вернулась ее обычная спокойная и доброжелательная манера держаться, отставила опустевшую чашку. — Хорошо вам порепетировать!

— Спасибо, — кивнул Мартин.

— Не забудьте пляжный зонт! — с хитрецой напомнила Май. — Вы же наверняка за ним приходили?

— Именно! — невозмутимо подтвердила Элена, поднимаясь. — Оскар, ты закончил? Идем!

Тот на ходу допил последний глоток, поставил чашку на край стола и подмигнул парочке:

— Ладно, дети, ведите себя хорошо… Ну, или как умеете. Увидимся!

Они вышли на лестницу и Элена, прислонившись спиной к закрывшейся двери, вдруг немного нервно произнесла по-русски:

— Черт возьми!

— Мне так нравится, как звучат русские ругательства! — одобрительно хмыкнул Оскар.

Она неожиданно рассмеялась:

— Господи, я чувствую себя полной дурой! Сама устроила из простой вещи какой-то дурацкий цирк. Но сейчас… это такое облегчение!

— Вот и славно… Идем? — Оскар галантно предложил ей локоть, и они начали спускаться по лестнице. — Я, честно говоря, еще года три назад опасался — помнишь, я говорил тебе, — что они залезут в одну кровать и… хм, оттуда больше уже не вылезут, считая это само собой разумеющимся. Они же всегда так внимательно и трогательно друг к другу относились, а эти вещи всегда между собой связаны… Ну а когда даже намеков на подобный поворот так и не случилось, я подумал, что дети наоборот останутся просто друзьями — ну не сложилось, бывает. Видишь, в этом я ошибался. Им просто нужно было время.

— Ага, — вдруг как-то беспечно махнула рукой Элена, — давай оставим их в покое, пусть сами разбираются. А то они там, наверное, уже обыкались!

— Что они там? Не понял.

— Икают! — она рассмеялась. — Русские думают, не всерьез, конечно, что когда кого-то долго обсуждаешь за глаза, он начинает икать.

— Вот это да! Надо ж такое придумать! Тогда точно поговорим о чем-нибудь другом, а то как Мартин петь будет?

* * *

— Как думаешь, мы не слишком расстроили родителей? — Мартин задумчиво гладил длинные гладкие ноги Май, которая снова уселась у него на коленях, только теперь не для пущего эффекта, а просто для удовольствия.

— Не, лучше было все делать вот так, сразу… Я сначала немного неверно истолковала действия мамы: вчера она нас с одной стороны как бы сама вместе отправила, а с другой, не поленилась предупредить насчет всяких глупостей. Я думала, это в ней просто родительская ревность проснулась, а оказывается, все несколько сложнее…

— Что сложнее?

— Ну… Она боялась, что из-за прошлых… разочарований мы наделаем глупостей.

— Из-за чего? — что-то пребольно царапнуло Мартина глубоко в сердце, но он постарался не обращать внимания. — Ладно… То есть ты ей сказала, что мы… что у нас… и она сразу все поняла?

— Ну да… Впрочем, разве у нее был выбор? Как она может запретить что-либо восемнадцатилетнему «ребенку»? Правда, чтобы она поменьше переживала, я сказала, что у нас все вдумчиво и серьезно и без особых там сиюминутных импульсов. Но на самом деле разве можно контролировать целый табун бабочек?

— Бабочек?

— Именно! Которые до сих пор щекотятся у меня внутри!

* * *

С репетиционной базой группе повезло. Дед Икера жил в собственном большом, несколько обветшавшем доме на самой окраине Доностии, сразу за районом Антигуо. Когда-то здесь была целая ферма с полями и коровами, но город постепенно наступал, и от процветающего некогда хозяйства осталось одно название: дом, садик с носовой платок, да большущий гараж, пустой и пыльный. Вот это-то помещение несколько лет назад дедушка и предоставил внуку в полное распоряжение. Ребята провели в гараже генеральную уборку, побелили и чем смогли украсили стены, соорудили в одном конце длинного прямоугольного помещения небольшой деревянный помост, изображавший сцену. И все были довольны: деду было повеселей, родители всегда знали, где пропадают их чада, а сами дети могли, без риска нарваться на жалобы соседей, выжимать из своих инструментов все до последнего децибела, упиваясь романтикой настоящей гаражной рок-группы. Гараж постепенно заполнялся аппаратурой, ребята играли все лучше, пытаясь от прямого копирования своих кумиров перейти к собственному стилю, все, в общем, как и у сотен других подобных ансамблей. И сейчас, по прошествии нескольких лет заполненных репетициями и небольшими концертами в школе и на сцене в городском парке, можно было смело сказать, что что-то интересное определенно получается. А вот названия у группы очень долго не было никакого: как ни ломали голову все участники коллектива и их друзья, ничего путного не придумывалось. Но однажды Мартин посмотрел документальный фильм о первом полете человека в космос. На следующий день он безапелляционно заявил Икеру:

— Я придумал название для нашей группы: «Восток»!

— Как-как? — удивился тот, — бост² ок? Ну, «ок» — это любимое словечко Май, допустим, но почему именно пять?

— Не «б», а «в»! В-восток. Так назывался первый в мире космический корабль, на котором Юрий Гагарин летал в космос.

— Окей, попробуем это название, если хочешь, — с сомнением покачал головой Икер, — ничего другого все равно пока нет.

Однако баскская фонетика³ превратила русский «Восток» в однозначный «Бост’ок», и Мартину оставалось с этим только смириться.

* * *

Когда Мартин и Май вошли в гараж держась за руки, Икер удивленно округлил глаза, но промолчал, продолжая увлеченно возиться со своей барабанной установкой. Мари, которая тоже была здесь и с интересом наблюдала за его манипуляциями, прохаживаясь по сцене, приветливо улыбнулась парочке и помахала рукой.

— Привет! Май, я вижу ты водишь нашего бедного вокалиста за ручку? Думаешь, снова сбежит на юг? — чуть насмешливо спросила она.

— От меня не сбежит! — мягко ответила Майтанэ, одновременно взглядом давая подруге понять, что не стоит слишком углубляться в эту тему.

Мари, впрочем, и не собиралась ворошить прошлое — теперь она была слишком занята Икером, который очень кстати попросил ее отдать барабанные палочки, которые та вертела в руках.

Начинать еще было рано — басист и соло-гитарист немного опаздывали. Май привычно уселась на складной стул неподалеку от сцены, а Мартин, пододвинув шаткую табуретку, устроился напротив, примостив на коленях свой новый дорогой электроакустический «Гибсон» — подарок отца и Элены на восемнадцатилетие. Икер, который по-хорошему завидовал другу — у него самого такой гитары отродясь не было, не преминул прокомментировать:

— Неправильную тебе гитару предки купили!

— Это почему же? — откликнулся Мартин, не оборачиваясь.

— Нужно было «Мартин»⁴, для полного твоего, так сказать, слияния с инструментом!

В ответ Мартин только закатил глаза.

— Ладно, давай сыграй что-нибудь новенькое про любовь, — продолжил Икер, — пока эти балбесы подтянутся! Нет, подожди… — он отодвинулся от барабанов и, притянув Мари сильными руками, усадил к себе на колени, та, тесно прильнув к нему, уже привычно обняла его рукой за шею. — Теперь давай, мы готовы слушать!

Мартин не заставил себя упрашивать и ударил по струнам, не сводя красноречивого взгляда с Май.

Я никогда ни за что не нашел бы тебя,

Если бы не слушал шепот каждой капли дождя.

Я никогда ни за что не нашел бы тебя.

Я никогда ни за что не нашел бы тебя.

Осень приходит и вновь капли с неба летят.

Осень приходит и парки листвою горят.

Моросью сеется, в лужи стекает вода.

Я никогда ни за что не нашел бы тебя,

Если бы не слушал шепот каждой капли дождя.

* * *

Где-то в узкой горной долине, в одинокой металлической башне, в ожидании Хозяина продолжал спать сторожевой пес Бальтасар. Он всегда видел один и тот же сон — что-то неотчетливое, полное странных образов и размытых видений, и этот сон не был усвоением накопленной ранее информации, и уж тем более в нем отсутствовали любые воспоминания. Память надежно блокировал небольшой чип — настоящее чудо микроэлектроники, вживленный между полушариями необычайно развитого мозга Бальтасара и соединенный искусственными нейронными цепями с несколькими контроллерами, вросшими еще глубже. Устройство отсекало ненужные эмоции, оставляя лишь покорность Хозяину, слепую преданность и раболепство перед ним, провоцируя агрессию и жестокость в отношении чужаков. Свобода воли и мысли, естественно, полностью подавлялись в зародыше; даже засыпая бедный пес не мог расслабиться: странный сон тоже транслировался чипом, это был тщательно запрограммированный пропагандистский ролик лишенный сюжета и четких форм, действующий на подсознание и несущий лишь одну мысль: полное и безоговорочное подчинение Хозяину. Бальтасар дернулся во сне: он почувствовал чье-то присутствие и почти проснулся, веки его дрогнули, но не раскрылись — по команде чипа пес снова погрузился в дремотную пучину, окруженный разноцветными нашептывающими призраками.

Офицер с опаской смотрела на распростертое у входа черное мускулистое тело Стража, но тот даже не пошевелился, когда она вошла. Облегченно вздохнув, офицер осторожно переступила через вытянутые лапы пса и прошла к дальней стене, где в бесшумно раскрывшейся обширной нише поблескивало какое-то лабораторное оборудование.

— Ну-с, приступим! — сказала она сама себе, включила тихую странную музыку и углубилась в работу.

Примечания

2

Bost — пять (баск.)

3

В баскском языке отсутствует буква «в», а соответствующий звук в заимствованных словах, именах и названиях, как правило, заменяется на «б».

4

Martin & Co. — знаменитая американская марка профессиональных акустических гитар.