Симона и Грета

Елена Доброва, 2016

Три женщины – три трудных характера. У каждой своя версия правды, свое белое и свое черное. Единственное общее для всех троих – это то, о чем они не хотят вспоминать. История основана на реальных событиях.

© Доброва Е.А., текст, 2016

© Димитрюк Г., рисунок, 2016

© Суслина А. Л., оформление

* * *

1

— С кем ты живешь?

— С мамой и тетей.

— А отец там, бабушки, дедушки?

— Дедушка умер, когда меня еще на свете не было. Бабушка — пять лет назад. А отца своего я никогда не видела.

— Что, разошлись?

— Да нет. Я так думаю, что мама не была замужем. У них был роман, и я родилась. А он остался в своей семье.

— Ты так спокойно об этом говоришь?

— А что делать? Я знаешь, решила, что лучше я буду об этом прямо говорить, чем стесняться. Чего стесняться-то? Я ни в чем не виновата, мама тоже. Она хотела ребенка от любимого человека. Ей уже было сорок. Он не мог уйти от семьи. И мама решила, что все равно меня родит. Ты, кстати, почему спрашиваешь?

— Просто так. Интересно.

— То есть тебе просто интересно? Любопытно, да?

— Ну, просто обычный вопрос.

— А ты вот не подумал, что этот вопрос может быть бестактным? Думаешь, мне приятно первому встречному все рассказывать про свою семью?

— Я же не первый встречный.

— Я так и знала, что ты так скажешь. А кто ж ты? Второй встречный? И все равно — зачем тебе это нужно? Какая тебе разница с кем я живу?

— Да я просто спросил. Мне без разницы. Я думал, ты скажешь — мать, отец, бабушка, брат…

— Да не думал ты. Если б думал, то тебе бы пришло в голову, что не у всех есть отцы, братья и прочее, и может, кому-то неприятно об этом говорить.

— Но ты же спокойно рассказала…

— Да. Потому что меня уже спрашивали такие, как ты, и мне уже было неприятно. Как будто больше не о чем спрашивать. И я решила говорить, как есть — прямо, мне так легче. И вопросы сразу отпадают. И потом, все равно все знают. Или узнают. Но я действительно считаю, что здесь ничего стыдного — неполная семья, нет отца, что за невидаль. Но вопрос-то все равно бестактный, потому что в принципе кому-то может быть неприятно. А тебе было бы приятно, если б тебя кто-то начал спрашивать что да почему, да где отец. Разошлись, умер или бросил?

— Вообще, наверно было бы неприятно.

— Правильно. А почему?

— Ну, не люблю, когда лезут.

— Вот именно. Теперь понял?

— Понял, понял. А то я думаю, чего ты вдруг разозлилась? Сначала все спокойно рассказала, а потом разозлилась.

— Да. Разозлилась. Мне просто стало досадно, что ты сам не додумался.

— Ладно, не злись.

— Не злюсь. У меня характер хороший.

— У меня тоже неплохой.

— А что ты должен теперь сделать?

— Поцеловать тебя?

— Сдурел?! При чем тут поцеловать? Ты должен мне о себе что-нибудь рассказать в ответ на мою откровенность.

— А-а. Ну что рассказывать? Все обычно — мать отец. Я, кот. Дед с бабушкой, два комплекта.

— Понятно.

— Видишь, ничего интересного.

— Ну, все-таки что-то. А кот какой? Серый?

— Можно сказать, серый.

— Смешно! Что значит «можно сказать»? А на самом деле?

— На самом деле серый. С белым.

— Васька? Барсик? Тимофей? Мурзик?

— Стасик.

— Шутишь?

— Да нет, правда. Стасик. А чем плохо?

— Чудно! И он откликается?

— Конечно. Он знает, что он Стасик.

— Ну, ладно, Никит. Спасибо, что проводил. Увидимся.

— Ты когда бываешь в институте?

— Да каждый день практически.

— Я тоже.

— Ну вот. Я ж говорю — увидимся. Может, когда-нибудь прогуляем вместе какой-нибудь семинар. Тебе далеко отсюда?

— Да нет. Мне отсюда пешком минут семь.

— Надо же! Соседи! Ну, все тогда. Пока.

— Пока.

— Эй!

— Чего?

— Привет Стасику!

— Ладно, передам.

— Пока.

— Пока.