Искры моей памяти в лабиринтах времени. Рассказы и воспоминания

Елена Генриховна Андриасян

Я – бакинка. Я покинула Родину из-за межнационального конфликта. Все мои воспоминания и рассказы так или иначе рассказывают о моей Родине, и если они хоть на минуту приблизят мир на моей земле, я буду счастлива…

© Елена Генриховна Андриасян, 2017

ISBN 978-5-4483-9054-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дорога в вечность

Я больна — более 20 лет я страдаю от странной болезни. Правда, я улыбаюсь и сержусь, смеюсь и плачу, работаю и отдыхаю, получаю помощь и помогаю сама… Я дружу, ссорюсь, люблю, мечтаю… Словом, я живу — и одновременно умираю от болезни, имя которой — НОСТАЛЬГИЯ. Эта болезнь глубоко внутри, она затаилась, она почти не проявляется — и лишь иногда она дает знать о себе — когда я смотрю фотографии и видеоролики, читаю письма друзей или общаюсь с ними по скайпу. Мой диагноз — я бакинка, 20 с лишним лет назад насильно покинувшая Родину… Но именно благодаря этому вынужденному переезду (как ни странно это звучит) у меня есть настоящие друзья — когда-то они спасли мне жизнь, сегодня мы по-прежнему обсуждаем свои радости, свои проблемы, поддерживаем друг друга… И я льщу себя надеждой, что я для них — такой же друг, какими они всегда были и есть для меня.

А мой Баку — моя Родина — он в моем сердце. Короли, президенты, правительства сменяют друг друга, Родина остается с нами всегда…

Я люблю его улицы — вымощены ли они современной плиткой или камнями тысячелетней давности. Я люблю его дома — современные высотки, старинные уютные домики, дома, построенные на стыке 19 — 20 веков, где у входа выложена мозаика с датой постройки… Я люблю его сады и парки, дающие прохладу даже в самую сильную жару… Я помню уютные чайханы, где в самое жаркое время дня сидели старики, попивая чай из фигурных стаканчиков — армуды…

Я люблю и помню старый дом моей подруги — во дворе рос чинар, посаженный еще ее прадедом, — и сколько тайн сохранил этот чинар, скольким шуткам улыбнулся в свою густую листву, сколько сплетен выслушал…. А старый дядя Ибрагим — «Би-би-си» этого двора — мир праху его — мы здоровались с ним первым, еще только подходя к дому…

А эклеры одной из моих тетушек — достаточно было с утра выпить чаю с двумя эклерчиками — и можно было не есть весь день, чтобы не утратить воспоминание об их вкусе и аромате…

А другая тетушка по пятницам пекла торты и пирожные — чтобы в субботу гости смели их буквально за час…

Я помню ласковый плеск волн Каспия, набегающих на теплый песок пляжей Апшерона, вкус рыбы, запеченной прямо в горячем песке… И до сих пор чувствую брызги огромных волн, оседающие на моем лице, пока я стою рядом с капитаном на мостике водолазного катера… В моих ушах — крик чайки, пикирующей за рыбой, — я поворачиваю голову, чтобы увидеть эту птицу, а вижу огромного каспийского тюленя, невозмутимо дрейфующего в двух метрах от меня… И спасатели с пляжей — они дежурили вместе с огромными собаками — водолазами, готовые в любой момент кинуться спасать тонущего беднягу…

А моя школа, построенная на месте храма Александра Невского, взорванного в 1938 году — в годы Отечественной войны в ее здании был госпиталь… Сколько событий, сколько радостей и горестей связано с этим зданием, в окна которого тихо постукивают ветви деревьев и льется солнечный свет…

И Университет… и группа 013 мех. — мата — мы всегда помогали друг другу…. Нет, мы, конечно, спорили, ссорились, но… в трудное время мы объединялись, помогая любому, оказавшемуся в тяжелой ситуации, а ссоры — ссоры забывались…

На одной из первомайских демонстраций нашего декана спросили, где его студенты. Он ответил, не задумываясь:

«Вон „плывет“ куст сирени — это группа 013, остальные рядом».

Одна из девушек всегда приносила для нас ветки сирени с куста, росшего в ее саду, — мы шли все вместе — а издалека казалось, что это «шагает» куст сирени…

А наш декан — он помнил всех своих студентов в лицо и по именам — и это повергало в шок всех, кто сталкивался с ним впервые…

А наша Торговая улица — наш бакинский «Бродвей», где можно было встретить на прогулке почти всех знакомых за один вечер. Говорят, когда пронесся (к счастью, ложный) слух о смерти Юлия Гусмана, он просто прогулялся по Торговой — и слух был тут же опровергнут…

А персидская сирень, цветущая на Приморском бульваре, и фаэтоны, на которых можно было прокатиться по городу… Моя соседка в день своей свадьбы ехала в загс на фаэтоне, запряженном белыми лошадьми…

Со старых фотографий нам улыбаются те, кто жил в городе давным — давно: прадеды — кузнец, нефтяник, врач — офицер русской армии, прабабушки — выпускницы Смольного института, бабушки, хранящие личный автограф Есенина, учившие детей в школе, репрессированные в 30 — ые годы ХХ века деды, все те, кто в Отечественную Войну защищал страну от нацизма, наши отцы, дежурившие на крышах, чтобы сбрасывать зажигательные снаряды, а после Победы строившие красивые здания, разводившие сады, добывавшие нефть…

Странно — собиралась рассказывать о городе, а говорю о людях… Может быть, потому, что люди, жившие когда-то в этом городе, живущие сейчас — это его душа?! Ведь без души нет города, нет жизни…

Мы можем говорить о своем городе бесконечно — и все равно нам не рассказать о нем всего…

«Ностальгия — это просто болезнь, от которой излечения нет», — написала моя подруга. Что ж, значит, моя болезнь неизлечима…

…Моя память с тобой, Баку. Легкого тебе пути — в Вечность!