34 ёжки для Кощея. В погоне за женихом

Елена . Лисавчук, 2019

Родственники – это хорошо, но не тогда, когда большинство из них – бабки-ёжки, желающие поскорее выдать единственную, пусть не всегда и не всеми любимую внучку замуж. Да ведь не за абы кого, а за самого Кощея из правящей династии! А тут, как на грех, семейство Кощеевых устраивает отбор невест. Теперь так просто отбиться метлой от неугомонных бабусечек не получится… А я, между прочим, королевича Елисея люблю! И совсем неважно, что он не отвечает мне взаимностью. Это он просто не знает, какое ему сокровище досталось. Вот и отбрыкивается. Пока я очаровывала королевича, прыткие бабусечки не теряли времени даром и плели свои нити судьбы, да так виртуозно, что я не заметила, как из охотницы превратилась в добычу.

Глава 2

— Игнат, давай решать, что с Мирославой делать будем? Не убережем ведь родимую кровиночку от ошибок! Ой, недоглядим мы за ней, — причитала матушка, направляясь в гостиную.

— Чем вам не по нраву запереть меня в комнате? Скажем на неделю? — предвкушая следующую встречу со своим ненаглядным, великодушно предложила я, следуя за родителями.

— Как сегодня? Чтобы ты при желании могла сбежать? — недовольно пробурчала матушка. — Во второй раз, Мирослава, тебе нас не провести. Игнат! Чего молчишь?

— Созывай совет старших, — тяжело вздохнув, велел батюшка.

— Может не надо старших? — испугавшись не на шутку, поспешила их вразумить. — Авось не маленькие, сами разберетесь.

Мои бабусечки давно имели на меня зуб, и вот те — нате! Такая радость — придумать изощренное наказание для непутевой внучки. Хуже для меня и придумать нельзя было.

— Ты нам зубы не заговаривай! — строго отрезала матушка и обратилась к настенному зеркалу украшающему гостиную: — Покажи мне Акулину.

Зеркальная поверхность пошла рябью. Прошло несколько секунд и мы увидели разожженный в лесу костер. Вокруг него с бубном в руке расхаживала староста Ежек, не забывая в такт моложаво покачивать бедрами.

Присмотрелась. Костер-то оказался не прост. Ритуальный. Его развели вокруг ритуального столба, к которому был привязан деревенский мужик.

— Полоумные старухи! Живо, отпустите меня! — грозно орал пленник, перекрикивая громыхание бубна.

Знакомый голос. Да это ж дядька Назар! Супружник моей троюродной тетки. В чем бы он ни провинился, он не заслужил быть сожженным на костре.

— Это к ним, матушка, ты хочешь меня отправить?! — возмутилась я.

— Возможно, все не так как кажется, — с сомнением протянула матушка. При этом было видно, что сама она не особо в это верила.

— Чтобы понять, что ты погорячилась, доверяя им мое наказание, тебе надо увидеть, как пламя ритуального костра поглотит дядю Назара? — не сдавалась я.

— Девоньки, да неужто наша Илария образумилась и решила Миру к своим бабушкам отправить?! — подслушала нас Акулина и донесла радостную весть до остальных родственниц. — Наконец мы сами займемся воспитанием внучки. Под нашим руководством, она перестанет сумасбродничать и возьмется за ум, — подмигнула мне, бабушка Акулина.

— Свежо придание да вериться с трудом, — не разделила ее восторга бабушка Евдокия.

— Не ворчи, — беззлобно осекла ее староста, а на очередной вопль мужика, ударив громко в бубен, лукаво добавила: — Развяжите его! Надоел. Орет да орет.

И хитро в нашу сторону посмотрела.

Хотя откуда бы ей знать, с какой стороны мы на них смотрим?.. Ан нет, староста точно знала.

–Теперь ты видишь, к кому меня отсылаешь? На его месте могу оказаться я! — стращала я матушку, хотя сама в это не верила. Не настолько уж мои родственницы кровожадные. Постращать кого — они на раз, а что бы какой серьезный вред причинить — на это у них наложен запрет.

— Подумаешь, попугали мужика чуток. Зато будет знать, как голос на жену повышать. Женщины любят ушами, когда им шепчут сладкие речи, а не орут, требуя в избе убраться, — нисколько не раскаивалась в содеянном бабушка Акулина.

Повинуясь негласному приказу Акулины, а точнее ее взгляду, костер погас. Две прыткие бабуси (хотя этим двоим и по сорок лет не дашь), подбежали к дядьке Назару. Скороговоркой пробурчали заклинание. Верёвки спали. Мужчина кулем повалился на землю. Видать, давно они над ним потешались. Вон как ноги затекли. Две худощавые «старушки» подхватили мужика под руки и, словно пушинку, потащили к единственному росшему на поляне дереву. Ноги дяди Назара елозили по земле поднимая пыль. Споро привалив мужика к дереву, бабули вернулись к остальным Ежкам.

— Место в центре костра освободилось, Акулина, давай к нам сюда Мирославу! Зачем оттягивать! Начнем ее воспитание! — многообещающе крикнула Евдокия.

Вот сколько себя помню, никогда мы с ней не ладили. Я показала ей кулак и наткнулась на недовольный взгляд бабушки Акулины.

— Не забывайся, девочка. Старость надо уважать. Ты достаточно взрослая, чтобы понимать — старшие правы, даже когда не правы, — нарицательно произнесла старейшина рода и подмигнула.

— Простите меня, — пробормотала неохотно, и без зазрения совести показала язык самодовольно улыбающейся Евдокии.

— Ой, боюсь за нашу я девочку, — тем временем жаловалась на меня старосте матушка. — Она вбила себе в голову, будто влюблена в королевича Елисея. Спасу нет. Никого не слушает. Переживаю, наделает глупостей, а потом всю жизнь будет мучиться. Надо ее как-то вразумить.

— А королевич ваш что? — строго спросила Акулина.

— А он — ничего. Ни одну юбку не пропускает. Ветреный больно.

Подобная матушкина оценка Елисея меня возмутила.

— Ничего он не ветреный! Елисей просто внимательный, — вступилась за него и призвала на помощь скучающего родителя: — Подтверди, папа.

— Прости, перышко, но я полностью согласен с матушкой, — отвел глаза отец и коротко кивнул старосте: — С вами ей будет лучше. Позаботьтесь о ней.

Из моих глаз хлынули слезы обиды. Тот, на кого я большего всего рассчитывала, отвернулся от меня. С матушкой мы всегда друг друга недопонимали, но отец…

— Я никогда не прощу тебя, — пообещала ему, размазывая по щекам слезы.

— Никогда — слишком длинный срок. Не кручинься. Со временем обида пройдет, и ты сама обо всем забудешь, — по-доброму заметила Акулина. Ее мягкий, приглушенный голос успокаивал. Не знаю, как это у нее получалось, но, не смотря на то, что обида на отца не прошла, на душе стало гораздо легче.

— Ты чего это, Мира, нюни распустила? Прорвемся, — смущенно кинулся меня успокаивать Зиги.

Действительно, чего это я разревелась? Я им еще покажу!

— Переноси сюда девочку, Илория. Нечего ждать, — велела староста.

Матушка смахнула набежавшие слезы и, достав из кармана зеркальце, направила его на меня. Угрюмо наблюдавший за ней отец не выдержал и тепло проговорил:

— Скоро свидимся, перышко.

— Конечно, свидимся! — напоследок шмыгнула носом. Не удержалась. Подбежала и обняла на прощание.

Что поделать — не могла я на него долго сердиться. Тем более, что не собиралась задерживаться в гостях.

Встретившись в зеркале со своим отражением, ощутила, как меня захватил водоворот переноса. Мир закружился, завертелся. И вот я стою на поляне, а недалеко от меня тлеют угли костра.

— Добро пожаловать в семью. Точнее — в основную ее часть, — радушно поприветствовала меня староста и смачно расцеловала в обе щеки. Развернув меня лицом ко всем, задорно крикнула: — Ну что, девоньки, будем считать, что шабаш удался! Вон кто к нам пожаловал — наша внучка Мирослава!

Закончив с пламенной речью, она толкнула меня в спину на обозрение другим. Святой ежик! Благо, я удержалась на ногах, не растянулась на земле, уткнувшись лицом в земле.

А милые родственницы как мне обрадовались. У многих от счастья аж лица перекосились.

«Или они все-таки ожидали, что я упаду? — заподозрила неладное. — Ну и Ежки!»

— Постойте, девоньки. А как быть с ее чувствами к королевичу? — обеспокоенно спросила Евпраксия, самая мудрая из родственниц. — Давайте, может, отпустим ее? Позволим самой решать?

Да! Давайте позволим мне самой решать.

Бабуля не разочаровала. Я готова была кинуться ей на шею.

— Никаких «отпустим»! — наотрез воспротивилась Евдокия. Гвоздь ей в туфлю! — Мирослава неразумное дитя, ненароком дров наломает, а мы потом отвечай перед Иларией. Ничего, сами что-нибудь придумаем.

— Мирослава остается, — озвучила свою волю Акулина. Ежки разом умолкли и согласно закивали, словно болванчики. — Сначала надо накормить, напоить, да спать уложить. Потом уж решать, как быть дальше. — Глаза старосты лукаво загорелись, и она менее грозно закончила: — Передайте остальным: завтра на рассвете я созываю совет. Будем думу думать.

Понеслось…

Если дело дошло до совета, пока не придут к единому мнению они с меня глаз не спустят. Теперь оставалось надеяться лишь на себя и на то, что я найду способ сбежать от них раньше, чем Елисей, обнаружив мое исчезновение, поднимет пол королевства на поиски.

— Ох, Елисей. Я совсем о нем забыла, — тихо вырвалось у меня.

— Тоже мне, нашла из-за чего печалиться. Елисей поди, обрадуется, что тебя сюда сослали. Узнает и его счастью не будет конца, — съязвил Зиги.

— Ты туда же, — надулась на него.

— Ничего не туда же, — пошел на попятную пушистый друг. — Мира, я всегда буду на твоей стороне.

— Значит, ты поможешь мне сбежать? — присев перед ним на колени, заговорщически прошептала я.

— Вдруг, обойдется? — с надеждой посмотрел на меня Зиги.

Я скосила глаза на довольных родственниц, водивших хоровод у потухшего костра, завершающая шабаш.

— Понял. Готовим побег. Не радуйся раньше времени, — заметив счастливую улыбку на моем лице, шикнул питомец. — Подыгрывай пока Ежкам, чтобы ничего не заподозрили.

Махнув рукой на его предостережения, подхватила его на руки и радостно закружилась.

— Я смотрю, тебе лучше? — неслышно подошла к нам Акулина.

— Не совсем, но я надеюсь, вы меня в беде не оставите. Поможете. Как-никак, родня, — не моргнув глазом, соврала я.

— Ты ведь знаешь, мы своих не бросаем, — пообещала она и скомандовала родственницам: — По домам.

Ежки достали портальные зеркала, и я машинально вынула из штанов свое.

— Здесь оно тебе не понадобится, — хитро прищурив глаза, забрала у меня зеркальце староста. Ну почему я раньше не вспомнила о нем?! Я бы уже давно к Савине перенеслась. И поминайте, как звали.

Досадливо топнув ногой, запоздало приняла смиренный вид.

Примирительно посмотрела в предложенное зеркало Акулины. Вспышка света, ощущение водоворота. Вот я стою возле знакомой мне с детства незапертой резной калитки.