Рождественская перепись

Елена Петрушина, 2021

Уолномоченный по переписи Оксана, бывшая спортсменка, попадает в 1937 год, где также идёт перепись населения, названная в последствие Расстрельной. Оксана знакомится с Калевом, который делает ту же работу, что и она в наши дни. Ей выпадают испытания, которые побуждают её использовать навыки пятиборья. Оксане встречается Лев Красава, лейтенант НКВД, с которым у неё завязываются весьма непростые отношения. Кто стоит за этими странными событиями, соучившимися в год битвы Архангела Михаила со злом? Вместе с Оксаной мы попытаемся разобраться в этом.

08.01.1937, пятница

— Тётя, ты здесь? Ты живая? — доносится голос Вани.

— Живая, милый, — отвечаю, — только страшная. И злая, — добавляю вполголоса.

Я одеваюсь, собираю высохшие вещи и иду в дом, Ванюшка бежит впереди меня. Слышу, как он, прыгнув на лежанку, говорит братьям:

— Не уехала!

Топить печь мне не впервой. Но что я буду им готовить?

— Дети, вы проснулись? Нам надо поговорить. Очень серьёзно.

Белокурые головы свесились с печи и приготовились слушать.

— Ваш отец болеет, старший брат с ним, про маму вы знаете. Если у вас нет никого из родни, вас заберут в детский дом.

— Что такое детский дом? — спрашивает Митя.

— Это такое место, где живут дети, у которых нет родителей или они временно отсутствуют. За ними там присматривают воспитатели, кормят, обучают грамоте. У каждого своя кровать, место для занятий.

— Хочу в детский дом, — говорит Ваня, стиснутый по бокам братьями.

— Ну, ты и бестолочь, — парирует Матвей, — а дом на кого бросишь? Его по брёвнам разнесут. Батя выздоровеет, и некуда вернуться будет. Тётя, Вас, правда, как мамку зовут?

— Оксана Андреевна.

— Похоже на Аксинью Андриановну. У вас дом свой есть, дети?

Я дивлюсь деловитости одиннадцатилетнего мальчишки и честно отвечаю:

— Есть, но очень далеко отсюда. И я не знаю, вернусь ли когда-нибудь домой.

— Ну, оставайтесь пока с нами. Я смотрю, Вы всё умеете. Мы мамке помогали, и Вам будем помогать, — сунув Ваньке тумака под бок, — не хотим мы в детдом, пусть даже там отдельные кровати.

— Если я с вами останусь, вам придётся помогать не только мне, но и друг другу. Режим такой: подъём, дрова, печка, зарядка, завтрак, уроки.

— А корова? — спрашивает Вовка.

— Какая корова? — удивляюсь я.

— Да наша, Ночка. Она только мамку подпускает. Петя пробовал доить, она брыкается.

— Только корриды мне не хватало, — думаю я.

— Тётя Ксана, ты мамкин передник возьми, вот этот, может, она подумает, что ты мамка, — советует Митя.

Немногословный Матвей берёт чугунок с тёплой водой и чистую тряпку, командует:

— Ваня, яешню сделай пока. Яйца и молоко знаешь где.

Мы идём с Матвеем в коровник, и я удивляюсь, почему вчера не слышала этот душераздирающий рёв, которым нас встречает Ночка. Чёрная корова с разбухшим выменем встречает меня агрессивно. Матвей запрыгивает на сеновал в тот самый момент, когда она поддевает мордой пустой подойник. Я изворачиваюсь — всё же навык фехтования не пропал. Зорька делает разворот в тесном стойле и снова устремляется на меня. Я снова уклоняюсь от спиленных рогов и прижимаюсь спиной к тёплому боку коровы, одновременно хватая её рукой за рог. Она странным образом затихает, а я продолжаю её теснить к бревенчатой стене.

— Давай, Ночка, давай, милая, стой смирно. Мне надо тебя подоить, — я хлопаю её по спине, глажу по бокам. Когда я прикасаюсь к вымени, животина издаёт мучительный стон. Продолжая теперь уже грудью теснить кормилицу, я подаю знак Матвею, чтобы подал воду. Как мыть больных, меня учили. Может быть, получится и с коровьим выменем.

— Не дрейфь, Матюша, победа будет за нами! — первые неуверенные струйки зажужжали о дно подойника. Ночка облегчённо вздохнула. Матвей улыбнулся улыбкой согласия.

Яешня была великолепной. Яйца, взбитые с молоком и запечённые в чугуне, всколыхнули воспоминания детства. Прочь, нюни и сопли, прочь! Не до вас! Кофейку бы к такому лакомству, да и хлебушка совсем мало.

— Дети, где у вас хлебный магазин? — спрашиваю я и осекаюсь. Я туда с картой Сбербанка собираюсь? Дети не понимают, о чём я спрашиваю, — сельпо у вас есть в Морозовке? Хлеба надо купить.

— Придумала тоже, за хлебом в сельпо! Хлеб мамка сама пекла. Немного зерна ещё есть. — Матвей достаёт наполовину пустой мешок.

— Зерна? А что с ним делать? Это же не мука, — я опешила.

— Надо смолоть, будет мука. Я помогу.

— А я? А я? — наперебой защебетали младшие.

Да, квест набирает обороты…

Когда к вечеру вернулся Пётр, его ждал прибранный дом и свежий хлеб. Но ел он вяло, нехотя, выглядел хмурым и подавленным, будто устал держать во рту камень. Может быть, оттого, что встретила его незнакомая женщина? Несмотря на то, что братья наперебой рассказывали ему, как тётя Ксана сражалась с Ночкой, заливаясь смехом, он оставался угрюмым.

— Что, Петя? Отец? — я гнала от себя страшную догадку.

Он кивнул и, не выдержав длительного напряжения, беззвучно заплакал. Следом завыли все, кроме Матвея, который будто замер и свернулся потревоженным ежом. И мне было впору присоединиться к этому безудержному гореванию.