Игра «Жизнь» по Конуэю

Елена Лобанова

Эту книгу можно отнести, скорее, к жанру «лирический киберпанк», поскольку то, что поначалу кажется дневниковыми записями, таит в себе нечто большее. Развязка будет неожиданной.

6

О природе невезения

Сколько себя помню, всегда была невезучей. Меня до смешного легко обворовать любому начинающему карманнику, а если с вечера я решаю отложить мытье головы на утро, то утром обязательно отключают горячую воду. Говорят, кому не везет в мелочах, тот выигрывает по-крупному. Враки! По-крупному я только проигрывала. Ей-богу, до того свыклась со статусом неудачницы, что свались мне на голову кирпич, даже глазом бы не моргнула. Подумаешь, кирпич! Вот рояль бы пролетел — тут и сказочке конец…

А так, живу себе. Погруженная в рутину одинокая женщина, без особых примет и талантов. Старый, в общем, лейтмотивчик — маленький человек, с его минимальными запросами и никому неинтересным внутренним миром. Течение жизни отметает его в сторону, словно дворник метлою опавший лист. Но потом его, забытого, подхватывает на лету ветер и уносит куда-то очень далеко, за пределы нашего бренного мира…

Дождливое утро в Домодедово. Год 1993. Под навесом автобусной остановки — хмурые, как погода, пассажиры федеральных рейсов. Только небольшая группка студентов-альпинистов в ярких ветровках, с рюкзаками как-то оживляет мрачноватый монолит бетонной стены за спинами. Студенты с горящими глазами обмениваются впечатлениями о поездке. Среди них — две-три парочки, которые, нисколько не стесняясь, целуются взасос… Эх, молодость!

Подходит грязный по самую «ватерлинию» «Икарус». В салоне, ещё более темном, чем остановочное укрытие, я плюхаюсь на случайное место, даже не взглянув на соседнее кресло. Не все ли равно, с кем проехать рядышком эти сорок минут до столицы?

Качнувшись, автобус плавно трогается с места.

И тут в соседнем кресле что-то начинает шуршать. Поворачиваю голову: худенькая девушка в непромокаемом плаще.

— По делам? — спрашивает она и улыбается уголками губ.

— Ну да, — отвечаю я, прищурившись.

Мне не нравится, когда в собеседники навяливаются. Отвернуться было бы уж совсем невежливо, поэтому я нахмуриваюсь, как будто обдумываю что-то важное. И все же случайная попутчица меня притягивает. Что-то есть в её бледном, измождённом лице, жалкой и доверчивой улыбке, отчего даже сердце щемит. Она постоянно прикладывает ко рту влажный носовой платочек.

— Вчера сделала аборт, — признаётся она, заметив, что я искоса слежу за ее жестами, — еще не успела от наркоза отойти…

Мне — двадцать пять, кровавую подоплёку этого медицинского термина я уже испытала на собственной шкуре. Поэтому, хотя откровение попутчицы и коробит, киваю с пониманием.

— Какой тяжелый день, навевает мрачные мысли, — глядя за окно, продолжает девушка, — Сегодня, наверное, магнитная буря…

Какая странная противоречивость в объяснении плохого самочувствия! Явный интроверт. Ищет, с чего бы начать разговор. Это удивительно, но факт: если ваш попутчик в дороге умудряется раскрыть вам за короткое время несколько подряд семейных тайн, можете не сомневаться: в привычной среде он или она — замкнутый субъект. Просто иногда таких людей «прорывает» и они изливают душу тому, у кого меньше всего шансов столкнуться с ними когда-либо ещё.

— Что делать! — откликаюсь я, — Жизнь продолжается в любую погоду. Это самолеты могут себе позволить не летать. А люди всегда в движении… Вы, вот тоже — в таком состоянии, а куда-то спешите!

— У меня в Москве дочка живет, — попутчица застенчиво улыбается, как будто солнечный лучик пробивается сквозь плотные тучи, — Завтра ей исполнится три годика…

— Вы живете врозь? — удивляюсь я.

Такая малютка, подумать только — всего три года, — растет без матери!

Собеседница кивает и утирает платочком уголки глаз.

— Так вышло. У меня мужа убили год назад. И все так закружилось. Словно в адской пляске. Читали «Бесов»? Там метафора меня поразила: бесовское веселье, как они собираются вместе и кружатся, радуясь человеческому горю…

Пару минут мы сидим молча. После чего она продолжает рассказ, спокойным, чуть охриплым голосом.

— Мы с мужем хорошо жили. Он — коренной москвич. После института хотел в аспирантуру поступать, но друзья заманили в бизнес. А он вообще человек был увлекающийся, если загорится какой-нибудь идеей, весь выкладывался. Я его, бывало, сутками не видела. Когда Полинка, наша дочь, родилась, он уговорил свекровь пожить у нас, чтобы было, кому мне помочь. Но, в целом, жаловаться мне было не на что. Он обожал нас с дочкой, заваливал подарками. Однажды усадил меня в машину и повез за город. На все расспросы отвечал: «Сюрприз!».

На каком-то очередном повороте он притормозил, велел закрыть глаза и пригрозил шутливо:

— Чур, не подглядывать!

Мы повернули и проехали еще метров триста.

— Смотри! — позволил муж, затормозив.

Я, знаете, ахнула. Решила: устроил мне романтический отдых вдвоем. И место — лучше не придумаешь. Изумительно красивый пруд с помостом, а на берегу — деревянная дачка в два этажа, выкрашенная в зеленый цвет и похожая на малахитовую шкатулку.

А потом он сказал мне вот что.

— Теперь это наш дом! Здесь мы будем отдыхать, когда только захотим. Полинке-то какой простор, а?

Это было неожиданно. Неожиданно хорошо! Я разулась и босиком по траве побежала к дому. Строение выглядело заброшенным, заросло высоким быльём, но это в нем и привлекало больше всего — обаяние уединенности. Я сразу прикинула, сколько краски потребуется, чтобы обновить стены, какой мебелью обставить пустые комнаты, какие навесить шторы. Мне хотелось расцеловать половицы. Настоящий загородный дом! Здесь можно принимать друзей — многочисленных и весьма прожорливых, — кормить их шашлыками и ушицей… Полька не поверит своему счастью. Столько простора для игр! Или — тихие вечера, когда дочка уже спит в своей кроватке, а мы сидим, обнявшись, на шатком помосте и считаем звезды в воде…

А через месяц его нашли утопленным в этом пруду. На его шее была завязана веревка. Другой ее конец был, видимо, намотан на камень, но соскользнул, и покойник всплыл на поверхность. Соседи-дачники, которые иногда приходили за водой для полива, увидели торчавшие из под моста ноги…

Не знаю, как так получилось, но когда я приехала туда по требованию следователя, тело еще даже не вытащили на берег. Я смотрела на белую, неестественно гладкую спину мужа и не испытывала ничего, кроме рвотных позывов. До меня не доходило, что это он там плавает, лицом в воде, понимаете?

Когда мужа хоронили, его компаньоны прямо на кладбище заставили меня подписать доверенность на управление его долей в бизнесе и на продажу нашей с ним квартиры. Сказали, он много задолжал серьезным людям, и надо рассчитываться. Сначала спокойно так сказали. Но я отказалась подписывать бумаги и тогда почувствовала совсем другое к себе отношение.

— Слышь, овца! — процедил один сквозь зубы, — Твой мужик на бабло попал, ты не доперла что ли? Давай подписывай, а то мы тя пахану тому волосатому в лярвы определим!

Другой цинично сплюнул:

— Хочешь дружеский совет? Вали-ка ты обратно в свой Мухосранск…

Связываться с ними равно было самоубийству. У них — лучшие адвокаты, купленные нотариусы, пушки в карманах и ноль проблем с совестью. Ввиду её отсутствия.

Мы с дочкой перебрались к родителям мужа. Я долго пыталась найти хоть какую-то работу, но Москва, сами знаете, город немилосердный. Свекровь, бывшая учительница, ничего в современных порядках не смыслит. Живут со свекром как два ходячих анахронизма, верят в коммунистические идеалы и светлое будущее. Поначалу меня это ужасно злило. Но потом я поняла: так даже лучше. И оставила на них Полинку. Уж лучше пусть живет себе в их нафталиновом мирке, чем видит то, в чем мне приходится барахтаться…

…Попутчица смолкает, можно сказать, на полуслове. И я вдруг понимаю, что запас ее откровенности иссяк. Что она погрузилась в себя, и ничто на свете не заставит ее прибавить к сказанному хотя бы междометие. Мы вместе выходим из автобуса, а через минуту она уже растворяется в потоке людей, бегущим по своим делам. Какое-то время я оглядываюсь по сторонам, пытаясь отыскать ее глазами: у входа в метро и на эскалаторе, — но незаметно переключаюсь на собственные проблемы.