Обострение памяти. Рассказы

Елена Чумакова

Юность наполнена мечтами, грандиозными планами, зрелость – страстями и заботами. Но приходит время, когда мы всё чаще обращаемся к воспоминаниям. И не только личным. Где-то в глубинах подсознания просыпается генетическая память, обрывки разговоров, бабушкиных и дедушкиных рассказов выстраиваются в чёткие картины прошлого. Порой даже мимолётные встречи оставляют яркий след в нашей памяти. И как из разноцветных бусин собирают ожерелье, так из самых разных воспоминаний и событий собрана эта книга.

Бандит

Илья Лаврентьевич, находясь после сытного ужина в самом благодушном состоянии духа, вышел на крылечко своего дома. Нежный майский вечер принял его в свои объятия. Яблоневый сад за домом радовал взор. Был тот короткий, но прекрасный период, когда каждая яблонька, посаженная его руками, стояла в белом кружевном уборе, словно невеста перед алтарем. Илья Лаврентьевич присел на ступеньку, свернул самокрутку и сквозь толстые стекла очков, скрепленных сзади для надежности резинкой, оглядел двор.

Во дворе было весело. Сынок Генка, расположившись на лавочке, перебирал струны гитары. Дружок его, Колька, что-то рассказывал смешливой девушке, любуясь ямочками на ее щечках. Соседка Лиля пританцовывала, красуясь в светлом платье с рукавами-фонариками. Еще две девушки примостились на крыльце, как воробьи на ветке, и лузгали семечки. Илья Лаврентьевич любил эти вечерние посиделки. Среди молодежи он и сам словно молодел душой. Счастье-то какое — сынок младшенький после такой войны вернулся живой-невредимый! Дружку Кольке меньше повезло, комиссовали после ранения, но тоже живой, руки-ноги на месте, это ли не счастье? А что шрамы на лице и на теле, так разве сейчас девушки на это смотрят? Женихов после войны раз-два и обчелся. Жаль, Пелагея Степановна не дожила до этих денечков, не встретила сына. А так ждала! Он в армии уцелел, а она здесь, в тылу, не пережила холодной и голодной зимы сорок третьего.

Вспомнив о жене, Илья Лаврентьевич загрустил. Большой черный пес, словно поняв печаль хозяина, подошел и ткнулся холодным мокрым носом в его ладонь, шумно вздохнув, улегся возле ног.

— Что, Бандит, плохо нам с тобой без нашей хозяйки? Ничего, дружок, скоро, глядишь, сынок новую хозяюшку в дом приведет, еще заживем.

— Илья Лаврентьевич, вы с собакой ровно с человеком разговариваете, — блеснула белозубой улыбкой Лиля — неужто он вас понимает?

— Еще как понимает! Лучше иного человека. Он у нас умный пес, тока что не говорит.

— Скажете тоже! — Лиля присела рядом на ступеньку.

— А вот смотри на него!

И Илья Лаврентьевич начал ровным голосом:

— Бандит у нас хороший пес, умный, сторож отменный: и сад, и дом от лихих людей охраняет. Он теперь мои глаза, я без него никуда. И ответственность свою понимает, не шалит, когда меня ведет.

Пес завилял хвостом. Поводя ушами, положил довольную морду на лапы. Илья Лаврентьевич продолжал, не меняя интонации:

— Правда, в остальное время хулиганить любит. Все соседи на его проказы жалуются.

Собачий хвост замер, уши насторожились. Довольное выражение с морды исчезло.

— Вот намедни Домрачевы жаловались, что Бандит в их дворе догонялки с петухом затеял, перья из хвоста выдрал. Петух с перепугу охрип. Соседка обещала нашего разбойника хворостиной отходить.

Пес встал и ушел за дом.

— Видала? Все понял.

— Вот это да! — удивилась Лиля.

— А за что вы имечко ему такое дали — Бандит? — вмешалась в разговор еще одна девушка.

— Так это не я дал. Я его Угольком назвал. Мне друг подарил щенка немецкой овчарки. Он тогда весь черный был, словно сажей вымазанный, ну чистый уголек! Рыжие подпалины на боках и на морде позже появились. А Бандитом его соседки прозвали за его шалости, да так и приклеилось к нему новое имечко, про Уголька-то все и забыли: Бандит, да Бандит. Уж больно пошутить любит.

— Собака? Шутить? Как это?

— А как человек. Я когда зимой двор от снега чищу, у забора сугроб получается до самого верха. А с другой стороны забора тротуар расчищенный. Бандит забирается на этот сугроб, ложится плашмя и из-за забора за тропкой наблюдает. Идет мужик — пес лежит. Идет ребенок — пса не видать. Идет баба с пустыми ведрами к колонке — пес в сугроб вожмется, словно нет его. А вот когда баба с полными ведрами на коромысле назад идет, да как только с ним поравняется, тут Бандит вскакивает и во весь голос сверху: «Гав!». Баба: «Ой!» — и бряк на снег! Коромысло в сторону, ведра набок, а он хвостом виляет, довольный! Тока что не хохочет! Баба тока-тока пытается встать, он снова: «Гав!», она снова — бряк. И так, покуда кто-то из нас на выручку не придет. Уж и ругали его, и наказывали — всё без толку. Чуть отвернемся, он уже на своем наблюдательном пункте новую жертву караулит. Все соседки, зная его повадку, мимо нашего забора с полными ведрами не ходят, по другой стороне улицы наш двор обходят. Разве что которая забудется, либо новую какую подкараулить ему удастся. Ну, тогда у него праздник. Довольнешенек! Настоящий бандит!

Илья Лаврентьевич встал, вернулся в дом. Вышел на крыльцо уже с котомкой, тростью и поводком.

— Эй, Бандит, на работу пора. Мне чай пить, тебе склад сторожить.

А пес уже тут как тут, ждет, пока хозяин поводок пристегнет.

И пошли они чинно рядышком, два друга, молодой да старый.