Чужой гость

Елена Полубоярцева

Роман о художнике и его «случайной» натурщице… Книга о том, какое решение принять: войти в чужую семью и стать счастливым или остаться одиноким, сдаться собственному нежеланию перемен… Кто ты: человек, достойный лучшей жизни, или тот, кто притерпелся к старому существованию?

14

Оказавшись в очень знакомой обстановке, Филипп почувствовал себя намного увереннее. Он ощутил всю полноту бытия, какую давно утерял, стремясь всегда к тому, чего вряд ли был достоин. Так, он вряд ли заслужил то, что происходило с ним сейчас, и уж конечно, вовсе не был достоин того, что последует после. Он, всегда занимавший наблюдательный пост, всегда эгоистично стремящийся к самой вершине, страдающий, если совершал ошибки и страдающий тяжело, от собственного несовершенства мог давно сойти с ума. Но здесь…

Он шёл лёгкой поступью не следом за Стоклсом и Ричмондом, но шаг в шаг, рядом. Шаги их раздавались гулко в пустой, очень просторной зале. Филипп не смотрел по сторонам, ничего не запоминал, всё было ему хорошо знакомо, всё до самой незначительной мелочи. Он был как дома.

Его никто не встречал, но в этом месте осознание этого уже не ранило его и даже волновало очень мало. Да, он был здесь так же, как везде отрешён от всего, но хотя бы принадлежал сам себе. Этого было уже немало.

Мужчину провели в зал экспозиции, и за его спиной осталась первая зала, где он не встретил ничего нового. Но в главном зале его оставили одного, встретившие его на вокзале, очевидно, должны были отчитаться перед хозяином. Когда двери за ним с негромким хлопком закрылись, Филипп оказался, наконец, там, куда его тянуло с самого утра. Он не сознался бы в этом, но его всегда успокаивало и давало сил всё привычное. Художник любил жить без волнений и излишней суеты.

Он прогуливался вдоль стен с полотнами, свободно засунув руки в карманы брюк. Чемодан он оставил у двери, ничего не стесняло его. Много мест для картин пустовало, незанятые стены смотрелись сиротливо и бедно, но чуть позже Филипп заметил прислонённые к ним прямоугольные, запакованные в белую плотную бумагу предметы. Картины, которые займут свободные ещё места, много картин. На многих из них чёрным грифелем значилось его имя. Эти работы проделали длинный путь от его каморки на чердаке до светлой залы, где они будут вскорости выставлены и, быть может, прославят своего создателя.

Изрядная доля тщеславия всегда была в Филиппе, но сейчас она вырвалась на свободу, уже не сдерживаемая им, и он погрузился в неё с головой, отдавая себе, впрочем, неясный отчёт в возможной неудаче. Но она ещё больше подстегивала воображение, а воображал он славу, признание своего таланта. Всюду, но только не в этом большом зале, он сомневался в нём, проверял его границы, и часто задавался вопросом, если он есть, когда же иссякнет и оставит своего обладателя? Пока он ни в чём не был уверен.

От раздумий его отвлёк шорох открывшейся двери. Потом дверь снова закрылась, послышался звук шагов. В зал вошёл один человек, и слышно было, что передвигается он уверенно, и ориентируется в запутанных переходах на диво хорошо. Скоро между двумя колоннами Филипп увидел его. Это был мужчина лет сорока пяти, одетый в коричневый костюм — тройку, державший подмышкой какой — то предмет. Присмотревшись к нему, Филипп понял, что это папка с бумагами. Вошедший подошёл вплотную к художнику, дружески улыбнулся, протянул свободную руку, как будто встретил давнего знакомого:

— Приветствую, Стоддард!

Филипп ответил на рукопожатие.

— Осматриваетесь? — всё также дружески улыбаясь, спросил пришелец.

— Да, Макс! — теперь и Филипп позволил себе улыбку.

— Это правильно! — Максвелл Дэшен похлопал Филиппа Стоддарда по плечу. — Думаю, пора обсудить наше дальнейшее сотрудничество.

При этих словах галерист указал на папку, что принёс с собой.

Филипп ещё не успел ответить, а Дэшен уже продолжил:

— Здесь неподалеку есть маленький ресторанчик. Там нам будет удобнее поговорить обо всём! Очень надеюсь, Вы голодны так же, как я!